Читать книгу: «Камин», страница 3

Два человека сидели друг напротив друга Внешность одного была самая заурядная. Никто и никогда не отметил бы его взглядом в общей толпе. Зато манера общения была немного заносчивая, ему хотелось и нравилось смотреть на мир свысока, хотя это не всегда получалось. Внешность другого была, если можно так выразиться, выдающейся из любой толпы. Его нельзя было не заметить и не обратить на него внимания. Где бы он ни оказывался, он производил впечатление стержня, вокруг которого свершается остальное, хотя сам к этому никогда не стремился, почти всегда находясь в спокойно сосредоточенном состоянии. Один старался произвести впечатление, другой – нет. Один очень беспокоился о своем внешнем облике, другой был к внешнему безразличен. Таким образом, лицом к лицу встретились: вычурность слабости и простота силы.

– Заключение экспертизы, показания соседей – все складывается в пользу вашего брата, – начал перетасовывать полученные факты, обретший дар речи Антон Альфредович.

– Да.

– Если это так…

– А это именно так. – И невидимый клинок настолько ощутимо коснулся горла, что Антон Альфредович опять поперхнулся.

– Хорошо, я обдумаю ваше предложение, – хрипло проговорил он, испытывая неодолимое желание как можно быстрей освободиться от остро-неприятного давления. – Позвоните мне завтра, – дал он понять, что разговор окончен.

– Договорились, – стремительно поднялся посетитель, будто только этого и ждал. Оставив на столе дорогой коньяк, он вышел, не попрощавшись.

Антон Альфредович несколько минут (а может, и не несколько) сидел в каком-то безвременье: не было ни мыслей, ни чувств – провальная пустота. Хлопок входной двери и цоканье каблучков возвратили его в реальность.

– Кто это был? И что со мной было? – выставил вопросы обретший себя активный разум.

– Клиент, – ответил разум пассивный. – И, наверное, усталость.

Вошла Марина:

– Вот бумага для ксерокса, вот папки. Кофе купила ваш любимый. Сварить?

– Где ты была?! – набросился хозяин на секретаршу.

– В магазине, – удивилась та.

– Почему ушла без разрешения?! – хлопнул он ладонью по столу.

– Антон Альфредович, вы же сказали: срочно пойти и купить, – непонимающе оправдывалась девушка.

И тут преуспевающий адвокат вспомнил, что действительно отдавал такое распоряжение.

– Но почему ушла именно в этот момент?

– В какой? – не поняла Марина.

И он не знал, как объяснить.

– Ты видела, что у меня клиент?

– Нет.

– Когда же ты ушла?

– Сразу как вы сказали, что хотите кофе.

– И не видела никого, кто входил в офис?

– Нет.

– И сейчас ни с кем не встретилась?

– Ни с кем.

Антон Альфредович видел, что она не врет.

– Иди на место и запомни, – он профессионально выдержал паузу, – никогда и никуда не уходить, если у меня клиент. Поняла?

– Да, – покорно произнесла секретарь.

– Только, если на то будет мое специальное распоряжение.

– Хорошо, Антон Альфредович.

– А теперь свари кофе, покрепче.

Марина смятенно вышла, понимая, что произошло что-то не совсем хорошее, а ей этого не хотелось. Она недавно обрела работу, скитаясь перед этим более года в поисках куска хлеба, и не понаслышке знала, что такое голод. Нынешнее место работы со всех сторон расценивала, как дар небес, никакие изменения ей были не нужны.

«Так, – начал Антон Альфредович аутогенную тренировку, как только Марина закрыла за собой дверь, – все хорошо, я спокоен. Я у себя дома, я – лучший адвокат Харькова. У меня все прекрасно, все идет как надо. Все. Все!!»

Однако, вместо успокоения, тревожное чувство, появившееся при необычном посетителе, разрасталось и становилось сильнее. Оно расползалось, проникая в каждый нерв, оголяя и парализуя. И вот заполнило уже все вместилище под белой оболочкой, начиная высачиваться сквозь поры наружу, застывая и захватывая панцирем. Охватив полностью, оно смяло преуспевающего адвоката и отбросило назад, в прошлое, как раз туда, куда он никогда не хотел возвращаться.

