Читать книгу: «Ах! Женщины! Женщины!!! Роман», страница 4

Глава седьмая

Эти воспоминания всколыхнули былое, Татьяна Афанасьевна решила выпить рюмочку коньячку, как говорила её мамочка, – «для расширения сосудов».

Запить её чёрным горячим арабским кофе и послушать романсы Галины Каревой на старинном патефоне.

Иногда она устраивала себе такие одинокие посиделки, вспоминая молодость, в такие моменты ей казалось, что она молодела и телом, и душой, к ней возвращалось благостное настроение, а жизнь опять казалась прекрасной!

Вот и теперь слова романса полились ей в сердце: «Отвори потихоньку калитку и войди в дивный сад, ты – как тень, но только не забудь потемнее накидку, кружева на головку надень…»

И она, откинувшись в своём любимом кресле-качалке, вспоминала свой последний роман с молодым Георгием и молодела, молодела, молодела на глазах.

Как в этом романсе, она ждала его у своей калитки и встречала с объятиями и нежным шёпотом на ушко, обжигала его своими поцелуями, и они пропадали в тёмной беседке ночи напролёт.

Мамочка её тогда была ещё жива. Но она соблюдала статус-кво и никогда не напоминала о себе своим присутствием. Она понимала свою доченьку, женщине нужен мужчина, пусть не всегда, но иногда для хорошего настроения и самочувствия.

Роман длился целых пятнадцать лет, очень огорчая этим мать Гошы. Когда-то она думала, что это ненадолго, и не стала портить отношения с подругой, но жизнь распорядилась по-другому, несколько раз у Георгия появлялись молодые девушки, но он очень быстро с ними расставался.

Не было в них этой изюминки, которая была у Татьяны: бесшабашности в веселье, неудержимости в иссушающих ласках, так как женщина в возрасте каждый раз любит как в последний раз, у неё никогда не болит голова и не бывает плохого настроения.

На вопросы матери «Когда ей ждать внуков?» Гоша отшучивался:

– Мам, ну что ты опять? Молод я ещё, молод, ну какой из меня отец? Подожди, всё будет, жизнь, она длинная, – и опять возвращался к Татьяне, она принимала его как ни в чём не бывало, просто говорила:

– Заходи, рада тебе, – и шла в комнату, тем самым приглашая его в этот родной для него дом.

Но, как говорится, всё было бы хорошо, если бы…

Как-то ранней весной, в апреле, Татьяна с Георгием поехали на дачу, пошли прогуляться по берегу реки, лёд уже сошёл, и на берегу уже было сухо, но кое-где в ложбинках лежал ещё снег, они взяли с собой бутылочку шампанского и закуску, решили устроить небольшой пикничок на свежем воздухе, понежиться на весеннем солнышке и послушать птичий хор. Татьяна очень любила такие минуты, когда можно было скрыться от всех с любимым человеком.

Она говорила Гоше:

– Дорогой, пойдём в лес погуляем, там будем только мы и природа! Ах, какое блаженство!

Всё было прекрасно, день близился уже концу, Татьяна устала и, подстелив плед, села посидеть на пригорке, но, когда солнышко совсем скрылось за холмом, она захотела встать и не смогла.

Георгий поднял её, но её скрючило буквой зю, и распрямиться она не могла, было очень больно! Пришлось им ехать в больницу, где был поставлен диагноз – радикулит.

Это было ужасно, пришлось остаться в больнице, Гоша совсем растерялся и не знал, что делать. Но Татьяна, собравшись с мыслями, сказала:

– Иди звони Юре, пусть всё соберёт мне для больницы, а ты езжай и привези.

Она составила список всего необходимого, Гоша уехал, а у Татьяны потекли слёзы от досады на себя, ну надо же, какая глупая, мама сто раз мне говорила: «Не садись весной на землю даже с одеялом, холодная она, от тебя тепло начнёт забирать, – и простудишься.»

Но, как говорится, умный учится на чужих ошибках, а беспечный – на своих!

У Татьяны началась двухлетняя эпопея по клиникам, но, что она ни делала, спина не распрямлялась. И к платному профессору ездила не один раз, назначались всё новые процедуры, но ничего не помогало. Когда в очередной раз профессор сказал: «Нужно лечь в клинику на вытяжку, это новое лечение», – Татьяна разозлилась, но потом, подумав, решила: лягу ещё раз, в последний к нему, если опять не поможет, поеду к шаманам на север. Ей одна женщина дала адрес шамана, сказав, что её он вылечил, просто танцуя с бубном вокруг, и всё прошло.

