Читать книгу: «Мессианский квадрат», страница 7
– Вот так встреча! – обрадовался я. – А вы знакомы, между прочим.
Андрей стал пристально рассматривать Халеда, по улыбке которого сразу стало ясно, что он как раз узнал Андрея с первого взгляда.
– Вроде нет, – ответил Андрей.
– Тогда знакомься. Халед, – сказал я Андрею.
– Я о тебе много слышал. Очень рад, – ответил Андрей на иврите.
Мы решили вместе погулять по Старому городу. У охраны при входе мы с Андреем благополучно миновали рамку металлоискателя. А вот Халеда охранник долго проверял и попросил предъявить документы. Тот достал из кармана удостоверение личности, показал его и тоже прошел.
Я заметил, что корочка его документа была синей, а не оранжевой, как в прошлый раз. Это совсем сбило меня с толку.
Что это значит? Откуда у Халеда израильский паспорт?
От этой мысли меня тут же отвлек Андрей, тянувший нас к узким Магрибским воротам, ведущим на Храмовую гору.
– Пошли туда…
– Это не так просто, – усмехнулся я. – Туристические экскурсии наверх иногда допускают, но в принципе для немусульманина туда путь закрыт.
– Ты хочешь сказать, что никогда там не был? Не был на Сионе? Ведь ты же сионист.
– Не был. Не думаю, что это возможно. Впрочем, я слышал, что появились какие-то ортодоксальные иудеи, которые добились разрешения подниматься на Храмовую гору. Их пускают вроде бы по двое, раз в неделю. Но за ними следят специальные стражи – чтобы они глаз не закрывали и губами не шевелили.
– Чего-чего?! Это еще зачем?
– Шариат запрещает евреям и христианам молиться в пределах мусульманских святынь…
– М-да, – пробормотал Андрей. – Продвинутая вы, однако, демократия. Такие широкие права мусульманам предоставляете…
Мы углубились в еврейский квартал, дошли до разрушенной иорданцами синагоги Хурва и уселись на каменный парапет, залитый лучами зимнего иерусалимского солнца.
– Что за удостоверение ты предъявил сейчас у Стены Плача? – задал я наконец Халеду мучивший меня вопрос. – Можно взглянуть?
Халед с легкой усмешкой протянул документ.
Я открыл паспорт и убедился, что он принадлежит действительно Халеду Эль-Масри. На месте проживания значилось… Акко.
– Откуда у тебя это? Ты ведь палестинец, живешь в Рамалле. Я же сам тебя там встречал.
– Все чисто, – забирая паспорт назад, сказал Халед. – Я уже скоро год как получил израильское гражданство.
– Каким образом?
– Угадай.
– Женился на арабке из Акко? – обрадовался я внезапно пришедшему в голову ответу на эту головоломку.
– Но разве в паспорте не написано, что я холост? – Халед почти смеялся, видя мое недоумение.
– Ты – маштапник?! – осенило меня вдруг.
– Со второй попытки угадал.
– Почему же ты никогда раньше об этом не говорил?
– Как бы я мог? Просто в какой-то момент хамасовцы меня раскрыли. Пытались убить.
– А что такое «маштапник»? – вмешался Андрей. – Я в принципе догадываюсь, о чем вы, но кое-что не понимаю.
– Сокращение от «Мешатеф пеула», агент служб безопасности, – радостно, почти с гордостью, объяснил я. – Халед, оказывается, на Израиль работал, представляешь?! А в преддверии передачи территорий раскрытым палестинским агентам стали предоставлять вид на жительство или даже израильское гражданство.
Я был очень рад. Халед был мне симпатичен, и после наших многочасовых бесед о «текущей ситуации» мы с ним по-настоящему сблизились. Но эти встречи в Рамалле, да и другие обстоятельства никогда не переставали меня смущать. Назойливая мысль, что я не все про него знаю, не давала мне покоя. Теперь, наконец, все разъяснилось.
– Так ты тогда в Рамалле в полицейском участке по заданию, что ли, находился?
– Конечно.
– А на перекрестке Адам? Это ведь, наверно, хамасники тебя сбить хотели?