Всю жизнь он старался забыть, как на виду у переполненной танцплощадки его тащили за шиворот, чтобы выбросить прочь. Тогда и поселился в нем этот липкий, холодный, отвратительно-мерзкий лягушечий страх.

«Боже мой, причем это здесь и сейчас?!» – преуспевающий адвокат не хотел помнить такое прошлое. Машинально взяв со стола коньяк, он прошел в каминную.

– Марина, я же сказал: кофе! Сколько можно ждать? – закричал уже из каминной.

– Антон Альфредович, я вам подала, – донесся из приемной голос Марины (все здесь было рядом: для пространственного размаха площади не хватило).

– И где он?

– Вот, – вошла Марина с чашкой. – Вы оставили его в кабинете.

– Ты входила в кабинет?

– Да. Вы ведь просили кофе, – смотрела Марина на своего босса, не понимая, что с ним происходит.

– Но я тебя не видел.

– У вас были закрыты глаза. Я думала, вы отдыхаете, не стала тревожить.

– Но я и не слышал, – проговорил Антон Альфредович совсем тихо.

– Может, приснули немного?

– Наверное, – взял он кофе, сам закрыл за Мариной дверь и сел в кресло. – «Происходит что-то странное».

– Что, выпал из седла? – торжествовал Камин.

Потерянно смотрел преуспевающий адвокат на прыгающее пламя. А Буба все тащил его… и все вокруг хохотали…

Стыдно, обидно, больно… Но когда ограждение танцплощадки осталось позади, стало до жути страшно, внутренности будто клещами зажало. Буба затащил его куда-то вглубь, где не было ни света, ни людей, и там, в темноте, его страшный кулак слился с еще более страшным предупреждением:

– Это аванс! Получка будет по-крупному.

Преуспевающий адвокат зажмурился, объятый поднявшимся из прошлого страхом. Он не знал, как бьются на ринге боксеры, и как вообще дерутся мужики, но тот единственный в своей жизни удар помнит по сей день. Сколько лет он снился ему кошмарами! Потом отпустило. И вот опять…

Всего менее суток назад сидел он здесь, чувствуя себя Наполеоном, уверенным, непобедимым. Вчера каждая клетка тела ощущала «наполеонство», а сейчас? Вкус помнит, себя помнит, а ощущения наполеонства, того внутреннего состояния нет. Куда все делось? В один миг слетел он с вершины.

– Что ж это за вершина? – спросил разум активный.

– С любой вершины можно скатиться в один миг, – сказал разум пассивный.

«Выходит, скатился», – остановил внутренний диалог хозяин. Стремительность спуска увеличила смятение, умножив силу скорости на силу страха. Непонятность окутывала липким мраком. Но, постепенно включалась безукоризненная логика адвоката.

– Коль, между тем состоянием и этим – только одна встреча. Значит, все дело в ней. Разберемся, что, в конце концов, произошло?

Пришел клиент, очень дорогой. Предложил более трех нормальных квартир за дело, которое не стоит и полквартиры. Пришел именно к нему, сказал, что никто другой ему не нужен, а только он, Антон Альфредович Борин. Что из этого следует?

А следует то, что именно об этом Антон Альфредович Борин и мечтал: о дорогих клиентах, идущих только к нему, а не к его коллегам. – «Я знаю, вы очень дорогой адвокат, – всплыли в памяти приятные слова, с не менее приятным продолжением: – мне никто кроме вас не нужен». – Вот оно, то, к чему стремился, что сразу выносит его на орбиту победного шествия. Стало быть, все идет как нельзя лучше.

– Отчего тогда этот липкий холод? – спросил разум активный.

– Потому что клиент со странностями, – ответствовал разум пассивный.

– Но это его проблемы, а не мои. К тому же – богачи всегда со странностями. – А Антон Альфредович твердо уверен, что лучше терпеть странности богачей, чем придури бедняков, поэтому он адвокат преуспевающий, а не наоборот. Здесь, следовательно, тоже все как надо. Получается, все везде в порядке.

