Читать книгу: «Я – сваха. Из личного опыта», страница 2
«Как? Просто приехал – и тебя поселили? Не может быть!» – сомневалась моя скептическая натура. Но заметка вещала дальше: «Вам не надо ничего объяснять. Вас оставят, а потом будут разбираться, что с вами делать. На разборки уходят месяцы и даже годы, и всё это время вы находитесь на их полном обеспечении, включая медицинское страхование». Нехилое руководство к действию. И я стала действовать. Жаль, не запомнила имени автора. Я ему как минимум должна бы пожать сейчас руку.
Скажу сразу: меня никогда не привлекала возможность быть обеспеченной кем-то другим, не люблю, даже если за меня пытаются заплатить в ресторане малознакомые люди, но известие о гарантированном питании на первое время, конечно, делало мысль о переезде в Германию не сильно рискованной, и перспектива виделась не только заманчивой, но и вполне реальной. А главное, в Германию можно было дойти пешком, не то что в Америку или Австралию, куда нужно лететь. Ну, или в крайнем случае плыть на корабле.
Вот так всё и получилось. Я попала в Германию. Конечно, я не шла пешком и не переходила вброд приграничные реки. Но ехали мы не менее экзотично – «на перекладных». Сначала из России переехали границу с Польшей на автобусе, возившем «челночников». Затем переехали Польшу на электричках, то есть небольшими «перебежками», потому что поезда дальнего следования были не по карману. Границу Польши и Германии переехали тоже малой скоростью. Немецкий пограничник осмотрел наш багаж. В одной сумке дрель и молоток с пилой (как говорил мой муж, это наш хлеб, рассчитывая, что сможет подлатать забор бюргеру, за что тот нам даст кусок хлеба), в другой – игрушки дочки. И виза на два дня. Уж на сколько купили…
– Почему так коротко? – спросил погранец.
– На дольше денег нет, – пролепетала я, – дорого нынче…
Он пожал плечами. Документы в порядке. Визы стоят. Законы не нарушены.
Сначала всё было как описал незнакомый информатор в газете. Мы приехали и, добравшись до нужного места, заявили, что назад не поедем. Дальше опять-таки всё двигалось как ожидалось. Нас приняли, разместили, даже денег дали. И не один раз, а стали выплачивать пособие ежемесячно. Но я, во-первых, была гордой советской женщиной и не собиралась быть иждивенкой. Во-вторых, решила, что если буду работать, то меня не выгонят из страны, так как я, типа, приношу пользу, а не сижу на шее немецкого налогоплательщика. Поэтому надо было срочно искать работу. Решение-то я приняла, но что делать, где и кем работать – было неведомо.
Ну скажите, кем может работать человек в Германии с дипломом факультета марксистской философии в кармане и без знания местного языка? Ответ прост. Уборщицей. Я так тогда и говорила: «Я могу или убирать… или не убирать». Третьего не дано. Кому нужен в Германии философ, да ещё марксистско-ленинский, да ещё говорящий только по-русски. Конечно, я могла бы дать себе время, чтобы выучить язык и осмотреться. Ведь общежитие в железном контейнере на окраине милого городка под названием Бергхайм, что в часе езды от Кёльна, плюс деньги на питание и одежду (парень в заметке ни в чём не обманул!) я получила. Но у меня была навязчивая мысль о том, что именно работа – любая работа – даст шанс остаться в Германии навсегда.
Через пару месяцев я вникла в ситуацию и разобралась… Шанс получить вид на жительство в Германии есть не у всех. Им могли воспользоваться этнические немцы, называемые переселенцами, и евреи, проходившие по статье «контингентый беженец». Я не стала вникать в тонкости этих вариантов. Ни к одному, ни к другому случаю себя отнести не могла никоим образом. Третьего варианта не наблюдалось. Нет, можно было бы выйти замуж за бюргера, но у меня был любимый муж, и этот путь внедрения в Германию мной даже теоретически не рассматривался. Я решила, что влиться в немецкую действительность могу только одним способом: став одной из числа местных немецких граждан. То есть работая и обеспечивая себя. Это было наивным решением, но другого у меня не было. Парень в заметке описывал только первый этап, а как быть дальше, видимо, и сам не знал. Мне выдали листок, в котором значилось, что я жду решения относительно дальнейшего пребывания. Из этого стало ясно: меня тут ещё никто не оставил, будут думать. Время терять нельзя, нужно срочно учить язык и «вливаться». Без языка и с дипломом марксистско-ленинского философа влиться я могла только в ряды уборщиц, чем успешно и занялась. Но мой философский разум диктовал другие требования. Он говорил: «Ты что, собираешься всю жизнь мыть чужие туалеты? Неужели приехала сюда для этого? А ну-ка, давай, шевели мозгами».