– Нет, нет, ну что ты, – замахал руками Халед. – Я был раскрыт относительно недавно…
Мне показалось, что он темнит, но не хотелось давить, не хотелось устраивать дознание человеку, только что сделавшему такое поразительное признание.
– А как же это случилось, что ты стал сотрудничать?
– Само так вышло. Мне было тогда двадцать лет. Один человек стал уговаривать меня примкнуть к террористам. А из разговора я понял, что он поручил кому-то напасть с ножом на евреев на тремпиаде в Шуафате… Я к тому моменту уже знал одного маштапника. То есть его все знали, он не таился. Так вот, я рассказал все ему – он передал мою информацию куда надо. Скоро меня вызвали. Долго беседовали, предложили сотрудничать, ну и я, в общем, согласился.
– И много тебе довелось терактов предупредить?
– Я не считал. Но десятка три, думаю, наберется.
– Ого! Как же ты информацию получал?
– Знакомился, как бы случайно, с нужными людьми, ну и они мне обычно все сами выкладывали. Люди почему-то любят посвящать меня в свои секреты.
– Ну а сейчас как? Тебе и сейчас удается собирать информацию?
– Намного реже.
– А тот маштапник, к которому ты первый раз обратился? Как он?
– Ахмад?.. Он никогда не скрывался. Он сильный человек, сумел себя поставить и до последнего времени продолжал жить в своем селе под Рамаллой. Но сейчас он, конечно, уже год как израильский гражданин и живет в Галилее. С ним так было… На него напали уголовники, денег потребовали. Он не дал. Его избили и обещали расправиться. А он возьми и обратись после этого в израильскую полицию. Уголовников в тот же вечер задержали. А он с той поры стал сотрудничать. Причем открыто. Вот к нему я и пришел.
– Наверно, это трудный был выбор. Ты никогда не чувствовал себя… – смутился я, – …извини, предателем что ли?
– Нет, я ни перед кем не виноват… Эти люди опасны для всех одинаково. И выбор мой совсем не трудный был. В ту пору, я имею в виду. Сегодня, конечно, когда вы сами свое дело рушите, не знаю, как бы я поступил…
– Знаешь, Халед, что я тебе скажу? – воскликнул Андрей, – Ты… ты… И он явно запутался с ивритом.
– Что ты хочешь сказать? – спросил я.
– Скажи ему, что пока мы жили под коммунистами, мы желали поражения СССР в его противостоянии Западу. Мы видели в СССР угрозу человечеству и считали таких людей, как Сахаров или Щаранский героями, а не предателями. Сегодня угроза человечеству исходит от исламистов. Поэтому такие люди, как Халед, тоже не должны чувствовать себя предателями…
Я перевел.
Халед усмехнулся.
– Все так. И я действительно предателем себя не чувствую. Но есть одно отличие. Ты только представь себе, что в той вашей борьбе Запад был бы не на стороне Сахарова и Щаранского, а на стороне Брежнева. Представил? Так вот у нас, у палестинцев, именно такая ситуация…
При расставании Андрей с чувством пожал Халеду руку и сказал на иврите, что гордится знакомством с ним.
***
Когда я на следующий день позвонил Андрею, его уже не было. Он ушел в пустыню. Искать рукопись. Зеэв пытался объяснить, что сезон для экспедиций не подходящий – все было бесполезно. Меня он не только не пригласил присоединиться (знал, что не пойду), но даже и не заикнулся о своем путешествии.
Через пару дней я привел Халеда к родителям. Мой отец узнав, что Халед – сотрудник ШаБаКа настоял на знакомстве. Целых два часа мы говорили на иврите за русским чаем про арабскую ментальность.
– Ну, а отношение к женщине? – поинтересовался папа. – Оно все-таки у вас, как бы выразиться… потребительское.
Мама в этот момент как раз вышла на кухню, и Халед неожиданно разоткровенничался.
– Мне кажется, что у европейцев другая крайность. Женщины повсюду помыкают мужчинами. Это противоестественно.
– Но дело не в том, кто главенствует, – вмешался я. – Я помню, когда в Рамалле служил, нас инструктировали не заступаться за арабских женщин, когда их на твоих глазах мужья бьют. Говорили, что если ее защитить, ее потом дома изучаечат. Нам даже заговаривать с замужними женщинами не разрешали, потому что за это ей тоже мордобой полагается. Это так?
