Читать книгу: «Легенда о сломанном городе»
© Юлия Венгерова, 2019
ISBN 978-5-4493-2073-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Великое Княжество Осколийское, или просто Осколия – государство на севере Европы, омываемое водами Холодного моря. Столица – город-порт Флагманштадт. На юге граничит с
Российским Царством. Государственный язык русский. Осколийский русский во многом
отличается от языка, на котором разговаривают жители России.
Осколия – промышленное государство. На ее территории расположены предприятия, изготавливающие локомотивы, дирижабли, сталелитейные заводы. По данным на 1875 год
большинство из этих предприятий принадлежит промышленникам из Швеции, Австрии и
Франции.
Из «Учебника по географии под ред. С. Симона», изд-во «Свет науки», 1876 г.
ПРОЛОГ. БРЕД СУМАСШЕДШЕГО
Рассветало. Над серо-зеленой пустыней Холодного Моря
поднималось равнодушное и безликое солнце, а с другой стороны неба уже плыли ему навстречу грязные рваные облака.
Я лежал на пустынном берегу, глазел на противное небо и не мог подняться.
Боль, постоянная спутница моей жизни, не изменяла и теперь.
Тело ныло, как если бы меня всю ночь напролет истязали и били. О, что за глупое выражение в устах человека, которого истязали и били всю жизнь!
Я должен был ликовать, плясать от счастья, поднимать к небу руки в молитвенном экстазе и славить новый день, однако же у меня совершенно не было сил на эти манипуляции.
Еще вчера я был узником самой страшной и неприступной тюрьмы, которую когда-либо придумало человечество – проклятой крепости Тармин. Сюда помещают только самых отъявленных злодеев и безнадежных преступников, которым заказана дорога в нормальное человеческое общество. Таких, как я.
Покинуть эту тюрьму можно только одним способом – бегством на тот свет.
Увы, сей вариант был для меня неприемлем.
Я наконец-то собрал свои силы в кулак и поднялся. Вдохнул кисловатый морской воздух полной грудью, так жадно, что закашлялся. Теперь мне стало казаться, что и не было этих десяти долгих лет, проведенных в крепости Тармин, что это не я заживо гнил в вонючей, пропахшей потом и дерьмом
камере, а какой-то другой человек.
Вполне возможно, что так оно и было.
Это он проводил дни и ночи в одиночестве, сходя с ума, проклиная всех на свете, изрыгая самые страшные ругательства, понося на чем свет стоит невинных охранников, которые всего лишь выполняли свою работу… О
подлые, мерзкие червяки, крысолюди в форме, гниды небесные, собаки!
Дьявольское отродье!
О нет. Это был я. Ибо отчего кровь во мне вскипает при воспоминании о моем заточении? Это был я, и я сумел удрать из этого проклятого места.
В моей голове до сих пор слышны оглушительные звуки оружейных выстрелов, пронзительные крики надсмотрщиков, их ругань и мат. И тупое, осоловелое выражение их мертвых рож. Простите, ребята! Вы не были виноваты в том, что родились людьми, а меня сотворили чудовищем.
Омерзительным, тошнотворным монстром, способным сокрушить все живое.
Творящим зло направо и налево, неутомимым и ненасытным. Я не горю в воде, не тону в огне, а медные трубы для меня что шарманка. И меня очень, очень трудно укокошить!
Мое сердце до сих пор билось с угрожающей скоростью, готовое выпрыгнуть из моей тощей груди, моя кровь до сих пор бурлила, я до сих пор задыхался от быстрого бега – хотя уже давно стоял на месте.
Не построена еще та тюрьма, что сможет удержать Феникса в своих каменных объятиях!
И вот теперь я ковылял по безлюдному берегу Холодного моря, слушая крики чаек и любуясь рассветом. Какая, черт ее дери, идиллическая картинка! Настолько идиллическая, что хочется вынуть из кармана револьвер, подвергнуть геноциду всех орущих чаек, поджечь море, спалить небо и разрушить к ядрене фене весь этот дивный берег!
