Читать книгу: «Фантомы», страница 5
Олег сдерживался от большего, но пальцы его больно впивались в нежную кожу, а ноздри ходили ходуном.
– Но зато он тебя целует, да? – шипел он сквозь оскал, – Вот он-то тебя целует. Круглосуточно. С африканской страстью.
Лина не смела пикнуть.
– Как он тебя, а?! – гаркнул он, тряся девушку.
Она чувствовала на себе брызги его теплых слюней.
– Облизывал всю? По-быстрому трахал? Или долго? Сосала ему?
С каждым предложением он словно окатывал ее свежеприготовленным горячим чаем. И ошпарившись, она все же пришла в себя. Вышла из ступора. Грубо отшвырнула его руку:
– Ты что, блять, возбуждаешься еще от этого?
– Втроем не предложу, извини!
– Извращенец!
– Шлюха!
– Больной!
– Причем дешевая шлюха! Бесплатная! Такая, как это… – мужчина с брезгливостью подбирал слова, – социальная. Гуманитарная помощь юродивым.
Лина, больше ничего ему не отвечая и не слушая, схватила сумку и в спешке забросила туда щетку, пасту, косметичку, белье и первое попавшееся платье.
– К нему поедешь?
На это она все-таки ответила честно:
– Я даже понятия не имею, где он живет.
И под очередные остроты Олега выскользнула за дверь. А сев в машину она разревелась, как ребенок, громко, навзрыд, то успокаиваясь, то заводясь по новой, как от изводящих, волнами накатывающих приступов тошноты.
В понедельник Лина приехала на работу из гостиницы, где на время остановилась. Она с досадой посмотрела на пустующий салон синей Volkswagen Polo. Никто ее на парковке не встречал. С ней остались теперь только кошки, расцарапывающие изнутри грудную клетку. И не предъявишь вроде ничего…но под ложечкой сосало.
В выходные она все-таки писала Роме. Даже говорила, что скучает. И звала встретиться. Ответил сухо, что занят. Без подробностей.
Блять.
Сука.
Рома к ней не заходил. Не заходил. И снова не заходил. Она посмотрела на часы – три минуты прошло от начала рабочего дня. Этот адский день никогда не закончится…
– Оль, будь добра, кофейку…
Минуты длились бесконечно. Часы – тем более. Она не могла собраться с мыслями и приняться за работу. Все мысли были заняты им. Она держала в руках документы, принимаясь читать одно и то же место десятый раз. Но ничего не удавалось разобрать, пока в голове крутился калейдоскоп из его фраз:
Любимая моя. Только сейчас, когда мы снова встретились, почувствовал себя по-настоящему живым. Такое теплое чувство. Но мы ведь стоим сейчас рядом. Вместе. Вместе. Вместе. Как скажешь, моя госпожа.
Она нервно хихикала, одновременно силясь не заплакать. Положила себе целую стопку пустых листов А4 и сминала их один за другим, не в силах выключить навязчивое радио в голове.
Запала ты мне в душу, Ангелиночка… Мне очень стыдно за то, что я делал. Не заслуживаю прощения. Я скучал по тебе. Люблю, когда ты злишься. Теперь можно обнять? Я постоянно хочу тебя…
Каждое слово пронзало ее сердце, как шпажка, нанизывающая креветку, которой должно быть зажаренной на открытом огне.
За что это он ей? Он ее ненавидит? Он ей мстит? Она сделала ему что-то плохое?
Мутило. Мутило его словами, его возбужденными взглядами, горячими прикосновениями и седьмой чашкой кофе.
Моя, моя, моя! Твоя, твоя, твоя…
Воспоминания отзывались болью в солнечном сплетении, заставляющей ее складываться пополам.
Она его чем-то обидела, отпугнула? Он чего-то боится? Не потянуть ее?
Нет, нет, нет! Нельзя его оправдывать! Она кривилась мучениями.
На секунду она расправилась жесткой бамбуковой веточкой, обретая почти ясный взгляд и пытаясь осознать, что на самом деле происходит. Может, ничего ужасного он и не сделал? Ну не встретил на парковке. Они и не уговаривались. Почему она так остро реагирует? Может, это был элемент соблазнения, а теперь в нем отпала необходимость? Он не думал, что ей это так важно? Не писал ей…сколько там…два дня? Но она же ему писала. Он же ответил.
