Отзывы на книгу «Хранитель древностей», страница 3

Люблю такие медленно-тягучие медитативные штуки. Ну да, тридцать седьмой... Ну да, тучи вроде как сгущаются... слушайте, да кому какое дело, давайте лучше поговорим о древних черепах. Или об орнаментах. Или о рисунках Хлудова. Да давайте, поговорим) Я не против, тем более, вы так интересно рассказываете)

Описания города и окрестностей поистине обворожительны (вообще, по-моему, когда автор действительно прочувствовал город и теперь может рассказать о нём, как о живом, это всегда интересно), экскурсы в историю познавательны и совсем не надоедают, много рельефных, почти осязаемых мелочей, которые хочется осмотреть, потрогать, понюхать. Но иногда думаешь - лучше б так и оставалось, без человеческих персонажей: какие же они все бесячие (и не поймёшь, сами ли по себе или это главный герой - скрытый мизантроп и это в его восприятии они такими становятся).

Сам главный герой... Ну, то есть это не наивный идеалист, вроде рыбаковского Саши Панкратова в начале трилогии: человек прекрасно понимает, что происходит. Даже когда делает вид, что не видит, не слышит и весь в своём занятии. Осуждать за это было бы странно: зарыться в то, что нравится, когда вокруг творится чёрт знает что - нормальная человеческая реакция. С другой стороны, и пожалеть - "бедненький, скоро арестуют" - как-то не очень получается.

Но какие чудесные порой выходят моменты! Как будто автор переключается на какую-то другую - не дневную, более смутную и таинственную волну - и вот тут проявляются настоящие жуть и красота, в которые ныряешь с головой и укачиваешься на их вихрях.

Страшное заключалось в самой монотонности этой песни, в гипнотизирующих повторах ее (ведь она, черт ее побери, колыбельная), которые каждый раз звучат по иному, но все страшнее и страшнее. И есть в этой песенке еще какой-то пафос пустоты: вот лес, горы, поля, непроглядная тьма, и из этой тьмы раздаются разные звериные голоса. С первых же строк чувствуется, как холодно, страшно этому серому козлику блуждать по лесам и долам. Сейчас мне очень трудно точно вспомнить, что же именно пропел старик. Ведь это народная песенка, и поэтому всюду она поется по-разному. Но вот примерно, что я услышал:

Ох ты зверь, ты зверина, Ты скажи свое имя... Ты не смерть ли моя? Ты не съешь ли меня?

Это обычным дребезжащим голоском заблудившегося козлика ("козлетоном"). И из непроглядной тьмы (только, как свечи, горят звериные глаза) отвечает сиплый волчий голос:

По лесам я брожу, Каждой костью дрожу, Мне в обед сотня лет, А покоя все нет.

Тут голос волка прерывается, на секунду он как бы забывает обо всем, кроме своей волчей доли, и тоскливо повторяет:

Все нет, нет и нет.

А затем волчий голос взлетает, как топор, и бьет уж наотмашь:

Да, я смерть твоя! Да, я съем тебя!

Вот это проникновение сна, сказки, а иногда и библейского образа в обыденную реальность - ненавязчиво, то здесь, то там, то нигде, то вдруг снова здесь - наверно, лучшее, что есть в книге. Совершенно особенная получается ткань.

Первые впечатления от первой книги: «…. он хотел пойти в музей. Чтобы не быть в мире. Он хотел быть один и по ту сторону времени». М. Фриш Назову себя Гантенбайн Как-то так сложилось, что музеи я посещала только по «служебной» необходимости или в составе группы. Начав читать Хранителя древностей, окунулась в атмосферу весны 1933 года в городе Алма- Ата, почти документальное знакомство с архитектором Зенковым, художником Хлудовым, музейным чердаком, где лежали черепа и осколки (множество осколков) различных керамических изделий, познакомилась с интересной историей о том, «как улетели голуби», директором библиотеки Аюповой, « любившей критику и самой критиковавшей других», каменными деревьями,