В первый день её пришёл навестить Гоша, он не оставлял её эти полтора года, любви уже никакой не было, Татьяне было не до неё, а вот дружба сохранилась. Гоша сидел, взяв её руку в свою, успокаивал её как мог.

Эта женщина была его первой настоящей любовью, а теперь он испытывал к ней искреннюю жалость, но ничем помочь не мог.

Уходя, он вдруг задержался на пороге и спросил то ли в шутку, то ли всерьёз:

– Ну что, муля, ты совсем развалилась?!

Татьяна сначала опешила от такого вопроса, но вдруг расхохоталась до слёз и ответила со смехом:

– Да, дорогой, я совсем развалилась!

– Ну тогда прощай! – грустно сказал Гоша и, не дождавшись ответа, исчез в проёме двери.

– Прощай, мой мальчик, – вздохнула Татьяна, – хотя уже не мальчик, а взрослый мужчина, иди, дорогой, счастья, здоровья тебе.

Больше они не встречались и не звонили друг другу, а зачем? Роман закончен!

 
Роман закончен, как печально.
Летают листья над тропой.
Ещё недавно я мечтала,
Что ты, мой друг, навеки мой.
 
 
А что теперь? Конец не шутка,
Вдруг сердце замерло, болит.
Ещё была у нас минутка
Слова любви возобновить.
 
 
Ещё шагов твой слышен шорох.
Ты очень медленно идёшь.
И каркает на крыше ворон
О той любви, что не вернёшь.
Обида в шутку превратилась.
А шутка всё порвала вмиг.
Ещё любовь в глазах искрилась,
Но звук шагов уже затих.
 
 
И что же делать, эти звуки
Ждала я, напрягая слух.
Считая тяжкие минуты,
Стояла затаив я дух.
 
 
Но ничего я не дождалась.
Растёрла слёзы по щекам.
Ушла любовь, какая жалость.
Теперь одна – и каждый сам…
 

Вспомнила Татьяна какие-то строчки на тему дня и, вздохнув, с печалью посмотрела вдаль, понимая, что вот они и пришли – старость и одиночество.

Татьяна приготовилась к очередной экзекуции, но тут вдруг профессора вызвали срочно в Москву на совещание, и он, передав Татьяну палатному врачу, улетел. Она хотела пока выписаться, не доверяя молодёжи, но сын уговорил её остаться, так как потом опять оформлять госпитализацию сложно, могут койку не дать сразу, желающих много. Он сказал:

– Мама, полечись у молодого врача, профессор, наверное, дал ему наставления, хорошо?

– Ладно, – ответила она, но на следующий день, когда врач зашёл в палату, сначала расстроилась, увидев, какой он молодой, и сделала безразличное лицо.

– Здравствуйте! – весело сказал доктор. – Как вы себя чувствуете?

– Ну что вам сказать? – ответила Татьяна. – Паршиво последние почти два года.

– Я ознакомился с вашей историей, хочу спросить: а блокаду вам пробовали делать?

– Нет, – ответила она, испугавшись незнакомого слова.

– Нет? Странно… Ну хорошо, я хочу отменить вам вытяжку позвоночника, процедура не из приятных и, по сути, малоэффективна, давайте я вам сделаю блокаду, обколю больное место, и, уверен, всё у вас пройдёт.

– Хорошо, – ответила пациентка, – делайте что хотите, мне уже всё равно.

– Ну что вы! – сказал врач. – Будет всё отлично, обещаю.

После обеда Татьяну привели в процедурный кабинет, врач сделал ей два укола и всё!

Через десять минут она выпрямилась и со слезами на глазах бросилась обнимать доктора. Это было невероятно. На следующий день её выписали. Врач, прощаясь с ней, сказал:

– Уважаемая Татьяна Афанасьевна, поздравляю вас, всё хорошо, только запомните на всю жизнь: никогда не садитесь на землю и никогда не мойтесь в ванной, только под душем! И ещё такая просьба. Я вам в карточку написал, что вам сделали вытяжку, так как мне были даны указания по вашему лечению и я их должен был выполнить. И ещё – что я выписал вас по вашей настоятельной просьбе, иначе мне будет плохо, вы поняли меня?

