Читать книгу: «Валюшка-почтальонка», страница 4
– И я тебя очень!
Машина отъехала, оставив после себя облако пыли.
Я писал ей каждый день, ночью, когда была дана команда “отбой”. У меня вдруг сочинялись стихи, в которых я говорил о своей любви. И каждое утро, когда подписывал конверт: Малютиной Валентине, я вспоминал ее образ, ее глаза, улыбку и с нетерпением ждал ответа.
В казарме было не очень хорошо, какой-то запах плесени, срой пол, тусклые стены и куча кроватей. Мне больше нравилось на учениях, там были интересные предметы, знакомство с оружием и тем временем, пока я занимался изучением строения автомата Калашникова, мои друзья увлекались нашей писчицей Анютой, которая мило улыбалась всем. В отгул мы уходили всей гурьбой, бежали в местный магазинчик за проволокой и сигаретами, а кое-кто и сладости для Анюты. 23 февраля отмечали шумно, я был в хорошем настроении от предвкушения встречи с Валюшей- через три недели я мог съездить домой. Ребята танцевали, пили, заставили даже меня выпить! Играли в какую-то игру, где мне пришлось танцевать с Анютой. Ее отец, командир учебной роты, тоже был здесь, мы и с ним выпили немного. Из-за того, что я никогда не принимал спиртного, быстро опьянел и стал совсем веселым, все время танцевал с Анютой, слышал ее смех, а потом отрубился…
Пробуждение было не смешным, открыв глаза, рядом с собой, на метровой кровати, обнаружил дочь нашего командира. Я быстро растолкал ее, чтобы выяснить, что она здесь делает.
– Уходи сейчас же! – говорил я ей шепотом, боясь разбудить остальных.
– Ну что такое? – протестовала сонная девушка.
–Уходи, кому говорю.
Такого позора я вынести не мог, что подумают обо мне ребята, мне нужно было что-то срочно предпринимать. И когда удалось поднять ее, несколько парней уже тихо подсмеивались на до мной. В обед командование вызывало меня в свой кабинет. Ребята, хлопая меня по плечу, сочувственно вздыхали. Я набрал воздуха и вошел в кабинет. За столом сидел Егор Павлович, а рядом зареванная Аня. Я сразу понял, что к чему и опустил глаза.
–Как это объяснить??– грозно спросил он.
–Я…я ничего не знаю, ничего не помню, но я пальцем ее не тронул, честно!
– Что значит не тронул!?– закричал Егор Павлович. – Ей всего 18 лет, а ты наглым образом воспользовался ее наивностью.
–Папа! – зарыдала Аня.
–Молчи, не перебивай! Ты обязан жениться на ней, чтобы не опозорить ее имя еще больше.
–Но… у меня есть невеста, которая ждет меня, и я люблю ее!
–Ты хочешь пойти под трибунал! Или ты человек чести?
Я был ошарашен, в считанные минуты меня хотели женить на нелюбимой девушке. Я подумал о вале и у меня закололо сердце, я не мог и не хотел жениться на Ане. Но должен, с ранних лет отец учил меня быть честным, достойным человеком и я обязан был жениться на ней, судя по происшествию. Потом в кабинет вызвали несколько парней, которые рассказали, как я весь вечер не отходил от девушки, а потом уронив голову ей на плечо, отправились в комнату и вот результат – утром все видели нас вдвоем в постели. Свидетели позора хорошо постарались! Я уже ничего не понимал, голова болела от галдежи, помню только, как отпирался от обвинения, отказался верить словам. Говорил, что Аня сама весь вечер крутилась возле меня, а потом, когда выпил с командиром, отключился.
– Вот видите, как вы можете говорить, что ничего не было, если не помните, что было, -кричал Егор Павлович.
–Да не было ничего, я бы понял!
Все эти крики сопровождались громким всхлипыванием Ани и ударами кулака об стол нашего командира. В итоге нас расписали на следующий день в кабинете командования. Никакой свадьбы не было, кольца где-то достали, налили нам самогонки и заставили поцеловаться. Я впервые целовал девушку, да еще и не любимую, я был в трансе. Было жаль себя, несбыточные мечты, а еще больше Валюшку. Через три недели мы должны были встретится…
Родителям сообщил телеграммой, на регистрации их кончено не было, не известно, захотят ли они видеть меня после такого предательства.
Пытался в письме объяснить Валюшке случившееся, но думаю, она меня не поняла.
–Женился, поздравляйте молодой женой, – так посоветовал написать командир, который был доволен всем, сказал, чем сильнее отрежешь старое, тем быстрее привыкнешь к новому.
Что будет с любимой, как в глаза смотреть, одному Богу известно…
В деревню мы с Аней приехали через месяц, я не находил себе места, украдкой спрашивал у мамы про Валюшку, несколько раз пытался уйти из дома, чтобы забежать к ней, но не находил предлога, и Аня не отходила от меня ни на шаг. Я терпел несколько дней, почту разносил какой-то мальчонка, который не отвечал на мои вопросы о почтальонке. И проснувшись затемно, я выбежал на улицу. Мать доила коров, в марте еще стояла еще зима и светлело поздно. И сейчас солнце едва теплилось за горами.
–Ты куда это в такую рань? – удивилась мать.
– Мам, ну не могу я больше, целый год не виделись, побегу.
– А Аня? Куда ее?
– Мама она проснется, скажи с лошадьми вожусь.
–Да что же такое творится, то, -заохала она.
Светлело на глазах, пока я дошел до ее дома солнце нежно-розовым диском поднималось на горизонте. Она шла с полным ведром молока к калитке, в белом платке, в серой фуфайке и в валенках. Я мечтал обнять ее больше всего на свете.
– Валя, – окликнул я ее дрожащим голосом и замер.
Она резко остановилось, постояв секунду ко мне спиной, повернулась. Наши глаза встретились, сколько боли и тоски в них было. Ее лицо, залитое розовым рассветом было немым. Она попятилась назад, потянула рукой калитку, щёлкнула крючком, продолжая на меня смотреть, покачала головой. Я закрыл глаза, понял, что сделал ее несчастной, больной, ее лицо, круги под глазами выдавали всю правду. Но я хотел раскрыть перед ней душу, объясниться и опять окликнул ее. Она уже приближалась к крыльце ее хрупкие плечи, эта не по размеру громоздкая фуфайка и всегда прямая спина, говорили о том, что она сильная, не смотря ни на что, но это меня не успокаивало.
– Валюша, постой, нам нужно с тобой поговорить, умоляю. Она опять остановилась, замерла на минуту, а потом не оборачиваясь, тихим голосом сказала:
