Читать книгу: «Гибель экспедиции «Жаннетты»», страница 14
Во власти водяной стихии
На следующее утро мой казак, взяв с собой проводника – ламутского мальчика, отправился к ламутскому поселению, находившемуся в 20 киломстрах. Из предосторожности он захватил с собой топор: если бы река оказалась действительно непроходимой, он мог бы срубить дерево и воспользоваться им, как лодкой.
Вечером казак вернулся с радостной вестью: ламуты явятся еще этой ночью, чтобы привести меня в один дом, где я смогу сговориться насчет дальнейшей поездки. Они хотели только дождаться возвращения оленей и саней, отправленных в лес за тремя лосями, убитыми охотниками из их становища.
В эту ночь ламуты не приехали, но на следующую, незадолго до полуночи, явились.
К этому времени с Алдана успели прислать восемь лошадей для помощника исправника. Мы все уселись в сани, багаж же наш должны были доставить на лошадях. За последнюю неделю дороги еще больше испортились. Вследствие выпавших во многих местах дождей, вода на дорогах стояла так высоко, что заливала сани, седоков и багаж.
До-смерти уставшие, промокшие до костей, мы подъехали, наконец, к убогой избе.
Виды на дальнейшую поездку были, по словам обитателей избы, очень неблагоприятны. Хотя мы были всего в тридцати верстах от Алдана, и лед на нем еще стоял, но на Лене был уже полный ледоход и надо было ждать с минуты на минуту, что вскроется и Алдан.
Нельзя было терять ни минуты. На следующий день, чуть свет, мы оседлали шесть усталых лошадей, привезших накануне наш багаж. Мы могли захватить с собой только наши одеяла, чайник и небольшой запас провизии, выпрошенной у ламутов. Однако это обстоятельство нас мало беспокоило: мы, ведь, твердо рассчитывали еще до вечера переправиться через Алдан и остановиться на станции на другом берегу, где несомненно могли бы прожить и прокормиться до прибытия нашего багажа. Но состояние дорог оказалось хуже, чем я ожидал! То, что я еще вчера считал невозможным, стало возможно: переживания этого дня оказались гораздо более страшными, чем все предыдущие. Почти все время дорога шла полузамерзшим болотом, куда собиралась стекавшая с возвышенностей вода. Лошади шли по брюхо в воде и, неподкованные, с трудом держались на скользкой, обледенелой почве. Маленькая дочь исправника сидела с казаком на одной лошади. Вдруг животное упало, и в воде забарахталось восемь ног. Я уже думал, что девочка утонет, когда подоспел следующий верховой и во-время вытащил ее из воды. В этот день почти все лошади неоднократно падали. Вызванные этим обстоятельством задержки были крайне неприятны; но гораздо большие затруднения причиняли переправы через многочисленные, уже очень полноводные ручьи. Пользоваться обычным бродом уже нельзя было, и нам часто приходилось подолгу искать нового брода и затем, соскочив с седла, помогать лошадям выбраться из потока на берег.
В 10 часов вечера мы, наконец, были на берегу Алдана – увы, слишком поздно! Река уже вскрылась и громадные льдины неслись вниз по течению со скоростью 14 километров в час. Наши худшие опасения оправдались! Нечего было и думать темной ночью найти дорогу назад к дому, из которого мы уехали утром и где моглибы переждать половодье. Мы прошли еще около трех километров вдоль реки, затем развели костер из плавучего леса, сварили немного мяса и легли спать с тем, чтобы утром попробовать пробраться назад среди целой сети маленьких потоков. и ручейков, бежавших теперь со всех сторон и по всем направлениям. Мои люди говорили, что ледоход продолжится не меньше восьми, а может быть и до двадцати дней и уговаривали нас добраться до находившейся в 20 километрах избушки, где можно было приютиться на это время. Итак, утром мы пустились в путь на поиски этого крова.
Хотя проснувшись я и заметил, что вода в реке за ночь сильно поднялась, но не очень тревожился на этот счет. Каков же был мой испуг, когда, пройдя не больше километра, мы наткнулись на большую водную поверхность. Ямщик успокаивал меня, уверяя, что знает другую дорогу, мимо озера, находившегося позади нашей ночной стоянки. Мы повернули назад; увы, дорога и здесь была отрезана.
Нам оставалось только выбрать самое высокое место на этом острове, окруженном со всех сторон водой, и устроиться там кое-как в ожидании того, что вода спадет. Виды на ближайшее время нельзя было назвать благоприятными. От нашего багажа мы были отделены широкими водными пространствами; провизию мы уничтожили – оставалось только немного чаю. При этом самая высокая точка, которую я мог выбрать для стоянки, очень мало возвышалась над равниной, а когда я заметил на окружающих деревьях, на высоте не менее метра, следы прежних наводнений, то наше положение стало казаться мне довольно опасным.
К счастью, у нас было так много работы, что не оставалось времени для размышлений над серьезностью положения. Мы нарезали сучьев и веток и кое-как устроили шалаш для защиты от ветра, покрыв его несколькими меховыми одеялами и войлоками, так что часть этого небольшого помещения оказалась защищенною от дождя. Между тем, я установил футшток и обнаружил, что вода все еще поднимается со скоростью 30 сантиметров в час. Если наводнение не остановится, наш шалаш через четыре часа должен стать добычей волн! Можно себе представить, как неутешительна была такая перспектива. Однако, пока я, из предосторожности, подготовлял место, куда в случае нужды можно было бы поместить женщину и девочку, положение вдруг изменилось к лучшему. Футшток показал, что вода в течение 12 минут оставалась на одном уровне и, вслед за тем, начала спадать. Велика была наша радость! Вода спадала с такой же быстротой, как прежде прибывала. К вечеру я мог установить падение на 1,80 метра. Громадные льдины неслись по воде, гнали массу плавучего леса и выбросили несколько вырванных с корнями деревьев вблизи нашего шалаша.
