Читать книгу: «Камин», страница 5

– И картина, – сбивчиво произнес хозяин.

– Что, вместе с картиной три тысячи? – уточнил Аркадий.

– Да, вместе, то есть, нет, – опять сбился Антон Альфредович и остановился.

– Извините, Антон Альфредович, но я так и не понял: три тысячи вы заплатили за один камин или за камин вместе с картиной?

– С картиной, без… не помню… – покрылся красными пятнами хозяин.

– Ладно, это не имеет значения, – успокоил его клиент. – В любом случае мастера, я имею в виду и художника, и каминщика, не ценили свой труд. Ведь это не фабричная заготовка, а индивидуальный проект, и стоить он должен бешеные деньги.

Какое-то время Аркадий молчал, любуясь камином. Потом продолжил:

– Конечно, здесь имеются погрешности. Почему они допущены, судить не берусь, но могу сказать одно: уважающие себя мастера и за картину, и за камин взяли бы больше.

Волна негодования поднялась и, залив все внутренности преуспевающего хозяина, выплеснулась через глаза, уши, ноздри, только рот почему-то оставался сцеплен, будто его запечатали.

– Вы не согласны? – спросил клиент, наводя взгляд на Антона Альфредовича.

– Нет, – с трудом выдохнул тот. Волна его негодования, не коснувшись посетителя, вернулась к хозяину, окатив жаром.

– Я вам докажу, – сел Аркадий в кресло, стоявшее напротив камина.

Но это было личное кресло Антона Альфредовича! Ни разу, ни один посетитель не позволял себе подобное. Беспрецедентное хамство: хозяин стоит, а клиент расположился в его кресле.

– Сколько вы запросили за свое первое дело, помните? – спросил Аркадий будто ничего не произошло.

Конечно, Антон Альфредович это помнил. Сумма была смехотворная по сравнению с теми, которые он берет сейчас.

– Вот об этом я и говорю, – продолжал Аркадий, будто услышал ответ. – Тогда вы брали мелочь, так как адвокатом себя еще не ощущали. Сейчас вы реально чувствуете себя лучшим, уважаете в себе мастера и требуете, чтобы другие уважали тоже. В мире материальном это уважение выражается в денежных знаках, и поэтому вы самый дорогой адвокат в Харькове. С вами расплачиваются тысячами долларов, машинами, квартирами. – Он сделал паузу и продолжил. – Работающие у вас или на вас мастера, судя по технике, тоже не являются новичками. Но это мастера, себя не уважающие. Видимо люди нашего материального мира не подарили им такую возможность, такое право – быть признанными. Я не знаю имени художника, но представьте, что его имя было бы Рерих? Сколько бы вы отдали за картину, написанную Рерихом? Молчите. Имя, вот что делает деньги. В искусстве давно идет спор, стоит ли квадрат Малевича тех денег, которые платят за него в нашем материальном мире. Такой квадрат любой школьник может намалевать, но никто ему ничего не заплатит. А учитель рисования еще и двойку влепит за бездарность и безделье. Такую прекрасную картину, которая у вас, несомненно, написать сложнее, чем квадрат Малевича, и всего три тысячи! Извините, не уловил: за один камин или за камин с картиной?

– С картиной, – пробилась, наконец, злость, но зависла на клинке взгляда клиента.

– Тем более, – продолжил клиент, задержав клинок взгляда на горле преуспевающего адвоката, будто хотел пронзить. – По полторы тысячи каждому, или одному тысячу, другому – две? Хотя, какое это имеет значение? Главное, мастера совсем себя не ценят, иначе затребовали бы в несколько раз больше.

– Один, – прохрипел Антон Альфредович, опять неожиданно для себя самого.

– Не понял, что один?

– Один художник делал и камин, и картину. – И забилась мысль: «Боже, зачем я это сказал? Кто просил? Откуда во мне этот идиотизм?»

– Тогда он не просто мастер, а мастер-универсал, – восхищенно посмотрел на камин и картину Аркадий. – Вам повезло, Антон Альфредович. Наверное, вы везучий человек, да? – и клинок взгляда шевельнулся у горла Антона Альфредовича.

