Читать книгу: «Табула Раса», страница 3
Глава 2 Первые часы и первые заботы
Санька лупил железной колотушкой по Вечевому рельсу с остервенением, и тот в ответ громко гудел. Отрезок ржавого рельса найденный кем-то из щучьепадинцев лет пятнадцать тому назад был подвешен на столбе посреди Поляны собраний после того, как однажды ночью сгорел один из домов в посёлке. Пожарных тогда погорельцы вызвали, но пока машина доехала, да пока нашли ключ от ворот…
Короче говоря, гулкая железяка в некоторых случаях оказывалась эффективнее самых крутых мобильников. К счастью, экстренных сборов со времени того пожара и до сегодняшней ночи, не случалось. Но Вечевой рельс частенько призывал нерадивых жителей посёлка на общие собрания и субботники, особенно тех, кто не слишком спешил прийти к оговорённому времени
И вот теперь громкий гул Вечевого рельса оглашал всю Щучью Падь.
* * *
Владимир Иванович Сосновский, разбуженный набатом и обнаруживший отсутствие жены, кубарем скатился в кровати и, по-военному быстро одевшись, выскочил из дома. Уже у самой калитки его нагнал Артём, на ходу, застёгивавший брюки.
– Я с вами, Владимир Иванович.
– Толку-то от тебя, скрипач. Дома сиди!
Но Артём проявил неожиданную твёрдость.
– На пожаре каждый человек может быть нужен.
Тут калитка распахнулась, и Сосновский увидел запыхавшихся жену и сына.
– Наташа? Что происходит?
– Сейчас объясню, насколько сама понимаю, а ты, Валера, быстро за скутером.
– Куда это он собрался?
– Вова, давай по порядку. Пойдём в доме поговорим. Тёма, позови, пожалуйста, Иру. Она тоже должна всё знать. А ты, Валера, поторапливайся.
* * *
Жена Александра Петровича простоволосая в мятой ночной рубашке металась по комнате, причитая:
– Господи, пожар! Страсть-то какая! И этого старого греховодника нет. Небось, в самое пекло полез! Делать-то что?
– Выпить валерьянки и сидеть дома. А мы с Данькой пойдём, – сказала ей пятнадцатилетняя внучка Кристина, входя в комнату. Кристина уже успела надеть спортивный костюм, и теперь закручивала в пучок свои длинные чёрные волосы.
– Да куда же я вас одних-то отпущу?
– Эй, бабуля, ты, что не заметила, что мы уже немножко выросли? Сиди дома, а то я тебя к стулу привяжу. И деда сейчас пришлём, чтобы он под ногами там не путался, – сказал Кристинин брат-близнец, Даниил, гремя прихваченными вёдрами.
Он был радостно возбуждён. Их с сестрой родители в приказном порядке отправили на две недели «на чернику», и уж дед не давал никакого спуску, заставляя каждый день таскаться на проклятый черничник и кормить там комаров и слепней. Брат с сестрой часы считали до конца «ссылки». Пожарная тревога внесла приятное разнообразие. Всё-таки, пожар тушить занятие куда более достойное, чем на карачках по черничнику ползать.
Людмила Ивановна обессилено опустилась на стул. Она попыталась молиться, но слова молитвы от волнения постоянно путались
* * *
В большом доме с кокетливой башенкой, оборудованной под домашнюю обсерваторию, профессор географии Павел Дмитриевич Синельников растеряно взирал на свой смартфон.
– Что за дурацкий аппарат? Он всегда отказывается работать именно в тот момент, когда в нём есть нужда. Это просто какая-то конструктивно обусловленная вредность. Вот сейчас надо срочно вызвать пожарных, а он сломался.
– Папа, не парься, мой тоже не работает. Не будем терять время на войну с электроникой, а пойдём заливать пожар вручную, – сказала его дочь, Лариса, спускаясь по винтовой лестнице со второго этажа.
– Нет, нет! Женщинам там совершенно нечего делать.
– Папа, ты не прав. Я могу быть там полезной. Я, всё-таки, химик, – упорствовала Лариса.
– Ларочка, химия – это наука. Точная, прекрасная наука, а пожар – безобразное и бессмысленное стихийное бедствие. И не препирайся, пожалуйста. Лучше приготовьте с мамой чаю к моему возвращению. Я думаю, это будет актуально.