– Если она ответит, то полагается, – согласился Халед.
– И это что, нормально, по-твоему? Нормально бить женщину?
– Я против жестокости. Но мужчина не должен находиться в подчинении у женщины, а чтобы в таком положении не оказаться, он должен постоянно женщине о ее месте напоминать. Я никогда не видел, чтобы мой отец ударил мать, но иногда он запирал ее в комнате. Вполне можно и без побоев с женой обходиться, хотя это и трудно.
Я не верил своим ушам. Честно говоря, не ожидал такого от Халеда. Он говорил это так буднично и убежденно, как будто сообщал нам, что правильно чистить зубы или мыть руки перед едой. Я растерялся, и не стал возражать.
Когда Халед уже собрался уходить, мама вдруг вспомнила, что звонил Андрей и просил передать, чтобы я срочно приехал.
Я тут же набрал номер, но никто не подходил.
– Ничего не понимаю. А откуда он вообще-то звонил? – спросил я у мамы.
– Из дома, – твердо сказала мама.
– Ты уверена? Там никто не берет трубку. Я 5 минут ждал.
– Нет, он точно сказал, что уже вернулся из своего какого-то похода и ждет тебя дома. Говорил, что это очень важно.
Халед был за рулем и вызвался меня подвести.
По дороге Халед расхваливал мне маслины какого-то араба из Абу-Гоша, «не попробовав которые невозможно знать, какой вкус Бог задумал для этих плодов», и пытался объяснить, в какой лавке на рынке «Махане Иегуда» их можно купить. Я не очень понял его описание, и он пообещал показать мне все на месте, если Андрея не окажется дома. Но Андрей уже появился.
– Я нашел ее, нашел! – кричал Андрей, втаскивая нас в гостиную. – Тебя не дождался, не смог утерпеть – в фотоателье бегал, только вернулся. И знаете что? Все получилось! В лучшем виде получилось!
– О чем ты? Какое ателье? Где ты был? – ничего не понял я.
– Я нашел то место! Нашел рукопись… – говорил Андрей возбужденно, слегка косясь на Халеда.
– Брось! Быть того не может… Показывай!
– Показывай! – усмехнулся Андрей. – Я и не думал ее забирать. Рукопись очень легко повредить, а я подходящей сумки с собой не взял… Я просто искал место, не очень-то надеясь его найти. Это была всего лишь разведка. Единственно, что я из пещеры вынес – вот эти две монетки. Посмотри, как хорошо оттерлись.
Андрей достал из кармана две одинаковые серебряные монеты. На обеих сторонах виднелись хорошо различимые еврейские надписи, но шрифт был древний и прочитать я их не смог.
– В общем так, – продолжил Андрей, спрятав монеты обратно. – Это свиток. Надо думать, пергаментный. Как он сохранился, трудно судить. Он слипся, и разворачивать его я не стал. Вдруг поврежу. Я ведь в тот раз вообще понял, что передо мной рукопись, только когда ее случайно задел и от нее отвалился внушительный кусок. Точнее, я даже и тогда не сразу все понял. Я потянул за край, открошил от свитка еще кусок и только тут заметил, что передо мной древний текст. Ну а в этот раз я вообще ничего не трогал… Но зато я взял с собой фотоаппарат со вспышкой и очень хорошей оптикой и снял те два фрагмента, которые отвалились еще в прошлый раз. Сейчас бегал печатать. Вот смотри, что получилось…
Он схватил со стола пачку фотографий и протянул мне.
– Андрей нашел в каком-то ущелье рукопись, это снимки из той пещеры, – объяснил я наконец ничего не понимающему Халеду.
– Осторожней с этим, – предупредил Халед. – Вас могут бедуины выследить и пещеру разграбить.
– Не бойся. Там уже завтра будут археологи. Завтра утром мы сообщим в Управление древностей, – когда я это говорил, я не сомневался, что так оно и будет.
