Читать книгу: «Внутри», страница 3
– Кого ты имеешь в виду под «большинством»? Мне до этих цветов фиолетово. Я бы тоже лучше в тир сходил. В данном случае мы как раз пренебрегаем интересами большинства ради геморроя одного.
– Оу, это так мило. Несмотря на всю свою крутость и самостоятельность, вы все еще пытаетесь быть хорошим сыном для своей матери, – Ника запрыгала на месте, хлопая в ладоши. Шутки про маменькиного сынка сильно задевали Игоря, хотя Ника до сих пор не могла понять причины. По рассказам Игоря он начал жить самостоятельно чуть ли не с 18 лет – сначала в съемной квартире, а затем приобрел свою собственную. Бизнес, который он и его партнер построили с нуля, приносил настолько хорошую прибыль, что Игорь смог позволить себе купить таунхаус и заметно сократить свое пребывание в офисе: там уже несколько лет все слаженно работало и без него. И все же он комплексовал. Как будто он все еще жил у мамочки за пазухой.
– Мне повезло, что ты не пытаешься быть хорошей девочкой для своей, – произнес он вкрадчиво практически над самым ее ухом. Ника никак не могла придумать, что ответить. Почти во всех словесных битвах он выигрывал. Но не в этот раз.
– Дорасту до ваших лет, может, и начну, – воткнула Ника слова во вторую ахиллесову пяту Игоря, которую ей удалось обнаружить за несколько месяцев их общения.
– Ладно, – почти незаметно поморщившись произнес Игорь, – поехали побыстрее польем уже эти цветы и займемся интересами большинства.
Квартира матери Игоря больше походила на музей. Аккуратный, чистый, жилой, но с отчетливым запахом, как от страниц старых книг. Игорь поливал цветы и ходил из комнаты в комнату через дверные проемы – в четырехкомнатной квартире было всего три двери: в спальне, туалете и ванной. Ника как раз стояла, опершись рукой об одну из них, и разглядывала огромную кровать с резными спинками и балдахин из тяжелой плотной ткани, расшитой, как она подозревала, вручную.
– Сколько лет этой кровати? – неожиданно для самой себя озвучила Ника свое удивление.
– Две сотни. А может, и больше, – раздался голос Игоря прямо над ее ухом. Ника вздрогнула. – Прадед притащил ее из Франции чуть ли не после отечественной войны 1812 года. Прикинь, сколько народу было зачато на этом старье? И я в том числе, – Игорь пристально посмотрел в глаза Ники. В его вопросе абсолютно не было никакого сексуального подтекста. Он просто искренне удивлялся, как до него и сама Ника удивлялась необыкновенной старине предмета, который вопреки возрасту почему-то находился не в музее, и его можно было трогать, на нем можно было лежать и даже… Ника насильно прервала поток мыслей, но Игорь, казалось, все равно услышал их и подхватил: «Ты когда-нибудь занималась сексом на родительской кровати?»
– Вы хотели спросить: занималась ли я сексом на кровати возрастом более двухсот лет?
– И это тоже, – он еще пристальнее вперился в нее взглядом.
– Нет, – и немного погодя добавила, – и еще раз нет. Вы закончили поливать цветы?
___________
Он много раз пытался сказать ей, что она спасла его от побега из дома. Тогда, пару месяцев назад, когда она пришла к нему домой с намерением отдать его тетрадь с конспектами. Но никак не мог поймать момент. Это признание было слишком интимным, чтобы бросаться им посреди учебного дня в перерывах между переходом из одной аудитории в другую. Однажды он встретил ее в местном супермаркете, когда она закупалась вместе с отцом – тот помахал ей рукой издали, пока они с ним разговаривали, стоя у полок с молочными продуктами. От полок веяло холодом, хоть и незначительным, но нос Ники все же приобрел розоватый цвет. Он сам не понимал, почему ему так нравилась эта ее особенность. Хотя, на самом деле, не такая уж и особенность: у кого не краснеет нос на морозе? Но ее нос улавливал малейшее понижение температуры. Он точно знал, когда весна вступит в свои права и пропитает воздух теплом. Только тогда, когда нос Ники перестанет хоть как-то отличаться от цвета всего остального лица. Почему-то именно в супермаркете, посреди всей этой темной людской толпы и полок с разноцветными продуктами, он почувствовал, что поймал момент. Он уже даже сформулировал все свои признания в слова, но Ника, быстро выдав ему информацию по будущему графику экзаменов, о котором он ее спросил, попрощалась и убежала к отцу, который снова помахал ей, стоя у кассы и распихивая купленные продукты по пакетам. С тех пор он больше не мог поймать момент. Ника убегала домой сразу после занятий, а иногда и до их завершения. И тогда в остаток учебного дня ему приходилось растрачивать свои улыбки на Леру, а после придумывать все новые и новые причины, по которым он никак не мог проводить ее до дома. Зима становилась все холоднее. И он чувствовал, как одиночество все сильнее сжимает горло и все его внутренности.