* * *
Сигнал тревоги разбудил и Лидию Львовну Куваеву. Она молча слезла с кровати и начала одеваться при свете маленького аккумуляторного фонарика.
– Куда ты? – Спросила её мать, Анна Алексеевна, выглядывая из соседней комнаты.
– Пойду. Может, чем смогу помочь.
– Не женское это дело – пожары тушить, – вздохнула Анна Алексеевна, отталкивая от двери восьмилетнюю Юлю, глаза у которой разгорелись от любопытства.
– Мам, ну что же делать, если нет у нас мужчин? Ты только посмотри, пожалуйста, чтобы эти козы-стрекозы за мной не увязались. Затопчут их там.
– Я им увяжусь! А ты сама-то там смотри поаккуратнее. В самую бучу-то не лезь.
Едва мать скрылась за дверью, хитрая Юля начала ныть, надеясь разжалобить бабушку.
– Булечка, миленькая, ну, пожалуйста, ну можно я пойду? Ну, я не буду близко подходить. Я издалека посмотрю. Честное слово! Сама подумай, мне уже восемь лет, а я ещё ни одного пожара не видела. Жизнь вся мимо проходит!
– Угомонись, ложись спать.
– Спа-ать, – разочарованно протянула Юля, и по щекам её покатились натуральные слёзы, – да что же это за насилие такое?!
– Не хочешь спать, давай, книжку почитаем.
– Не хочу я твою книжку! Что я такая малявка, как Олька, книжки читать, когда там пожар!
– Я тоже не хочу книжку. Я пожар хочу! – Вставила пятилетняя Оля.
– Вот я вам дам пожар! – Рассердилась Анна Алексеевна, и заплакала, – Господи, да что же за дети-то такие? Чистое наказание.
В это время, аккумуляторный фонарик, который как всегда забыли нормально зарядить, потускнел и погас. В доме стало темно и страшно.
Оля быстренько перебралась на широкую бабушкину кровать и тихо захныкала от страха. К ней присоединилась и Юля.
– Буленька, иди скорей к нам, – жалобно попросила она.
Все трое сидели, обнявшись на кровати, вглядывались в красноватый сумрак за кружевными занавесками и вслушиваясь в тревожный набат.
* * *
В трёхэтажном кирпичном доме, обнесённым высоким бетонным забором, тоже проснулись. Дом этот принадлежал молодому, но весьма успешному адвокату Марку Евгеньевичу Фишеру. В доме у Фишера уже третий день гостили его школьные приятели. Вообще-то считалось, что мужики приехали на охоту, но в лес пока, ни разу не выбрались. Не до того, как-то было! Считай, что десять лет после окончания школы «мушкетёры», которых в школьные годы никто и никогда по отдельности не встречал, толком не виделись. Всё дела: учёба, работа. Даже к Марику на свадьбу друзья приехать не смогли: у Константина был очень жёсткий график съёмок, а Руслан вообще был в Брюсселе в штаб-квартире Интерпола на стажировке. Только в интернете и общались. Уже который год договаривались встретиться, а всё не складывалось.
Поэтому, первые два дня ушли чисто на «общение». Не в сухую, понятно. Только накануне вечером лягушек у пруда постреляли, чтобы ружья проверить. К великому, надо сказать, неудовольствию лабрадора Рольфа. Как и положено приличному лабрадору-ретриверу, Рольф, не жалея своей роскошной бледно-золотистой шкуры, бросился было в грязный пруд, ожидая увидеть дичь, и обнаружив там только дохлых лягушек, едва не взвыл с досады.
А тут ещё проходившая мимо Варька Барминцева так отчитала горе-охотников за бессмысленное убийство невинных тварей, что Рольфу вообще захотелось утопиться в этой грязной луже. Он ведь, в отличие от хозяина и его гостей коньяк не пил, и всё происходящее понимал адекватно.
Впрочем, кажется, и стрелки почувствовали себя неуютно.