Среди фотографий горшков и каких-то непонятных предметов были снимки явно древнего текста. Всего два фрагмента. Один сохранился прекрасно. Текст был арамейский, я принялся читать, сразу переводя Андрею на русский:
«Ты обратил меня в источник вод, орошающих пустыню, в родник, дающий жизнь саду… насажденному кипарисами… В тени его будут пастись… и птицы небесные в ветвях… Жаждущие придут ко мне… Потекут реки воды»…
Я был потрясен.
– А где ты говорил, будто было написано «Шней Йешуа» – Два Иисуса? – спросил я.
– Вот здесь, – показал мне Андрей другой, по-видимому, внешний фрагмент, который сохранился заметно хуже. Там среди прочего действительно проступали буквы «йуд-шин-вав-айн, а также «шин-тав».
– «Йешуа» – это действительно может быть имя собственное, но это надо еще тщательно проверить. Ну, а «шин-тав» и закорючка, похожая на «йуд», никакого отношения к ивритскому слову «штей» не имеет. Это точно.
– Не имеет? Почему это не имеет?
– Потому что текст-то арамейский. А «два» по-арамейски это «трей», а не «штей». Ну, а «шин» и «тав» во многих словах могут соседствовать, например, в арамейском слове «хашта», что значит «сейчас»! Я уже не говорю о том, что в мужском роде слово «два» звучит как «шней», а не «штей».
– Ладно, – махнул рукой Андрей. – Тебе виднее.
***
Халед скоро ушел, а я стал изучать карту, которой Андрей пользовался в путешествии.
Как я понял, пещера находилась в нескольких километрах в северо-западном направлении от Каранталя, в ущелье Макух. Я был хорошо знаком с другим ущельем – вади Кельт. Это место – очень красивое и очень популярное у туристов – находилось чуть южнее. А вот про ущелье Макух я ни разу нигде не слышал.
– Ну а ты знаешь, что это за текст, который ты сейчас перевел? – спросил Андрей.
– Вообще-то это похоже на фрагмент из одного кумранского гимна… Нужно бы сопоставить. Постараемся узнать, кто там вообще в этом районе обитал, – сказал я. – Сам я ничего про это место не знаю. Надо посоветоваться с опытными людьми…
– Эти «опытные люди» овладеют рукописью, и дело с концом. А я не только этот свиток нашел, я его хочу забрать и изучать, – запротестовал Андрей.
– Не дури. Как ты можешь изучать текст, даже не зная языка? Кроме того, по закону ты должен эту рукопись передать государству. Сегодня мы уже не успели, но завтра утром надо обратиться в Управление древностей и все им подробно рассказать…
– Ну уж нет! – возмутился Андрей.
– Как так нет?! Что за ребячество?! Ты что, не знаешь, у нас это уголовное дело, присваивать археологические находки… К тому же Халед знает, он же может разболтать еще кому-то, и мы попадем под суд за укрытие рукописи.
– Так надо его предупредить, чтобы помалкивал. К тому же в принципе я собираюсь передать свою находку в Управление… Я просто не тороплюсь этого делать. Не напрасно я всегда чувствовал, что это место связано с тайной! Я должен сам это все сначала исследовать. Эта рукопись – моя находка, моя миссия, и прежде чем ею поделиться с человечеством, я хочу сам все, что возможно, изучить наедине. Ну что, понял теперь?
– Понял. Тебя подмывает еще одну папку завести. Но долго тянуть с этим не советую… Сам же влипнешь в неприятности.
– Давай сделаем так. Пойдем туда вместе с какой-нибудь подходящей тарой. Все заберем, переснимем, просмотрим и уж тогда, после этого, ближе к моему отъезду заявим о находке. Согласен? Мы должны первые все просмотреть. А Халед, надеюсь, никому не скажет…
Я и сам потихоньку начал входить в азарт. Мне тоже страшно захотелось самому скорее все это увидеть. Первому прочесть древнюю рукопись, написанную по-арамейски!… А там в Управлении древностей подождут недельку-другую…
– Значит, так, – сказал я, подумав. – Уже сегодня можно связаться со специалистом, но только для того, чтобы произвести общую разведку, и своих карт не раскрывать. Саритин муж – Пинхас. Это свой человек. У него можно многое выяснить…
Мы тут же позвонили и договорились с Сарит, что зайдем на другой день вечером. Пинхас должен был быть дома.
