Читать книгу: «Флешбэки из Поднебесной, или Каталина гоуз нах Джонгуо», страница 5

Глава 5

Небоксерский поединок и рождение звезды Ютуба

Всю неделю Катька носилась больной белочкой, готовя документы для подачи на визу и успевая при этом едко подкалывать тюленя Виталика, который все-таки, как ни странно, тоже собрался ехать в Китай. Особое недовольство она испытала от прохождения медкомиссии, где нужно было пройти всех мыслимых специалистов и сдать всевозможные анализы, включая анализ на резус-фактор и группу крови.

– Николай Сергеич, я не понимаю, что за бред, зачем нам такой огромный список врачей и анализов? Или вы нас решили без объявления войны, как подопытных кроликов, отправить сразу на космическую орбиту? О, великий, Чанъэ, прими нас на свой борт! The мля, прощай! Вам там китайцы откаты что ли пообещали? – возмущалась Катька, разгневанной фурией ворвавшись в кабинет начальника всех университетских международников и потрясая бланком медицинской справки.

– Для самых гуманитарных слоев населения поясняю, что «Чанъэ-5» – это вообще-то беспилотная межпланетная станция, так что наличие человека на борту не предусматривается. Если только Павловскую вместо риса отправить на орбиту, может, какие всходы даст. Хотя, боюсь, она по весу не пройдет, китайцы на Луну отправляли всего-то грамм 40, – прогундел знакомый голос.

– О, Валенок, и ты здесь, тоже мне, профессор космических наук, – раздраженно фыркнула Катька. – Между прочим, я читала, что Китай в 2020 году собирается человека на Луну отправить.

– А что, в Фотограме теперь пишут о космосе и колонизации Луны? Удивительные для гуманитария познания! – ехидно пробубнил Валенок, не поднимая глаз и усиленно рассматривая полированную крышку стола.

– Тюленям слово не давали! – зашипела Катька.

– Так, ну я вижу, вы нашли общий язык, – потирая руки, заблеял Никос.

– Николай Сергеич, ну это что, шутка что ли неудачная?.. – никак не могла успокоиться девушка. – В этом бланке спрашивается, не болею ли я холерой, желтой лихорадкой, чумой или проказой. Я даже не знаю, что это такое! У нас в России такими болезнями не болеют вообще. А этот вопрос «Есть ли у вас какие-либо из следующих заболеваний или расстройств, угрожающих общественному порядку и безопасности?» – это вообще для кого?.. Вы видели варианты ответов? Так я вам сейчас зачитаю: токсикомания, спутанность сознания, маниакально-депрессивный психоз, параноидальный психоз, галлюцинаторный психоз…

– У кого-то тут в графе психозы, походу, точно будет отметка «Yes», – проскрипел со своего места Виталик.

– А у кого-то в графе «Другие выявленные отклонения» будет написано «Просто валенок. Самостоятельное передвижение без сопровождающего лица запрещается. Обучение вдали от папы и мамы категорически противопоказано», – вызверилась Катька.

– Так, все, – взвился Шарабашкин, с остервенением почесывая редкие волосины на виске, – брейк! Павловская – в красном углу, Пименов – в синем. Слушаем меня молча, без взаимных оскорблений.

Катька, демонстративно поджав губы, села за стол напротив своего бесючего визави, ноздри ее яростно раздувались. Унылый Пименов сидел красный, как знаменитый китайский фонарик, и напряженно пыхтел.

– Итак, мои драгоценные номинанты! – менторским тоном начал Никос. – Объясняю для особо впечатлительных натур: медицинская справка для обучения в Китае имеет стандартную форму для всех иностранных граждан, так что вопрос, не болеете ли вы желтой лихорадкой, может оказаться весьма актуальным для выходцев, например, из стран Африки. А что касается вопросов о психозах и иже с ними, так китайцы очень заботятся о благополучии своих жителей, и у них нет никакого желания получить в число своих студентов какого-нибудь условного Брейвика, потому и осмотр психиатра обязателен. Такая медицинская справка является одним из обязательных документов для обучения по стипендиальной программе в Китае. Если же вы хотите учиться за свой счет, напишите координатору, возможно, они простят вам отсутствие справки по форме, и то не факт.