Нет, ну это надо же, дожили! Соплюшка девятилетняя взрослым мужчинам замечания делает! Конечно, если бы Варька была одна, досталось бы ей крапивой по попе, чтобы помнила, как со старшими разговаривать. Но с ней был этот страшный Гоблин. Марк, хоть и знал его, но всё же, побаивался, а Константин и Руслан, увидев пса впервые, и вовсе онемели.
Ещё бы. Этакое чудище: высотой почти метр, вид как у призрака – тощий серый с тёмными полосками по бокам, то ли кусты сквозь тело просвечивают, то ли рёбра, а отдельные светлые торчащие шерстинки что-то вроде размытого ореола создают. Вот только зубы у этого монстра до безобразия реальные. Короче, такого красавца неподготовленному человеку ближе к ночи увидеть – на неделю заикание обеспечено.
Решили с собакой Баскервилей не связываться, и отступили, едва не предавшись паническому бегству. Даже протрезвели. Короче, пришлось возвращаться домой и срочно поправлять ситуацию. В результате легли поздно. Головы у всех гудели и без «вечевого рельса». Набат был совсем некстати.
– Ой, ну и не фига же себе, – пробормотал Константин, – обхватив ноющую голову руками, – Марик, что это?
– Сам не пойму. Раньше такого никогда не было, – ответил хозяин дома, которому тоже было муторно после вчерашнего.
– Который час? – простонал Руслан.
– Четырёх ещё нет.
– А может, это привидение расшалилось? – предположил Руслан.
– Какое привидение? – не понял Марк.
– Ну, то чучело болотное, которое вчера с девчонкой было.
– Это не привидение. Это Гоблин, – попытался объяснить Марк.
– Ну, вот, тут ещё и гоблины водятся. Костыль, куда нас занесло?
– Ребята, а кто помнит, что мы вчера пили? – печально осведомился Константин, пытаясь сжать голову так, чтобы мозги заняли подобающее место.
Тут в комнату ворвалась жена Марка Валентина.
– Мальчишки, вставайте! Где-то пожар!
– Валечка, – пробормотал Константин, – из нас сейчас пожарники, как из лаптей субмарины.
– Нам сейчас самим скорая помощь нужна, – пожаловался Руслан.
– Валюшенька, посмотри в холодильнике, может, осталось что-нибудь, – спросил Марк
– После вашего загула не только в холодильнике, но и во всех магазинах в радиусе десяти километров спиртное закончилось.
– Валюшка, помрём, – попытался разжалобить жену Марк.
Но она была непреклонна.
– Капустки вон квашеной поешьте, и водичкой колодезной запейте холодненькой. Помогает. А я пошла пожар тушить, на вас-то никакой надежды.
Мушкетёрам честно-честно стало стыдно, но оторвать отяжелевшие головы от подушек, они всё равно не смогли.
* * *
Гул набата достиг и самого дальнего дома в посёлке. Услышав его, Нина Сергеевна Шарова приподнялась на постели и выглянула в окно.
– Что там такое? – спросил её муж, потягиваясь.
– Не знаю, пожар, наверно, – равнодушно отозвалась Нина.
– Вот досада, разбудили. Надо идти.
– А толку? Пока дойдёшь, и без тебя уже всё потушат. Да и пожарники наверняка уже приехали. Лучше постарайся поспать. Тебе же через полтора часа вставать, в Москву ехать на работу.
– Пожалуй ты права. Но как тут спать в таком грохоте?
– Ухо подушкой накрой.
– Точно. Какая у меня жена умная.
– А то!
* * *
Когда люди обсуждали, кому ехать в Городок, никому в голову не пришло спросить Агату. А с её точки зрения, это было совершенно неправильно. Это было вообще глупо, детям одним отправляться в неизвестность без собаки, тем более, такой мудрой, как Агата. Поэтому, когда Валерка остановил свой скутер у Барминцевской калитки, хитрая собачонка прыгнула мальчишке на колени, пока Полина устраивалась сзади, и спряталась под полой расстёгнутой куртки. Конечно, было тесновато, но Агата готова была потерпеть. Вот только бы Полина не заметила, а то ведь прогонит, да ещё в доме запрёт. Сам-то Валерка, и это Агата точно знала, прогнать её не решится, потому как уважает.
Таким образом, собачонка оказалась включённой в экспедицию.
Валерке, кстати, тепло маленького собачьего тельца, было очень приятно и придавало какую-то особую уверенность.