В тот вечер я позвонил на ферму, отпросился с работы и на другой день зашел в библиотеку. Я нашел нужные каталоги и сразу все выяснил о монетах, найденных Андреем. Они, оказывается, относились к периоду Первой иудейской войны. Это были повстанческие монеты, которые уже находили в Масаде. Древний шрифт, по-видимому, был просто стилизацией. На одной стороне монеты была изображена ветвь с тремя гранатами и было написано «Иерушалаим Хакдуша» – «Святой Иерусалим», на другой была отчеканена чаша и указывалось достоинство монеты – «хаци шекель» – «полшекеля». То есть это была та самая «культовая» монета, которая приносилась в дар Храму и посредством которой исчислялся святой народ.
***
В гости к Пинхасу мы явились, сияя как именинники. Я представил Андрея хозяину, и они даже поговорили на иврите. В России Андрей заметно продвинулся в изучении языка, и хотя говорил с трудом, понимал уже многое.
– Слушай Пинхас, – начал я издалека. – У нас к тебе вопрос как к специалисту в археологии… Ты слышал когда-нибудь про ущелье Макух в районе Иерусалима?
– Не только слышал, но и несколько раз проводил там раскопки.
Мы с Андреем многозначительно переглянулись. На ловца и зверь бежит.
– Отлично. А что за история у этих мест? Кто и когда там жил? Что там можно найти?
– Ущелье Макух служило границей между иудейским и израильским царствами. А человек обитает там с доисторических времен по настоящее время.
– В настоящее время – имеются в виду бедуины?
– Совершенно верно. В ущелье и его окрестностях живет внушительное бедуинское племя… У них там даже постоянные строения есть – явление весьма редкое для этих мест. Ну так вот, там действительно немало пещер, в которых сохранились следы первобытных людей… В них обнаружили каменные орудия. Кроме того, много следов присутствия времен первого и второго Храма, периода восстания Бар-Кохбы… Имеется также множество пещер, служивших кельями первым монахам, имеется скальная церковь византийского периода… Есть, кстати, и следы присутствия иудео-христиан…
– Ты можешь на карте показать? – я достал карту.
– Убери это, у меня есть кое-что получше.
Пинхас достал большую подробную карту, на которой имелось множество пометок, развернул ее и стал показывать.
– Вот тут расположена эта скальная церковь. Очень внушительное сооружение…
– Ну а рукописи какие-нибудь в ущелье Макух находили?
– Не то чтобы очень… При мне был обнаружен только один свиток времен Бар-Кохбы… Пятьдесят лет назад, когда был кумранский бум и бедуины перерыли всю Иудейскую пустыню, тогда вроде бы там что-то находили. Вообще в ту пору в пещерах Иудейской пустыни были обнаружены – главным образом бедуинами – тысячи фрагментов разных рукописей. Они торговали ими направо и налево. Но после Шестидневной войны, когда Иудейская пустыня перешла к нам, в ущелье Макух ничего, кроме этого свитка, уже не обнаружили. – Пинхас вдруг остановился, посмотрел на Андрея, потом на меня и спросил: – А почему вы вообще об этом спрашиваете?
– Андрей там был и снова туда собирается. Он ведь историк, археолог даже. Хочет знать, с чем там можно столкнуться…
– У меня такое чувство, Андрей, что ты там уже что-то нашел, – сказала вдруг Сарит Андрею по-русски. – Я права?
– Права, – улыбнулся Андрей.
– И что это, действительно рукопись?
– Ну да.
– Потрясающе! Она у тебя?
– Нет, я оставил ее на месте. Боялся повредить.
– Так почему ты не скажешь об этом прямо? Ты что, не доверяешь моему мужу?
– Ой, перестань. Причем тут доверяешь – не доверяешь. Я просто хотел остаться наедине со своей находкой как можно дольше.
Пинхас напряженно смотрел на жену, заметно раздражаясь, что она говорит с гостями по-русски. Он, видимо, тоже заподозрил, что мы пришли неспроста.