После закрутился «детектив» с «прожорливой» змеей, раскопками костей, поисками золота времен Александра Македонского, конфликтом с директором библиотеки, которая считала, что не нужны советскому человеку книги 15, 16 века, этим не удивишь, главное – качество обслуживания…… Раскрывались отношения между сотрудниками музея, споры о том, чьи портреты должны украшать стены музей, новый проект музея, в котором уже нет места архитектуре Зенкова и художеству Хлудову вырисовывалась линия времени (весь мир … разрушим, до основанья, а затем, мы наш, мы новый мир построим…. .) ….. Закрутилось, казалось бы, несущественно, а раскрутилось как и положено было в 37 году….

О себе главный герой: «Товарищи, - говорю я всем своим тихим существованием, - я археолог, я забрался на колокольню и сижу на ней, перебираю палеолит, бронзу, керамику, определяю черепки…. У нас разные системы отсчета, и я ползаю где-то в другой плоскости. В политпросвете я не в зуб ногой». О нем: «Зла в тебе много, дорогой товарищ, то есть не зла, конечно, а какой-то глупой предубежденности». Только не предубежденность это, и не злость, конечно, а цельность, прямота, исключительная образованность и заинтересованность своим делом – хранением древностей, верность своим знаниям и, если можно так сказать, незыблемым ценностям. Сколько не старались «умные, политкорректные» граждане подучивать, подсказывать, Хранитель оставался Собой.

Окончилась первая книга «Хранитель древностей», собственно знакомившая читателя с личностью главного героя, его Озарением, автор передал состояние озарения не только совершенно ясно и отчетливо звучащей в голове героя мыслью: «Уходи, пока не поздно!..», но и песней, звучащей за стенкой: Ох, ты зверь, ты зверина, Ты скажи свое имя… Ты не смерть ли моя? Ты не съешь ли меня?

Окончила читать «Хранителя древностей», пролетая на самолете на высоте 10 тыс. км, как раз над Читой, Иркутском, Тындой…. Именно такое настроение окончания первой книги и мое местоположение в пространстве в конкретный момент времени))) открыли вторую книгу дилогии «Факультет ненужных вещей», а так же желание сходить в Краеведческий музей, окунуться в древности края, в черепки и черепа, мысленно поблагодарить людей интересующихся, собирающих, хранящих и доносящих до нас, занятых суетой, связь со Временем, его непрерывность. Книга вторая «Факультет ненужных вещей»

Невеселая история, описанная во втором романе, случилась «в лето от рождения Вождя народов Иосифа Виссарионовича Сталина пятьдесят восьмое, а от Рождества Христова в тысяча девятьсот тридцать седьмой недобрый, жаркий и чреватый страшным будущим год». Во второй части описывается любовь главного героя Георгия Зыбина и Полины Юрьевны, раскопки костей, история с кражей золота. Но главное событие второй книги – арест Зыбина. «Ненужной вещью» в те годы оказалось право, замененное «революционной целесообразностью». Следователи стремятся навесить на него обвинение в хищении пропавшего из музея золота, а потом уже пытаются сделать его участником мнимого заговора, чтобы организовать большой алма-атинский процесс, наподобие громких московских политических процессов. Допросы. Следователи, прокуроры, истории зэков, истории Людей, которые не придумаешь, которые только в жизни могли случиться, в той страшной жизни, а в нашей? Истории предательств и предателей. Размышление и о Понтии Пилате, Христе, Иуде и том Втором, оставшемся неизвестным, о том, Кто казнит, и Кто спасает. О достоинстве, уме, верности себе Зыбина, о пересечении Судеб, о том, что Сила Власти – это маска, маска порой слабых, глубоко уязвленных, Сила Власти – это как характерная роль в театре, иначе не сыграешь, так требует режиссер, такова роль, Сила Духа сохраняет Достоинство в Человеке. Я читала, сопоставляла историю Христа и Иуды с историей Зыбина и Корнилова (в ходе допросов ставшего осведомителем НКВД), только вот в голове вертелись, хотя и более мелкие, не столь красочные, глобальные, литературные, совсем не политические, но аналогии нашего времени….. история – лишь повторение сюжетов, меняются облики, меняются названия, но персонажи, как фигуры на шахматной доске…. В заключительной сцене романа (простите за тавтологию) на сцену выходит Художник. «Посредине площадки между двумя конями-драконами стоял художник с мольбертом…И хотя в основном все было готово, но все-таки он чувствовал, что чего-то недостает. Тогда художник повернулся и посмотрел вдоль аллеи. И увидел Зыбина. А Зыбин сидел, скорчившись на лавочке, руки его висели. Это было как раз то, что надо…. В это время к нему подошли еще двое (Корнилов и Нейман). Заговорили и усели рядом. Художник поморщился, но зарисовал и их. Так на веки вечные на квадратном кусочке и остались эти Трое: выгнанный следователь, пьяный осведомитель и тот, третий, без которого эти двое существовать не могли. Солнце заходило. Художник спешил……». Видимо так и есть, и в Мире всегда рядом с Человеком будем Предатель и тот, кто готов Казнить. Как черное и белое, как две стороны Мира.