И пока остальные щучьепадинцы собирались на Поляне собраний, призываемые гулом Вечевого рельса, отважные разведчики: Валера, Полина и Агата уже мчались на мотоцикле по обочине в сторону Городка.
Ох уж эти обочины! Проносясь по трассам на автомобилях, мы редко обращаем на них внимание, но теперь у одной из обочин появился реальный шанс отомстить за такое пренебрежение.
Правда, поначалу обочина вела себя почти прилично. Это было необходимо, чтобы путешественники потеряли бдительность.
Лишь в одном месте, где до катастрофы под дорогой протекал ручей, забранный в трубу, обочина вместе с дорогой провалилась, и ребятам пришлось преодолевать этот провал пешком по мокрой, как губка земле, на руках протаскивая своё транспортное средство. Это было нелегко, поэтому Полина, наконец, заметившая Агату, даже не стала ругать ни её, ни Валерку, пыхтя под тяжёлым скутером.
Это препятствие, было хоть неприятным, но честным. Солнце ещё не встало, но было уже достаточно светло, к тому же, красноватая муть уже почти совсем рассеялась, и видимость была хорошей. Ребята заблаговременно заметили препятствие и преодолели его, хоть и не без труда, но без потерь.
Но когда по краям дороги сомкнулся лес, обочина поняла, что настал её звёздный час, и решила поиздеваться над путешественниками по полной программе. В ход пошло всё: камни, палки, выбоины, бугры, кусты, хлещущие ветками по лицу, и пыль. Не та, зыбучая, что покрывала дорогу, а самая обыкновенная, забивающаяся в нос, глаза и хрустящая на зубах.
Маленький скутер проваливался в ямы, подпрыгивал на буграх и спотыкался о камни, но его отважный экипаж, помня о своём долге, продолжал двигаться вперёд. Каждый из троих ощущал себя первопроходцем, отважным разведчиком, от мужества которого зависит судьба всех обитателей Щучьей Пади.
Агата для пущей важности, даже уселась на задние лапы в надёжном кольце Валеркиных рук, и положила передние на руль. Собачонка отважно смотрела вперёд, готовая встретить любую опасность лицом к лицу. Точнее мордой к морде.
И тогда обочина пустила в ход своё самое главное оружие – лужу. Эта лужа образовалась на обочине несколько лет назад. Как-то раз, один из водителей-дальнобойщиков, почувствовав необходимость срочной санитарной остановки, съехал с дороги, глубоко промяв глинистую обочину колёсами своего тяжелогруженого трейлера. Потом эти колеи неоднократно размывались дождями и талыми водами, и в результате образовалось целое озерцо длиною более трёх метров. В нём даже стала расти ряска и завелась всякая водяная мелочь вроде жуков-плавунцов и комариных личинок.
Вот в эту-ту ловушку и въехали на приличной скорости отважные разведчики. Лужа радостно хлюпнула и приняла незадачливых путников в свои объятия из грязных брызг. Особенно досталось сидевшей сзади, Полине. Весь романтический настрой подлая лужа смыла начисто. Валерка газанул, чтобы вырваться на сушу, но лужа отпустила путешественников не слишком охотно и потом ещё долго мечтательно чавкала им вслед.
Полина приготовилась высказать Валерке все, что она думает о таких, как он «шумахерах», но тут лес расступился и ребята выехали на холм перед Городком. Совершенно пустое шоссе лежало перед ними, как на ладони.
Обычно по ночам здесь сияло ожерелье фонарей, уютно светились окошки придорожных магазинчиков и кафе, призывно горели вывески бензоколонок.
Теперь здесь не было ничего!
* * *
Жители посёлка постепенно собирались на Поляне собраний. Главным их чувством было полнейшее недоумение: пожара нигде не было, тусклое красное зарево уже окончательно погасло, а Санька Раскольников всё продолжал лупить по Вечевому рельсу.
Профессор Синельников не выдержал первым.
– Может быть, кто-нибудь, наконец, объяснит, что тут происходит? И, пожалуйста, молодой человек, прекратите этот безобразный грохот. Вы нас всех совершенно оглушили.