– Буба! – выкрикнула логика.

– Стоп, – сказал адвокат, – никаких эмоций. – Буба – это далекое прошлое, и осталось оно в другом городе. Жизнь прекрасна, она, к счастью, устроена так, что с каждым днем эта детская чушь уходит все дальше, зато здесь и сейчас он – лучший адвокат. Один из лучших, – поправил на всякий случай ход своих мыслей. – И в Харькове, в отличие от детского захолустья, у него пока только победы. Если так пойдет дальше – а иначе и быть не может – впереди блестящая карьера. А это – власть, деньги, – неторопливо расставлял все по местам преуспевающий адвокат, в желании обрести уверенность. И все хорошо расставлялось, потому что все было вполне реально, не на песке выстроено, к тому же… чтобы всякие Бубы больше никогда не выводили его из равновесия, он имеет собственную «бригаду». Сейчас бы он с Бубой так разобрался, как тому и в кошмарном сне бы не приснилось. Может, он еще и сделает это, вернет надоевший долг, силы у него теперь имеются. Так стоит ли будоражить нервы?

– И все-таки, почему я так испугался? И почему он понял, что я боюсь?» – вопрос тревожно вырастал над логикой. – Взгляд! – Даже задохнулся, вспомнив странный взгляд сегодняшнего клиента. Он будто пронизывал насквозь, хотя ощущения копания или выворачивания наизнанку не было. – Может, позавидовал, ведь сказал же, что офис богатый и производит впечатление. А таких людей удивить не просто. – И Антон Альфредович почувствовал признательность: – значит, действительно, офис получился.

– Ты это и без него знал, – сказала логика.

– Да, но иногда все-таки проскальзывала предательская мысль, вдруг это ему по бедности бывшего существования кажется, что офис у него богатый, а придет настоящий богач и не увидит ничего особенного. Поэтому и приобретать старался все самое престижное и дорогое, чтобы сразу по мозгам било; клиенты должны знать, что он не дешевка какая-то, и предлагать ему копеечные дела не стоит. Теперь объективно можно быть уверенным, что постройка удалась на все сто процентов.

– Ни в коем случае, – вспылал Камин. – Как ты не видишь сквозь очки свои слепые, я – мастера творенье, дверь же – просто штамп. В соседстве этом чувствую неуважение к себе. Ты вообще повсюду сделал чушь: цвет стен дурацкий совершенно, глупейшие светильники – со мной ансамбля нет нигде, ни в чем. Роскошь плебейства, безвкусица, дань кошельку, а не искусству, коим я являюсь, – вздохнул Камин, дым в комнату пуская.

Прав был Камин, иль нет? Но издревле известно, что мненье о себе великое есть возмещенье мудрости житейской, напрочь отсутствующей у юнцов.

Мысленным взором хозяин охватил весь особняк, который знал до мельчайшей черточки, впадинки, вмятинки, и сердце чуть не лопнуло от раздавшейся гордыни. Удовлетворенно закрыв глаза, откинулся на спинку кресла. – Сбылось, получилось! – билось в голове и стучало в сердце. – В жизни своей не имевший более двух комнат, он – владелец шикарного особняка в центре города, да еще какого – Харькова, второго города Украины. И к нему сюда приходят не бедные обманутые старушки, а клиенты с большими деньгами, даже большущими, по меркам того же Харькова. Приходят и коллеги, как Федор пожаловал, чтобы снять место под офис.

Язык пламени заглянул в комнату, будто лизнул на пробу.

Антон Альфредович знал, что с этого особняка начнется новая жизнь, и она началась. В воспоминаниях всплыл полуразрушенный домишко, хитро списанный на слом и приобретенный будущим владельцем за гроши… – Память восстанавливала успешные действия шаг за шагом, пропуская сквозь призму логики. И логика констатировала: тогда он все сделал правильно. Дом был разрушен изнутри, фундамент же и стены, как сказали строители, простоят еще лет двести. А приобретение жилого строения в центре города чуть ли не бесплатно было сделкой более чем просто выгодной. Ее-то Антон Альфредович и считает первым актом своего строительного триумфа.

