Читать книгу: «Виктория Виктора», страница 6
21
Много страниц изучено в интернете до наступления полуночи и неутешительные факты налицо: кровосмешение было издревле распространено в королевских семьях и царственным потомкам нельзя этого избежать.
Став особенной я автоматически стала несчастной. Уж лучше бы мне и дальше бродить по свету свободной дворняжкой.
Новые дни принесли с собою новые хлопоты – полиция и адвокат Алессы буквально одолевали нас от рассвета до заката. Приходили следователи, спрашивали о происшествии в лесу. Я сидела, как на иголках, пока не вспомнила, что Виктор способен лгать – свойство характерное некоторым животным. На просторах того же интернета я вычитала историю о цирковых слонах, испытывающих служащих на выдержку: слониха могла спокойно стоять посреди вольера, но стоило человеку пройти мимо, как многотонная туша резко дёргалась в его сторону и наблюдала за реакцией. Особо пугливые подвергались дальнейшим нападкам, слониха «ломала» их окончательно. Единственный, кого она беспрекословно слушалась и любила, был дрессировщик – её Бог.
Однозначно, Виктор превзошёл слонов, выучив математику и физику. Понимал ли? Вряд ли. Просто вызубрил дважды два, как и необходимость скрывать правду от следователей. Он был, как та слониха, с виду спокойно стоящая посреди вольера. Поэтому, и когда полиция приходила к нам, и когда мы ездили в участок, словесный допрос не вызывал во мне беспокойства. Виктор утверждал, что ночью разыскивал дочь в лесу и про могилу ничего не знает.
Хуже всего, что в земле были найдены следы крови. Образцы взяли у всех причастных к инциденту. Совпадений не обнаружили, но криминалист – женщина в годах, подошла к Виктору и порекомендовала обратиться к врачу:
– У вас очень плохие анализы, – с участием сказала очередная жертва внешности.
Синди тут же полезла за сигаретами.
Дело о трупах подгонялось денежными кнутами и связями Алессы, и тесно переплеталось с вопросами опеки. Мы могли попросту поставить раскладушки в здании суда, чтоб не отвлекаться на поездки домой. К концу недели я вымоталась настолько, что и впрямь спала с лица, на что не преминул обратить внимание адвокат матери.
Меня направили в медпункт, где лишили очередной порции крови, замеряли давление и пульс. Затем настояли на встрече со следователем по делам несовершеннолетних.
Я вошла в кабинет без желания и энтузиазма, и тут увидела Игоря. В первую секунду мне стало стыдно, ведь проще простого было выяснить, где он работает после интерната.
Игорь говорит: «Привет!»
В ответ я лишь заикаюсь о том, что рада его видеть, хотя на самом деле мне хочется об этом кричать.
– Как всегда: у тебя «всё норм»?
– Как скажете, Игорь Леонидович.
Психолог закатывает глаза к потолку. Через смех я понимаю, что если сейчас скажу правду, то буду услышана. Мне поверят и про архитектора плоти, и про червя-людоеда, а значит я дома.
– Никто не знает, что той ночью ты просила помощи, – признаётся Игорь, чем подтверждает моё мнение о доме – это не глыба из кирпича и цемента, это о человеческих отношениях. – Иначе бы тебя сразу забрали у опекунов. Я правильно поступил? – во взгляде больше мольбы, чем вопроса.
Всегда думала, что его рука тёплая, но нет, и это так неожиданно, как с минуту дуть на чай, а пригубив, понять, что он изначально был холодный.
– Спасибо!
Мы вспоминаем интернат, смешные случаи и светлые моменты. Под конец встречи кажется, что мою улыбку не уничтожит даже крушение здания, но вот я выхожу в коридор и попадаю в лапы юристов: при поддержке кинологов за пять километров от первоначального места захоронения в лесу были обнаружены трупы мужчин, их кровь совпадает с найденной на дне оврага.
Финиш. Занавес.
22
Комната временного пребывания предлагает мне постель, чай и шестичасовой ужин, пока готовится автомобиль для перевозки в интернат на период суда над опекунами.
Отказываюсь и от чая, и от ужина. Выбираю только постель.
Идут минуты. Раньше органы опеки действовали расторопнее, но вот дверь открывается, и причина промедления переступает порог на высоких каблуках. Алесса с презрением рассматривает комнату, у неё за спиной топчется дежурная – то ли ей заплатили, то ли пришёл приказ свыше, только в обоих случаях дежурную нервирует присутствие постороннего у подростка.
– Всё же лучше, чем в доме твоих опекунов, – итожит Алесса и усаживается на стул.
С готовностью швыряюсь в неё подушкой, сбив с лица слой дорогостоящей пудры.
– Ты ко мне и пальцем не прикоснёшься!