Санька покорно опустил свою колотушку и только теперь почувствовал, как он устал. У него даже заболели руки и плечи. Он слегка поёжился от устремлённых на него взглядов и, виновато вздохнув, отошёл к краю поляны.
Александр Петрович решил, что момент для объяснения настал. Он поднял руку, призывая к вниманию, потом значительно покашлял и заговорил:
– Значит так, тут у нас такое дело…
И замолк. Он вдруг растерялся, чего не случалось с ним уже, как минимум, лет тридцать.
Да, он успел уже побывать на дороге, своими глазами увидел автомобиль с отрезанным передом, потопал ногами по крыше утонувшего в пыли Форда Раскольниковых. Посмотрел в двенадцатикратный бинокль в сторону Ненаглядова и Заречнова, потрогал, понюхал и даже попробовал на язык странную, невесть откуда взявшуюся пыль, но так ничего и не понял. И теперь даже не представлял, как объяснить всё увиденное. Старик беспомощно обернулся на Виктора Барминцева, но тот тоже не решался взяться за объяснения. Тогда слово взял Алексей Раскольников:
– Ну, короче, это, сегодня около полуночи произошла какая-то странная катастрофа. Что-то вроде взрыва. В результате на дороге появились зыбучие пески, а две деревни и вовсе просто куда-то провалились.
– Простите, – возмутился профессор Синельников, – но это невозможно. Позвольте напомнить вам, что мы находимся почти в самом центре Среднерусской платформы, и для появления зыбучих песков и «проваливания», как вы изволили выразиться, населённых пунктов нет никаких геологических предпосылок.
– Предпосылок нет, а факт есть, – мрачно сказал Панин.
– Ещё раз прошу извинить меня, но мне хотелось бы уточнить. Вы, Александр Петрович, своими глазами видели эти провалившиеся деревни и зыбучие пески? – Спросил профессор таким тоном, которым он порой спрашивал нерадивых студентов.
– Пески видел, и даже на зуб пробовал, – ответил Панин, а на деревни только в бинокль смотрел. Там ребята были: Валерка Сосновсий, Санька Раскольников и Полинка Барминцева.
– Что-то я не вижу здесь ни Валеры, ни Полины.
– Они в Городок поехали за помощью, – сказала Наталья Павловна.
– Получается, что присутствующий здесь Александр Раскольников единственный настоящий свидетель катастрофы?
Синельников обернулся к Саньке и строго сказал:
– Ну, что же, молодой человек, будьте так любезны и расскажите, пожалуйста, всем нам сейчас, что там случилось в этих «провалившихся» деревнях. Насколько глубоки провалы, как выглядят обломки строений, есть ли пострадавшие?
– Никаких провалов там нет. И обломков нет. Абсолютно ровная земля, засыпанная такой же пылью, как и на дороге. А людей там нет совсем, – угрюмо буркнул Санька и отступил ещё дальше к краю поляны под сень кустов.
Синельников со слабой торжествующей улыбкой обвёл глазами присутствующих.
– Ну, вот, друзья мои, всё и разъяснилось. Видите, молодой человек даже не успел придумать никаких подробностей этой, так называемой «катастрофы». Более того, налицо явная путаница в показаниях. Только что, как мы все с вами слышали, речь шла о зыбучих песках, а теперь уже упоминается какая-то «пыль». С сожалением должен констатировать, что все мы тут стали жертвами какого-то совершенно нелепого и глупого розыгрыша. Я вот только не могу понять, как всеми нами уважаемый Александр Петрович согласился принять участие в этом совершенно неблаговидном деле.
– Прошу прощения, – сказал Белокопытов, выходя вперёд, – но я тоже, в некотором роде, свидетель. Как, впрочем, и моё лицо.
Профессор обошёл Андрея со всех сторон, пристально его разглядывая.
– Да, любезнейший, лик у вас, прямо, скажем, выглядит непрезентабельно. Асфальтовая болезнь?