Итак, я плелся, а душу мои терзали нехорошие мысли. Хотелось пить, жрать и убивать невинных пастушек, если таковые попадались бы на моем пути.
Впрочем, я брел не бесцельно. Мои полторы ноги сами тащили меня в город, который уже давно назначил мне свидание.
Я не был во Флагманштадте лет двадцать, если не больше. Вряд ли за это время город как-то изменился, разве что стал еще хуже. По-прежнему там властвовал Железный Максимилиан, пугая своей бесстрастной мордой горожан, по-прежнему там заседали разжиревшие Магистры во главе с
унылым Гроссмейстером, по-прежнему упертые до неприличия снобы называли эту клоаку «столицей мировой магии». Разумеется, все так и было.
Наверняка в этом грязном и вонючем городе строились новые бордели, опиумные притоны и кафе-шантаны, где полуголые девки танцевали канкан.
Наверняка – ибо зачем огромному городу школы, университеты и библиотеки? В Южном городе предавались разврату, как и прежде, а в Северном Городе трудолюбивые пчелки-рабочие, не покладая рук и не разгибая спины, ковали спорное могущество Осколии.
И вот теперь я полз туда, в этот неугомонный и неубиваемый город, близкий мне по духу и чем-то похожий на меня – такой же уродливый монстр, лишенный морали.
Подожди меня, Флагманштадтик, подожди злобного и уродливого дядю Феникса, и вместе мы натворим таких дел, что историки будущего ахнут! Но прежде всего, дружище, мне предстоит тебя спасти. Ибо некому больше. Ты сейчас в опасности. Нет, ты, конечно, всегда в опасности, ибо стоишь на природном разломе, откуда чудовищная магия просачивается наружу. Но в этот раз над тобой зависли черные тучи.
И знаете что, дорогие мои детишечки?! Знаете что? Добру иногда приходится просить помощи у Зла. Иногда приходится.
***
В то же самое время во Флагманштадте.
Лежала на столе книга, пыльная, с пожелтевшими страницами. Страшная книга.
«И разверзлись хляби небесные, и сделалась кровь…
И всяк побежал, не ведая дороги, не зная пощады к тем, кто оступился, безжалостно сминая их на своем пути. Кричали женщины, и плакали, и молили Господа о милости, или о скорой смерти, могущей остановить их мучения. Не услышал Бог их гневные молитвы, не сумел он ниспослать кару
небесную на головы несчастным.
День стал черным, будто ночь. Живое сделалось мертвым, белое – темным, а верх стал низом. И ангелы заплакали в небесах, ибо не в силах были помочь умирающим.
То был день великой скорби.
И сошлись двое в смертельной схватке. Один был в белом, ибо в сердце его был Свет. Другой был в черном, и черен был он сам, ибо нес с собой токмо разрушение и погибель.
Сошлись они там, где ни света нет, ни тьмы; там, где ни жизни нет, ни смерти, там, где ни огня нет, ни воды, ни земли, ни воздуха. И бились они не день, и не два, ибо время потеряло свою силу. Сражались они, а в городе, что остался далеко внизу, горели дома, и мятежная вода заполняла жилища, и
всяк человек, и раб, и господин, спасался от неминуемой участи..
И случилось так, что воин в черном победил в этой жестокой схватке
И город, потерявший своего защитника, был разрушен.
Так закончилась история великого града Торрсона. Второго такого нет, и не
будет»
Сочинение Иоганна-Пересмешника, мага-самоучки, датированное 1389
годом.
Гроссмейстер рассерженно захлопнул книгу, не найдя в ней ответа на свой
вопрос.
– Эх ты, – тихо, обращаясь к самому себе, произнес Гроссмейстер. – А еще Иоганн-Пересмешник! Тебе бы бульварные романчики писать, да и только.