– Не знаю, – завяз язык в зубах везучего человека.

– Ладно, – отвернулся от него Аркадий, – давайте перейдем к делу.

– Антон Альфредович, – вошла Марина, – вас к телефону.

– Одну минуту, – извинился Антон Альфредович и торопливо вышел. – «Что происходит? Почему я нервничаю? – метались вопросы, не находя ответов. – Откуда этот страх?..» – шел он по коридору, не осознавая – куда и зачем.

Секретарь, удивленно пожав плечиком, вернулась на свое место. А Антон Альфредович зашел в туалетную комнату и, закрыв изнутри дверь, встал как вкопанный. Бесприютность, опутанная страхом, снова поглотила его. Он ощутил себя инородным телом, загнанным в угол. И это в собственном доме! Мерзко-лягушечье чувство противно расплывалось, обретая забытую форму…

…Школа, класс, забившийся от страха в угол мальчишка, ничего не видящий из-за выступившего на очках пота, а может, слез. – «Предатель! Гад! Училкин подхалим!!» – кричат одноклассники. Как он ненавидел их всех! Никогда одноклассники не были его друзьями. Всегда ему хотелось за что-то им отомстить. В тот раз он сказал учительнице, что это Витька принес в школу голубя и сорвал урок математики, и Витькиных родителей вызвали в школу. Дома Витьке досталось под полную заглушку, его оттрепал сам отец. Этого Антон и добивался, потому что Витька унижал его своим превосходством, но еще больше – невниманием. Мог ли он подумать, что учительница, стерва, проболтается. Наверное, она специально это сделала. Витька рассвирепел. Когда уроки закончились, он поймал Антона в коридоре, загнал назад в класс, и неизвестно, что бы там было, если бы не тетя Клава, школьная уборщица. Витька уже засучил рукава для расправы, а остальные мальчишки обступили их плотным кругом, чтобы Антон не вырвался. Но вовремя вошла тетя Клава.

– А ну! – закричала откуда-то с порога (сквозь запотевшие очки Антон ничего не видел, только слышал). – Я вас счас быстро всех разберу, – грохнула угрожающе палкой об пол. – Марш по домам, разбойники! Завтра же все учителям доложу.

Это Антона и спасло. Витька перепугался, что ему опять будет трепка, и стал договариваться с тетей Клавой о молчании.

– Ладно, – согласилась тетя Клава, – не скажу. Только пацана не трожь. Глянь, как трясется, бедолажный. И не стыдно тебе с таким связываться?

– Еще раз насексотишь, – пригрозил Витька, – убью. – И отпустил.

Больше Антон на него, конечно, не сексотил, но мечту загнать Витьку в угол – лелеял. Все школьные годы лелеял – не получилось. Но сейчас-то это все к чему? Сейчас он – преуспевающий адвокат, а не загнанный в угол сопляк, перед ним не разъяренные одноклассники, а нуждающийся в его услугах клиент, и он не в школе, а в собственном офисе. Откуда ощущение того проклятого угла? – Антон Альфредович подошел к зеркалу.

– Тебе надо ему отказать, – сказал своему отражению. – Происходит что-то ненормальное. В его присутствии ты перестаешь собой владеть. Ведь это ты – адвокат, а он – только клиент. И это мой дом. В чем же дело? Что, в конце концов, происходит? Почему этот человек ведет себя так, будто он хозяин и дома, и положения. И почему я нервничаю, а не он? Обычно бывает наоборот. Отказать, – круто развернулся адвокат. – Отказать и все!

Но… не все внутри преуспевающего адвоката согласилось с таким решением. – Сдрейфил? – И тут объемно всплыла перед глазами обещанная сумма гонорара.

– У меня два этажа, почему я спрятался в туалете?

– Сила нищенских привычек, – объявилась логика. – Ты никогда не имел более двух комнат.

Мысль о собственных этажах наполнила гордостью.

– К черту страхи, – приказал себе преуспевающий адвокат. – Это просто расшалившиеся нервы. Вот добью это дерьмовое дело, и – на море, с Ленкой.