– Прежде всего, позвольте представиться. Зовут меня Андрей Николаевич Белокопытов. Я инженер-строитель, начальник одного из крупнейших Московских СМУ2. По мнению моих подчинённых, страшный зануда, совершенно лишённый чувства юмора. Теперь о том, что я видел своими глазами. У въезда в ваш посёлок мы с моим двоюродным братом Максимом попали в какую-то совершенно невероятную аварию, которую абсолютно ничто не предвещало. Когда будет время, посмотрите, что стало с машиной брата. Думаю, что комментарии тут излишни. Кстати, Максим сейчас в тяжелейшем состоянии лежит на веранде в доме Виктора Андреевича под присмотром Веры Кирилловны. К сожалению, полноценной врачебной помощи эта добрая женщина оказать не может, и жизнь брата реально под угрозой. Это я к вопросу о розыгрышах. Самой катастрофы я не видел, как справедливо предположил один неглупый ребёнок, я в этот момент потерял сознание. Но «пыль», или «песок», короче эту непонятную субстанцию, засыпавшую дорогу, я видел своими глазами. Также я видел, как эта дрянь в течение получаса полностью затянула машину Алексея. Что это такое, сказать не могу, но на зыбучие пески это не похоже. Я строитель, и в грунтах разбираюсь.
– Вы хотите сказать, что всё это правда? – Нахмурился Синельников.
– Да. И проверить это вы можете хоть сейчас.
– И ещё, – вступил в разговор Барминцев, – мы остались без связи. Мобильники не работают. Это тоже легко проверить. Собственно, поэтому Полина и Валера поехали в Городок. Чтобы сообщить о случившемся, врача к пострадавшим вызвать, ну, и разведать, что там и как.
– А что с железной дорогой? – Спросил полковник.
– Не знаю. Мы там ещё не были.
– Я была, – Таня выступила гордо вперёд, – нет там больше ничего. Даже столбы пропали.
И все, даже Панин, посмотрели на девочку с огромным уважением. Ещё бы! Девятилетняя девочка одна в темноте не побоялась пойти на железную дорогу, прямо за которой начинался такой дремучий лес, куда даже опытные грибники и охотники в одиночку не хаживали.
– А что там, в пострадавших деревнях? Наша помощь точно не нужна? – Заволновалась Лидия Куваева.
– По словам ребят, помогать там уже некому, – вздохнул Виктор Барминцев.
– Не хочу ставить под сомнение ваши слова, уважаемый Виктор Андреевич, – сказал профессор, – но это требует дополнительной проверки. Вдруг ребята чего-то не доглядели. Темнота, волнение, сами понимаете.
В эту минуту все услышали приближающийся рёв мотора. На поляну собраний, отчаянно тарахтя, вылетел Валеркин скутер. Вид у Валерки и Полины был ужасным. И дело было даже не в том, что они были грязными и всклокоченными. Самым страшным было выражение их глаз. Даже вечная оптимистка Агата смотрела из-под слипшейся от грязи чёлки с какой-то не собачьей тоской.
– Что, и Городок? – Мрачно поинтересовалась Варя.
– Угу, – всхлипнула Полина.
– Мы, правда, весь его не объезжали, – виновато признался Валерка, – но с дороги, ни одного дома не видно. Ни больницы нет, ни вокзала, ни здания администрации. Это совершенно точно.
– Ну, этого же не может быть, – воскликнула Марина Александровна. Ну ладно Ненаглядово, там всего два десятка домов, ну Заречное тоже ненамного больше, но Городок…
– Да, да! – Подхватила Лидия Львовна, – Там и полиция есть, и пожарники.
– Видно тут такое случилось, что ни полиции, ни пожарникам не удалось справиться, – мрачно проворчал Панин, и, вспомнив, что он по праву старейшего должен взять бразды правления в свои руки, сердито прикрикнул, – ладно, хватит кудахтать, пора делом заняться.
– Каким делом?! – Взвизгнула Марина Раскольникова, – Тут уже такое понаделано.
Муж обнял её за плечи и тихонько шепнул:
– Погоди, Маришка. Петрович прав. Самое главное, что мы-то живы, а значит надо что-то делать.
– Верно, – подхватил, стоящий рядом, Барминцев, – надо действовать, пока обстоятельства нас не лишили этой возможности окончательно. С чего предлагаешь начать, Петрович?
– Да вот смотрю я, на зов набата народу маловато собралось. А я точно знаю, что нас тут побольше, чем полтора десятка.
– Сегодня же среда, точнее, уже четверг. Это в выходные народу много было, – вздохнул Синельников.