Вторым и главным – было строительство офиса в то время, когда по Украине замаячил призрак голода, и многие харьковчане хлеба купить не могли.

Не обошлось без неприятных моментов и у него, когда страх чуть было не заставил отступить, а мысли: «вытянет ли…», «по плечу ли сук рубит» и т.д. буквально изводили. А после того, как сведущие люди подсчитали сумму, в какую должно обойтись задуманное им сооружение, даже в депрессию впал, что вообще-то с ним бывало крайне редко. – «Где, – думал, – взять такие деньжищи?»

– Десять лет тянуться будешь, не меньше, – утверждали знатоки.

А он построился за полгода. И еще полгода, чтоб вывести, как говорят строители, «под ключ». Для Харькова 2000 года – это были сроки спринтерские. Он четко вышел на дистанцию и взял ее на одном дыхании, без передышки, и остановки. И выблеснула змеиная улыбка, правда, тут же заглотнулась вместе с кофе: с чувствами Антон Альфредович решил бороться безжалостно.

Но не всегда получалось. Взыграли чувства преуспевающего адвоката, с удовольствием окунувшегося в недавнее прошлое. Веселое было времечко! Зима в самом начале, денег – дай Бог, чтоб на закупку стройматериалов хватило, а чем платить рабочим? Практически не решаемая задача. А он решил.

Конечно, ветер удачи был на его стороне, и судьба смилостивилась, послав великолепного помощника – друга младшего брата его жены. Парень тоже закончил юридический и хотел стать адвокатом. А для начала в качестве стажировки стремился попасть в помощники к действующему адвокату. Вот и постажировался.

– Ты бы не смог подыскать мне строительную бригаду, чтобы поработала в кредит? – обратился к нему с просьбой Антон Альфредович, зная, что парень местный. – Сейчас у меня с финансами туго. Но как только деньги появятся, я выплачу все.

Парень поверил и привел людей, которые верили ему, потому что у парня было много друзей. Преуспевающий адвокат хорошо прокинул их всех. И сохранил на этом не одну тысячу долларов.

– Это какой надо иметь отточенный профессионализм, чтобы заставить на себя работать и не платить! – торжествовал он, упиваясь своим мастерством.

Ему как-то не подумалось, что это не столько профессионализм, сколько особое качество натуры, именуемое отсутствием совести. Но отсутствие, оно и есть отсутствие.

Вспомнились лица некоторых рабочих…

– Пошли все к черту! – послал адвокат их подальше. – Если бы он даже половине заплатил то, что обещал… – и он схватился за кошелек, не в силах даже представить такой кошмар. Кошелек был приятно теплым, и хозяин счастливо улыбнулся. Защищая это сокровище, он охранял свое достоинство, радость и неугасимую любовь. Уже долгое время его личный кошелек не худеет, хотя жена об этом не догадывается. Всем, и ей, в том числе, он говорит – приятное самоуничижение, – что денег нет, бедненький он. Пусть все так и думают, как те болваны-мастеровые. В поединке с ними он победил!

– Победит и сейчас, – успокоил себя в отношении Аркадия. – Не такая уж это сложная ситуация, бывало похуже. Но всегда приходила на выручку его безукоризненная логика, усиленная ясностью ума. Она при нем и сейчас, остальные Кони – тоже.

С таким арсеналом глупо бояться каких-то странных клиентов с неприятными взглядами, сумеет он просчитать и то и другое. В любом случае это легче, чем бригады голодных работников. А сколько их поменялось – упомнить трудно! И к каждой нужен был свой подход, с каждой нужно было все начинать сначала: отбирать, подбирать, тасовать.