Ответил. Но сухо! Злость разгоралась в ней по новой. Сухо, как незнакомке! Она его приглашала, а он не приехал! А обязан был приехать? Обязан!
Черт. Порвала лист в клочья. Порвала еще один!
И не заходит к ней! И никаких комплиментов! И это после секса-то?!
Она чувствовала себя человеком, заплатившим 15 миллионов за квартиру и приехавшим к моменту сдачи на пустырь.
Прошло 2 часа от рабочего дня, а к работе она так и не приступила. Только обнаружила, что смяла по ошибке документы. День тянулся по меньшей мере за неделю.
И кто все эти люди, уходящие из-за депрессий в работу с головой? Как тут в нее уйдешь, когда вся голова забита черти чем?!
Брала трубку нервно. Смотрела на отсутствие его сообщений, хотя итак знала, что уведомлений никаких. Заходила в диалог с ним, уехавший далеко вниз под другими, – ну точно, сообщений никаких. Ни од-но-го.
Ну держись!
Может вызвать его зачем-нибудь через Олю? Но это под каким же предлогом? А ни под каким! Просто понадобился и все тут! Для уточнения обстоятельств, известных только начальнику отдела кадров. Что она, отчитываться еще должна? Никто же не интересовался, чего он шастал с ней все прошлые две недели. Трудный случай!
Нет-нет…глупо как-то. Не нужно так. Покажет еще свою обиду и уязвленность…из-за каких-то двух дней.
Хотя почему ей нельзя показать свою обиду?! Он, значит, обижать – это пожалуйста, а она теперь – не покажи, что ей это не нравится?!
Она тронула ледяными пальцами свои разгоряченные щеки. Надо успокоиться. И спокойно с ним поговорить.
Лина чувствовала, как всю ее трясет от злости, и усилием воли пыталась унять дрожь. Она набрала Ольге попросить у той еще чашечку кофе, но на том конце трубки ее встречали лишь гудки. Спохватившись, она поняла, что сейчас обеденный перерыв. И не успев огорчиться, что не получит свой кофе, она резво вскочила и полетела в столовую. Если удача еще хоть немножечко на ее стороне, она может его там застать.
От резкого подъема ей аж кровь ударила в голову, но остановить девушку уже ничего не могло. Встав на пороге столовой, она коршуном выглядывала свою добычу. И выискала-таки.
Сидит. Довольный, румяный. Уплетает котлету за свои румяные щеки. Чтоб он поперхнулся. Видно, что ничего не мешает ему наслаждаться своей трапезой и, собственно, жизнью. Как же бесит! Никакие муки сомнений не терзают его душу.
Она так стремительно поднеслась к нему, что нежданным призраком выросла у его стола и натянуто улыбнулась:
– Приятного аппетита, Роман Александрович.
Он чуть действительно не подавился и настороженно покивал, останавливая работу своих челюстей, как запуганный зверек, предчувствующий землетрясение.
– Что-то случилось? – невнятно промямлил он, проглатывая котлету, не пережевывая.
На него уставились два убийственных глаза. Мужчине подурнело.
– Случилось, – медленно присела Лина, как пушистый невесомый снег в безветренную ночь.
– Ты ничего не будешь?
Удивленно окинул взглядом пустой стол со стороны Лины все тот же зашуганный зверек.
– Как дела? Как твое настроение? – спрашивала девушка, игнорируя вопросы, запущенные в нее.
– О! Сегодня так хорошо поболтали с директором, прям по-дружески. Он открытый простой мужик, – охотно делился Рома, потеряв бдительность.
Но тут же поперхнулся собственными словами, видя, как глаза Лины наливаются кровью. Ей невыносимо было слышать, что у него все в порядке, пока она сходит с ума. Бровь ее надменно поползла вверх.
– Ваша дружба ненадолго, – грозно уведомила она своего собеседника, – я вас уволю, Роман Александрович.
Он расправил плечи, прохлопался глазами. Кожа на макушке шевельнулась и на лицо тоже съехала надменность, словно захлопнувшееся забрало.