Здесь не найдется описания жестоких допросов, заседаний "особых троек", военных трибуналов и выбивания показаний из подозреваемых, судьба которых определена заранее. Но автору, человеку непростой судьбы, удалось передать это чувство "духоты", зловещего и неясного будущего, преследующего его, человека, который просто хочет неприметно и кропотливо выполнять непростую работу археолога. Это ощущение "духоты" и безнадёги пронизывает насквозь и великолепную природу места повествования, описанную, на мой взгляд, как-то даже нарочито ярко, и древнюю историю этого места. Ну и несколько штрихов, что на все времена: бюрократически-карьеристские склоки и интриги, кои были, есть и будут; люди-функции; "деды-столяры", бесшабашные, озирающие всё своим мудрым, хоть и пьяным, "третьим глазом"

Ю.О. Домбровский «Хранитель древностей».

После прочтения книг о 1937 у меня бывает ощущение, что мне дали под дых, и вот ты выпрямляешься и пытаешься восстановить дыхание. Эта книга не исключение. Сначала я начала читать роман «Факультет ненужных вещей», потом поняла, что к нему есть предыстория - небольшой роман «Хранитель древностей». Дочитав Хранителя я узнала, что есть две вычеркнутые из окончательного варианта главы. Теперь дочитав и их имею вот, что сказать. Этот роман предыстория напоминает атмосферу перед грозой, когда ты понимаешь, что вот-вот сейчас разразится буря. Описываются археологические будни главного героя, высланного из Москвы в Алма-Ату интеллектуала ученого Георгия Зыбина. Надвигается 1937 год, вчерашние герои уже становятся врагами Родины. Бдительные массы стучат, как в барабанной консерватории. Закон подменяется целесообразностью. При этом в романе есть потрясающие места, где описывается история, литература, архитектура, культура, те самые древности, которые стоит хранить. После прочтения мне даже захотелось съездить в Алма-Ату. Нелёгкий для прочтения роман, требует вдумчивости и времени для осознания, слишком уж он «концентрированный» в плане опыта и жизненной мудрости. Роман полностью автобиографический. Тем и страшен. Сильное произведение. Рекомендую.

Это замечательная, очень легкая и при этом изящная проза. Первая книга дилогии, которая подготовляет нас к главному роману Домбровского — "Факультету ненужных вещей". Тем не менее она абсолютно полновесная и самостоятельная. Помимо прекрасного языка книга хороша тем, что она совершенно ясно и трезво рассказывает о сталинизме и диктаторском режиме вообще — без надрыва и слепой ненависти. Именно так и нужно говорить о той эпохе.