Что-то шевельнулось в моей голове, щёлкнуло, перемкнуло, и появилась идея заняться устройством чужих судеб – всё-таки подсознание натолкнуло… Я решила открыть брачное бюро. Именно с этого всё и началось. Тогда я понятия не имела, есть ли вообще немецкие мужчины, желающие жениться на русских женщинах. Да и про женщин точно не знала. Хотят ли они замуж за немецкого бюргера? Я вообще тогда, в начале девяностых годов прошлого столетия, сама едва попавшая в Германию, ничего не знала ни про немецких мужчин, ни про наших женщин, ни про их желания. Не имела я понятия и о том, как это всё функционирует, где брать желающих, как их «женить». Предстояла долгая дорога познания. Дорога жизни. Моей жизни. Но с которой оказались тесно связаны жизни сотен других людей.
Глава 4
В поиске невест,
или
«Кровь из носа» нужен каталог…
Не зная толком ничего в деле брачного бизнеса, я понимала одно: для работы нужна картотека. Элементарная женская логика подсказывала: нельзя найти жениха, не имея выбора невест. Вернее, жених («купец») придёт, если будет «товар», из которого можно выбрать подходящее. На первый взгляд, всё просто. Собирай каталог с красотками, давай объявление в газету и жди женихов, готовых кинуться широкой грудью на амбразуру отдела актов гражданской регистрации браков. Начиная заниматься этим милым делом, я наивно полагала, что выдать замуж или женить кого-то – раз плюнуть. Главное – набрать картотеку. Наберу анкеты страждущих выйти замуж, придут одинокие мужские сердца, выберут понравившуюся – и всё. Наивные мечты. Но тогда…
Тогда я поехала за невестами… естественно, в свой родной Ростов-на-Дону. Конечно, в начале 90-х были уже и в самой Германии наши люди, были среди них и одинокие женщины, но набрать картотеку из таковых в то время было крайне сложно ввиду слишком маленького их количества и разбросанности по стране. Да ещё добавьте (или отнимите) отсутствие интернета. Даже так называемых русских газет и журналов тогда не было. Объявления для живущих в Германии россиянок не дашь. Где, спрашивается, искать жаждущих выйти замуж? Поэтому логично было ехать в Россию, в среду обитания невест. Тем более что обозначенные годы были тяжёлым временем во всех смыслах. В России процветал бандитизм, закрывались предприятия, люди хватались за любую работу. Мужчины «ломались» (спивались), женщины тащили всю семью на себе… Ох, не будем о грустном. Факт остаётся фактом: многие тогда хотели уехать куда глаза глядят в надежде на лучшее. И от невест отбоя не было…
Итак, 1994-й. Август. Ростов. Жара. Пылало лето, под каблуками плавился асфальт. Рынок гомонил гортанным южным наречием. Разноцветье красок рябило в глазах. Фрукты сливались с яркими тонами женских платьев, а платья сливались с фруктами, разложенными на прилавках. Аромат персиков и изюма смешивался с горьким запахом потных тел. Хотелось пить. Газировка оказалась тёплой и приторной. Я стояла у выхода с рынка и смотрела на снующих женщин. Они спешили куда-то. У каждой в руках по две сумки, наполненных снедью. На лицах маска унылой обречённости и бесконечной тоски. Но, несмотря на жару и сумки, женщины топотали ножками на высоких каблуках, вдавливающихся в асфальт по самое некуда. Пыль поднималась под юбки и, смешиваясь с по́том, выплывала грязными потёками по белым ногам. Вдоль улиц громоздились сбитые ларьки непривлекательного вида. Продавцы выглядывали из них как из бункера – через крошечные окошки, густо перекрытые решётками. Женщины в ярких платьях и на каблуках, с переполненными кошёлками и пакетами, пробегая мимо киосков, мимоходом заглядывали, будто вспомнив что-то важное…
«Вот же наши женщины – как взмыленные лошадки, а всё равно на каблуках. И с макияжем. Раскраска боевая…» – размышляла я, рассматривая прохожих, среди которых были в основном те, кого принято называть слабым полом. На самом деле эту тягловую силу слабой назвать можно было с большим усилием фантазии.