«И разверзлись хляби небесные, и сделалась кровь». Объяснить же, что случилось с градом Торссоном, ты так и не сумел.
Светало. Прозрачное утро с трудом пробиралось сквозь завесу смога, еле находило дорогу в просторный кабинет, где томился Гроссмейстер.
Он отложил старинный фолиант и наугад вытащил из общей кучи еще одно издание. То была солидная «Энциклопедия Обермауса и Богачева» – полное собрание сухих исторических фактов и справок.
«Древний город Торссон. Существовал с 115 по 881 годы. Являлся столицей могущественного государства под названием Магический Союз, занимавшего большую часть территории Северной и Центральной Европы.
Был разрушен в 881 году вследствие сильного землетрясения. По другой версии – сильной магической бури. Данное событие породило массу мифов и легенд. Главный миф связан с часами на городской башне. (См. статью «Городские часы Торссона»). В те годы механические часы еще не были изобретены, поэтому главные часы города работали с помощью магии. Согласно преданию, накануне дня, когда Торссон разрушился, часы остановились.»
Гроссмейстер, повинуясь настоятельной просьбе авторов энциклопедии, неведомых ему Обермауса и Богачева, перелистал книгу и нашел страницу
«Магические часы Торссона».
«В настоящее время», – сообщали бесстрастные авторы статьи. «Только в одном городе в мире остались раритетные часы, работающие на опасной магической энергии. Это часы на городской башне Фогон, что находится в центре Флагманштадта, Осколия, на Парламентской площади.»
Гроссмейстер захлопнул пыльный фолиант и отодвинул его вглубь стола. Потом встал со своего места и медленно, поскольку все суставы одеревенели после долгого сидения в одной позе, подошел к окну.
Почему-то ему вспомнился старый детский стишок.
А из нашего окна
Башня темная видна.
А из нашего окошка —
Только Мэрия немножко.
Впрочем, как раз-таки здание Мэрии Гроссмейстер и не мог видеть – оно находилось чуть в стороне. Зато прямо по курсу, несгибаемая, как стрела, направленная в небо, стояла башня Фогон. Стояла и равнодушно таращилась на Гроссмейстера своим круглым циферблатом. Стрелки показывали без
четверти девять.
Сначала Гроссмейстер не понял, в чем подвох. А потом достал из кармана своего пальто наручные часы с серебряной цепочкой и открыл их.
Пол седьмого утра, утверждали дорогие часы османской марки «Альказар».
– О мой Бог! – вслух произнес Гроссмейстер, ошарашенно глядя в лицо престарелой башне. – О мой Бог!
Магические часы на башне Фогон стояли.
ЧАСТЬ 1
ПРИБЛИЖЕНИЕ БУРИ
«Магический Союз – крупнейшее государство Средневековой Европы.
Просуществовал со II по IX века нашей эры. Включал в себя территорию
современной Австро-Венгрии, Пруссии, Швеции, Осколии и ряда других
государств».
Хрестоматия по истории, 9 класс.
«И, проанализировав все имеющиеся факты,
подтвержденные математическими формулами,
пришел я к единственно верному умозаключению.
Магия и Время взаимосвязаны.
Вне Времени и Магии не существует.
Это так же незыблемо, как то, что Солнце восходит
на востоке».
Роберт Эйслер, «Основы теоретической магии», 1831 год.
ГЛАВА 1
ЧЕЛОВЕК В ЧЕРНОМ
Эта история началась с начала, а закончиться ей предстояло… сами понимаете, чем, ибо все в этом мире имеет свой Финал, кроме разве что бесконечности.
Вот только что принять за точку отсчета, ту самую, с которой все события начнут разворачиваться по порядку?
С того ли момента, как в 1355 году храбрый князь Александр, прозванный впоследствии Благословенным, повелелпостроить на берегу Холодного моря новый город, назвав его попросту Флагманом (логическое завершение «штадт» появилось десяток лет спустя)? Нет, рано. Ибо город рос, как на
дрожжах, стремительно и быстро, и его не смущали ни чума, ни наводнения, ни пожары. И каждый раз после катастрофы неугомонный Флагманштадт опять увеличивался в размерах, подобно гигантской раковой опухоли.