– Ну хорошо, скажи ему тогда, что я нашел рукопись, написанную по-арамейски, – сказал Андрей, махнув рукой.
– Скажи ему об этом, Ури. Ты ведь знаешь, как это было? – обратилась ко мне Сарит опять же по-русски.
Пинхас был явно недоволен этими переговорами, которые велись при нем на непонятном ему языке. Конечно, у него были основания злиться – от него очевидно что-то скрывали. Он явно нервничал и, по-видимому, готовился что-то сказать…
– Видишь ли, Пинхас, – сказал я, предупреждая его вопрос. – Андрей был в ущелье Макух и нашел там свиток, рукопись на арамейском языке.
У Пинхаса вытянулось лицо.
– Не может этого быть! – воскликнул он. – Какой свиток? В каком месте?
– Рукопись осталась лежать там, где ее обнаружили – в пещере, – пояснил я. – Но у нас есть фотография одного фрагмента.
Я достал фотографию и показал пальцем на разобранную мною фразу:
«Ты обратил меня в источник вод, орошающих пустыню, в родник, дающий жизнь саду… насажденному кипарисами…»
Реакция Пинхаса была неожиданной. Ироничный, аристократичный, невозмутимый Пинхас исчез, появился какой-то порывистый, беспокойный, раздражительный.
– Что ты говоришь! Это же похоже на гимны кумранских сектантов! Да еще на арамейском… Не может быть!.. – нервно бормотал Пинхас, впившись глазами в фотокопию. – Где? Где он это точно нашел?
– Вот здесь приблизительно, – ткнул я рукой в карту. – Андрей, покажи, где эта пещера.
Андрей показал место.
– Это пещера почти первая на этой горе, – сказал он на иврите, явно довольный своими познаниями в святом языке. Пинхас сделал пометку на карте.
– Там подряд расположено пещер пять – шесть. Правильно?
– Да, – ответил Андрей.
– Непростая ситуация, – озадаченно сказал Пинхас. – Ведь это теперь территория палестинской автономии! Вот смотри, видишь, здесь древняя синагога Нааран обозначена. Сама она и все, что юго-восточней, отошло Арафату…
– Это что значит? Что собственником рукописи является Арафат?
– Грубо говоря, да. Во всяком случае, точно, что не государство Израиль. Передав Египту Синай, как известно, Израиль вручил этой стране также и всю обнаруженную там нами археологию.
– Но ведь мы можем указать не то место, где нашли.
– Теоретически это возможно. Но практически это совсем не просто осуществить. Где-то начнут всплывать противоречия. Шутка ли, все пещеры осмотрены, существуют протоколы… Одним словом, это возможно, но сопряжено с риском. Начальство должно быть либо серьезно введено в заблуждение, либо, напротив, должно знать все и вас покрыть. А оно всего боится… Ну ладно, будем думать. В любом случае ясно одно, официальной экспедиции туда направить уже невозможно. Еще два года назад все это было бы наше. А теперь – спасибо Рабину…
В результате мы сговорились на нелегальной экспедиции. Пинхас должен был все продумать, подготовиться и позвать нас.
Мы с Андреем шли домой взбудораженные и счастливые. Мы были рады, что открылись Пинхасу, и теперь заполучили в команду настоящего специалиста и энергичного человека. Именно такого нам не хватало.
– Главное, чтобы эта рукопись не попала в руки Арафата! Надо все делать, как Пинхас скажет! – убеждал меня Андрей, хотя я и так был с ним совершенно согласен. – Пусть он все это дело ведет.
***
Неделю я провел на ферме, а потом снова взял отгул и заехал с Андреем к своему другу Йосефу из Мицпе-Йерихо, с которым немало путешествовал в тех окрестностях. Йосеф уже год как женился, ушел из родительского дома и поселился неподалеку в караване.
Он был не только большой талмудист, но и бравый сержант десантных войск. С первого взгляда в нем виделся боец: мускулистый, крепкий, даже глаза и волосы у него были цвета хаки, казались какими-то выгоревшими, как трава в Иудейских горах в летнюю пору. Да и работал он инструктором по стрельбе: обучал охранников пользоваться пистолетом. Казалось бы, скучнейшее занятие, но Йосеф умел вдохнуть в него жизнь.