– Ведь ты никогда даже не испытывал этого одиночества посреди толпы, среди друзей, в семье? Любимчик всех девчонок, пример для подражания для всех парней. Ты вообще знаешь, что это такое, красавчик? Одиночество? – все чаще стал звучать в его голове знакомый голос. «Да, Лидия. Теперь я знаю, что это такое. Знаю, как никто другой».
__________
Игорь совсем не так представлял себе этот момент: обычно девушки визжали, прыгали до потолка, обнимали его и очень старались затем в постели, когда он предлагал, полностью взяв на себя расходы, провести вместе зимние праздники где-нибудь за границей.
– Вы с ума сошли? Мать не отпустит меня за границу с каким-то чужим мужиком, – от последних ее слов во рту у Игоря загорчило так, что отчаянно захотелось сплюнуть.
– Ясно. Значит, ты внезапно стала маменькиной дочкой, – вместо ответа Ника скорчила недоумение на лице. – Ты уже совершеннолетняя девочка. Можешь без маминого разрешения и паспорт себе сделать и из страны вылететь.
– Я ведь не о бюрократической стороне вопроса говорю, Игорь, – от этого «Игорь» во рту загорчило еще сильнее. – Я не хочу, чтобы моя мать все новогодние праздники гадала, вернусь я невредимой или по кусочкам в международных посылках! Что вы, как маленький, обижаетесь?
От того, что Ника была права, Игорь сделался еще злее. Ее отказ был всего лишь проявлением заботы о чувствах матери. Это его ошибка, раз он заранее не позаботился о том, чтобы ходить в статусе «друга семьи», а не «чужого мужика». И вот теперь, несмотря на то, что это Ника не могла уехать без разрешения, это он чувствовал себя обидчивым и беспомощным ребенком.
Отношения с Никой продолжали удивлять его дико противоречивыми эмоциями, которые они вызывали в нем: от приторной сладости на языке от одного только запаха ее волос до болезненного сжатия в груди от как будто бы безразличного скользящего взгляда, который она порой бросала на него, отрываясь от долгого созерцания бегущего за окном пейзажа; от желания кричать на весь мир и хвастаться, что он может говорить с Никой, держать ее за руку, делить с ней время, до практически патологической потребности спрятаться вместе с ней от всего человечества, затаиться в самом темном уголке вселенной и оградить ее лицо и тело от лишних взглядов, единолично и жадно наслаждаясь этими безупречными красотами, фантазируя, как выглядят те из них, что были хорошо очерчены, но все-таки скрыты под одеждой. Ника была совершеннолетней, но он отчего-то чувствовал, что их отношения незаконны и противоестественны. И он не мог придумать ни одной причины, почему бы он мог не заслуживать такой девушки как Ника, но вместе с тем каждый ее новый звонок удивлял его. Совершенно точно она была с ним не из-за денег: Ника предпочитала обедам в дорогих ресторанах посиделки в Макдональдсе, отказалась как-то заходить в ювелирный, сославшись на то, что не носит украшений, а однажды сама подарила ему цветы, поздравляя с заключением выгодного контракта. И вот теперь отказалась от новогодней поездки. Некоторое время он думал, что Ника хочет похвастать отношениями со взрослым мужчиной перед подругами, но позже выяснилось, что их у нее нет. Порой он задумывался, а можно ли вообще назвать их общение с Никой отношениями в классическом понимании этого слова? Общение с девушкой без секса были для него в новинку. Но он так боялся потерять даже это и вместе с тем так отчаянно хотел большего!
Он заставил себя не злиться. Черт с ней, с новогодней Прагой! У них впереди замечательный вечер: Ника впервые за все время их знакомства отпросилась у матери с ночевкой. Он даже не стал спрашивать, что именно Ника соврала ей. Он просто не хотел примешивать еще больше сомнений в их отношения сегодня.