– Кстати, – сказала логика, – она говорила, что нужны деньги для брата.

– Действительно, – заулыбался Антон Альфредович, – ей нужны деньги! Вот откуда ее недовольство и охлаждение. – Все сразу стало по местам, и на душе потеплело. – А в какой, интересно, институт хочет поступать ее брат? Может он его и без денег пристроит?

Обретя почву под ногами, Антон Альфредович вышел из убежища с внятным решением, что негоже ему в собственном доме по туалетам прятаться. Однако вместо каминной, где его ждал клиент, почему-то поднялся на второй этаж. – Отказываться глупо, – убеждал он себя, – дело простое, а деньги большие. Сколько сил пришлось потратить, чтобы такие суммы сами плыли в руки. Это коренным харьковчанам хорошо: все у них дома, все под рукой, а он и по общагам шатался, и по углам. Поэтому не с руки ему отказываться от денег, ему их никто просто так не принесет – это первое. Второе – полный идиотизм отворачиваться от клиента только потому, что клиент не нравится. Он высококвалифицированный профессионал, а для профессионала на первом месте – дело, эмоции в расчет не берутся. Эмоции – основа для артистов. – Вспомнил свои актерские пробы в самодеятельном театре и улыбнулся: нравилось ему быть артистом. Даже подумывал, не связать ли жизнь с актерской профессией навечно. Но артист не обладает той реальной властью, которая нужна ему. И которая скоро у него действительно будет. – Настроившись наконец на победный лад, Антон Альфредович придал лицу строгое выражение и уверенно пошел вниз. На середине лестницы, споткнулся, непонятно за что зацепившись. – «Крутовата лестница, – подумал про себя. – Но вряд ли тут можно было сделать что-то иное, слишком мало места». – Приходилось признавать, что на размах денег все-таки не хватило.

– Антон Альфредович, – взволнованно спешила навстречу Марина. – К телефону!

– Кто?

– По-моему, Елена Викторовна.

Елена Викторовна – судья, не раз помогавшая Антону Альфредовичу выигрывать дела, звонила ему только по работе и никогда по личным вопросам. Его жене она могла позвонить и просто так, но ему нет. Это немного смущало, но только немного, главное, что судья с известным именем была подругой детства его жены и никогда не отказывала ему в просьбах. Какая проблема вынудила ее сегодня на беседу: хорошая или плохая?

Настроение опять начало вибрировать, но волнение улеглось с первых же слов Елены Викторовны, которая еще раз поблагодарила за хороший ремонт и просила напомнить телефон Григория: ее записная книжка куда-то задевалась, а подруге срочно понадобился хороший мастер для ремонта дачи. Антон Альфредович тут же продиктовал номер, который его память еще песком не засыпала. Врать Елене Викторовне, что не помнит, не знает, он не рискнул.

Дружески попрощавшись, зафиксировал, однако досадную мысль, что ему совсем некстати вход Григория в его профессиональный круг, да еще на правах хорошего мастера, мало ли чем это может обернуться впоследствии. Приходилось признавать, что он совершил большую глупость, позволив Григорию познакомиться с Еленой Викторовной. – «Положение необходимо исправить. Что ж, видно, придется более основательно познакомить Григория с Котом», – и жесткая улыбка скользнула под благодушную маску.

Через несколько минут уже почти спокойный и даже повеселевший преуспевающий адвокат вошел в каминную.

Аркадий сидел в кресле, будто застыл в тот момент, когда Антон Альфредович покинул его.

В камине весело играл огонь.

– Приношу свои извинения, – бодро произнес Антон Альфредович.

– Похоже, вам не по себе. Возможно, я не вовремя? – последовал спокойный вопрос.

– Нет, давайте переговорим и расставим все точки над «и», – взял инициативу в свои руки хозяин дома.

– На ваше усмотрение, – повернулся к нему Аркадий.

– Тогда перейдем в кабинет, – предложил хозяин, зная, что там его место этот нахал не займет.