– Вся эта прицельная стрельба, которой учат у нас в тире, никому не нужна, – внушал он мне. – Этот навык только снайперу требуется, а телохранителю или охраннику он без надобности. Люди, которым доводилось ликвидировать террориста – не целились! Просто не успевали. А это значит, что вместо того, чтобы учиться прицельной стрельбе, надо учиться правильно держать в руке пистолет. Учиться брать его так, чтобы ствол строго продолжал линию руки. В этом случае невозможно промазать. А ведь этому никто и нигде по-настоящему не учит…
После этого замечания Йосеф минут двадцать ловко и артистично демонстрировал, как следует выхватывать пистолет и, не целясь, направлять его на террориста.
Я очень любил бывать у него дома. Из их поселения открывался потрясающий вид на Иорданскую долину. В тот день была отличная видимость, и можно было отчетливо разглядеть место перехода сынов Израилевых через Иордан.
Я повел Андрея к смотровой площадке, и в лучах заходящего солнца открылся захватывающий вид на Иудейскую пустыню, возвышающиеся на другой стороне Иордана горы Эдома и Моава и свинцовые переливы Мертвого моря.
– Видишь, – сказал я Андрею, – когда сыны Израиля входили на свою родину, они прошли по самому низкому месту на земле – 400 метров ниже уровня моря.
– Я знаю. В этом же месте происходило также и крещение Иисуса.
– А помнишь, что еще здесь случилось? С пророком Элиягу?
– Точно, он же в этих краях был восхищен живым на небо! – обрадовался Андрей, жадно впившись глазами в оконечность Мертвого моря. – Как я забыл. Надо же, получается, что пророк Илья был взят на небо из самой низкой точки планеты… Выходит, самое низкое место находится вверху, а самое высокое, соответственно – внизу. Божественный негатив.
– Самое высокое – это же Гималаи? Почему это ты их в самый низ поместил? – удивился я. – Там ведь буддисты подвизаются. Просветленная религия.
– Я читал, что у них будто бы был какой-то роман с нацистами. В «Утре магов», кажется.
– Не знаю, не читал. Тут другое интересно. В Торе сказано: «Пыталось ли какое божество взять себе народ из среды другого народа, как сделал для вас Господь Бог ваш?» После того как были сказаны эти слова, прошло более трех тысяч лет, учеными были описаны все народы и систематизированы все их мифы. И вот выяснилось, что действительно нет такой «мифологической структуры». То есть нет такого божества, которое бы, как Бог Израиля, попыталось вывести народ из среды другого народа! Так вот с этой глубиной Иорданской долины приблизительно то же самое получается. Это ведь нужно было открыть все материки, обмерить все впадины и только тогда стало ясно, чем уникально то место, через которое сыны Израиля прошли при вхождении в свою землю, а пророк Элиягу был восхищен живым на небо…
– Кроме того, перед нами Иерихон, – подхватил Андрей. – Опять же нужно было во всем мире все перекопать, чтобы установить, что это – самый древний город на земле. Исток цивилизации. Это не может не быть знаком. Причем достаточно остроумным: ищите там, где глубже, говорит нам Святой Дух.
– А знаешь ли ты, что Иудейская пустыня в районе Мертвого моря – это не только самое низкое, но еще и одно из самых сухих мест на земле? Здесь почти не выпадает осадков. Именно поэтому в этом районе сохранились древние рукописи. Нигде в мире такого не бывает. Все сгнивает за несколько десятилетий, а тут все сохраняется, как в библиотеке… Многие древние книги благодаря этому прорвались в наше время в своем первозданном виде.
– Ох, как мне уже не терпится скорее добраться до моей находки, – вздохнул Андрей.
– Ты прав. Прошла уже неделя. Пинхасу уже давно следовало бы позвонить.
– У меня всего неделя осталась, – сетовал Андрей. – Я же 20-го уезжать должен. Даже если перенесу билет – виза-то только до конца месяца… О чем он вообще думает?