– Да, – удивлённо ответила Татьяна. – Только почему же он мне не сделал сразу эти уколы? – спросила она.

Врач, опустив глаза вниз, ответил:

– Этого я не знаю, всего вам доброго.

– До свидания, – тихо ответила Татьяна и счастливая ушла домой.

Она с тех пор не мылась в ванной много лет, но один раз ей подарили французскую пену для ванн, и она, подумав, как я любила раньше принимать пенные ванны, решила: а, была не была, столько лет уже прошло, уже, наверное, можно и в ванной полежать. Она, включив красивую музыку, зажгла свечи в ванной комнате, наполнила полную, благоухающую французской пеной ванну, налила себе бокал шампанского и погрузилась в это волшебство, испытывая полное блаженство. Целый час она пробыла в нирване, и… еле вылезла из ванны буквой зю, но она уже знала, что делать. Послала Виолетту за уколами, вызвала хирургическую медсестру, подарила ей французскую пену, она ей сделала уколы, и с тех пор Татьяна запретила себе вспоминать, что такое пенная ванна.

Через несколько лет ей позвонила Лариса, мать Гошы, она перестала общаться с Татьяной, когда сын расстался с ней, боялась, что их чувства могут вспыхнуть вновь и решила, что так будет лучше для её сына. Лариса немного помолчала в трубку и сказала:

– Татьяна, звоню тебе сообщить одну новость, мой сын женился, и вчера у него родилась дочка, моя внученька, вес – 3 500, рост 53 см, Гоша назвал её Татьяной, поздравляю тебя, дорогая. Это в твою честь! – и положила трубку.

У Татьяны даже дыхание перехватило, горячая волна прошла сквозь неё, как пустынный ветер, обжигая и возрождая.

«Это дыхание былой любви, – подумала она, и слёзы радости покатились по щекам. – Расти, моя тёзка, всем на радость, будь здорова и счастлива всегда!»

Ровно через год она обнаружила в почтовом ящике конверт, в нём фотографию, на которой сидел немного постаревший Георгий, он очень пристально смотрел на неё, а на руках у него сидела маленькая куколка – Танюша, которой исполнился один годик. С обратной стороны фото было подписано: «Помню и люблю!»

Татьяна вздохнула, подпись, как это ни печально, напомнила ей надписи на памятниках кладбища, но это в данном случае было символично. Поцеловав изображение, она вставила фото в красивую рамочку и поставила на прикроватную тумбочку, а вечером, ложась спать, поцеловала и Георгия, и Танюшку, сказав при этом:

– Помню и люблю! – и, засыпая, долго смотрела в любимые глаза.

А ночью ей приснился прекрасный сон.

Про любовь, которая не кончается никогда!

 
                                            ***
 
 
Отпускаю тебя, отпускаю,
На молекулы страсти дробя.
Отпускаю навечно, не знаю,
Буду жить как теперь без тебя?
 
 
Горе горькое рубит осину.
Палачом плач-молчания дрожит.
Отпуская, крещу тебе спину.
На прощание взгляд мой кричит.
 
 
В небесах расступаются тучи.
Громовержец метает свой гнев.
Называют судьбу невезучей.
Где найти в этом мире ковчег?
 
 
Отпускаю тебя, отпускаю,
На молекулы годы дробя.
Всё прощаю тебе, я прощаю.
Только как мне прожить без тебя?
 

Глава восьмая

Инночка собиралась в очередную поездку в Польшу почти на неделю.

Володя теперь подъезжал к её дому на автобусе и забирал её товар накануне поездки, а она приходила к отправлению автобуса как белый человек: налегке, спокойно и без суматохи. Володя поужинал с ними, но не остался посидеть, поговорить, автобус нужно было отогнать на охраняемую стоянку.

– До завтра, любимый, – сказала счастливая Инна.

Володя шепнул на ушко:

– До завтра, люблю тебя, – и побежал по ступеням вниз.

Инна смотрела вслед и думала, какая она счастливая.

– Тьфу-тьфу, – сказал внутренний голос.

– И нечего тьфукать, – ответила Инна. – Счастливая!

За эти годы они уже стали такими родными с Володей, она знала все его привычки и характер изучила досконально, он, конечно, был немного нервным, иногда вспыхивал, как костёр, и начинал что-то выговаривать ей резко, особенно когда на рынке ей начинал оказывать повышенное внимание какой-нибудь поляк, но она сразу успокаивала Володю:

– Ну что ты, что ты, дорогой, нервничаешь? Я же люблю только тебя, и я только твоя, ну перестань, это же просто покупатель.