Начало девяностых – время тяжёлых испытаний для жителей бывшего советского блока. В стране переполох. Хваткие и предприимчивые принялись рвать страну на куски, пытаясь ухватить кусок пожирнее. А общая масса народа продолжала ходить на работу, даже не получая зарплату. Приходилось слышать рассказы о том, как вместо оплаты за сидение на службе расплачивались с трудящимися натурой, то есть тем, что трудящийся производил. Вспоминается фильм «Дети понедельника», в котором героиня, работавшая на фабрике по производству фейерверков, получала зарплату в виде взрывчатых веществ. Однажды случайная попутчица посетовала, что на заводе по изготовлению башенных кранов для строительства девятиэтажек нечем платить. Даже краска, которой красят краны, кончилась. А кранами выдавать зарплату нельзя. Что говорить, женщины того периода выглядели растерянно. Но по-прежнему на каблуках и с подкрашенными веками. Выглядеть хорошо – это наше всё. В любой обстановке. Хотя то, что для наших дам было «хорошо», для немок – смерть. За то время, которое я прожила в Германии, я успела уяснить, что для немки хорошо, когда ей удобно. То есть брюки, туфли типа ботинок, практически отсутствие макияжа. Причём они вполне логично это объясняли: «Почему я должна привлекать внимание мужчин, вываливая грудь? Пусть любят мои душевные качества, ум, чувство юмора, наконец». Поэтому в тот мой приезд внешний вид россиянок бросался в мои отвыкшие от такой красоты глаза, как бросается яркая звезда, вдруг вспыхнувшая в чёрном ночном небе.
Мужчины – и без того ослабленные – в большинстве своём с трудом переносили перемены и ослабевали (спивались) всё сильнее. Конечно, за исключением тех, которые расхватывали нефтяные скважины или лесные угодья. Но таких было мало. И расторопные дамы их прихватывали «на лету». Основная же масса женщин взвалила на себя заботы и о детях, и о муже, если таковой имелся в наличии. Но у многих мужей не было. Многие, надорвавшись, разводились с лежащими на диванах… Дефицит сильного пола, начавшийся с послевоенного времени и объясняемый погибшими в войну, продолжался и в восьмидесятые, и в девяностые. Почему-то мужчин в стране хронически не хватало. Этот вопрос задавали многие: почему? Почему в стране столько одиноких женщин? Куда делись мужчины? По статистике должно быть равновесие. На мой взгляд, ответ был прост. Очень много отечественных мужчин были асоциальными типами. Кто-то сидел в тюрьмах, кто-то спивался в соседнем гараже, кто-то просто «лежал на диване» (беру последнее в кавычки, потому что это состояние очень многих, которое превратилось в диагноз). Поэтому они (мужчины) были (по статистике), а в наличии их не было. А тех, кто мог представлять интерес для одиноких женщин, было крайне мало. Мы жили в обществе всеобщего дефицита. Мужчины тоже были дефицитом.
Эти два фактора – нехватка сильного пола и обуреваемое народом страстное желание куда-нибудь свалить из страны в поисках «лучшей доли» – слились воедино и стали решающими в задуманном мною предприятии, которое отнюдь не казалось безнадёжным.
Предложение выйти замуж за иностранца убивало сразу двух зайцев: женщина получала шанс устроить личную жизнь плюс возможность решить материальные проблемы. С годами, конечно, ситуация менялась. Были времена, когда на первое место выплывало желание уехать от трудностей – финансовых и бытовых, а бывало и так, что вполне устроенные женщины искали в Германии в первую очередь женское счастье. Но как бы там ни было, интерес русских женщин к замужеству с иностранцем хоть и неравномерно, но наблюдался на протяжении многих лет перманентно. Будет ли взаимный интерес у немецких мужчин к нашим женщинам, я тогда не знала. И старалась об этом не думать. Я помнила, что решать проблемы надо по мере их поступления. И начала с первоочередной – собрать картотеку из женщин, желающих выйти замуж за немецкого жениха.