– Да знаю я. Ещё не разучился дни недели считать. Только сдаётся мне, что кто-то просто решил из-под одеяла не вылезать. Сны видать, хорошие снились. Вот, что, молодёжь, давайте-ка быстрой ногой обойдите всех. В каждый дом загляните и всех тащите сюда. Поняли? Всех без исключения: старых, малых, хворых, хитрых. Беда-то общая, значит, и справляться надо всем вместе, а не в тёплой постельке отлёживаться. Ты, Наталья Павловна у нас по финансовой части дока?
– Ну, да. Я бухгалтер. А причём тут это?
– Считаешь, значит, хорошо. Вот и пересчитай ты нас всех. Да не просто так. А подробно – сколько мужчин, сколько женщин, детишек, стариков, какие здоровьем слабые. Видала, что твориться? Неизвестно сколько времени нам тут продержаться надо. Мы свои силы знать должны. И слабости тоже. А и спасатели прибудут… Они люди чужие. Никого из нас не знают. Как бы ни потеряли кого в суматохе. Поэтому и надо пересчитать, чтобы ни один человечек у нас не пропал.
– Ну, Петрович, ты даёшь! А мне бы и в голову такое не пришло, – с уважением протянул Барминцев.
– А как же. Это же самое первое дело, когда беда какая-то, знать, сколько людей в эту беду попало. Да и от кого чего ждать надо. А вот, вы, к примеру, Павел Дмитриевич, у нас профессор по какой части? Не доктор случайно?
– Географ, – ответил Синельников.
– Экая досада! У нас пока из всей географии одна Щучья Падь и осталась. И потому, выходит, что профессорство ваше нам-то вроде как даже и без пользы.
– Ничего, Александр Петрович. Знания ещё никому не мешали, так, что не исключено, что и я на что-нибудь сгожусь.
– Да я не в обиду, вам, Павел Дмитриевич, а только доктор нам сейчас был бы нужнее. Я вот уже представляю, что, к примеру, у старухи моей сейчас давление подскочит, тахикардия всякая начнётся. Женщина – слабый пол, сами понимаете. Наташка Сосновская третий день зубами мается. А на нервной почве сейчас у многих разные болячки повылезают. Да и раненые у нас уже есть. А Вера Кирилловна – она же не врач. Что она может? Лёд на болячку положить? Так это и я могу. Без врача никак. Ты, Наталья Павловна, когда пересчитывать нас будешь, ещё и профессии спрашивай. А то мы тут все просто дачники, а кто что полезное делать может, и не знаем.
* * *
По результатам срочно проведённой «переписи населения» в посёлке на момент катастрофы оказалось тридцать семь человек, включая Андрея с Максимом, который, наконец, пришёл в себя, но по настоянию Барминцевой ещё оставался в постели под строгим присмотром Вари и Тани.
Среди нынешних обитателей Щучьей Пади оказалось одиннадцать детей до десяти лет. Правда Юля Куваева ужасно обиделась, когда её при пересчёте отнесли к «детям» и побежала поделиться этой обидой к Тане и Варе, которые оставались «сёстрами милосердия» у постели Максима, но тоже были причислены к «детям». Девчонки страшно возмутились этим фактом. Вот пятилетние Оля и Ростик, трёхлетняя Анжелка и маленькие Сонечка с Филечкой – это действительно дети. Но считать детьми людей в восемь и девять лет просто несправедливо!
Стариков же не оказалось совсем. Все пожилые обитатели Щучьей Пади помнили, что самым старым из них, как ни крути, был сам Александр Петрович Панин, а он никак не соглашался «возглавлять стариковский» список, и ни шестидесятидвухлетний профессор, ни три дамы пенсионного возраста попадать раньше него в этот список не собирались.