– Ага, покупатель! – не унимался Владимир. – Я вижу, чего он покупать собрался, у порядочной женщины поляки по часу не стоят.

А Инна нежно отвечала с улыбкой:

– Ну успокойся, и по часу никто и не стоит, что же, им на украинскую жиночку и посмотреть нельзя?

– Нельзя! – резко отвечал Володя и уходил в автобус. – Я бы им всем морды набил, – хорохорился он, да в полицию сдадут, а за границей нельзя туда попадать, не выберешься.

Инна смотрела ласково ему вслед и говорила про себя:

– Иди, иди, ревнивец, сотрясай воздух.

Она боялась мужской ревности, помня первого мужа, но в душе ей было приятно. Уже прошло три года, как они условно вместе, но он почему-то не настаивал, чтобы жить одной семьёй, она понимала, что жилья нет, у неё одна комната, правда, большая, но дети, а у него сестра с ребёнком и мама, так что всё ясно.

Да и, по сути, они две недели в месяц жили вместе в поездке в одном номере, вот и было ощущение семьи, но материально он никогда ей не помогал, только на дни рождения подарочки мелкие дарил ей, детям и Раисе. «Ну что же, – успокаивала себя Инна, – я даже торговлей, наверное, больше зарабатываю, чем он, и у него мама и сестра с ребёнком на шее.

– Ладно, не будем про это думать: хорошо, пока хорошо, – сказала она себе и успокоилась. – Но будь по-другому, я, конечно, ребёночка бы ему родила, ребёнка своего у него нет, а жаль! Главное, что я счастливая, – опять напомнила она сама себе, успокаивая все доводы.

– Тьфу-тьфу-тьфу, – прошептал тихо внутренний голос,

– Да заткнись ты уже, – ответила ему машинально Инна и, улыбнувшись в зеркало, проходя мимо зеркальной витрины, сверкнула своими бирюзовыми глазами и, послав себе воздушный поцелуй, заспешила на работу.

У них с Наташей был теперь свой ларёк, они продавали в Польше свой нехитрый товар, а потом на вырученные деньги закупали польскую одежду, косметику и продавали в России, дела шли прекрасно, они стали по очереди ездить: почти неделю в месяц Инна колесила по рынкам Польши, а неделю с другой группой стала ездить Наташа. Так как нанятый продавец попался на махинациях, они теперь по очереди работали в магазине на свою фирму. Тяжеловато, а что поделаешь? Деньги так просто не даются.

На следующее утро Инна взяла такси и приехала на стоянку автобуса к девяти утра, все пассажиры уже были на месте, Инна приехала последней, Володя сидел уже за рулём автобуса и заполнял какие-то свои бумаги.

Он повернул голову, почувствовав взгляд Инночки, и, как обычно, при виде её вылез из-за руля, стал спускаться по ступенькам вниз, но вдруг застыл на месте и, попятившись назад, быстро закрыл двери автобуса.

Инна как раз махала на ходу ему рукой и что-то говорила. Она не обратила внимания на двух женщин и ребёнка, стоящих за углом соседнего дома, и, когда Володя захлопнул двери автобуса у неё перед носом, она опешила, но поняла, что он смотрел куда-то поверх её головы. Но не успела она развернуться и посмотреть, что происходит за её спиной, как кто-то вцепился ей сзади в волосы и стал пихать её коленями в спину, мотать её головой из стороны в сторону, вырывая ей волосы с криком:

– Ах ты, сука поганая, я тебе покажу, как чужих мужей соблазнять, я тебе патлы твои повырываю, я тебе, гадюка, глаза твои бесстыжие выколю, – и продолжал колотить её изо всех сил во все места.

От неожиданности и боли Инна растерялась и никак не могла вырваться из этих цепких лап, с трудом ей удалось на секунду поднять голову, посмотреть на Володю, он сидел за стеклом белый, но двери не открывал и не спешил к ней на помощь! Это было настолько ужасно для неё, потому что она не понимала, кто и за что её бьёт. Крик отчаянья вырвался из её груди, как будто кто-то резал ей сердце заживо, от этого крика в автобусе все как очнулись, и двое мужчин вскочили со своих мест, подбежали к водителю, сами нажали на кнопку двери и, выскочив из автобуса, принялись с матюками отдирать тётку, вцепившуюся в Инну, и в ту же секунду откуда-то выскочила другая пожилая тётка и стала с причитаниями кричать:

– Что ж вы проститутку защищаете?! Убить вас мало!