Дав объявление в городскую газету Ростова «Кто хочет найти мужчину в Германии с целью брака…», я принялась ждать страждущих. Немногие в ту далёкую пору имели конкретное представление о том, что такое Германия вообще (то, как нам эту страну представляли по телевизору, отличалось от реальности, о чём догадывались многие), и тем более что из себя представляет немецкий мужчина в частности. Жить было тяжело и тоскливо. Хотелось перемен. И женщины были готовы на всё, лишь бы изменить жизнь. Если не на хорошую, то хотя бы на приличную. Если не на приличную, то на выносимую. Тогда частенько иронизировали: «Мы не живём, а выживаем». А так хотелось жить. Всё это плавно легло на карту моего «брачного» предложения, и женщины потянулись заполнять анкеты невест плотным потоком. Они шли ко мне охотно, тем более что денег я ни с кого не брала. Советская закалка не позволяла заниматься авантюрой, да ещё при этом брать за это деньги. Именно как к авантюре я относилась тогда к своему брачному «прожекту».
С утра до вечера на протяжении двух месяцев я не успевала открывать двери и впускать в квартиру женщин. На секретаршу денег не заработала (я вообще ни на что ещё тогда не заработала) и потому отворять и запускать приходилось самой. А женщины шли и шли. И конца им не было. Два месяца, каждый день, с утра и до глубокой ночи я принимала и принимала. С каждой разговаривала столько, сколько требовала её израненная душа. А души были ранены навылет. Косметического ухода уже было недостаточно, большинству требовалась хирургическая помощь. Ну, в переносном смысле, конечно. Впрочем, несмотря на бытующее в российских же кругах мнение о том, что русские женщины самые красивые, к пластическому хирургу, стоматологу и ортопеду нужно было бы отправить многих. Впрочем, справедливости ради надо признать: большинство женщин излучали очарование. Но их глаза выражали непроходимую тоску и безысходность. Многие казались затюканными жизнью до черты невозврата. Помощь психолога для многих была уже явно недостаточной мерой реанимации психики, в некоторых случаях «пахло» психиатром.
Я покорно подставила свои уши этим несчастным, и они, преданно глядя в глаза, сливали в меня всю горечь пережитого и непережитого. Мне и в голову не приходило, что жизненные истории десятков женщин, со всеми их разочарованиями и потерями, никогда не потребуются в процессе моей будущей сватовской работы. Но я слушала и вникала. За день уставала до потери пульса, не говоря о головных болях и кровотечений из носа. Голова кружилась от чужих любовных страстей, историй измен, разводов, предательств. Тани, Нины, Гали и Марины сливались в один ряд, превращаясь в ночных сновидениях в одну-единственную серо-буро-малиновую «Танюнинунадю». Это чудовище накидывалось на меня и давило так, что я просыпалась от удушья. Тяжело дыша и хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, я смахивала выступившую на лбу испарину и пыталась снова заснуть. Но с раннего утра начинались беспрерывные звонки в дверь. Женщины шли и шли. За два месяца – шестьдесят дней – я приняла более трёхсот женщин. Многие приходили по второму и третьему разу. Сначала я пыталась установить очерёдность, но когда приходила следующая, предыдущая даже не собиралась уходить. Они не стеснялись друг друга. Знакомились друг с другом и тут же начинали пересказывать свои истории по новой.
Часто казалось, что этим женщинам не нужен жених в Германии. Может даже, им не нужен был жених вообще, в принципе. Им нужно было выговориться. Увы, в нашем обществе, знаменитом своей душевностью, оказалось так много женщин, которым катастрофически не хватало тепла и участия. В конце дня у меня собирались все – те, кто приходил с утра, так и оставались до вечера, взахлёб слушая других. Женщины осваивались у меня дома и, видя моё нервное напряжение, пытались облегчить мою участь.
– Сидите-сидите, я сама себе чайку сделаю… И вот Наташенька тоже выпьет. Кто ещё хочет, девочки? – услужливо говорила одна из посетительниц и, проворно открывая ящички шкафчиков на кухне, доставала чашки и сахарницу.
– Я помогу… – тут же вскидывалась другая и бежала на кухню, где по-домашнему тренькал фарфор.