– Это на каком же основании, Ангелина Павловна?
– А мне не нужно основание. Вы на испытательном сроке.
– И что?
Он говорил ей дальше вслед, но она убегала. Убегала, чтоб не показывать своих непослушный слез. Убегала в ужасе от своих необдуманных слов. Подальше. Подальше. Сжала зубы. Стиснула кулаки, впиваясь в свои ладони ногтями. Не заплакала. Молодец.
Выбежала на улицу, попросила у кого-то сигарет, хоть и не курит. Затянулась, закашлялась, покачнулась из-за головокружения то ли от сигареты, то ли от своих глупостей. Что она, черт возьми, ему наговорила и зачем? Она это хотела сказать?
– И что это было, Ангелина Павловна? – сказал он ей над ухом.
Она подпрыгнула от неожиданности, вскрикивая фальцетом. И тут же зарядила ему пощечину. Все вокруг ахнули. Она растерянно оглянулась:
– Простите, Роман Александрович, вы меня напугали.
Окружающие облегченно рассмеялись. Все, кроме Ромы. Они помолчали. Девушка затянулась уже более уверенно.
– Может, пойдем поговорим наедине? – шепнул мужчина.
– Нет! – рявкнула она нетерпимо, но тут же передумала, – Пойдем.
И ринулась на парковку. Села в свою машину. Рома открыл дверь и с ехидцей пошутил, пытаясь разрядить обстановку:
– Это не опасно?
Лина не реагировала, глядя вперед, перед собой. Рома подождал еще немного, но так и не дождавшись ответа, сел. Лина резко газанула, чуть не столкнувшись с машиной на выезде.
– Эй-эй, ты спокойнее, – миротворческим тоном протянул мужчина, – ангел мой.
– Ангел твой? – взвизгнула девушка.
Рома боялся отвечать и потому молчал, хотя на языке вертелась шутка про дьявола. Но здравый смысл подсказывал, что для нее не лучшее время.
Лина завернула в ближайший двор и остановилась, призывно вглядываясь в молчаливого собеседника.
– Ну что ты на меня так смотришь? – наконец, произнес он, – Я ничего не понимаю. Может ты мне объяснишь, что происходит?
– А может это ты мне объяснишь, что происходит? Почему ты пропал?!
– Пропал?! Да когда я успел? И вот же я, здесь, перед тобой!
– Это потому что я к тебе пришла!
– Ты от меня убежала! Это я за тобой пошел!
– Только после того, как я к тебе пришла!
– Боже… – он устало выдохнул, чувствуя себя в этом лабиринте, загнанным в тупик.
Он молчал, не зная, что говорить. Она тоже не находила для него слов. Так и сидели, лишь время от времени разбавляя давящую тишину тяжелыми вздохами.
– Зачем ты пришел ко мне на работу? – ударяла она на словах «ко мне».
– Да я просто пришел на работу, – признался он.
– Но ты пришел именно сюда, специально ко мне. Ты же знал, где я работаю.
– Не специально. Думаешь, я помнил, где ты работаешь?
Лина смотрела сквозь него, сквозь пространство. Ее бережно выстроенные теории стремительно рушились.
– А… – многозначительно выдала она.
– Но я был рад тебя тут встретить. – сладко пропел он, пытаясь спасти ситуацию.
– Я тебя поняла, – сказала она монотонным загробным голосом. Чувствуя неприятную дрожь в теле.
Мужчина недовольно цыкнул, протяжно вздыхая и нервно проводя по волосам:
– И почему мне кажется, что ты поняла что-то свое, а не то, что я имел ввиду?
– Тогда сам скажи, что я должна была понять? Ты пришел сюда случайно. Не помнил, не думал обо мне. Вдруг…неожиданный случай, провидение…почему бы не перепихнуться разок?
Мужчина скривился.
– Как оно, интересно, получится? Задергается она, откликнется, жива еще? Могу я еще ее затащить в постель, если прогоню ей всю эту чепуху про связь и годы, которые думал о ней, если не упоминать, что даже и в голове не держал, где-то она там, любовь моя, работает?
– Ну вот что ты фантазируешь? Я бы до такого не додумался.