***
В этот же день вечером я без звонка зашел к Пинхасу. То, что он мне рассказал, сразило меня наповал. Я ожидал чего угодно, только не этого. Наливая мне чай, он как бы между делом, как о чем-то само собой разумеющемся, сказал:
– Я тут, кстати, побывал в ущелье Макух, но не нашел там никакой пещеры с рукописями… Все пещеры в том месте, что твой друг описал, ничего похожего не содержат. Я вот думаю, не дурачит ли нас Андрей? – озабоченным и заговорщическим тоном сказал он. – Это ведь может быть мистификацией, понимаешь, подделкой. Мне, например, такую фотографию ничего не стоило бы изготовить.
Я не верил своим ушам.
– Как! Ты пошел туда без нас?! Пошел, даже не предупредив меня? – закричал я… – Мы же договаривались идти туда все вместе!
– Мы еще сходим туда все вместе, – сказал Пинхас, немного испугавшись моей бурной реакции и, видимо, жалея, что рассказал мне о своей вылазке.
– Интересно! – не мог успокоиться я. – Ты хочешь идти с нами, после того как решил побывать там без нас, и ничего не нашел?!
– Ты меня неправильно понял. Это была случайная поездка. Я случайно оказался в тех местах и заодно решил убедиться, что рукопись на месте…
– Что-то мне не нравятся твои странные случайные поездки.
– Если бы я в самом деле действовал за вашей спиной, то наверное не стал об этом рассказывать. Я как раз собирался тебе звонить…
– Хорошо, я переговорю с Андреем, – сказал я.
Я шел от Пинхаса, не разбирая дороги. Я был растерян и подавлен. «Пинхас явно водил нас за нос, он не мог оказаться среди безлюдной пустыни случайно, да еще при этом забрести на территорию палестинской автономии, – пытался сообразить я. – Значит, осталось одно: он хотел завладеть свитком за нашей спиной».
Тут я замер посреди улицы – потому что вдруг до меня дошло, что Пинхас мог попросту забрать рукопись и сказать то, что он сказал: ничего не нашел, в глаза рукописи не видел…
Я рассказал Андрею о тайной экспедиции Пинхаса.
– Да, не исключено, что он забрал рукопись. Но скорее всего, он ее действительно не нашел… – добавил Андрей и вдруг усмехнулся. – Я ведь не такой уж и простак, как кажусь. Я же не рассказал все подробности того, где она спрятана. А на самом деле та пещера скрытая… Ее так просто не найдешь.
– Как же ты сам ее заметил? – удивился я.
– Случайно. Я тебе не рассказывал, повода не было. Я спускался с возвышения, поскользнулся на тропе и скатился на дно расщелины. При этом я упал прямо лицом к небольшому углублению… Поначалу я не обратил на него особого внимания. Я встал, поднялся несколько метров по противоположному склону и вот с него только заметил, что углубление это находилось в самом низу одной внушительной глыбы, которая выглядела как бы приваленной к основной скале. И вдруг мне подумалось, что эта глыба может быть рухнувшим из-за землетрясения сводом пещеры… То есть у пещеры, как у раковины, закрылась створка, понимаешь?
– Вроде бы.
– Я проверил, как выглядит верх этой скалы, и точно – это был довольно ровный гребень толщиной сантиметров в 30–40. Тогда я снова спустился на дно расщелины и стал ножом расковыривать ту нору, благо снизу был известняк, а не настоящий камень… В результате у меня получился довольно короткий – меньше метра – шкуродёр. Я вполз в него с фонарем и пролез в закрытую пещеру. Там я и нашел рукопись… В этот раз, когда я мимо проходил, то сразу эту скалу узнал. Ее ни с чем не перепутаешь…
– Так что, твой, как ты его назвал, шкуродёр открытым остался, или ты его завалил?
– Эту нору, возле которой я упал, ни откуда не было видно. Она ведь находилась в самом низу расщелины… Нужно было упасть на самую землю, чтобы ее заметить… Надеюсь, что, кроме меня, туда больше никто не упал… А на этот раз я еще ее даже немного камнями привалил. Поэтому, думаю, Пинхас действительно ничего не нашел… Хотя…
Андрей замялся, теребя пуговицу на рубашке, пока не оторвал ее совсем.