– Вам надо душик принять, – советовал ещё кто-то. – Душ снимает напряжение.
– Да-да, а потом я сделаю массажик. Я, вообще-то, учительница младших классов… но теперь надо как-то зарабатывать, я курсы массажисток окончила. Может, пригодится… – Обычно в этом месте женщина опускала глаза.
Как же, стыдно быть массажисткой. Нищей училкой с порванными колготками – нормально. А вот массажисткой…
– А я… – вступал ещё кто-то, – я тоже, вообще-то, инженер, но наш НИИ закрывают, и… я маникюр научилась делать. Хотите, сделаю? – И новоиспечённая маникюрша с готовностью кидалась к моим рукам.
Женщины смотрели на меня как на волшебницу, по мановению которой могут исполниться все их мечты. Словно стоило махнуть палочкой – и беды расступятся. Будто уеду я в Германию и пришлю каждой по принцу на белом коне. Или даже без коня. Они были и на это согласны. Кстати, о принце. Заполняя анкеты и разговаривая с женщинами, я заметила, что большинство из них ждут именно принца. Вспомнилась известная в советские времена песенка про жениха, который бы не пил, не курил, цветы дарил и тёщу мамой называл. Были у него и другие замечательные качества. Но все понимали, что песенка шуточная и такого в жизни не бывает. Однако «мои» милые женщины все как одна записывали в анкетах требования, исполнить которые могла бы только фея из сказки. Мужчин с сочетанием всех тех положительных характеристик, которые ждали от них женщины, в мире просто не существует. Но тогда было не до того, чтобы объясняться ещё и по этому поводу. Да и зачем? Мечтать, как говорится, не вредно. Пусть помечтают… Я заполняла анкеты, фотографировала красоток и слушала их душевные излияния, бесконечно повторяя: «Поняла, сочувствую, сожалею, какой ужас…» И, конечно, заканчивала неизменным: «Всё будет хорошо».
Глава 5
Ах, эти удивительные женщины…
Узнавать женщин я начала, занявшись составлением анкет. К тому времени мне было хорошо за тридцать, за плечами был университет плюс какой-никакой жизненный опыт. Но то, что я узнала, вступив с дамами в близкий контакт, открыло для меня массу интересного, что ранее даже не приходило в голову.
Например, о требованиях женщин к кавалерам. Сопоставляя данные женщин (то есть то, что они из себя представляли объективно) с их требованиями к искомому партнёру, я пришла к удивившему меня тогда выводу: чем менее симпатичной и привлекательной была невеста, тем выше были требования к жениху. Самые красивые и эффектные, успешные и образованные ограничивались вполне разумными пожеланиями. Некоторые вообще были крайне лаконичны: «Согласна рассмотреть любое предложение». Высокие запросы были у женщин невзрачных, без образования, работающих, скажем, вахтёром в общежитии. Честно говоря, я до сих пор не разгадала эту загадку. Возможно, эти женщины вообще не верили в удачу, а потому загодя ставили высокую планку перспективному жениху, не рассчитывая на успех. Или действовали по принципу «полюбить, так короля». Но точно все они не могли себя переоценивать.
Я принимала всех желающих попасть в картотеку, не ограничивая рамками возраста, веса или образования. Приходили и студентки, и пенсионерки. И стройные, модельной внешности красотки, и толстые тётки со вставными железными зубами и одышкой. Однажды пришла женщина неопределённого цвета, похожая на вылинявшие от многократных стирок трусы, на которых не угадывался рисунок. Возраст её тоже определить было сложно. Вроде не старая, но какая-то «подержанная», то есть побывавшая в эксплуатации… Потом я научилась угадывать этот сорт женщин – это были старые девы. С лицами, покрытыми от возраста морщинами, но вместе с тем с оставшимися следами нерастраченной молодости.
– Любовь, – вызывающе произнесла эта дама неопределённого возраста и цвета, едва войдя в комнату.
– Что? – не поняла я, замороченная многочасовыми разговорами.
– Меня зовут Любовь. Что тут не понять?
– Ах, вот как…
Любовь села на продавленный годами диван и вызывающе посмотрела на меня. Она сложила тонкие ручки на животе, несмотря на чрезмерную худобу выплывшем небольшим, но хорошо видимым полушарием и совершенно не лепившемся к остальному телу.