Глядя на играющие языки пламени, Антон Альфредович с гордостью думал о том, что постройка офиса оказалась настоящей проверкой его мастерства работать с людьми, которое в профессии адвоката является одной из главных составляющих. Потому что у него была не просто стройка, это был особый судебный процесс, длящийся с первого до последнего дня, где он выступал защитником собственного кошелька, чтобы не присудили его – самое страшное – к высшей мере наказания: полной и безоговорочной выплате всей суммы договора. И здесь ему приходилось изо дня в день искать методы и пути спасения своего «подзащитного», доказывать, объяснять, решать. Он одновременно решал две взаимоисключающие задачи: видимую – строительство, невидимую – сохранность кошелька. И обе решил блистательно.

Средства использовал всяческие. Каких только обвинений не сыпал на головы своих противников, то бишь – работников, – все, что находил и считал нужным. С линеечкой ходил, миллиметры высчитывал, ныл, юлил. Заказывал одно, потом, якобы, забыв, требовал другое. Не гнушался ничем: высматривал, выжидал, стонал, откровенно врал.

Мастеровые были столь глупы, что, поверив его жалостному нытью о безденежьи, предложили сами готовить шпатлевки вместо того, чтобы закупать их в магазинах по бешеным ценам. Качество оказалось не хуже, а экономия на двух этажах – аховская, – Антон Альфредович ощутил бальзам, льющийся по душе. – Эти болваны сами что-то смешивали, варили, а он смотрел на них и думал, сколько же идиотов на белом свете: верить всему, что им говорится?! Они и раствор сами месили, вместо того, чтобы затребовать готовый. И все это зимой, в продуваемом насквозь помещении. – Адвоката передернуло, когда он вспомнил, как те бедолаги, съежившись от холода и сквозняков (ведь дверей еще нигде не было, только полиэтиленовая пленка шелестела вместо них), замешивали раствор и штукатурили.

– Ох, уж эти работнички, – презрительно сощурился домовладелец. – Они даже не затребовали денег за такую чумовую работу, только за основную просили – оштукатуривание, но и тут обломались. – Преуспевающий адвокат победно усмехнулся: во всех внутренних процессах им был одержан безоговорочный верх, и кошелек защищен максимально. Лучше вряд ли бы кто сумел. Полностью пришлось оплачивать только материалы – с магазином не поспоришь, черт подери. Там: не заплатишь – не получишь, – вздохнул с сожалением преуспевающий адвокат. Немного не повезло, что ни один владелец нужного ему магазина не оказался на тот момент в его клиентах. Но тем более надо собой гордиться.

И пусть неимоверно много сил отдано, зато теперь особняк начинает работать на него. Пока еще сюда не пришел ни один копеечный клиент, а этот! – заскользила по губам змеиная улыбка, – вообще, мешок долларовый, – вспомнил преуспевающий адвокат сумму, предложенную ему за совершенно плевое дело.

– О?! – непроизвольно воскликнул Антон Альфредович, увидев в своей руке коньяк «Наполеон». Это знак! – заворожено смотрел он на бутылку. – Богач мог презентовать другой напиток или другую марку коньяка, а он преподнес именно «Наполеон». Такое не может быть простым совпадением, значит, приплывший сюда «долларовый мешок» видит в нем не кого-нибудь, а именно Наполеона, победителя всех времен и народов. Неожиданное прозрение пролилось елеем в почти потухший костер триумфаторства, и он возжегся сразу, будто спичку поднесли к облитому бензином хворосту. Гордыня и тщеславие вмиг захватили преуспевающего адвоката, и, переплетясь, пошли раздуваться, вновь вознося своего питомца на утраченную вершину. – Падение мнимое, это я попросту «свихнулся». Такое бывает с новичками, а в роли домовладельца я – новичок, – успокаивался вновь обретший почву под ногами «наполеон», глядя на этикетку коньяка. От вожделенного имени сердце чуть не выпрыгивало из бренного тела.

И понеслось триумфаторство без оглядки, сбивая мешающие вопросы, встающие на пути, и подминая безукоризненную логику.

– Все страхи – результат вчерашнего небывалого перевозбуждения, – подвела итог логика. – Федор, черт, виноват, – глотнул Антон Альфредович коньяк прямо из бутылки, что ему было совершенно не свойственно. – Но это у Федьки все плохо, а у меня-то как раз все более чем великолепно. Просто не привык еще к положению триумфатора, поэтому наблюдаются сбои. Но это дело наживное, и я обязательно привыкну, чтоб ни у кого и мысли не зародилось, что когда-то было иначе.