В кабинете, удобно расположившись за своим столом, Антон Альфредович уверенно повысил голос и… спросил совсем не то, с чего собирался начать:

– Почему обратились именно ко мне?

– Вы уже узнавали, – не преминул напомнить клиент. – Мне вас порекомендовал Николай Иванович, вы выиграли его совершенно гнилое дело. Забыли?

– Нет, – сконфужено произнес Антон Альфредович. – Конечно, он помнил: и Николая Ивановича, и то дело, о котором шла речь. Оно действительно было гнилым: помогли связи жены. Судья, это как раз и была Елена Викторовна, встала на его сторону. А главное, он хорошо помнил, что уже спрашивал об этом и не понимал, почему опять задал тот же самый вопрос?

– Если вы не хотите заниматься моим делом, – четко выговаривая каждое слово, сказал Аркадий, – можете отказаться. Но не буду скрывать: я бы хотел, чтобы вы согласились. Очень бы хотел, – подчеркнул он.

– Мне надо подумать, – неубедительно произнес Антон Альфредович. – «Где вся его твердость?! Ведь он уже взялся за дело, хотел только кое-что утвердить, и вдруг – «надо подумать».

– Ваше право. Только я уже потерял много времени, пока искал, – сказал Аркадий.

– Кого? – по инерции спросил Антон Альфредович и смутился еще больше. – Да, конечно. Я понял, если я откажусь, вы…

– Я пойму, что ошибся, – перебил его Аркадий.

И Антону Альфредовичу показалось, что в его спокойном голосе прозвучало какое-то глубинное сожаление.

– Позвольте мне подумать до завтрашнего утра.

– Тогда до завтра, – поднялся Аркадий. – Какую сумму я вам заплачу в случае выигрыша, помните?

– Да.

– А ведь дело плевое. Но извините, настаивать не имею права. Хотя скажу честно, буду расстроен и тем, что дело мое не получится, и тем, что впустую потрачено время.

– Почему? «Можете нанять другого адвоката», —сказал Антон Альфредович и пришел в ужас: такая сумма да в чужих руках?!

– Вы можете кого-то порекомендовать? – взгляд был столь четок, что казался лазером.

Но испугаться Антон Альфредович не успел, перед его взором медленно выплыла обещанная сумма.

– Кого? – настаивал Аркадий.

Сумма шелестяще плавала: уплывала, приплывала, опять уплывала…

– Василия Васильевича?

– Откуда вы его знаете? – вернулся к реальности Антон Альфредович.

– Он работал с вами, – сказал Аркадий так, будто это с ним работал Василий.

Антон Альфредович ощутил, как лапы зависти сошлись на его горле: Васька отхватывает такой куш! Ни за что!! И он спекся, поняв, что зависть просто сожрет его, если это дело попадет в чьи-то руки, кроме его собственных. Но, боясь показаться непоследовательным, все же сказал, хотя с большим трудом:

– Завтра утром я дам окончательный ответ. – Немного помолчав, добавил: – Думаю, положительный.

На том и разошлись.

Оставшись один, Антон Альфредович, как и в первый раз после визита Аркадия, оказался в каком-то необъяснимом логикой безвременьи: ни осознания реальности, ни ощущения пространства. Постепенно приходя в себя, будто выплывая откуда-то, начинал мыслить, но четко анализировать не получалось: мысли обрывались и путались.

Мало-помалу из общей неразберихи выплыли два образа: Лена и Аркадий, оба с оттенком раздражения, смешанным со жгучим желанием – подчинить. Ясности не наблюдалось ни в одном, ни в другом. Значит, требовалось немедленное прояснение. Выжидательное поведение здесь – не к месту. Зная, что сейчас Лена должна быть на работе и мобильник по приказу Вадима отключен (чтобы не мешали трудиться), Антон Альфредович набрал рабочий телефон. Никогда, хотя они с Вадимом были в дружеских отношениях, он не нарушал правила соседа-босса. Но сейчас даже если трубку возьмет сам Вадим, он потребует Лену к телефону, и пусть босс посторонится. Вадим действительно посторонился.