– То есть платных психов они принимают, а бесплатные им на фиг не нужны? – не удержалась от ехидного замечания Катька.

– Не знаю, не знаю, Катарина. Может, они за те деньги, что иностранец за учебу платит, приставляют к нему куратора из службы безопасности? Сие мне не ведомо. Но вернемся к делам нашим насущным. Чтобы упростить вам прохождение медкомиссии, мы договорились с нашей поликлиникой. Завтра приходите к 8 утра со всеми, так сказать, необходимыми анализами, заглянете в 11-й кабинет, там вам выдадут направления и быстренько проведут по всем специалистам. До обеда, думаю, уже закончите. Так что дерзайте.

– Слушай, Пименов, скажи по секрету, почему ты все-таки решился ехать на стажировку? Ты же не хотел? – насмешливо поинтересовалась Катька, когда они вдвоем с Виталиком выходили из международного отдела. – Что такого тебе папочка наобещал, раз ты преодолел свои лень и инфантильность и вырвался из-под родительского крыла? В Китае папы-мамы не будет, все сам, все сам, и даже носки придется самому стирать.

– Знаешь, Павловская, – каким-то надтреснутым голосом ответил парень, – я просто очень люблю и уважаю своего отца. А отец сказал, что боязнь проявить свою самостоятельность – это трусость и малодушие. А я хочу, чтобы мой отец тоже меня уважал. И поэтому я готов попробовать сделать то, чего никогда не делал, то, чего боюсь. Но тебе, с твоим куриным умишком и бесчувственной душой этого не понять. Ты просто пустая и высокомерная стерва.

Выпалив всю эту эмоциональную тираду, Пименов с лицом, покрытым нервными красными пятнами, развернулся и побрел прочь, а Катька так и осталась стоять с открытым ртом посреди коридора. Судорожно сглотнув, она направилась в столовую выпить кофе, запить неприятный осадок после разговора. Антипатия к Виталику не прошла и даже, пожалуй, стала еще больше, потому что к легкому презрению, которое она испытывала к этому невнятному парню, добавилось еще какое-то новое чувство. Стыд. Да, ей почему-то было стыдно. А человек, который заставил тебя почувствовать стыд, почему-то всегда невольно вызывает неприязнь. «Да ну его в пень, Валенка этого ненормального», – раздраженно отогнала она от себя неудобные мысли и с удовольствием сделала первый глоток ароматного капучино. Но внутренняя мышь почему-то продолжала тихонько выедать ей мозг.

В приподнятом настроении (спасибо любимому кофе) Катарина вышла из универа, как кошка жмурясь на последнее осеннее солнышко, и практически лоб в лоб столкнулась со своим экзотическим другом из Республики Конго, которого не видела с того самого дня, когда чаепитие с эклерами слегка не задалось. Надо сказать, что Серж выглядел слегка потрепанным, на щеке его красовалась ссадина внушительных размеров, переносица и вовсе была разбита, веко правого глаза опухло, будто его покусали пчелы, и было искусно отделано сочным фингалом, который был виден издалека даже на африканской коже несчастной жертвы.

– Господи, Серж, что с тобой случилось? – ахнула девушка. – Кто это тебя так?

– Пойдем в кусты, я буду рассказать, – таинственно зашептал африканец.

– Какие кусты? Ты совсем офанарел что ли? Не пойду я с тобой ни в какие кусты, – возмущенно рявкнула Катька.

– Мы просто будем стоять рядом с кусты, там мало люди ходят. Здесь неудобно рассказать, – застенчиво пробормотал Серж.

– А, ну ладно, пойдем. Просто у нас если парень девушку в кусты тащит, то обычно подразумевается, что он ей предлагает… Короче то же самое, что и ты нам с Викой предлагал в общаге, только по-русски, – хмыкнула Катарина.

– Нет-нет, я понимаю, все хорошо! – заволновался конголезец. – Если девушка не хочет, я не буду предлагать.

– Так что с тобой все-таки случилось?

– О, Катрин, вчера мы бухали с монгольцами…

– С монголами, – машинально поправила Катька.