– Из грязи в князи, – пыхнул Камин.

– И нечего мне бояться. Деньги сами плывут в руки, не надо их выкручивать ни хитростью, ни обманом, – успокаивал себя вновь ощутивший силу триумфатор. – А то, что клиент странный – даже интересней для наработки опыта, – полетел на «наполеоновском» коне. – Выработает он свою методику и с этим Аркадием, – в первый раз назвал клиента по имени, очень удивившись: почему ни разу за целый вечер мыслей об этом человеке не назвал его по имени?

Плеснул еще презентного коньячку и понесся быстрей, еще быстрей, подальше от неясного страха, вверх, к «наполеоновской вершине» в неуемном желании окунуться в шикарные волны успеха, богатства покорения всех вокруг, хотя что-то мешало… – и триумфатор приостановился, ища ответ.

– Неприятный, конечно, взгляд, штык напоминает. Но мне не со взглядом работать, а с кошельком, – отстранил адвокат ненужные мысли. – Упускать такие деньги из-за эмоций – чистый идиотизм, а он не идиот, и знает, что такие дела, как антиквариат на аукционе: единственный, неповторимый, желаемый всеми присутствующими товар. Поэтому брать надо быстрей, пока другие не перехватили, но подстраховаться необходимо, мало ли: и антиквариат бывает поддельный.

– Завтра же проверю документы: насколько все, что говорилось Аркадием, соответствует хотя бы документам. К счастью, такая возможность имеется. И быстро дам ответ.

У какого следователя дело, он понял, а в прокуратуре ему всегда рады, по крайней мере, внешне.

– А логика твоя, хозяин мой, споткнулась.

В волнах триумфа всплыла картина женитьбы. Правильно он сделал ставку на эту женщину, не ошибся в расчетах – семья потомственных юристов сделала свое дело. Теперь связи жены – его связи. Кстати, о жене: пора не только за дело, – рассмеялся адвокат, – но и домой. Задерживаться второй день подряд не стоит, семья – это тыл, который должен быть крепким, его надо беречь особенно. Поэтому, быстренько домой. Хотя не хотелось.

Больно сладостно было сидеть у шикарного камина, потягивая дорогой презентный коньячок и хмелеть от разбухавшего во все стороны ощущения собственной значимости.

Зацепился взглядом за камин: что-то все-таки «выбивало», что-то не нравилось. Вспомнил слова «долларового мешка» и надменно улыбнулся: – Конечно, камин подчеркивал его статус. – И преуспевающий адвокат ощутил гордость.

– Ни у кого в Харькове нет такого камина, – сказала безупречная логика.

– Ни у кого, – подхватила разбухшая гордыня.

Это он специально Григорию «лапшу на уши вешал», что ему все не нравится. Когда Григорий принес эскиз, Антон Альфредович просто ахнул: о некоторых вещах не только не мечтал, он о них просто не знал, как о коптильне, например. Но специально давил на больное творческое самолюбие, чтобы цену сбить. – И сбил, – победоносно выбросил пару порций презрительного смеха. – Поэтому не только статус, еще более камин подчеркивал его мастерство и силу. И он не может не любить его. Больше всего его в жизни радовало, когда он получал от нее подарки. Камин, конечно, не совсем подарок – столько мук! Но с точки зрения материальной – апофеоз его мастерства. За такие камины обладатели выкладывают до пяти тысяч долларов, а он… – и преуспевающий адвокат рассмеялся.

– Так не бывает, и оплата впереди.

В пламени проявилось лицо Григория. Антон Альфредович даже вздрогнул, так явно увидел изможденный морщинами лик, глубокие глаза, наполненные затаенной ненавистью. Надо же, как встал ему Григорий поперек горла, точно кость. До сих пор чувствуется боль при глотании.