– Пишите, – диктовала она, буравя меня рыбьими глазками. – Замужем не была, детей нет, работаю в технической библиотеке младшим научным сотрудником.
Любовь сделала паузу и стянула на впалой груди вязаную кофточку – видимо, ей было зябко. А может, она посчитала, что открылась излишне вызывающе. После чего продолжила:
– Мне сорок шесть… Пишите, пишите… Я бы хотела встретить мужчину от сорока до сорока пяти, с высшим образованием, благородного и духовно богатого.
Хотелось узнать, как она будет определять при встрече эту самую духовность, не говоря ни слова по-немецки, но я промолчала. Любовь прекрасно знала, что шанс встретить мужчину у неё один: он должен выбрать её в картотеке. И не просто выбрать среди сотен других женщин, но и так сильно заинтересоваться, чтобы прилететь за ней в Россию «на крыльях любви». Даже умом младшего научного сотрудника можно было понять, что шанс этот у неё мал по той простой причине, что конкуренция огромная: женщин, которых я собиралась предлагать немецким мужчинам для знакомства, было более чем предостаточно. Любовь видела валяющиеся по всей квартире пачками фотографии привлекательных женщин и не могла не догадаться, что, если она хочет «встретить» мужчину в принципе, ей надо бы ослабить требования к нему. До сих пор остаётся тайной, что творится в голове таких, в общем-то, неглупых женщин. На что они рассчитывают? На то, что мужчина рассмотрит на блёклом фото её душевную красоту?
– Ну, я пошла, – с сомнением в голосе произнесла Любовь, поднимаясь. Правую ногу она немного тянула. – Это у меня в детстве полиомиелит… с тех пор… – сказала она уже почти в коридоре, видимо привыкнув пояснять свой недуг, даже когда её не спрашивали.
Любопытны визиты женщин пожилых, но не желающих видеть собственных перемен. Они плотно замазывали морщинки жирным слоем тонального крема, сверху заштукатуривали пудрой, всё это забивали румянами и… моложаво кокетничали со мной, будто я и была тем самым женихом, которому надо строить глазки.
– Сколько вам лет? – спросила я Лидию Сергеевну, возраст которой, несмотря на стройную фигурку, выдавала стройность морщин на лице, проступавших даже через тонны макияжа.
– Деточка, а вы в курсе, что такой вопрос задавать женщине неприлично? – Лидия Сергеевна надула губки, делая обиженный вид.
– Скажем, я не деточка, а ваша сваха, и мне это знать необходимо, – терпеливо пояснила я, приветливо улыбаясь. – Что я мужчинам говорить буду?
– А ничего не говорите. Пусть смотрят на моё фото. Кому понравлюсь, тот и выберет. Ну, или напишите… около пятидесяти. Пусть так, если иначе никак. Мне всё равно больше никто не даёт.
Господи, как часто приходилось слышать эту фразу на протяжении всех лет моей кипучей деятельности! Да, бывает, женщина в шестьдесят выглядит на пятьдесят. Но не втемяшить ей, что та, которой пятьдесят, выглядит на сорок. Идёт постоянное смещение возраста. И если вам дают около пятидесяти, значит, понимают, что вам в лучшем случае около шестидесяти.
Лидия Сергеевна встала и, задрав юбочку выше колен, стала отплясывать стройными ножками по вытоптанному ковру.
– Хороша я хороша, да плохо одета. Никто замуж не берёт девушку за это… – залихватски выдохнула она, раскрасневшись.
– Да, хороша… – искренне произнесла я вслух. «Да что мне только с вами, хорошими, делать-то?» – подумала, но не озвучила я.
Были и совершенно неожиданные звонки.
– Вы замуж выдаёте? – летел короткий вопрос по телефону.
– В принципе, да. Хотите прийти на приём?
– Нет, мне некогда к вам приходить. У меня короткий вопрос… Думаю, сможете ответить на него.
– Слушаю…
– Знаю, что, если купить недвижимость, в некоторых странах дают вид на жительство. Распространяется ли это на Германию?
– Ну… насколько мне известно, нет…
– Всё поняла, вы не знаете… – И трубка запищала недовольными гудками. Всем хочется услышать то, что они хотят услышать.