– Дорогая! – Алесса поражённо прижимает руки к груди, берёт подушку, относит на кровать.
Наклоняясь, шепчет не искривлённым голосом:
– Могу и силой взять.
Соображаю, что бы ещё швырнуть, вспоминаю про дежурную у двери и про тёткин кадык, но сегодня шея Алессы защищена высоким воротником с множеством пуговиц.
Видимо, распознав причину постигшего меня уныния, Алесса демонстративно пересчитывает верхние пуговки.
– Всё же лучше, – повторяет она об окружающих стенах. – Хотя бы стёкла целы. Сегодня мы с твоей мамой ездили в посёлок и были поражены! Опека в курсе, в какой разрухе проживает ребёнок? – строго спрашивает она дежурную.
Та вздрагивает и вместо прямого ответа сообщает:
– У вас три минуты!
Алесса махает рукой:
– Не слушай, дорогая: у нас вся жизнь впереди. Твой опекун сядет за решётку, где благополучно догниёт. Его «благоверная» тоже поплатиться, как соучастница. Но одна ты не останешься – с мамой, и при мне, конечно.
От одной этой мысли меня пробирает дрожь:
– Поищи других родственниц!
– Увы, других нет, – Алесса достаёт из сумки книгу в кожаном переплёте, о стоимости которой можно судить по золочёным буквам и по толщине страниц. – Наш род, – она демонстрирует мне генеалогическое древо, где у самого корня возвышается величественная пирамида. С годами ствол расслаивается на ветви, каждое поколение занимает свой исторический уровень, ветви переплетаются, смыкаются возле единого ствола-первенца от которого порождается новый пучок, но всякий раз листва неизбежно осыпается; ветки усыхают, пока в кроне древа не остаются две последние.
– Это ты, – Алесса указывает на верхний боковой сучок. – Твой отец попрал законы семьи и заимел связь с простолюдинкой на стороне.
Ветвь моего отца, в конце концов, тоже сбросила листву. Его не было.
– Остались только мы, – книга была бережно закрыта и уложена в сумочку. – Вот видишь, – Алесса вздохнула, – у меня нет выхода, как бы противно не было. Начинаю понимать своего отца, – она криво улыбнулась. – Но ты можешь всё исправить: просто прикажи отчиму.
Близость к тётке больше не вызывает во мне неприязни – мы, наконец-то, говорим по душам.
– Ты не успеешь вырастить новое тело: Виктору понадобилось 120 лет.
– Отчего же! – Алесса качается мне навстречу. – Он создал себя с нуля, а мне нужно заменить лишь часть – это втрое меньший срок. К тому же, я буду выбирать молодых и тем самым обновлять… – она запнулась.
Мне вновь пришлось отодвинуться на другой край кровати – намёк на поедание людей отвращает от дальнейшего разговора.
– Он ведь делал то же самое, – шипит Алесса. – Только избирал жертв по внешности, а я буду останавливаться на негодяях и мерзавцах!
Смотрю на тётку в упор:
– Тебя ведь перестроили за счёт посторонних частей? Кем были те мужчины: негодяями или мерзавцами?
С громким выдохом Алесса поднимается на ноги, терзает пальцами сумочку, взглядом – меня:
– Какое глупое упрямство! – заявляет она. – Этим ты ничего не добьёшься, дорогая, – и уходит.
23
Меня маринуют ещё около часа, затем транспорт прибывает.
На улице скоро зажгутся фонари. Водитель разговаривает по телефону. Дежурная и представитель опеки вспоминают какую-то общую историю, дав мне возможность сделать пару шагов по улице самостоятельно. Этого достаточно – я срываюсь в бег и через считанные секунды уже мчу по закулисным улочкам.
Останавливаюсь, чтобы сплюнуть горячую слюну. Сбежала! Оглядываю теневой сквер среди многоэтажек. Летом можно ночевать на лавочке. Хотя Алесса поднимет всю полицию на уши и не останется той лавочки, где можно будет отоспаться.
Прокручиваю в уме телефонный список, но нет у меня знакомых, которые согласятся приютить. Хотя…
К зданию опеки возвращаюсь уже в темноте окольным путём, никто не додумается искать меня рядом с местом, откуда и был совершён побег. Многие окна потухли, к счастью, заветное ещё сеет свет.
Пригибаюсь за камешком и безошибочно бью по стеклу. Игорь откликается на зов почти сразу, хмурится в темноту. Я радостно машу рукой, ведь всё это время боялась, что придётся ожидать психолога до утра под забором.