С того ли момента, как на болотах возникла крохотная, но самостоятельная и гордая Осколия, чьей столицей и стал Флагманштадт? Менялись правители, похожие друг на друга как две капли воды, гремели дворцовые перевороты,
по итогам которых более шустрые князья отбирали власть у менее шустрых, но Осколийское Княжество, несмотря ни на что, продолжало существовать.
Нет, опять рано.
С того ли момента, как юный подмастерье-часовщик отказался от своего прежнего имени и стал главным человеком всего магического мира? Были истории интереснее этой, но столь головокружительного взлета маги Флагманштадта не знали. Уже теплее, но нет – все равно рано.
Начнем, пожалуй, с позднего майского утра 1881 года, когда Гроссмейстер Ордена Шести Миров, известный так же, как магистр Квермонт, а в далеком прошлом – тот самый мальчишка-подмастерье, принимал у себя в кабинете
неожиданного посетителя.
Окна кабинета были наглухо зашторены, и единственным источником света, разгонявшим полумрак, был газовый рожок, сиротливо висевший на стене.
Посетитель Гроссмейстера был облачен в черное бесформенное одеяние с капюшоном, делавшее его похожим на средневекового монаха. Лицо же свое он старательно прятал, что очень сердило Квермонта.
– Меня здесь нет, – произнес посетитель. – Слышите, вы, Гроссмейстер? Меня здесь нет.
Сказавши это, он хрипло засмеялся, и смех этот был ужасен. Голос у человека в черном был надтреснутый, как у старика. По-русски он изъяснялся безупречно, настолько безупречно, что это тотчас же выдавало в нем иностранца.
– Я всего лишь в вашей голове, вы понимаете? – продолжил посетитель. – Вот ведь какая дьявольская шутка, вы не находите? Я могу быть в любом измерении, мыслимом и немыслимом, в любом времени и пространстве, а
нахожусь в голове у моего же собственного коллеги из будущего! Ха-ха-ха! Воистину это жестокая ирония судьбы! Ну не молчите же, господин Квермонт, а не то я подумаю, что вы мне не рады! Заклинаю вас, ответьте мне!
– Зачем вы меня мучаете, магистр Лассе? Вы же умерли тысячу лет назад! Умерли и умерли, так покойтесь же с миром! И откуда вы, черт возьми, знаете слово «коллега»?
– Так не умер я, ваше словоблудие, не умер! Растворился во времени и пространстве, исчез – да. Но не умер, и уж тем более не упокоился.
– Сочувствую вам, гость из прошлого, – попытался было ввернуть Квермонт, но ему не удалось.
– Из прошлого, настоящего и будущего, – перебил его тот, кого назвали Лассе. – И не надо мне сочувствовать, ты, жалкий мальчишка!
«Надо же», – раздосадовано подумал Гроссмейстер. – «Проник в мое сознание, да еще и обзывается!»
– Я был Великим Магистром! – в полный голос произнес Лассе. – Великим, слышите! Не чета вам, нынешние недоволшебники! Я мог управлять стихиями! Я осушал моря, я передвигал горы, я поворачивал реки вспять! Я был сама волшба! А вы, вы, главный человек Магнетического мира, что вы умеете?!
– Реки вспять я не поворачиваю, – печально отозвался Квермонт. – Но, чует мое сердце, вы бы не справились с ежеквартальным отчетом. Времена изменились, бывший гроссмейстер.
Лассе вздохнул и наконец-то опустил капюшон, оказавшись не очень молодым человеком обыкновенной, даже заурядной наружности с бесконечно уставшими глазами. Взгляд его был полон скорби.
– Вы всего лишь моя галлюцинация, Лассе, – напомнил Квермонт. – Отчего же я так страдаю?