– Да, с монгольцами. Сэ террибль! Это ужасно! Я вчера делал нехорошо, очень нехорошо. Сначала мы много пили водки, потом мы много кушали суп и большие круглые пельмени, и жареные пироги, и потом снова пили водки, и потом опять кушали. Там везде есть много мяса, очень жирно, монгольцы рассказывали, что это было овца… овцатина! Они очень любят кушать жирная овцатина! – вздыхая, предавался воспоминаниям Серж.

– Какая еще овцатина? – расхохоталась девушка. – Может, баранина? Ну, овца, баран, они пара, понимаешь? Но мясо называется баранина.

– О, да, баран. Я забыл. И потом мы пили и кушали, пили и еще кушали. И потом я уже не мог кушать, мне стало неприятно, я хотел вся еда и водка обратно. Нет, я не хотел, но мой живот хотел еда и водка обратно. И я просил чай, чтобы живот стало хорошо. И монгольцы варили чай, потом мне принесли полную тарелку и сказали пить. Я смотрел, что это был не чай, а жирный суп с молоком! И там опять пахнет баран! Баранина! И я понимал, что монгольцы хотели смеяться надо мной, а я уже был совсем бухой, и я тогда вылил суп, а Сумъя встал и ударил меня в лицо. И потом я не помню.

– Кто встал? – не поняла Катька.

– Щас, я так забыл. Я буду посмотреть, – сказала жертва монгольского гостеприимства. – Здесь я написал, это мой друг Жам-сран-дорж Сумъ-я-а-жамц, – по слогам зачитал Серж из телефонной книжки.

– Во, блин… Срань господня какая-то, как говорила Викина бабуля. Ну и имена у этих монголов… Так, ладно, лучше ты его коротким именем называй, а то мой мозг отказывается это воспринимать напрочь, – уже не сдерживаясь, хохотала Катарина. – А ты ничего не перепутал? Как это этот Яа, или как там его может быть твоим другом, если он тебе в глаз засветил? И в нос? Или я что-то путаю?

– Да, правильно. Он мне в глаз и в нос ударил. Но потом, когда я проснулся, он рассказывал, что я неправильно делал, потому что монгольцы думают, что выливать чай – это афрон, неуважение. Монгольцы рассказывали, что я сделал большая обида для хозяина. А я говорил, что не хотел пить суп, я хотел пить чай. А Сумъя говорил, что это такой зеленый чай, но в Монголии надо варить чай вместе с масло или жир, и еще соль, рис и молоко барана.

– Молоко барана! – Катька покатывалась от смеха. – Как много нового я сегодня узнала! Серж, запомни, баран – это мужик, у него не может быть молока, но у барана есть жена – овца, так вот молоко – овечье!

– Русский язык очень трудный, я очень долго его изучаю, но я не могу говорить без ошибок, – вздохнул несчастный африканец. – Но теперь я думаю, что монгольский язык еще очень труднее! Их имена – это террибль! Это монгольцы придумали, чтобы пытать иностранные люди, которые не могут говорить такие длинные и трудные имена!

– То есть тебя тошнило, ты попросил чай, тебе сварили и принесли монгольский чай, а ты подумал, что это суп и что монгольцы, тьфу ты, монголы над тобой издеваются, поэтому вылил его? А монголы подумали, что ты решил их оскорбить, и дали тебе в бубен? – давясь от хохота, уточнила девушка.

– Какой бубен? Нет, бубен я не видел, нет.

– Бубен – это лицо, так у нас молодежь иногда говорит, грубо конечно, сленг, понимаешь? Дали в бубен – значит, ударили по лицу. Неужели ты никогда раньше не слышал это выражение?

– Нет, но теперь я знаю. Очень хорошее слово «бубен». Да, монгольцы дали в мой бубен. Но потом, когда я проснулся, я рассказывал про суп и про чай, мы еще пили водка и Сумъя снова варил монгольский чай с молоком… овцатины. И я пил чай, а потом мой живот хотел опять чай обратно, но я терпел. А потом я опять не помню. Но сегодня утром я видел фото и видео. И это ужас! У меня теперь лицо все красное! Я брал у девушки Лилии юбка, очень короткая юбка, и меховая куртка, и я танцевал сверху стола ндомболо и другие африканские танцы! И теперь Сумъя сказал, что я звезда youtube.