– Додумался бы, еще как додумался. Ты ж любознательный естествоиспытатель. Как ты с кошкой моей – тебе любопытно знать, как она дернется, если ее ткнуть во время еды. Тебе ничего от нее не нужно, кроме как позабавиться ее реакцией. В этом весь ты! Ставишь опыты. Над животными, над людьми. Ну как, забавно было за моими дерганиями наблюдать?
– Тебя послушать, так я пренеприятнеший человек. Зачем я тогда тебе нужен?
– Нет, ты просто гений манипуляций. Гений. Да. Тебе приятно? Ты даже сейчас все выворачиваешь таким образом, чтоб я дифирамбы тебе пела, рассказывая, как ты мне нужен и зачем.
– Зато ты у нас святая. И это не у тебя есть мужик, – мстительно ухмыльнулся он.
Лина сверкнула глазами в его сторону, словно двумя ослепляющими молниями, но он тут же увернулся. Стыд опалил все ее внутренности. Социальное, неестественное, противоприродное чувство, навязанное нам нормами поведения в обществе, диктующем, когда и почему подобает его испытывать. Она чувствовала себя грязной, выпачканной размокшей от дождя глиной.
Что ж, Рома был прав. Она – не права. Но если б…если б он только чувствовал, как трепещет каждая клеточка ее тела от желания принадлежать ему одному. Если б он только знал, как она злилась на него после расставания, что приходится знакомиться, общаться с другими мужчинами. Как ей больно было позволять прикасаться к себе другим… То он бы, наверняка, понял, что не могла она иначе. Сколько не переигрывай сызнова, все равно бы поступила неправильно, лишь бы оказаться в его объятиях. Это сильнее ее. Не совладать ей с его чарами, не устоять, не противоборствовать тому, что между ними…
И зачем он сейчас стыдит ее за это?! Это низко. Опять манипуляции. Ведь он и сам в курсе ее не свободы. Однако и его это не остановило ни на секунду! Рефлексы Лины подсказывали, что на нее нападают, а ей должно обороняться!
– А я должна была тебя ждать в одиночестве? Скажи, как по твои представлениям? Должна была верить? Я желала быть только с тобой. А ты вообще женился… Теперь расстроен, что я тоже посмела строить свою личную жизнь?
Он смотрел на нее грустным взглядом, от которого по всей спине у Лины поднимались мурашки и возникало желание его утешать. Казалось, он вот-вот заплачет. Ему больно?
Она говорила тише. Спесь растворялась в воздухе, как недолговечный сигаретный дым:
– Мечтал, чтоб я думала о тебе постоянно, страдала без тебя и верила, что однажды ты вернешься?
К горлу подступал ком, потому что с каждым своим словом она будто обнажалась перед ним, осознавая, что так и жила все эти годы. В это и верила. Страстно, но тайно, в глубине своей души. Хорохорилась только, строила искусственные декорации для переубеждения себя и окружающих, а внутри…
Он чувственно медленно положил свою ладонь на ее руку. Она вздрогнула, замолчала. Ей так нужны были его слова. Хоть какие-то его слова. Она летела с большой высоты без парашюта и отчаянно нуждалась в спасении.
Мужчина глядел на нее проникновенно, глаза ездили по ее лицу, когда растекся его медовый сладкий тихий баритон:
– Единственное, о чем я мечтал, – он смущенно опустил взгляд, запнулся, – это чтоб ты всегда была рядом.
Тысячи вспышек взрывались в ней фейерверком. Щекотали ей нос, подступающими слезами. Казалось, только ради этого самого момента она и жила. Ради этих слов она и существовала.
– Тогда… – голос ее дрожал, она вся дрожала, – не отпускай меня. Слышишь? Не отпускай никогда.
– Уже никогда не отпущу, – он сжал ей руку крепко, – главное, будь рядом.
– Буду… – дала она обещание со всей имеющейся в ней искренностью.
Рома аккуратно, бережно поцеловал ее, как самую свою большую драгоценность, запуская в ее сердце вихрь эмоций. Шквалом, порывом наполняя ее паруса безудержным желанием жить. И любить. Так любить, как она его.