– Посмотрите в окно, сын часовщика. Что вы там видите?
– Башню Фогон.
– Я лично руководил строительством этой башни. Тысячу лет назад. Тогда, когда и в помине не было Осколии и Флагманштадта, а эта территория принадлежала Магическому Союзу – самому могущественному государству
Европы. Я своими глазами видел, как ставят эти часы. А теперь они сломаны. Почему не уследили, Гроссмейстер?
– Часы остановились вчера вечером, – ответил Гроссмейстер. – Я ничего не мог изменить.
Квермонт провел бессонную ночь, изучая старинные фолианты и современные энциклопедии. Он искал все сведения, что касались пресловутой башни и ее магических часов, и теперь его неумолимо клонило в сон.
– История повторяется, сир Квермонт, – прорвался сквозь дремотную пелену глас человека в капюшоне. – Падение великого города Торрсона, столицы Магического Союза, тоже началось с того, что остановились главные городские часы. Это было ровно тысячу лет назад. Время для новой жертвы
пришло. Мрачный Герцог уже в городе, неужели вы не чувствуете? Тысячу лет назад он избрал своей жертвой Торссон – и погубил его. Я сражался с ним как мог, и проиграл. Я был изгнан из своего мира, из своего времени. Я
потерял все. Пришла ваша очередь принять бой.
– Я всего лишь чиновник, – печально ответил Гроссмейстер. – Главный бюрократ всего магического мира, способный лишь на то, чтобы подписывать бумаги с гербовой печатью. Я даже не практикующий маг.
«И я очень, очень хочу спать!» – подумал Гроссмейстер, но вслух этого не сказал.
Впрочем, его тусклый собеседник вполне мог прочитать его мысли.
– И тем не менее, вам предстоит принять бой, – напомнил человек в черном.
– Так помогите мне! – взмолился Гроссмейстер. – Что толку донимать меня разговорами?!
– Не могу, – сухо ответил Лассе. – Не забывайте – меня на самом деле здесь нет. И я не желаю вам удачи. Всего плохого, Ваше Магейшество!
Сказавши это, человек в черном растворился, будто бы его и не было. Однако же Гроссмейстер был уверен, что никуда он не делся, и по-прежнему наблюдает за ним.
От этой мысли становилось не по себе.
– Айса! – позвал Гроссмейстер.
Его помощница появилась тут как тут, словно бы она поджидала под дверью.
Впрочем, вполне возможно, что так оно и было.
О, это была особенная женщина! И дело было не только в ее безупречной классической красоте. Она могла оставаться незаметной, когда хотела. Собственно, полная свобода воли – это прерогатива всех бессмертных божеств, а эта дама и была одним из них. Богиня судьбы, одна из дочерей Ночи, неумолимая мойра по имени Айса, разрезающая нить – вот кто помогал Квермонту в его нелегком деле. Когда-то давно мойра подала в
отставку, сбежала из древнегреческой мифологии и пустилась в свободное плавание. Потом повстречала Гроссмейстера и нанялась к нему в секретари.
Словом, Айса была первым в мире бессмертным божеством,
довольствовавшимся скромной должностью клерка.
Гроссмейстеру нравилось, как она работает. Его даже не смущало, что приходилось убирать все колюще-режущие предметы, такие, как ножницы и канцелярские ножи, дабы ненароком не напомнить Айсе о прежнем месте работы. Если исключить этот «пунктик», все остальное было безупречным.
– Я вас слушаю, господин.
– Когда белое сделается черным, – с выражением произнес Квермонт, – когда низ станет верхом, а верх – низом…
Гроссмейстер остановился, чтобы понаблюдать за реакцией своей помощницы. Та молчала, и только таращилась на магистра своими огромными глазами. И, казалось, была ничуть не удивлена неожиданным словесам.
Впрочем, чем можно удивить бессмертное божество?
– Живые тогда начнут завидовать мертвым, – продолжил Гроссмейстер.