Большую часть книги сюжета как такового в ней нет, и к этому постепенно привыкаешь. Книга о городе Алма-Аты, о музее, о истории. В книге условно есть герой, но первое время его наличие ни на что не влияет. Постепенно вокруг героя начинают ткаться другие персонажи. Затем - короткие истории. А потом всё больше становится ясно, что события сейчас сложатся в какую-то картину - их все больше, а общей информации без особого сюжета - всё меньше. Из книги об Алма-Ате произведение превращается в книгу об эпохе. В самом конце герой бежит от ареста, который становился всё очевиднее с каждой новой главой в последней трети книги.

Связывайте, связывайте свою древность покрепче с нашим временем! Вот и ищите мировую революцию во всех ваших мелочах. Каждый экспонат должен напоминать только о ней

Впечатления остались неоднозначными. В начале прочтения было ощущение того, что ты, ровным счетом, занимаешься именно тем, чем занимается главный герой - Хранитель. Перебираешь страницы, отлавливаешь конструкции, фразы, слова, которые имеют ценность как для тебя самого, так и для литературного процесса в целом, но по итогу встречаешь то, что уже было написано, пережевано не одним писателем. Порой увидишь какую-нибудь отсылку к классической литературе, вроде отсылки к Салтыкову-Щедрину, порадуешься, но вскоре забудешь и потеряешь эту находку среди затянутого, скучного и ничем не примечательного сюжета.

Что вытянуло этот роман для меня?! То, что не вошло в него в первой редакции, то, что значится в прочитанном мною издании, как приложение. Две главы: "Из записок Зыбина" о лагерной жизни главного героя, сложившейся после событий в романе, и "История немецкого консула", которая раскрывает предпосылки и поясняет обстоятельства главного драматического действия. Оба фрагмента в отличие от самого романа снимают покровы, обнажают душу Хранителя. Если на протяжении повествования он казался псевдоинтеллектуалом, который навязчиво демонстрировал остальным, какие они недалекие, то в "Из записок Зыбина" Хранитель предстает перед нами глубоким человеком, который прошел лагерь и испытывает сложности в начинаниях новой жизни из-за переоценки своих взглядов и ценностей.

Последняя же глава о немецком консуле расставляет все точки над И, демонстрирует распри немецкого буржуазного общества, показывает государственную систему изнутри. Здесь можно встретить интересную отсылку к Булгакову, которая доказывает то, что автор умеет органично вписывать богатый литературный материал нашей страны в канву своего романа.

Подводя итоги, хотелось бы отметить, что знакомство с творчеством Ю.О. Домбровского было полезным, хоть порой и не особо завлекающим. История литературы отвела ему свою нишу, скорее второй план нежели первый в сравнении с другими писателями, которые писали о тисках и несвободах режима, что, на мой взгляд, вполне объективно.

"Хранитель древностей" Домбровского - первая часть дилогии. История рассказывает об учёном Зыбине, работающем в государственном музее в городе Алма-Ата в далеком и страшном 1937 году. Но я не смог отнестись к этой книге, как к книге о репрессиях, беззаконии и тяжелых временах. Я влюбился в эту книгу по другой причине. Из-за любимого и родного мне города. То, как описывает Домбровский Алма-Ату, заслуживает восхищения. Он с большой любовью и теплотой пишет об этом великолепном городе. Рассказывает и о природе, и о замечательных строениях архитектора Зенкова, и о прекрасных картинах художника Хлудова. Вместо тысячи слов я приведу несколько цитат.

Желтые тюльпаны, красные и сизые маки и тот необыкновенный цветок с черными глянцевитыми листьями, не то багровый, не то красно-фиолетовый, который алмаатинцы приносят из-под ледников и зовут ласково и почтительно по имени и отчеству — Марья Коревна (марьин корень, очевидно).

А над садами тополя. Потом я узнал — они и есть в городе самое главное. Без них ни рассказать об Алма-Ате, ни подумать о ней невозможно. Они присутствовали при рождении города. Еще ни улиц, ни домов не было, а они уже были.