– Я понял, в чем причина твоего недовольства, – сказал Антон Альфредович сразу без обиняков. – Я постараюсь помочь твоему брату поступить в институт. Приходи сегодня, поговорим.

– Когда?

– Можешь прямо сейчас.

Неприятное молчание.

– Я сегодня утром маме «Скорую» вызывала, у нее опять плохо с сердцем, мне надо домой, правда.

Она не врала, он это понял.

– Хорошо, тогда завтра. – И добавил: – если маме нужна помощь, тоже можешь на меня рассчитывать.

– Спасибо, – услышал искреннюю признательность.

Так, здесь прояснилось, а как быть с Аркадием? Антон Альфредович не видел у него ни единого слабого места, за которое можно было бы ухватиться и манипулировать. Мысль о подчинении, к великому сожалению, приходилось оставить. И что: отказываться от столь выгодного дела? Поздно. Да и потом, в процессе совместной деятельности, все еще может измениться. Значит, надо решать проблему в себе.

Антон Альфредович прошел в каминную, сел в любимое кресло, нехорошо помянув Аркадия.

Опять они были одни: хозяин и Камин.

Откровенно разбираться с собой, Антону Альфредовичу было нелегко. Главная добродетель в любой культуре – умение говорить правду – у него отсутствовала.

Сколько он себя помнил, столько он врал: всем без разбора и более всего – самому себе, серьезно преуспев на этом продуктивном поприще. Когда-то он врал по наитию. Теперь, изучив язык телодвижений и, даже специально овладев некоторыми необходимыми навыками, врал профессионально. Отсутствие основополагающего человеческого качества в сочетании с безупречной логикой, и сделало его гениальным казуистом. Он был столь изворотлив в защите ложных и сомнительных положений, что человеку, дружащему с правдой, казался непредсказуем. Это была казуистика для себя. Усиленная наработкой, природная способность лгать, не только органично вписалась в его профессиональный успех, но во многом его и определила. Однако почему-то с Аркадием она не выдерживала. При Аркадии все сдвигалось на какую-то иную ось и становилось: то ли слишком ясным, то ли совершенно наоборот.

– Надо признаться, что я его боюсь. Но почему? Он физически сильнее? Но у меня есть Кот. Он богаче? Но я тоже не беден. Он какой-то неизвестный мне авторитет? Но и про меня многим не все известно. Он умен? Но и я не глуп. Ему нужен я, и только – я, а мне – его деньги. Выходит, мы с ним – достойные соперники.

– А логика твоя, хозяин мой, уже на две ноги хромает. В полном тумане держишь путь.

Подвергнув анализу, насколько смог, клиента и ситуацию, с ним связанную, преуспевающий адвокат пришел к выводу, что явно выраженного негатива в обстоятельствах дела не присутствует, следовательно, объективных причин бояться Аркадия и уж тем более отказываться от него – нет. А вот позитив – налицо: еще парочка таких денежных дел, и можно будет попытать счастье в борьбе за депутатское кресло. Почти все способы закулисной борьбы уже знакомы Антону Альфредовичу, кроме одного – способа откровенно крупных денег. Долгие годы денег у него просто не было, но теперь есть, и, судя по последним делам, будет еще больше.

Огонь камина высветил хищную темную натуру, спрятанную за выбеленной подобострастием маской. Это было естество, опрокинутое на самое себя: лишь на себя направлялись все силы, лишь от себя исходили все желания, и лишь для себя все в жизни осуществлялось. Абсолютная фиксация и сознания и подсознания на собственной особе, произрастила невиданные: самомнение, самовлюбленность, самовозвеличивание, себялюбие и тщеславие, но пока еще скрываемые не совсем покинувшей преуспевающего адвоката ущербностью. Присутствовала в данном «букете» и обидчивость, как реакция на непонимание окружающими достоинств выдающейся личности, а главное того, что все должно быть только для этой личности и ничего, кроме интересов персоны, называемой Антоном Альфредовичем, а, следовательно, и никого – нет. Все остальные представители человеческого сообщества – это особи: безликие ступеньки, кочки через болото, настил под ногами, который можно отбросить, изгадить, оплевать, уничтожить, предварительно вытерев об него ноги, если, конечно, захочется. Ценность в этом мире представляет только один человек. Только его цель важна и первостепенна! А цель проста – властвовать над как можно большим количеством тупого живого материала, называемого людьми. Лучше над всеми. Быть Богом и царем одновременно! И если честно: он почти у цели.