У нас было шесть лошадей, так что нечего было опасаться голодной смерти. Казалось, что наши неудачи приходят к концу, и мы могли бы, наконец, спокойно выспаться, если бы нас не пугала свирепая, дико воющая буря со снегом и дождем, врывавшаяся в открытую дверь шалаша.
О постоянной смене надежд и опасений этих дней нагляднее всего рассказывают те страницы моего дневника, которые относятся к моему пребыванию в этом шалаше.
17 мая. Второй день моего пребывания в шалаше. Сегодня весь день была гроза. В промежутках выглядывало солнышко ровно на столько времени, что мы успевали развесить для просушки наши мокрые одеяла и одежду. Но через несколько минут нам приходилось спешно снимать все это, успевшее промокнуть еще основательнее, чем раньше.
После неудачной попытки вернуться назад, мы держали сегодня утром военный совет и пришли к следующему решению:
Так как нам все равно придется заколоть одну лошадь, то лучше сделать это немедленно, не дожидаясь, пока нас принудит к этому голод. Ямщик получил приказание убить лошадь и сейчас же принялся за дело. Лошадь раньше всего привязали за задние ноги к дереву, потом к передним ногам привязали веревку и соединенными силами так долго тянули за конец её, пока сопротивляющееся животное не упало на землю. Тогда связали лошади и передние ноги; ямщик оглушил ее, а потом убил ловким ударом ножа по горлу. Свежевание продолжалось недолго, и так как все были очень голодны, то немедленно сварили большой кусок задней части в котле для чая. Вернувшись с прогулки на берег реки, я с большим удовольствием съел кусок мяса, в полной уверенности, что оно воловье: у нас был еще остаток прежнего жаркого, и я думал, что мои спутники оставили его для меня, предполагая, что я не стану есть свежей конины.
18 мая. Мое желание, чтобы ветер изменил направление, кажется исполняется. Сегодня он дует преимущественно с юго-запада и гонит дым очага обратно в шалаш. Если ветер не изменит опять направления, можно надеяться, что наступит лучшая погода. Я охотно использовал бы это время для записей, но боюсь открыть мой сундук в такую ненадежную, переменчивую погоду. Приходится терпеливо ждать, пока река совсем очистится ото льда и можно будет переехать на другой берег на лодке. Будь при нас багаж, мы утешались бы чистым бельем и табаком.
19 мая. Вода продолжает подниматься и залила наш очаг. Мы перебрались на более высокое место, где немедленно развели костер и сварили кусок конины. Около восьми часов наш шалаш был снесен волнами. Еще два раза нам пришлось менять место; теперь, в восемь часов, мы находимся на самом высоком месте, которое могли найти. Здесь приходится выжидать, как пойдет дело дальше. Вода все еще прибывает.
Мой казак только что перекрестился, помолился и теперь спит сладким сном, растянувшись на большом бревне. Мы сидим рядом на другом бревне, поджав ноги, чтобы не касаться воды. Я рад, что мой казак спит, а то он не перестает ругать ямщика, который, по его мнению, всецело виноват в нашем несчастии.
Я больше беспокоюсь за женщину и ребенка, чем за нас. Будь у нас топор, мы могли бы построить плот. Я прихожу в ярость, когда вспоминаю, что мои люди по лености оставили топор на последней станции.
Сегодня вечером погода относительно хорошая; нет ни снега, ни дождя и настолько тихо, что мы общими усилиями попробовали докричаться до другого берега. Нас услыхали и ответили. Уверенность, что там, на станции, знают о нашей судьбе, подействовала на нас очень ободряюще. Несомненно, что, как только будет возможно, они пришлют за нами лодку.
К шести часам дня вода упала уже на 60 сантиметров. Можно опять приняться за постройку шалаша. Мне уже начинает казаться, что ледоход не грозит нам гибелью.
20 мая. Сегодня мы опять перекликались через реку и, после целого часа безуспешных стараний, получили, наконец, радостное известие, что завтра пришлют к нам лодку.
21 мая. Днем пришла маленькая, кривая лодочка с двумя якутами, привезшими нам чаю, муки и того ужасного, смешанного с салом, масла, которое якутские хозяйки считают лучшим лакомством. Мы устроили себе настоящее пиршество: сделали тесто из муки и воды и, нанизав маленькие кусочки его на ветки, жарили эти своеобразные пирожки на огне; затем пили чай, заваренный в мясном котле и потому слегка отдававший кониной.
После чая мой казак поехал с обоими якутами на тот берег, чтобы привезти нам молока, сахару и диких гусей и, главное, табаку! Мы терпели уже несколько дней острую нужду в табаке и занимались приготовлением суррогата: мелко нарубленную сосновую кору мы смешивали с измолотым деревом от хорошо прокуренной трубки. Результат оказался хорошим, так как пропитанное никотином дерево придавало смеси табачный аромат.
22 мая. Только что к нашему «острову Ужаса» причалила лодка с двенадцатью гребцами – мы спасены!