Отроги Тянь-Шаньского хребта. Кажется, что два мощных сизых крыла распахнулись над городом — держат его в воздухе и не дают упасть. Но в то далекое утро сизыми эти крылья казались мне только снизу — там, где залегали дремучие горные боры, — вершины же их были нежно-розовыми. Кто был на Каспии, тот знает: вот так на заре горят чайки, когда они пролетают над водой.

Словом, нигде в мире, сказал мне один зоолог, дикая природа не подходит так близко к большому городу, как в Алма-Ате.

Я повернул за угол и тут увидел знаменитый собор. Мне о нем пришлось много слышать и раньше, но увидел я что-то совершенно неожиданное. Он висел над всем городом. Высочайший, многоглавый, узорчатый, разноцветный, с хитрыми карнизами, с гофрированным железом крыш. С колокольней, лестницей — с целой системой лестниц, переходов и галерей. Настоящий храм Василия Блаженного, только построенный заново пятьдесят лет тому назад уездным архитектором. Собор стоял в парке, и около него никого не было, только на широких ступенях спал старый казах с ружьем за плечами, в войлочной шляпе.

И когда идешь, скажем, по улице Горького (бывшая Торговая) и видишь пышные деревянные ансамбли: деревянные кружева, стрельчатые окна (только не считайте, что это готика!), нависшие арки, распахнувшиеся, как шатер, крылья низко спустившихся гребенчатых крыш, — то понимаешь: это все Зенков — его душа, его золотые руки, его понятия о красоте. Ничего из его наследства не тронуто ни людьми, ни временем, ни землетрясениями.

Выкиньте Зенкова с его чудесными теремами и башнями из города Верного — и сегодняшняя Алма-Ата станет уже чуточку иной. И даже не чуточку иной, а совсем иной, потому что она лишится своего главного украшения и естественного центра — поразительного зенковского собора. А представить Алма-Ату без этого полуфантастического здания попросту невозможно.

— А вы что, командировочный? — И горячо заговорил: — Так вы слушайте, что я говорю: вы апорт спрашивайте! Только его, только его! Как вы в Москве чемодан с ним раскроете, так все рты поразевают, там и яблок таких сроду не видели. Каждое с килограмм! Потому и город называется Алма-Ата, что — отец яблок. А лимонка что ж? Оно яблочко маленькое, желтое, не выдающее. — И прибавил решительно: — Нет, апорт! Только апорт! Я пожал плечами — опять то же самое, Алма-Ата — отец яблок.

Испокон веков славились на Руси нежинские огурцы, чарджуйские дыни, владимирская вишня, камышинские арбузы и верненский апорт. Это действительно почти невероятное яблоко — огромное, блестящее, ярко-красное. Когда я впервые увидел его, то не поверил своим глазам. Оно лежало на черном жестяном подносе, исписанном огромными трактирными розами, и розы не казались уже огромными, яблок было всего три, но они занимали весь поднос — лучистые, лакированные, как ярмарочные матрешки, расписанные мазками, пятнами, какими-то вихрями света и зелени. Они были так хороши, что я побоялся их тронуть. А вечером я все-таки разломил одно. Оно сухо треснуло, едва я прикоснулся к нему, и мне в лицо брызнул искристый, игольчатый сок. Я поднес половину яблока к лампе, и оно вдруг сверкнуло, как кремень, льдистыми кристаллами и хрусталиками, — кусок какой-то благородной породы — не мрамор, не алебастр, а что-то совсем другое — легкое, хрусткое, звонкое, не мертвое, а живое лежало у меня на ладони.

По имени этого яблока не стыдно назвать не только город, но и целый край. Если бы Вильгельму Теллю пришлось целиться в такое яблоко, он бы не был героем.