– Почему «почти»? – спросил себя немного удивленно. – У цели без всяких «почти». И даже не «у»…, а в самое яблочко попал. – Все его бывшие соперники ему и в подметки не годятся. И опять одним из главных аргументов выступил его личный двухэтажный офис. Он еще раз пересчитал по пальцам коллег, имеющих что-либо подобное в центре города. Это были единицы. Большинство адвокатских контор ютилось в арендованных помещениях по два-три человека в одной комнатушке, а он сам собирается сдавать свободные площади в аренду. И преуспевающий адвокат гордым взором обвел свое детище.

– Пусть, Аркадий не прост, но и я не лыком шит.

Опять не к месту вспомнился Григорий.

– Черт бы его побрал, – выругался преуспевающий адвокат. – Скорее всего, это не камин его раздражает, а Григорий, идиот, алкоголик. – Но, в принципе, хорошо, что такие люди пьют, был бы он трезвенник, черта б с два удалось с ним разделаться, – и выблеснула змеиная улыбка, и скользнула под маску.

С Григорием ему, конечно, пришлось повозиться, с ним Антон Альфредович чуть было не пролетел: треснула настроенная методика.

Когда Григорий ушел, он не расстроился, а как обычно стал искать следующего работящего лоха. И вдруг оказалось, что следующего – нет. Одно дело – выполнять обычную строительную работу, которую многие мастеровые могли довести до ума. И совсем другое – создавать нечто индивидуальное, по особому проекту, как этот камин. Несколько каминщиков пришли, посмотрели, развернулись и ушли. Кто вообще не знал, как такой замысел до ума довести, а кому и замысел остался не ясен.

– Еще не все, – взвился огонь в Камине. – Еще получишь. Подожди.

Конечно, можно было найти мастеров по-отдельности: по чеканке, по коптильне, по резьбе, картину купить. Но всем, в таком случае надо было и платить по отдельности. И сколько б надо было извивать мозги, чтобы с каждым разобраться подешевле? И чтоб все в тон, чтоб ансамбль создался. А тут один – и все дела.

И пришлось Григория возвращать… – выползла змеиная улыбка, выпираемая гордостью ощущения силы.

Да, не платить он старался всем, но камин – это его триумф. Здесь он вообще ничего не заплатил. Как смешно выглядел Григорий, когда услышал об этом. Кричал, что будет требовать, что камин разобьет, если не заплатят.

Глупый мастеровой. Кто ж его сюда пустит?! – усмехнулся хозяин. – Адвокат – это тебе не просто бизнесмен, это служитель власти. Думать надо было, с кем связываешься, идиот. Куда служителю богемы до адвоката! Но сразу понять, что спорить с адвокатом опасно, Григорий не захотел. Для таких «непонятливых» и применялась «бригада», чтоб успокаивать ненужные возмущения. Как увидел Григорий головорезов Кота, так и забыл о своих претензиях. – Антон Альфредович усмехнулся: и камин, и деньги остались у него. Ушел Гришенька несолоно хлебавши. Теперь камин – гордость его офиса, – и змеиная улыбка застыла на губах победителя. – Нет, никогда и никому не даст он адрес Григория.

Зловеще забилось пламя, заиграли отсветы на стеклах очков.

Но победитель не видел отсветов, не слышал зловещего треска. Он смотрел на огонь, восхищаясь своими талантами. Сколько фактов он перетасовал, выступая в качестве защитника своего кошелька, любимого атрибута жизнедеятельности. Ведь Григорий не единственный, он и другим не платил. А иначе как бы он построился? Ни одной бригаде им не была выплачена сумма, о которой они договаривались изначально. Просто Григорий – самый яркий вариант его скрытого профессионализма.