В другой раз звонившая сказала:
– Да-да, я приду на приём… Хочу замуж… Но можно я приду с братом?
– С братом? – Голова уже закипала, норовя сорвать крышу. – Почему с братом?
– А мы с братом хотим замуж. Ну, то есть он тоже хочет. Тьфу, не замуж, а жениться. Вы жените его?
Эта милая парочка действительно заявилась ко мне вместе. Брат оказался статным молодым мужчиной, закончившим высшее военное училище, что придавало его осанке горделивый вид советского офицера. Парень был по-офицерски деловым, и… забегая вперёд, скажу: уже через год они оба, и сестрица Алёнушка, и братец Иванушка, благополучно нашли свои вторые половинки немецкого происхождения. Выдавать замуж сестру они приехали вместе. Ею занималась я. Брат же оказывал моральную поддержку. Затем он поступил в университет и вскоре нашёл немку, на которой женился. Я никогда не видела эту женщину, но допускаю, что молодой гусар советского образца вполне мог очаровать нордическую арийку своими манерами и умением галантно ухаживать. Многим немкам не хватает романтизма и нежности, поэтому такое обхождение для них куда дороже дорогих подарков. И наш парень-красавец даже без денег мог дать немке то, чего не дождёшься от немца. Как известно, бедные мечтают о деньгах, богатые – о любви. Не скажу, что всех немок можно отнести в разряд богатых, но в общем и целом у них есть всё необходимое для жизни. Они не нуждаются в том, чтобы их сводили в ресторан или отвезли в отпуск. Им требуются чувства, страсти, любовь.
Женщины на протяжении двух месяцев «грузили» меня своими историями, удивляли выходками, заваривали для меня чай и даже готовили обеды, ублажали массажами и маникюром, развлекали танцами и пением… Все они хотели произвести на меня впечатление, чтобы я в далёкой Германии передала свои восторги о них перспективному жениху. Они так откровенно и говорили, когда я пыталась открутиться от их услуг или выпечки.
– Голубушка, попробуйте – пальчики оближете. Когда будете меня предлагать немцам, вспомните мои пирожочки… Будете меня расхваливать…
Нашим женщинам в ту пору казалось, что именно пирожки и блины являются определяющим в выборе невесты. Известная фраза «путь к сердцу мужчины лежит через желудок» стала лозунгом советских дам. В графе «хобби» они писали: «Умею хорошо готовить». Нашим женщинам казалось – да что говорить, и до сих пор многим кажется, – что главное достоинство женщины – это умение вкусно накормить мужа. А зачем ещё нужна жена, в самом-то деле?
Поток женщин не иссякал. За два месяца моего пребывания в России не произошло особых перемен к лучшему, а даже, может быть, и наоборот – стало ещё хуже: перестали платить зарплату и тем, кому до сих пор платили. Поэтому женщины не стали счастливее и спокойнее, а по-прежнему искали возможности уехать из страны, для чего брак был вполне подходящим решением. Тем более что путь этот совмещал полезное с приятным: и «замуж невтерпёж», да и уехать неплохо, – разумно считали многие.
Начало девяностых – время тотального обращения взгляда народа в сторону Запада. И для российских женщин западный мужчина казался ключиком в светлое будущее, будущее, обещанное коммунистами и так и не построенное ими. «А вдруг капитализм вовсе без злого оскала?» – задумались некоторые и решили рискнуть. Тем более что слухи «о сладкой жизни за бугром» распространялись с невероятной скоростью.
Жизнь начала и середины 90-х была тяжёлой. Ожидались перемены. Однако многие или боялись их, или не хотели ждать. Ведь «жизнь одна, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Слова классика навсегда врезались в память со школьной скамьи. И стали руководством к действию. Надо уметь рисковать, менять жизнь, что-то делать, а не ждать перемен. Это стало основным мотивом решения уехать из страны для многих. И я была не исключением. А куда и зачем едем, что нас ждёт в стране далёкой – большинство не только не представляли, но и не пытались представить. Мы полагались на русский «авось». Бог не выдаст, свинья не съест. Чем чёрт не шутит. И так далее. Типично русские черты. Мы тогда напоминали слепых котят, которых хотят утопить, а они бьют лапками, взбивая из молока сметану, чтобы выпрыгнуть на поверхность и стать счастливыми…