– Да ладно, не расстраивайся, ничего страшного. Подумаешь, станцевал в юбке на столе, зато теперь ты звезда! Ну, правда, все нормально, – успокаивала Катька своего экзотического друга, уныло ковырявшего носком кроссовки тротуарную плитку, и даже по-матерински потрепала его по голове, повязанной какой-то уже не белой банданой. – А можно мне тоже посмотреть, что ты там вытворял, раз уж видео все равно залили на Ютуб?

– Уже все равно, многие люди теперь будут посмотреть. Мое лицо теперь всегда будет красное, – и, чуть не плача, незадачливый танцор открыл в телефоне страницу в Ютубе.

Пока загружалось видео, Катька прочитала: «Пьяный негр танцует горячее афро под Пузову». А поскольку молодая студентка не была поклонницей творчества исполнительницы Пузовой от слова «совсем», то она, еще не посмотрев ролик, мысленно согласилась с Сержем, что это будет ужас-ужас.

И вот, наконец, долгожданный танец… Ну, сказать, что это было яркое и запоминающееся зрелище – не сказать ничего. И даже гуманитарно-настроенный мозг девушки не мог подобрать достойных эпитетов для описания сего действа, но это была поистине феерия! Под томные напевы «Момик армянин, Момик армянин, только ты один был мой господин», слабо, впрочем, напоминавшие пение в принципе, на столе страстно извивался пьяный в лоскуты Серж. Ни мелодия, ни ритм сего музыкального «шыдевра» абсолютно не мешали конголезскому танцору, он с упоением двигался под какую-то одному ему слышную музыку, которая, видимо, звучала у него в голове. Танец напоминал какую-то адскую смесь ндомболо, афрохауса и чего-то еще с дополнениями из немыслимых кульбитов и сальто вперед и назад. Непонятно было, по какому принципу Серж вставляет свои акробатические антраша в эту дикую пляску и при этом ухитряется ни разу не свалиться со стола, однако трудно требовать от человека в таком пограничном состоянии сознания какой бы то ни было логики в движениях.

Наряжен он был весьма колоритно – на торсе цвета очень горького шоколада красовалась меховая жилетка из пушистого зверя, наименование которого стало в новейшее время использоваться для крайне эмоционального выражения говорящего к чему-то очень плохому или неоднозначному. Игривая летящая нежно-зеленая мини-юбка с бахромой изысканно оттеняла изгибы не вполне ровных коротких конечностей конголезского мачо. Танец его был пылок, на полусогнутых ногах, и, подавшись вперед корпусом, он как бы изображал походку гориллы, помогая себе бедрами. Движения таза становились все более страстными и волнующими, но вот этой-то дикой африканской страсти, или даже нет, «страззьди», некоторые немногочисленные предметы одежды незадачливого танцора не выдержали. Резинка боксеров предательски расползлась, и они стали медленно сползать с новоявленной звезды Ютуба, демонстрируя зрителям то пикантно выпрыгивающее из зеленой бахромы мужское достоинство экзотического исполнителя, то его налитые филейные части.

«Момик армянин!» – пронзительно голосил из динамиков женский голос, в то время как Серж, словивший творческий экстаз, не замечал случившегося с ним казуса и, развернувшись к камере спиной, продолжал задорно трясти своими половинами.

– Да уж, это полный песец, – сквозь смех прорыдала Катька.

– Да, Лилия говорила мне, что это куртка меха песец, – со вздохом сказал несчастный аспирант.

– Куртка-песец, – закатывалась девушка, – Вот он к тебе и пришел, причем полный. Короче, это фиаско, братан, – сказала она, но, глянув на абсолютно несчастное лицо своего приятеля, взяла себя в руки и, подмигнув, заговорщицки шепнула ему: «У меня есть для тебя хорошая новость, Серж! Я думаю, что твое горячее ндомболо сделало тебе отличную рекламу среди девушек, потому что у тебя там – да… В общем, очень большая реклама тобой была показана!».