– Но ничего, – презрительно сощурился новоявленный «наполеон», – я тоже на нем отыгрался. Будет в следующий раз знать, как с сильными мира сего связываться, мелкота. Вспомнил как Григорий возмущался. – «Дурак, – сказал воспоминанию, – возмущаться надо было сразу, когда не были оплачены ни эскизы, ни чеканка, ни резьба, ни коптильня – это же все отдельная работа. – Умные люди сразу такие дела на место ставят, а не надеются на оплату в конце», – с презрением отвернулся от воспоминаний. – Все мастера – без царя в голове. Пусть теперь надеждой и кормится. Ему бы менеджера хорошего, а у Григория только талант. Да не тот, который нужен для жизни. Вот и сидит без денег, служитель богемы. А деньги надо уметь делать, особенно сейчас. Потому и живет каждый, как может. Я не могу жить плохо, я не могу без денег. Я должен жить шикарно. Для этого и в адвокаты пошел.

– Уставился. Моя бы воля, слизнул бы в миг тебя один.

Подошел к камину, чтобы затушить. Остановился взглядом на картине. – Ленка сказала, что написана в закатно-красных тонах, а Ленка толк в картинах знает, художница все-таки. Да, и вправду, хороша картинка.

– Ее создали лично для меня, и нечего здесь ею любоваться, – Камин снопом искрящимся пыхнул в него. – Ты все равно не смыслишь в живописи ничего.

– Откуда все-таки у этого Аркадия номер моего мобильника? Надо обязательно спросить.

Практически весь следующий рабочий день Антон Альфредович занимался делом Аркадия. В начале третьего часа позвонил Лене, решив заранее предупредить, чтоб зашла после работы. Но ее опять не оказалось на месте.

– Как? – искренне удивился Антон Альфредович. – Вторая смена только началась.

– Она поменялась, – ответил Вадим.

– В связи с чем?

– На концерт побежала во Дворец Спорта. Я думал, ты знаешь. – Вадим был не только Ленин босс, но и хороший знакомый Антона.

– Может, она и звонила, я был занят, – соврал Антон Альфредович, точно зная, что Лена ему не звонила. Если только Марина не сказала, но такое нарушение служебной дисциплины маловероятно. – «Что-то часто она стала бегать на концерты, – раздраженно подумал он, отключая трубку, – надо будет выяснить, в чем причина». – Логика сказала, что, в принципе, музыку Лена любила всегда, хотя на эстрадные концерты ходила действительно редко. – Так, хватит, – остановил адвокат ненужные рассуждения. Это потом, а сейчас – настроиться на дело и прокуратуру.

Бумагами дело еще не обросло, поэтому Антон Альфредович ознакомился с ним в течение часа. Все совпадало с тем, что говорил Аркадий: в заключении медэкспертизы ничего не сказано про избиение и тем более – убийство, это радовало. Факты в суде – вещь неоспоримая. Данные факты были на стороне его потенциального клиента. Свидетелей драки, произошедшей между его возможным подзащитным и умершим стариком, не было, если только Зинаида не засвидетельствует против своего сожителя, но это вряд ли. Заключение же врачей гласило, что в крови была обнаружена большая доза алкоголя и старик умер от сердечной недостаточности. По рассказу Аркадия, обвинение было притянуто за уши, так, на первый взгляд, все и выглядело.

Теперь неплохо было бы познакомиться со стороной противоположной, от которой, в общем-то, зависел его гонорар. Если все, на самом деле так легко, как видится на первый взгляд, то для него лучше, чтобы они заявление не забирали. Тогда он выиграет дело в суде и будет иметь двадцать четыре тысячи долларов. Но если вдруг где-то объявится подводный камень, он должен быть уверен, что получит хотя бы двенадцать. А значит – он уже сейчас должен знать механизм, который ему надо будет включить, чтобы истцы по первому его требованию забрали заявление, и чтоб им его отдали.

Знал бы преуспевающий адвокат, что в Поле его Судьбы включился механизм, оставляющий мало шансов на выбор.