– Проблема действительно во мне, – подвел Антон Альфредович итог, – нечего поддаваться глупым эмоциям. А для этого надо хорошо выспаться и привести в порядок нервы, чтоб мозгам не мешали. Все у меня в порядке, – потянулся за телефонной трубкой, желая позвонить жене. При его планах ему необходим крепкий, спокойный тыл, поэтому он сейчас мило спросит, не надо ли что-нибудь купить к ужину, и нежно скажет, что скоро будет.

«Правильно, что не вздумал поддаться первому идиотскому ощущению и отказаться от такого денежного дела», – думал Антон Альфредович по дороге домой.

Ночь они с женой провели, как в первый месяц супружества. Утром, в прекрасном настроении, Антон Альфредович позвонил Аркадию прямо из машины, но телефон клиента не отвечал. Неприятно завибрировало опасение: вдруг упустил? Зайдя в офис, с порога бросил Марине вопрос: не звонил ли ему кто-нибудь? – И тут вспомнил, что Аркадий знает номер его мобильника. – «Кто мог дать? Николай Иванович, на которого Аркадий ссылается, этот номер не знал. Надо обязательно спросить… но если увижусь».

Настроение начало портиться. Не хотелось ни за что браться. Во-первых, он действительно устал и был настроен на отпуск, во-вторых, дело Андрейченко, которое он вел до Аркадия, не просто стало, а заякорилось. Клиент попал в больницу и чуть ли не готов примириться с обворовавшими его совладельцами фирмы. Антон Альфредович понимал, что и болезнь, и отступление – дело рук бывших партнеров по бизнесу. Ему этот сговор за его спиной был не выгоден, но развязывать откровенную кампанию за одного бандита против бандитов других, было глупо. Приходилось ждать, – так подсказывала логика, выводя на первое место «выжидательное поведение». Ждать, пока кто-то из них проколется. А произойдет это обязательно. Не будет же вечно клиент валяться на больничной койке, в конце концов он оттуда или выйдет, или его вынесут. Тогда, в зависимости от ситуации, Антон Альфредович и определит свою линию поведения. Поэтому реальных дел, кроме Аркадия, у него сейчас и не было: все переходило на после отпуска, который из-за «долларового мешка» он решил сдвинуть. Неужели опять придется менять планы?

Телефон «долларового мешка» на звонки не реагировал.

Немного развеял мрачное настроение звонок Лены, она сказала, что хочет встретиться. Значит, логика не подвела, правильно расставив все по своим местам. Вот теперь он даст ей разгон за самовольные отлучки.

– В два я заканчиваю, давай встретимся в половине третьего где-нибудь в городе, – предложила она.

А вот это уже была наглость.

– Я же на работе!!

– Но мне надо с тобой поговорить.

– О чем?

– По телефону не могу.

– Вечером скажешь.

– Я уезжаю.

– Куда?

– С подружкой за город.

– С какой подружкой? – возмутился Антон Альфредович. Лена была его собственность. Она не могла и не имела права ехать куда-либо без его ведома.

– На эту тему я и хочу с тобой поговорить. Электричка у нас в 16.00. Я очень прошу тебя. Разговор действительно серьезный.

Если бы он уже обо всем договорился с Аркадием, тогда другое дело. Но сейчас, встреча с Леной в середине рабочего дня могла навредить делу. – «Может, она соскучилась? – от этой мысли приятное тепло полилось в душу, но Антон Альфредович тут же остановил размягчающий поток. – Так и должно быть! Наложница обязана скучать по своему господину, но сама по себе: господина ни ее проблемы, ни ее чувства касаться не должны».

– Я не надолго отвлеку тебя, – сказала Лена. – Правда, мне очень надо, Антон, я же не так часто тебя о чем-то прошу.

Да, она почти никогда его ни о чем не просила. Но и какое она имела право просить? Наложница, облагодетельствованная хозяином. Один его взгляд для нее – счастье. Конечно, надо было поставить девчонку на место и отказать, но ему очень хотелось ее видеть.