– И токмо Темный Отрок,
Который не жив, но и не мертв,
Который не раб, но и не господин,
Который не человек, но и не зверь,
Токмо Темный Отрок, чья душа преисподней подобна,
Восстанет из могилы и спасет город сей.
– Вы практикуетесь в изящной словесности? – поинтересовалась Айса.
– Не я написал эти строки. Это из «Сочинения Иоганна Пересмешника». Знавал я этого чудака. Многие считают его пророком, но по мне так он был гениальным плутом.
– Не сильна в литературе, – ответила Айса.
– Моя дорогая ходячая мифология, – издалека зашел Гроссмейстер. – Глубокоуважаемое бессмертное божество из Древней Греции… я ничего не путаю? Милая Айса…
– Я вас слушаю, – повторила черноокая красавица.
– Тебе ведомо настоящее, прошлое и будущее. Ты разрезаешь нить судьбы, быстро, и неумолимо, как божественный хирург, не ведая скорби и не зная печали.
– Я в отставке, мой господин, – ответила мойра. – Ныне я всего лишь скромный секретарь.
– Но при этом ты не забыла, кто ты есть. Ты дитя божественной природы, не человеческой… и я порой тебя боюсь.
– Ну что вы, мой господин, – усмехнулась Айса.
– …Ибо я прекрасно знаю, зачем ты со мной. Ты – моя персональная смерть, и однажды ты разрежешь нить моей судьбы. И закончится славная история подмастерья, сына часовщика, ставшего главным волшебником всего мира.
Ответь мне, милая Айса, только на один вопрос.
– Вопрос жизни и смерти? Не имею права, мой господин.
– Айса, ну скажи мне, не как божество, но как мой секретарь – сегодня?
Мойра устремила на Гроссмейстера испепеляющий взляд своих огромных
древнегреческих глаз.
– Нет.
ГЛАВА 2
ВИРХОВ
Было несколько вещей, которые Осколия поставляла на экспорт – это магия, дирижабли и снобизм.
Жители Флагманштадта, общепризнанной столицы мировой магии, привыкли снисходительно относиться к жителям других городов, считая их людьми второго сорта. Данный снобизм был бы легко объясним, если б осколийская столица представляла собой благоустроенный и красивый город, застроенный шедеврами архитектуры разных времен и стилей. Но увы, Флагманштадт, чье население давно перевалило за миллион, был отвратительно убогим и грязным городом с одной-единственной улицей, которой не стыдно было показать туристам – пафосно-неоготическим Новым Проспектом. Все остальные улочки этого города не могли похвастаться
чистотой. Да и откуда взяться чистоте в городе, в котором публичных домов было больше, чем магазинов готового платья?! Словом, Флагман был городом дешевых меблирашек, нищих… и при этом он как-то ухитрялся сохранять статус главного магического города Европы, главным образом из-
за природного фона, чудовищно высокого.
Парадокс был в том, что, несмотря на грязь и убожество своего города, флагманштадтцы не теряли своей спеси ни при каких обстоятельствах.
Впрочем, малая толика этой спеси передалась по наследству и жителям Вирхова – второго по величине города Осколии. Этот город по праву считался младшим братом Флагмана, и надо отдать должное, был гораздо чище и опрятней своего неряшливого родственника.
Тихий и патриархальный Вирхов был знаменит своими тенистыми улочками, уютными особняками и пивоваренным заводиком, принадлежавшим датчанам. Больше ничего интересного в этом городе не было.
На одной из тихих улочек располагалась частная гимназия, где обучались мальчики из богатых семей Вирхова. Гимназия славилась триединым девизом: «Послушание, повиновение, подчинение!» и строжайшей дисциплиной. И горе было тем учителям, что отказывались слушаться, повиноваться и подчиняться – ученики могли жестоко наказать
провинившегося. Школьная инквизиция работала на ура.