Но тут и женщины из автобуса высыпали гурьбой и оттеснили обидчиц.

Инна была вся в крови, клок волос висел на боку, вырванный заживо из кожи головы, кровь заливала ей лицо, кто-то вызвал милицию и скорую помощь, вскоре вой сирены отрезвил всех. Пожилая тётка, поставив руки в бока, кричала:

– Ах ты, сын, и паскудник, хорошо, соседка увидала, как ты, выродок, целуешь всяких сучек на улице, я тебе покажу, дома жена с ребёнком, а он сучек всяких муслякает да деньгами за разврат снабжает. А эта бесстыжая, чтоб всё твоё племя передохло, ишь, губы раскатала, да я тебя в землю закопаю, сунься только ещё хоть раз к моему сыну, только сунься, всех прокляну до седьмого колена, кровавыми слезами будешь харкать и соплями, попомнишь ты меня, сука немытая!.. – Казалось, этот поток брани не кончится никогда. – Ишь! Дитя без отца захотела оставить, прибью суку и сына прибью!!!

В это время подъехала скорая, Инну завели в машину и увезли. Подъехала милиция, но тут Володя вылез из-за сидения, где он прятался, и пошёл спасать свою мать и жену, так как это была его семья и он врал Инне всё время, что одинок!

Люди стали требовать, чтобы жену его арестовали, так как она нанесла Инне тяжкие побои, но, узнав, в чём дело, милиционеры заскучали и, сказав: «Сами пусть разбираются, где чей муж, дело-то житейское», – быстро уехали.

Руководитель группы собрал всех у автобуса и спросил:

– Ну что, едем? Или отложим на завтра?

Но люди есть люди, своя рубашка ближе к телу, и они почти в один голос прокричали:

– Едем! Сами пусть разбираются, это дело не наше.

– Владимир, ты как? – спросил руководитель.

– Я за, – пряча глаза вниз, пробормотал водитель и пошёл садиться за руль.

Все быстро уселись, сказав хором:

– С Богом!

Автобус тронулся с места и быстро поехал по накатанной дороге, увозя с собой товар Инны и все её надежды на счастливое будущее.

Жена Володи погрозила ему кулаком на прощание, крикнув вслед: «Убью, гадина!!!» – выругалась матом и, сказав свекрови: «Пойдёмте, мама», – взяла за руку всхлипывающую напуганную дочь и потащила её к автомобилю, сама села за руль, и они спокойно поехали домой с чувством выполненного долга и правого дела.

Володя ехал по ночной трассе на довольно большой скорости, мелькали огни придорожных фонарей, слёзы заливали его глаза и текли, умывая щёки. Он периодически утирал их рукавом свитера, но они всё текли и текли. Володя никак не мог справиться со своим душевным волнением, ужас содеянного им поступка – не мужчины, а рохли – предстал сейчас перед ним во всей красе, и он понимал, что простить это невозможно.

Он потерял своё счастье навсегда, так как никогда не посмеет ослушаться своей матери, которая имела на него какое-то магическое влияние с самого рождения, он ей подчинялся беспрекословно и всегда смотрел на неё как кролик на удава! Она его растила одна и контролировала каждый его шаг с детства, он привык и знал, что слово «мама» – не пустой звук, а самый важный закон, она его растила сама и женила сама, просто привела в один прекрасный день ему жену Надьку-крановщицу и сказала:

– Сын, вот тебе жена, живите дружно, детей рожайте и меня почитайте! Давай иди сюда, познакомься, обними и поцелуй свою жену, спать вместе сегодня ляжете, проверю, девка ли она, как утверждает, и, если девка, завтра в ЗАГС пойдём, всё ясно?!

И Володя, которому нравилась на работе совсем другая девушка, безропотно ответил:

– Да, мама!

– Ну, раз ясно, идите спать в твою комнату. Да простынь мне утром отдашь, понял аль нет?! – угрожающе спросила она.

– Да, мама! – ответил как робот Владимир и пошёл выполнять указание своей матери.