– Ты правда думаешь, что моя реклама была большая и хорошая? – воспрянувшим голосом спросил носитель африканской культуры.

– Очень большая и хорошая, – с улыбкой подтвердила Катька. – Так что можешь быть абсолютно спокоен.

– О, Катрин, я очень рад, что моя реклама тебе понравилась, – заулыбался Серж. – Может, ты хочешь посмотреть танец еще раз?

– О, нет, только не сейчас, – захохотала девушка, – боюсь, у меня уже от избытка твоего темперамента передоз случится. На сегодня, пожалуй, достаточно.

– Ну ладно, – немного надувшись, ответил конголезец, – я пойду покажу видео девушке Лилии.

– Иди, иди, братан, а у меня еще дела сегодня, – с улыбкой провожала его Катька.

Отсмеявшись, она достала телефон и, найдя в контактах номер Вики Коваленко, нажала на вызов.

– Вичааа, – хохотала она в трубку, – ты должна это видеть.

– Сто я долзна видеть? – недовольно прошепелявила Вика. – Слусай, у меня тут в одной руке нозницы, в другой – лекало, а в зубах – иголки. Давай, я это все потом увизу?

– Ладно-ладно, потом посмотришь, конечно. Ты помнишь нашего любителя куньязы?

– Ну? – заинтересованно промычала подруга.

– Так ты набери в YouTube: «Пьяный негр танцует горячее афро под Пузову», посмотри, проникнись и оцени.

– Подозди, иголки выплюну, заинтриговала, – хмыкнула Вика и вскоре продолжила уже обычным голосом. – Что, прямо-таки горячее-горячее?

– Думаю, тебе понравится, – продолжала веселиться Катька. – Но ты там шьешь вроде бы? Так ты сначала дошей, убери подальше острые, колющие и режущие предметы, а потом уже насладись в полной мере.

– Пожалуй, так и сделаю, – согласилась подруга, – чувствую, ждет меня увлекательный просмотр. А, может, приедешь ко мне вечером, вместе посмотрим? Я вижу, ты там под впечатлением?

– Нет, Вича, сегодня тебе придется получать удовольствие без меня. Мы с Гришкой идем к семи на «Планету Волан».

– Куда-куда вы идете? – переспросила Вика.

– Ну, Витя Волан приезжает с новым шоу «Планета Волан», Гришка взял билеты. Я вообще Волана как-то не особо, но столько хвалебных отзывов, что шоу грандиозное, бла-бла-бла… В общем, будем посмотреть.

– Ага, ну ладно, расскажешь потом. Значит, Грыня продолжает зарабатывать себе плюсики? Молодец, мужик, ухаживает по системе «все включено», а ты еще чего-то недовольна, – хохотнула Вика.

– Ай, ладно, не язви, – отмахнулась Катька. – Слушай, Вича, что там про Кондрата слышно? Не появлялся у тебя?

– А, ну ты, мать, все-таки запала на этого таинственного персонажа, – с удовлетворением отчеканила подруга. – Нет, после вписки не появлялся. Но могу справки навести, если попросишь, – ехидно протянула она.

– Ай, да я так просто спросила, не надо ничего наводить по моей просьбе, если только тебе самой это не интересно, – промямлила Катька. – Ладно, Вик, ты не забудь потом видос глянуть, а я поеду домой собираться на Волана.

– Да что ты, я же теперь не усну, пока это не увижу, – ответила подруга. – Хорошего вечера! Грыне привет.

Катька нажала «отбой» и задумчиво пошагала в сторону остановки. Удивительно, что даже на фоне насыщенной студенческой жизни вперемешку со сборами в Китай и встречами с Гришкой ее не отпускали мысли о новом знакомом. И да, ей все-таки очень хотелось, чтобы он написал…

Глава 6

Сравнительный анализ коэффициента полезности разбитого нефрита и целой черепицы

Кондрат долго тер и скреб руки, строительная грязь, казалось, въелась насмерть. Затем, наспех смыв пыль с лица и шеи, он переоделся, механически бросив грязную пропотевшую спецовку и носки в спортивную сумку. На сегодня работа была закончена.