«Странный выбор, – отметил про себя, – такое серьезное, денежное дело и какой-то разговор с Леной. Что важнее, в конце концов? Естественно, дело».

Но даже при такой четкой расстановке отказывать не хотелось. И Антон Альфредович задумался. – До половины третьего еще можно созвониться, и пять раз встретиться, если Аркадий выйдет на связь. А если не выйдет… Лена его хоть отвлечет. Но в принципе, это нарушение правил. Лена должна быть под рукой постоянно, а не тогда, когда ей вздумается. Она его отдушина, только с ней он расслабляется и душой и телом. Иногда даже пробивалась мысль, что неплохо бы объединить Лену и жену в единое целое. Но он никогда не воспринимал эти проблески всерьез, потому что знал: жена ему нужна для карьеры, а любовница для удовольствий. – И все-таки надо выяснить, куда это собралась его наложница и с кем?

– Хорошо, – нехотя согласился Антон Альфредович, – давай встретимся.

Близко от офиса и подальше от офисных глаз были любимые «Театральные встречи», там и договорились. И хорошо, потому что Аркадий на связь и сам не вышел, и на звонки не отвечал. Не хотелось преуспевающему адвокату думать о потере, но мрачные мысли так и лезли в голову.

В заветное кафе своей юности Антон Альфредович вошел нескрываемо хмурым. Спустившись вниз, увидел, что Лена уже ждет, хотя он пришел на десять минут раньше договоренного. Это приятно осветило густеющий в душе мрак, но не более того. Наложница и должна быть такой.

Кофе ее был почти выпит, значит, ждет давно.

– Работы не было, – предварила она его вопрос. – Оксанка как появилась, так я сразу и ушла. (Оксана была сменщицей Лены, и вначале Антон Альфредович «положил» глаз на нее, а потом увидел Лену). – Ты очень спешишь? – спросила она.

– Вообще-то, у меня сегодня весьма серьезный день, – сел Антон Альфредович напротив и закрыл глаза: хотелось забыться и не думать ни об Аркадии, ни о чем-либо еще, а плыть-и-плыть в ощущении тихой радости и предвкушении счастья. Но это было не по-деловому, и преуспевающий адвокат вытащил себя из размягчающей благости. – Ты отвлекла меня от крайне важного дела, – строго произнес он, сделав упор на слове «крайне». Все-таки надо было ставить наложницу на место: главное – дела его, а не ее.

Лена молчала, окунув взгляд в недопитый кофе. У Антона возникла ассоциация с гаданием на кофейной гуще. Ассоциация, потому что для действительного гадания надо было выпить весь кофе и чашку перевернуть. Тем не менее, Лена внимательно изучала содержимое своей чашки, будто пыталась что-то там разглядеть.

– Устала? – спросил Антон, не в силах удержать прилив теплого чувства. И тут же усилием воли задавил ненужные проявления: какая ему, в конце концов, разница, устала она или нет? Все же аналитический ум успел зафиксировать, что вопрос, который он задает жене довольно часто, сейчас прозвучал иначе. Там ему действительно было безразлично, устала жена или нет, а здесь… – «Неужели эта девчонка меня поработила? – спросил себя Антон Альфредович и незамедлительно ответил: – Чушь. Просто мне нужна отдушина, я хочу иметь хорошую и красивую любовницу. Это модно, престижно, даже, в какой-то мере – необходимо для статуса». – Однако он не в первый раз ловил себя на осознании, что повседневные слова, но обращенные к Лене, обретали другое звучание. Иногда он как бы заново ощущал подлинный смысл того, что говорилось им постоянно и затерлось до неузнаваемости. – Устала? – повторил еще раз, но не для нее, а для себя. Захотелось убедиться, действительно ли от произнесения одного-единственного слова разливается внутри непривычно-приятное тепло.

– Не то, чтобы устала, – ответила Лена. – Просто нет настроения.

– Мало клиентов?

– Да не то, чтобы мало, но как-то все, не так, как надо бы, – вздохнула девушка.