Отца он своего никогда не видел, а на его вопросы мать отвечала однозначно:

– На что он тебе сдался? Нет его и не будет никогда, помер он, тебя такой ответ устраивает?

– Да, мама! – отвечал Володя и больше не смел спрашивать ни о чём, хотя ему очень хотелось узнать об отце хоть самую малость.

В школе он учился хорошо и хотел поступить в военное училище, но мать даже от армии его откосила и учиться не позволила дальше.

– Иди работай, водители везде нужны, я тебя кормить больше не собираюсь, настало время, ты мой сын, и теперь ты должен меня кормить, понятно?

– Да, мама! – ответил безропотно Володя и ушёл в свою комнату, поняв, что ни в армию, ни в училище он никогда не попадёт, а будет крутить баранку автомобиля всю жизнь, на этом и успокоился.

Невеста оказалась девственницей, и через неделю состоялась свадьба, на которой было пять человек: родители невесты, невеста, Володя и его мать, посидели дома у них, поели, выпили и пошли спать, платья и фаты у невесты не было, так как решили, раз они уже переспали, нечего и деньги тратить. Кольцо купили только невесте, так как водителю по технике безопасности нельзя носить обручальное кольцо, что Володю очень устраивало.

Вскоре невеста оказалась беременной, и Володя понял, что никогда и ни за что он не расстанется с этой тёткой, как он про себя называл жену, потому что с первой минуты проникся такой нежностью к своей доченьке Тонечке, что знал: её он ни за что не покинет. Он отдавал ей всю свою нерастраченную любовь, и дочка тоже нежно любила и жалела отца, а больше его в этой жизни никто не жалел.

И сейчас, оказавшись в такой ситуации, когда он полюбил, он не мог заступится за Инну, потому что тогда бы его разлучили навсегда с Тонечкой, а этого он бы не пережил.

Ему хотелось врезаться в какую-нибудь гранитную стену, чтобы сразу и навсегда пропасть из этого ужасного для него мира, но он знал, что никогда так не сделает из-за своего ребёнка, никогда!

Перед ним извивалась ночная дорога, освещенная жёлтыми глазами фонарей, а он твердил про себя как заклинание, чувствуя себя самым ничтожным человеком на земле:

– Прощай, любимая моя, прощай и прости, если сможешь. Прощай, любимая, прощай!

Инночка пребывала в полном ощущении какого-то беспроглядного ужаса! Что с ней такое случилось, она не понимала, как это и за что её так унизили? А главное, поведение любимого не поддавалось никакому анализу.

Что это было? Этого человека она не знала, это какой-то перерожденец закрыл перед ней двери автобуса, не захотел её спасти от своей, как оказалось, жены,

– Подлый врун и трус, трус, трус, – твердила она без остановки, – лгун и трус! Разрази его гром! Имея семью, позволял себе столько лет обманывать и обнадеживать женщину на счастье, взяв всё у неё: любовь, нежность, доверие, ласку. И не дал ничего взамен, имя ему – ничтожество низкое и коварное! – твердила она без остановки.

Ей нужно было выговорится, она была так избита, что лицо было синее, и спина, и руки, и ноги, что не знала, как появится домой, когда её выпишут, она позвонила Наташе, та примчалась как скорая помощь, ахала и причитала вокруг неё, возмущалась поведению Володи, но ничего поделать не могла, не могла – и всё тут!

Инна просто не знала, как дальше жить, всё рухнуло: и бизнес, и любовь, да и просто вся жизнь!

А самое главное, он просто растоптал её душу, она плакала кровью, и перекрывалось дыхание, ей временами казалось, что сердце сейчас, вот сию минуту, перестанет стучать и умрёт вместе с её душой…

 
                                            ***
 
 
Моя душа – как кукла из фарфора.
Вы карандашиком, она звенит.
Когда прижали, глухо она стонет.
Вы завели – танцуя, говорит.
 
 
Когда подвесите её на нитках,
Марионеткой станет, всё твердя:
– Не дёргайте, пожалуйста, так больно.
Я из фарфора, очень я хрупка.
 
 
Будь осторожен, сердце из фарфора
Не соберёшь, не склеишь никогда.
И разлетятся по миру осколки.
И крик повиснет, словно пелена.
 
 
А если с нежностью её на руки,
Погладите с любовью, не шутя.
Она ответит трепетно и сразу
И зазвенит: «Я ваша навсегда!!!»
 
 
Моя… душа!!!