– Покедова, бро, – бросил он, пожимая мозолистую пятерню Андрюхи Киргиза. – У меня завтра выходной, надо перья почистить, воздуха свежего глотнуть.

– Знаю я твои перья, опять по крышам скакать невтерпеж? Ладно, горбатого, как говорится, только лопатой по хребту прибить можно, – ворчал Киргиз. – Хрен с тобой, топай, мы тут сами завтра справимся, подготовим поверхность, ну а в воскресенье давай уже будь в строю, начнем плитку класть. Сами будем два дня ерошиться, а с тобой управимся до темноты за день. Так что один день тебе на дурь, а потом уже впахивай на полную катушку, – добродушно прогудел Киргиз.

Вообще-то Андрюха был совсем не киргиз, но прозвище получил из-за звучной фамилии – Киргинцев, да и из уважения к возрасту сподручнее было бы обращаться к нему по отчеству, но так уж сложилось. И, несмотря на то, что был его старший товарищ, по мнению Кондрата, уж слишком простецки устроен, за широту души и добросердечие он снискал уважение и даже, можно сказать, любовь большинства своих товарищей по работе. После того как Кондрата Вебера, завалившего первую же сессию, отчислили из универа, податься ему было особенно некуда – у матери в деревне делать было нечего, да и финансово она ему ничем, в общем-то, помочь не могла, еще двоих младших нужно было растить. А отец его к тому времени уже давно благополучно обзавелся очередной женой, новым потомством и отбыл на историческую родину.

И вот именно тогда, выйдя из общаги с одной спортивной сумкой и рюкзаком за плечами, продолжатель рода Веберов оказался не в самой приятной ситуации. Нельзя сказать, что выбора у него не было совсем: самым логичным было бы вернуться в Новокалачинку, так сказать, в родовое гнездо, где, по крайней мере, была крыша над головой и регулярное, хоть и без разносолов, питание. Но эта простая логика вступала в диссонанс с его жизненным кредо – никогда не признавать поражений, а вернуться к матери значило для молодого максималиста признать себя неудачником, слабаком, не способным решить свои проблемы самостоятельно. На остатки своих скромных финансов он купил бутылку «Русской» и пошел в парк, куда так часто ходил один и с приятелями во время своего короткого студенчества. Было там одно удобное бревно в кустах, где Кондрат любил иногда посидеть в одиночестве.

Быстро шагая по скрипучему снегу, он хотел поскорее усесться на свое заветное место, распить бутылку, закурить сигарету из смятой в кармане пачки и немного согреться на морозе. В тот момент ему казалось, что водка – это именно то, что поможет решить проблемы, прояснит сознание и подскажет, как быть дальше. И каково же было его разочарование, когда он увидел на своем бревне какого-то усатого мужика, который с комфортом там обосновался и сидел в позе мыслителя, подперев правой рукой голову и страшно дымя дешевой вонючей сигаретой.

– Эй, мужик, свалил бы ты отсюда по-быстрому в увлекательный пеший эротический тур, этот столик уже давно зарезервирован представителями поколения Z, – в бешенстве выдохнул неудавшийся студент.

– Ну, если зарезервировано, тогда конечно, – миролюбиво протянул мужик, не вынимая сигареты изо рта и не делая попытки встать, – это само собой. Квитанцию давай! – неожиданно громко рявкнул он.

– Ка-акую квитанцию? – от неожиданности заикнулся Кондрат.

– Как это ка-акую? – передразнил его усатый. – На столик зарезервированный! А то, ишь, в эротический, значит, тур… Сам туда сейчас бодро зашагаешь, салага.

Разъяренный парень швырнул на снег сумку и рюкзак, встал в привычную стойку и резко выбросил вперед правую руку, которая внезапно вместо головы противника встретилась с его рукой. Огромная лапища выдернула руку нападавшего куда-то вверх, и молодость должна была ретироваться, оказавшись поверженной в снег.

– Каратисты, пля, пороху не нюхали, сопляки, – бурчал мужик, так и не выплюнувший изо рта сигареты. – ВДВ, Первая Чеченская. Да вставай ты уже, жёваный крот, – добродушно пробасил он.