Но профессиональный состав обитателей посёлка превзошёл самые мрачные ожидания Панина. Конечно, после всех продаж-перепродаж участков в Щучьей Пади, состав её жителей был пёстрым. По мнению Александра Петровича, даже через чур, пёстрым. Но профессиональный состав людей, запертых в Щучьей Пади катастрофой, оказался ещё и безнадёжным. В посёлке не оказалось ни одного врача или хотя бы профессиональной медсестры. Не было здесь также ни одного представителя хоть какой-нибудь сельскохозяйственной специальности. Зато Щучья Падь могла похвастаться профессором географии, двумя кандидатами наук – микробиологом и социологом, а также, часовщиком, автослесарем, полковником танковых войск и капитаном полиции, художником, скрипачом, юристом и педагогом. Были двое студентов: будущие химик и физик. Внуки самого Петровича занимались хореографией, и собирались посвятить свою жизнь именно танцам. Но особенно взбесила Панина профессия Константина.
– Это что же за зверь такой – клипмейкер? – Возмутился дед.
– Создатель клипов. Я – режиссёр, мастер по рекламным роликам. Между прочим, довольно известный.
– Да, – мрачно подытожил Александр Петрович, – в таком составе только и попадать в катастрофы!
– Между прочим, мы этот экстрим и не заказывали, – обиженно буркнула Марина Александровна.
– Что же касается нашей профессиональной безнадёжности, – примирительно предложила Алевтина Синельникова, – то давайте попробуем взглянуть на это шире. Вот вы сами, к примеру, Александр Петрович, оказались блестящим организатором в такой сложной ситуации.
– А это дорогого стоит, – подхватил Барминцев.
– Точно, – заметила его жена, – а вот Наталья Павловна у нас замечательный садовод-огородник. У неё только, что ананасы не растут.
– Зато ты, Вера, в травах разбираешься. Какая от кровотечения помогает, какая от поноса или от давления – все знаешь. Это ведь тоже пригодиться может, – напомнила Марина Раскольникова, – а я могу самый тонкий механизм собрать. Вдруг нам, к примеру, что-то такое понадобится.
– А самое главное, – сказал Синельников, – что все мы здесь люди умные, ответственные и грамотные. И в силу сложившихся обстоятельств, мы просто обязаны тщательно запротоколировать всё происходящее, вряд ли ситуация будет и далее развиваться в неблагоприятном для нас направлении. Бобровка вряд ли грозит нам наводнением, пока нет никаких признаков лесных пожаров, тектонических смещений земной коры, я уже не говорю о таких невероятных вещах, как цунами, извержениях вулканов или ядерной зиме. В тоже время, аномальные явления, наблюдаемые нами, очень серьёзны и требуют самого пристального изучения. Я считаю своим долгом учёного, как можно точнее описать эту аномалию. И наблюдения каждого из нас могут оказаться очень важными, как для науки в целом, так, и для разгадки природы произошедшего в частности.
Петрович совсем сник. Он не любил, когда говорили «об умном». Тем более что толку сейчас от этой зауми профессорской толку чуть, а люди эвона как заслушались Синельникова, даже о главном забыли. Именно в эту минуту у профессора появилась реальная опасность попасть в число Панинских нелюбимцев после Агаты и семейства Раскольниковых.
Чуткая Алевтина Игоревна поспешила увести разговор в другое русло.
– Да, конечно, дорогой, – сказала она мужу, – и я думаю, что все мы по мере сил постараемся помочь тебе в этом, но сейчас нам гораздо важнее решить насущные проблемы нашего жизнеобеспечения, по крайней мере, до тех пор, пока к нам не придёт помощь. А когда это произойдёт, мы пока не знаем.
И обернувшись к Панину, зачастила:
– Что же касается сельского хозяйства, то и вам, Александр Петрович, грех скромничать. У вас и огород образцово-показательный, а ещё вы ведь и коз держите, и кроликов и кур, – сказала она.
– Уточек ещё, – застенчиво добавил Панин.
– Ну вот, а вы говорите, что мы ни на что не способные, и специалистов по сельскому хозяйству у нас нет. Да мы тут при разумном подходе целый год продержаться сможем, – воскликнула Синельникова.
– Ну, уж год, скажете тоже, – пробормотал Панин, оттаивая, – но, понятное дело, лапками дрыгать беспомощно не станем. И на первоочередной эвакуации настаивать не будем. Пусть сначала тех спасают, кому солоней пришлось. А мы живы здоровы, крыша над головой есть, да и с пропитанием как-нибудь разберёмся. Вот только надо будет о дармоедах подумать, а то если дело на пару месяцев затянется, они же нас обожрут бессовестно.