Господин Озеров, привыкший так же отзываться на «Иван Алексеевич» был одним из немногих учителей, которым удалось выдрессировать юных сорванцов, отчасти из-за дьявольского терпения, отчасти от безысходности. Учеников он представлял дикими зверями, классную комнату – ареной цирка, а себя – отважным артистом, готовым исполнить свой смертельный номер.
Вот и сегодня он в сотый раз взошел на авансцену и грудью встал на защиту исторической науки от мракобесия.
Считал ли он себя хорошим учителем? Наверное, нет. Хороший учитель наверняка любил бы своих учеников, несмотря ни на что. Озеров же всегда относился к ним с опаской.
В конце концов, напомнил он себе, они всего лишь милые дети. Проблема была лишь в том, что эти милые дети слишком часто задавались вопросами типа «А что будет с учителем химии, если его поджечь?», или «С каким ускорением полетит новый преподаватель физики, если спустить его с
лестницы?» и прочими в том же духе.
– А вы часто бываете во Флагманштадте? – спросил рыжий ушастый ученик с первой парты.
Этот рыжий, кстати, был младшим сыном внучатого племянника двоюродного дяди бургомистра, так что с ним надо было держаться осторожней.
– Да, – сухо ответил Иван Алексеевич.
– А расскажите! – едва ли не хором попросили ребята. – Расскажите!
Иван Алексеевич слегка помялся, пытаясь сообразить, о каком из аспектов жизни огромного города можно рассказывать при детях и решил, что, пожалуй, нет таких.
– Любите свой город, ребята, – выкрутился Озеров. – Пусть у нас и не столица, зато место для проживания вполне приемлемое.
Тут Озеров достал из кармана часы на цепочке и незаметно от детей раскрыл их.
– А как мои юные философы относятся к тому, что их сегодня отпустят пораньше? – предложил Озеров, захлопывая часы.
– Ура! – завопил стройный детский хор под управлением рябого и ушастого Павлика, чей звонкий фальцет явно выделялся на фоне других голосов.
– Хорошо, собирайтесь, только тише!
Сорванцов не пришлось долго упрашивать. Они тут же похватали свои тетради и письменные принадлежности. И начали равномерно утекать из класса. Не прошло и минуты, как огромный кабинет опустел.
Иван Алексеевич поднялся со своего места, неторопливо снял с крючка пальто и не спеша оделся. Потом еще раз проверил билеты, что лежали в правом кармане. Все было на месте.
ЭКСПРЕСС ВИРХОВ-ФЛАГМАНШТАДТ
ОТПРАВЛЕНИЕ В 14.00
ПРИБЫТИЕ НА СЕВЕРНЫЙ ВОКЗАЛ – 16.00
ПОЕЗД ПРОСЛЕДУЕТ БЕЗ ОСТАНОВОК
Интересно, подумалось Озерову, что бы сказали ученики, если бы узнали, что он прямо сейчас едет в столицу? Наверно, попросили взять его с собой.
Нет уж, ни за что, сказал сам себе Иван Алексеевич. Никогда не взял бы на себя такой грех. В мире и так достаточно зла, так пусть они познакомятся с ним сами, без участия учителя.
Хотя, с другой стороны, все эти мальчишки были из богатых семей, так что они, скорее всего, будут со злом заодно.
Проходя по коридору, Озеров ненадолго остановился перед огромным зеркалом и отразился в виде худощавого человека в черном пальто, пиджаке с белоснежной накрахмаленной рубашке, брюках со стрелками и новеньких ботинках, начищенных до блеска. Вся одежда была безукоризненного покроя и дорого стоила. ИвануАлексеевичу, с его скромным жалованьем в триста осколийских рублей, приходилось во многом себе отказывать, чтобы выглядеть безупречно. Впрочем, Озеров был уверен, что учитель всегда должен выглядеть так, чтобы ни у одного из учеников не возникало даже мысли поджечь его или сбросить с лестницы.
Он поправил пенсне и надел модную шляпу-котелок, которую до этого держал в руке.