С лицом, побелевшим и перекошенным от бешенства, стыда и отчаяния, Кондрат поднялся и попытался решить для себя, то ли уже биться с этим «чеченцем» смертным боем, все равно терять было нечего, то ли развернуться и с позором уйти. Но его юношеская вспыльчивая натура решительно дала приказ кулакам сжаться, а зубам по-звериному оскалиться, ибо нельзя простить такой позор. С остервенением развернувшись к обидчику, он неожиданно встретил на себе взгляд смеющихся голубых, почти прозрачных глаз усача, и не было в той синеве никакой агрессии, злости или презрения, и молодецкая удаль, не найдя, чем себя распалить, как-то сама по себе увяла и пожухла.

– Ну, садись, что ли, рядом, места хватит, будем считать, что столик зарезервирован на двоих, – со смехом подмигнул усатый. – Чего кислый-то такой, на людей бросаешься? Курить будешь? – предложил он парню смятую пачку «Оптимиста».

– Нет, – помотал головой парень, – свои есть, – и они молча закурили в две трубы.

Затем Кондрат встал, достал бутылку из сумки, открутил крышку и сделал большой обжигающий глоток. Водка сразу шарахнула в голову мощным хуком, но в мыслях яснее от этого не стало. Обтерев рукой горлышко, он предложил бутылку чеченцу. Тот хмыкнул, сгреб ее своей огромной ладонью и с удовольствием приложился к холодному стеклу губами, одним махом опустошив флакон почти на треть.

– Андрей Борисович Киргинцев, – довольно отрыгнув, представился мужик. – А ты кто у нас будешь?

– Кондрат, – выдавил парень.

– Ишь ты, Кондрат. Как Чуковский что ли, этот, с «Айболитом»?

– Нет, этот с «Айболитом» был Корней, а я просто Кондрат без всяких «Айболитов» и прочей детской поэзии, – озлобленно вскинулся парень.

– Ну, ты остынь, парень, чего рассатанел опять? Хорошо же сидим. Живешь-то где?

– Где-где, пля, да нигде, – психанул Кондрат, выхватил бутылку из руки Киргинцева и жадно отхлебнул из нее, закашлявшись и отплевываясь.

– Что так? – со спокойным интересом уставился на него мужик.

– Из универа отчислили, из общаги выселили, мать в Новокалачинке, идти некуда, – неожиданно для самого себя выпалил парень, а потом, обозлившись окончательно, желчно добавил: «Да зачем я вообще это все рассказываю, тебе-то какое дело до меня?».

– А никакого, – с улыбкой согласился Киргинцев. – Дай-ка мне, – и он уверенно отобрал у юноши бутылку, в один мощный бульк влил в себя оставшееся содержимое и удовлетворенно крякнул.

– Ну, пошли, Чуковский, – кивнул он парню.

– Куда? – ошарашенно уставился на него Кондрат, забыв даже обидеться за Чуковского.

– Ну, куда-куда? Холодно здесь, зима, однако. Ты на кого учился-то, студент?

– На физика.

– На физика, – задумчиво протянул мужик. – А руками ты что-нибудь делать умеешь? Вообще что-нибудь тяжелее поллитры с водкой в руках держал?

– Да все я умею, блин, что ты ко мне присосался, а? – вскинулся парень.

– Эх, жёваный крот, всему вас салажат учить надо, даже с людьми разговаривать не умеете, коренные зубы еще не выросли, а уже норовят укусить, – пророкотал усатый. – Пошли, не стремайся. Строитель я, понимаешь? Ремонтник. Бригада у меня. Делаем людям ремонты в домах. Человек мне нужен на подсобную работу, Санек у меня с семьей в другую область перебрался. Сегодня переночуешь в хате на Бородинской, там уже ремонт почти закончен, только отделка осталась. Кровати нет, но есть надувной матрас, там и выспишься. А завтра посмотрим, что с тобой делать. Захочешь – будешь помогать, по оплате договоримся, передумаешь – пиндуй в деревню. А сегодня отоспись, слабоват ты водку из горла глушить, щегол совсем, тебе еще надо учиться пить так, чтобы оставаться при этом адекватным мужиком.