– Вы здесь живете? – Ника окинула взором выгоревшие обои с желтыми пятнами проступившего клея, дряхлую мебель, вконец вытертые доски пола, пыльные окна в рассохшихся рамах с отслоившейся краской.
– Нет. Здесь я только расчленяю тела своих жертв и перемалываю их на котлеты, – как будто в подтверждение его слов с кухни донесся их запах. – Черт! – Игорь метнулся на кухню.
Сделав 2 шага, Ника оказалась там же: квартира была не только ветхой, но еще и очень маленькой.
– Я же продал старую хату, а ремонт в таунхаусе еще не сделал. Вот, приходится кантоваться у друга. Я лучше потрачу бабки на наши веселые приключения, чем буду отдавать их за шикарную нору.
– Шикарную? Достаточно было бы хотя бы человеческой.
– Ой, да брось. Тут все работает. Просто мебель старая: другу квартира досталась от умершей бабки. Небольшой косметический ремонт и нора станет человеческой.
– Небольшой? – продолжала гнуть свою линию Ника.
– Да. Переклеить обои, поменять всю мебель, вставить новые окна, отциклевать и залакировать полы… – он остановился. – Да, на самом деле работы тут до фига, – и громко рассмеялся.
Котлеты были вкусными. Настоящие домашние котлеты. Игорь даже сам сделал фарш.
– Не знала, что вы умеете готовить, – пробубнила Ника с набитым ртом.
– Ты еще очень многого не знаешь обо мне, детка, – в последнее время сексуальный напор со стороны Игоря становился все сильнее. Поначалу Нике было неудобно, хотя скорее непривычно, что взрослый мужчина проявляет к ней подобный интерес, а теперь ей это даже нравилось, хотя она никогда и не отвечала на его подкаты и, фактически, все их игнорировала. Она сама не могла понять, почему ведет себя так. Конечно, Игорь бы не стал связываться с девчонкой, если бы не хотел затащить ее в постель. О своих намерениях он, собственно, прямо заявил в первый же день знакомства. Порой она чувствовала, как от очередной его фразочки с сексуальным подтекстом в ней зарождалось возбуждение. Оно распускалось внутри ее живота и протягивало свои красные стебли во все оконечности ее тела, пронзая насквозь каждый орган. Но каждый раз, когда стебли пытались прорваться в голову, и та начинала кружиться, Ника подавляла возбуждение. И по возвращении в реальность она пыталась разглядеть во взгляде Игоря, заметил ли он тот эффект, который его слова произвели на нее. Но поскольку внешне она всегда оставалась спокойной и даже румянец не проступал на ее щеках, Игорь никак не мог догадаться.
– Чем займемся вечером? Я так понимаю, что в ресторан мы уже не пойдем.
– Идем на день рождения моего друга.
– Хозяина квартиры?
– Нет, – засмеялся он. – К моему старинному приятелю. Дружим со школы. Столько, сколько мы дружим…
– Что, неужели с отечественной войны 1812 года? – на этот раз шутка про возраст не заставила Игоря состроить гримасу. Видно было, что он действительно рад тому, что имеет такие долгие дружеские отношения с именинником.
– Он классный. Доедай быстрее и поехали. Хочу поскорее с ним увидеться.
«И показать ему тебя», – подумал он следом, но не озвучил.
В промежутках между хищными взглядами Вадима на Нику, Игорь одну за другой опрокидывал в себя рюмки текилы. И чем больше становилась концентрация алкоголя в крови, тем раздражающее становилась атмосфера вокруг. Ника почему-то весь вечер старательно выдергивала свою руку из его и каждый раз отодвигалась, когда он даже случайно касался ее плечом или коленом. При этом всякий раз, когда Вадим подходил к ним, чтобы справиться о настроении, и его рука оказывалась на плече Ники, она улыбалась и вовсе не пыталась ее скинуть. Да еще из головы не выходило это дурацкое «моя подруга», когда он представлял Нику Вадиму. Между ними никогда не было соперничества, их связывал ворох совместных воспоминаний и годы дружбы. Но в этот вечер он отчаянно ненавидел Вадима за его лысый череп, который придавал ему брутальности, за его приторную вежливость, и обходительность, и искрометный юмор за праздничным столом. «Ошибка! Это была чертова ошибка тащить ее сюда», – не выкручивалось из его головы. Он хотел похвастаться перед другом – и уже это само по себе было странным, ибо за все время их общения у него ни разу не возникало подобного желания, – а вместо этого так выпукло и так отчетливо осознал, что Ника вовсе не его девушка. Не его.