«Механизмами», которые в случае необходимости «включал» Антон Альфредович, были связи: в первую очередь, конечно, жены, хотя имелись уже и собственные. А также бригада Кота, которую он тоже иногда привлекал для ускорения хода дела или изменения направления. Подключал он ее в самых крайних случаях. Сейчас ему и надо было выяснить, был ли данный случай таким? Но, невзирая на исход выяснения обстоятельств, он позвонил Аркадию, что за дело берется.

– Я так и думал, – произнес Аркадий таким неожиданно-странным тоном, будто о чем-то сожалел.

– Что вы имеете в виду, – не сдержался преуспевающий адвокат.

– Что я в вас не ошибся, Антон Альфредович. И рад этому. – Однако голос не был радостным, он был спокойно-сожалеющим. Это смутило взявшего разбег адвоката, и он внес коррективу:

– Окончательный ответ я дам завтра.

– Хорошо.

– Ведет себя так, будто я нуждаюсь в нем, а не он во мне! – закричал преуспевающий адвокат, отключив телефон. – Я так и думал! Я так и думал, – несколько раз повторил он, желая то ли понять, то ли успокоиться. Донельзя смутил его странный ответ клиента и взбесил одновременно.

– Хотя, что странного? – спрашивала логика. – Мало ли что могло случиться у клиента?

Усилием воли Антон Альфредович взял себя в руки и успокоился. – «А все-таки хорошо, что такие сильные, уверенные, не могут обойтись без меня», – плеснул бальзам на душу, чтоб опять почувствовать себя на высоте.

С истцами встречи не произошло, по указанному адресу они не появились, хотя соседи уверяли, что проживают здесь.

Рабочий день закончился, и надо бы ехать домой крепить тыл, а не хотелось. Хотелось переключиться и расслабиться. К тому же, он соскучился по Ленке. Раз она сейчас не на работе, пусть бросает свой концерт и приезжает. И он набрал номер ее мобильника.

– Ты скоро освободишься? – сделал вид, будто не знает, где Лена находится.

– Уже свободна.

– Я соскучился по тебе. Подходи, расслабимся.

Недолгое молчание и ответ:

– Хорошо. Подойду. Через час.

Антону Альфредовичу стало интересно, что же она скажет, когда он задаст ей вопрос в лоб, где она была? Не хотелось думать о плохом, но и хорошее в голову не шло. Лена была не просто маникюршей, а маникюршей–художницей, вырисовывала на ногтях целые картины. Стоил такой маникюр дорого, и клиентки у нее были только богатые. Но ведь бывали там и клиенты. – Может, объявился какой-нибудь богатенький «буратино»? – Мысль неприятно прошлась по самолюбию.

Когда подъехал к офису, было 19.10, а Марина еще не ушла, хотя ее рабочий день оговаривался до 18.00. Антону Альфредовичу совсем не надо было, чтоб она видела Лену, мало ли какие отношения поддерживала с секретаршей его умная жена, и он грубо отправил Марину домой. Вовремя, потому что Лена пришла раньше, чем обещала.

«Желает сделать вид, что была на работе», – подумал адвокат. Но логика констатировала, что от Дворца Спорта до его офиса можно даже на метро добраться за полчаса, не говоря о такси.

– Выпить хочешь? – спросил как можно более безразлично.

– А что у тебя есть?

– Все, что ты любишь.

– Тогда немного коньяка.

– Плохое настроение?

– Да.

– Кто-то испортил или просто?

– Испортил, – бросила она веточку в разгорающийся огонь.

– Кто? – спросил он, принеся из бара бутылку с коньяком.

Лена молчала, глядя в камин.

– Ты меня слышишь? – протянул он ей рюмку.

– Слышу.

– Так кто испортил?

– Разве некому, – усмехнулась она.

Глаза за стеклами очков сощурились. Из щелей брызнула злоба: кого она имеет в виду? Уж не его ли?

– И кто же это? – задал провокационный вопрос.

– Антон, расслабься, ты не на работе. Я не показания тебе пришла давать, а отдыхать. Вот и давай отдыхать, – она залпом выпила свой коньяк и упала в кресло. – Где будем сегодня? На каком этаже, в какой комнате?

– А ты бы где хотела?