И впервые я увидел в это утро ту синеву, которой всегда в этих местах означается осень. Сизыми были склоны гор, поросшие лесом: сиреневыми — камни и глинистые обнажения оврагов; совсем синими — низ снежных шапок и заросли терновника. Чем дальше, тем этот цвет крепчал, наливался и где-то вверху переходил в фиолетовый и просто темный — летом его скрывала зелень, а осенью, когда все обнажалось, он становился основным фоном гор и сливался с небом. На этом фоне мерцали красные, оранжевые, золотые, светло-зеленые пятна. Стоило прищурить глаза — и предметы исчезали, а вся долина представлялась огромной мозаикой или панно из разноцветных камешков. Ночью прошел дождик, и пахло землей, мокрым щебнем и листьями.

Пышно разрастаются болотные травы: высокие дудки, белые воздушные зонтики (их настоем отравили Сократа), широкие, разлапистые листья, то оранжерейно-нежные, то тропически зеленые, сердитая голубая осока, а дальше, там, где тростинки зелены уже просто до черноты, державным строем стоят вокруг какого-то окна или особо опасной топи камыши в коричневых меховых опушках.

Я очень люблю ночную Алма-Ату: ее мягкий мрак, бесшумные ночные арыки, голубые прямые улицы, дома, крылечки, низкие крыши. Весной — тяжелые и полные, как гроздья винограда, кисти сирени; осенью — пряный аромат увядания; зимой — сухой хруст и голубые искры под ногами. Как бы ты ни волновался, что бы ни переживал — пройди этак кварталов двадцать, и все станет на свое место: сделается ясным и простым. Только не торопись, а иди потихонечку, насвистывай что-нибудь, кури, если куришь, грызи семечки и отдыхай, отдыхай!

Всем, кто любит Алматы, кто здесь когда-нибудь был, кто неравнодушен к этому городу, я рекомендую прочитать эту книгу.

Как же так? Только один вопрос меня беспокоит после прочтения этой книги. Поколение запуганных людей, которые боятся выпить лишнего, чтобы не сболтнуть чего-нибудь. Никакой справедливости, чрезмерная осторожность, обостренная подозрительность. Кто друг, а кто враг? Кто предаст, а кто прикроет? Время заткнутых ртов, время загубленных судеб...

Главный герой работает в музее. Он никак не может понять где связь истории и культуры с политической обстановкой в стране. Чем провинился исследователь прошлого века, а тем более человек, который изучает его биографию и неоценимый вклад в науку? Страшно читать о том, что книга случайно попавшая в твой рабочий кабинет может перечеркнуть не только карьеру, но и всю жизнь.

Тяжелая книга, перечитывать не буду, да и рекомендовать к прочтению не могу.

Это моё первое знакомство с Юрием Домбровским. Трудно было прочесть книгу сразу, поэтому читал с большими перерывами. И под конец я понял почему. Этот роман не засчитан на последовательное повествование, напоминает, скорее, зарисовки, маленькие этюды, как картины в галерее. Своеобразное путешествие в прошлое глазами героя книги. Автобиографическая книга. Ценные знания, которые удалось почерпнуть об истории города Алма-Ата. С какой любовью к этому краю всё описано. Хочется найти машину времени и поехать в Алма-Ату 30-х годов прошлого века. Отдельное спасибо Домбровскому ещё и за то, что он не ставит события конца 30-х годов во главу угла, они служат, скорее, декорациями к сюжету романа, который, наверное, не о репрессиях, а об истории. Тех, кто хочет посмаковать террор 37 года, ждет разочарование. Особенность повествования автора примечательна ещё тем, что Домбровский часто, начиная говорить об одной вещи, отвлекается на второстепенные, но имеющие к сюжету линии, и я часто начинал ловить себя на мысли, что теряюсь в героях и именах, событиях. Но к концу книги это прошло. В моём издании этого романа были ещё записки Зыбина, которые мне понравились меньше "Хранителя". Кажется, что лагерной темы в русской / советской прозе так много, что у её совсем у Домбровского не хочется, хоть сюжетно она имеет отношение к Хранителю. Запоем прочитал Историю немецкого консула. Крайне увлекательно. Рекомендую всем, кто ещё не знаком с творчеством Домбровского!