У Кондрата уже вовсю в голове бушевали шум и ярость, и ему совершенно расхотелось размышлять о своем будущем и истоках произошедших с ним в последние несколько дней событий. Ему просто очень хотелось спать и ни о чем вообще не думать. Но с той самой поллитровки «Русской» и началась его дружба с Борисычем, который хоть и был на полжизни старше его, вчерашнего пацана, но принял его как брата.

Невольно переквалифицировавшись из студента-физика в строителя-ремонтника, Кондрат и сам не заметил, как взрослая жизнь закрутила, замотала его и стала даже приносить радость и удовольствие. Отбивая перфоратором старую плитку со стен, выламывая покосившиеся дверные короба, он вдруг как-то начал ощущать материальность мира и свою нужность в нем. Вот эти худые жилистые руки приносят ощутимую пользу обществу, превращая старую убогую халупу в красивый и светлый новый дом. Или пусть даже и не обществу, а одной отдельно взятой семье, но и это было здорово!

Нравилось парню, что он может работать не просто механически, а вдумчиво, наслаждаясь процессом, а не только результатом. А кроме всего прочего, немалые художественные способности помогали ему красиво и точно декорировать помещение. Еще школьником он ходил в кружок рисования, где был любимцем местной художницы и по совместительству учительницы. Особенно ему удавалась графика в черно-белых тонах. Но был один нюанс, который не позволил мальчику заняться рисованием профессионально – внезапно выявленная невозможность отличить красное яблоко от зеленого, а проще говоря, дальтонизм. А потому работать с красками он просто не любил, потому что не вполне различал их цвета, а вот черно-белый спектр сполна отвечал его художественным вкусам.

Довольно рано став самостоятельным и начав зарабатывать, Кондрат с удовольствием отрывался на полную катушку своей молодости – жизнь на адреналине, полная руфинга, бейсклаймбинга и посещения заброшек, алкоголь, кальян, курительные смеси и, конечно, девушки. Все это он поглощал с аппетитом и некоторой торопливостью, потому что хотел успеть все. И, несмотря на то, что он не был в полной мере тем, кого называют модным нынче словечком «пикапер», девушки в его жизни проносились, как деревья, на которые смотришь из окна высокоскоростного поезда где-нибудь в Китае. У него не было сознательного желания обольстить и бросить, а просто ритм жизни не давал ему задерживаться надолго ни на одной особе женского пола, потому что поезд несся мимо, а ему хотелось познать любовь и других прекрасных, волнующих, манящих и таких вкусно-пьяных обладательниц задорно бурлящего эстрадиола.

Вот только профессия строителя-ремонтника без гарантированного стабильного уровня дохода в глазах юных фемин не выглядела привлекательной ни с одной стороны, а потому Кондрат предпочитал совсем не говорить о своем роде занятий, отговариваясь фразами типа: «Не считаю нужным впустую тратить время на рассказ о работе, которая приносит реальные деньги, ведь слова никак не влияют на уровень доходов». Впрочем, иногда по ситуации он мог представиться художником для особенно романтичных натур, что, в общем-то, было отчасти правдой, или же руководителем направления одной крупной строительной компании, что с большой натяжкой тоже не было совсем уж неправдой. Компания из трех человек была не такой уж и маленькой, а на молодом Вебере действительно лежала ответственность за превращение банального ремонта в некий целостный художественный образ.

Возвращаясь в небольшую съемную квартирку, Кондрат обдумывал свою очередную татуху, которую планировал набить на плече. Однажды ему попалось красивое китайское изречение, которое очень точно отражало его нынешнее отношение к жизни: «Лучше быть разбитым нефритом, чем целой черепицей». Вот таким нефритом он и видел свою жизнь, которой, конечно, дорожил, но не представлял ее без регулярной порции адреналина, а скучное существование без драйва было для него сродни скучной черепице. И теперь парень хотел, наконец, запечатлеть этот лозунг не только в своем сердце, но и ощутить его всей кожей, причем в самом прямом смысле слова. Нужен был только корректный перевод на китайский язык, потому что иероглифы будут смотреться намного эффектнее на его жилистой мускулистой руке. И появлялся удобный повод написать той симпатичной телочке, с которой он недавно познакомился на вписке у Вичи.