Когда он в очередной раз очнулся от своих навязчивых мыслей, то обнаружил себя за праздничным столом одного – гости переместились кто в бар, кто на танцпол. Он судорожно начал выискивать Нику глазами, пока не наткнулся на ее спину, а через некоторое время она сменилась спиной Вадима. «Твою мать!» – выкрикнул он, опрокинул в себя очередную стопку текилы и кинулся из-за стола. Он подскочил к танцующим Нике и Вадиму, сильно дернул последнего за обнявшую ее торс руку. На лицах обоих читалось недоумение.
– Отвали! Ясно? Перестань ее лапать!
– Никто никого не лапает! Мы танцуем, – вскрикнула Ника, уязвленная обвинениями Игоря.
– Мы с тобой дома поговорим, – быстро кинул ей Игорь и ткнул Вадима пальцем в грудь. – Что ты себе позволяешь, а?
Вадим молчал. Со стороны казалось, как будто он замер на счет три, словно в детской игре. Замер в позе ошарашенного самого себя, вперившего взгляд в Игоря.
– Что ты молчишь, а? А?
– Какого черта? – наконец еле слышно проговорил Вадим.
– Вот именно?! Какого черта ты устраиваешь? – подхватила Ника, но Вадим тут же, не поворачивая головы в ее сторону, положил ей на плечо руку, как бы прося не вмешиваться, но вместе с тем благодаря за поддержку.
– Какого черта ты развязался? После всего того дерьма, через которое ты прошел? Через которое мы прошли? Что, так сильно повыветрились воспоминания за 2 года? Соскучился по сеансам психотерапевта? Захотелось поблевать ночку над унитазом? Какого черта ты решил, что имеешь право вот так вот просто взять и вернуть себе свой потерянный ад?
– Давай ты не будешь переводить тему, да? Ты весь вечер в гляделки с моей девушкой играл, а теперь вот под конец еще и облапать решил.
– Дурак! Я весь вечер на тебя пялился, потому что ты с такой смурной рожей сидел, с какой бывало проводил время в запоях. Я просто, идиот, не мог заставить себя поверить, что ты вот так вот просто возьмешь и положишь на все, чего добился! Валил все на ссору, может, вашу с Никой, хотел вот узнать у нее…
– Ну да. Типа, ты такой заботливый, мой дорогой друг! Типа, я все не так понял, да? Типа, я тут перегибаю палку, да?
– Да. Именно это я и хочу сказать, – и Вадим неожиданно повернулся к Нике и спросил уже у нее. – Давно он развязался?
Все это время Ника внимательно слушала диалог мужчин и вспоминала: за месяцы их знакомства с Игорем она ни разу не видела, как он выпивает. Хотя и не должна была, ведь Игорь всегда был за рулем. А вот сегодня она видела, как Игорь опрокинул пару стопок текилы, но не сочла нужным говорить ему что-то по этому поводу, поскольку не считала пару стопок угрозой безопасному вождению, да и всегда можно такси вызвать.
– Я не знаю, – наконец выдохнула Ника. – Только что? – и посмотрела при этом на Игоря – волосы всклокочены, на висках испарина, губы сжаты в тонкую кривую полоску. Он слегка пошатывался и, хоть взгляд его и обратился в сторону Ники, смотрел сквозь нее.
– Я вызову такси, – беспомощно выдохнул Вадим. – Вы все еще на Дивной живете? – снова обратился он к Нике. Она не стала поправлять это «вы» и объяснять, что и не живут, и название улицы под сомнением, а просто кивнула в ответ. Игорь тоже было открыл рот в сторону Вадима, но, когда тот начал говорить с оператором, отвернулся, а потом и вовсе зашагал от него прочь, так ничего и не произнес, медленно сомкнул губы и довольно улыбнулся.
Игорь тоже заметил это «вы», поскольку местоимение это до сих пор неприятно резало ему слух. Но не в этот раз. Ни одна стопка сегодняшней текилы не лилась подобным теплом по глотке, как это «вы» из уст Вадима. Весь морок сегодняшнего вечера внезапно рассеялся. Ника стояла рядом, держа его за руку и вперившись в него внимательным взглядом своих практически черных глаз.