Он выходит, точнее, выбегает ко мне немедля. Знаю, что проситься ночевать всё равно, что подставить друга, поэтому ограничиваюсь просьбой занять денег. Я готова умолять, доказывать, что не вернусь в интернат, куда Алесса запустит пальчики с той же лёгкостью, что и в личную сумочку. Но совершенно неожиданно на мою просьбу Игорь отдаёт свой кошелёк и ключи от квартиры.
– Почти два года пустует, – объяснения прилагаются к озвучиванию адреса. – Веди себя тихо. И ещё одно условие, – его пальцы задержались на моей ладони, – ты рассказываешь правду.
Он действительно не боялся её услышать, а вот я струсила: правда втянет близкого мне человека в настоящее болото, с такими зубастыми крокодилами, что шанса на спасение нет. И, если Виктору я смогу приказать не трогать Игоря, то разделочный стол Алессы вполне может оказаться под спиной приобщившегося к правде.
Мягко отодвигаю ключи:
– Не надо.
Игорь не на шутку зол. Я готова вернуть ему и бумажник, но здравомыслие умоляет подумать дважды.
– Вот же чёрт! – психолог с силой суёт мне в руку холодный металл. – Просто не натвори глупостей!
Клянусь жизнью.
Шесть дней я провела в запылённой однушке со старыми обоями. За продуктами выбиралась поздно вечером в соседний круглосуточный магазин, где продавщица больше интересовалась мужчинами-покупателями, чем подсчётом сдачи. По квартире я приловчилась ходить крадучись, чтобы не смущать соседей посторонними звуками, даже воду в туалете смывала, дождавшись, когда кто-то другой начнёт спускать её по трубе.
У меня была масса времени для ожидания и размышлений. Я пришла к выводу, что данной мне суммы при строгой экономии хватит приблизительно на месяц, после чего придётся принимать решение. Возможно, к тому времени я завою от тоски и пойду прямиком к Алессе.
Есть шанс, что через тюремную решётку я прикажу Виктору, и тётя начнёт методично сокращать численность населения ради заветного тела и долгой жизни. Может быть, тогда она оставит меня в покое, а может, прежде чем воплотиться в женщину исполнит напоследок родовой долг, заимев чистокровного наследника.
И кошмары не нужны при подобных мыслях, чтобы провести ночь без сна.
В обществе Виктора жизнь представлялась мне куда спокойнее и даже его недавний рацион не вызывал отвращения. Едят же медведи и волки людей? Да, это страшно, но не противоестественно. Человек тоже ест смышлёных свиней; где-то питаются собаками, а где-то и дельфинами.
Я поняла, что всячески оправдываю опекуна лишь оттого, что привязалась к нему; оттого, что рядом с ним ощущаю себя нужной.
Не те же ли чувства испытывала Синди в своё время? И лишилась в один день всего, что составляло её окружающий мир. Ей пришлось переучиваться жить без поддержки отца, без его финансовой помощи; самой карабкаться по жизни, деля пространство бок о бок с тем кому больше не было до неё дела. И дальние вахты она выбирала, чтобы расстоянием стереть прошлое.
Воспитанница червя – она выковала сама себя. И когда в течение шести дней тоска особенно сжимала сердце, и я начинала видеть себя со стороны в образе ничтожного, беспомощного Бога, из глубин памяти мною призывался образ Синди, как образца человеческой воли.
24
Вечером шестого дня состоялась очередная вылазка за провиантом. Продавщица скучала, но при виде меня скуксилась, как от лимона. «Надоели покупатели» – читалось на опухшем от безделья лице.
Она сунула мне продукты вместе со сдачей, после чего в её глазах вспыхнул интерес. У меня внутри что-то оборвалось: возможно, по новостям крутили сюжет о пропавшем подростке или заходил полицейский с распечатанной ориентировкой. Только взгляд продавщицы резво перемахнул через мою голову и застопорился на двери:
– Добрый вечер! Чего вам? – с приятной хрипотцой спросила она.
На пороге стоял Виктор и прекраснее этого вида на сегодняшний день уже ничего не будет.
Я сбрасываю пакет и молчание, и с громким восклицанием прыгаю на шею опекуну. Он, словно скала, которую не подвинуть самому мощному шторму.
– Как ты нашёл меня? – определённо следовало спросить тише, но голос не слушается меня.
– По запаху.
Надеюсь, что продавщица восприняла этот ответ, как шутку. Хватаю продукты и вывожу опекуна под звёзды.
Я подзабыла об остром обонянии существ, отточенном подземной жизнью. Все эти дни Виктор исследовал город, словно охотничий пёс, в поисках тонкой нити аромата его Бога.
Мы поднимаемся в квартиру. Зажигаю все лампы, за шесть дней мне надоели тени. Существо старше наклеенных на стены обоев, старше дома и самого города внимательно осматривает обстановку.
– Тебе здесь нравится?
Смеюсь:
– Опять задаёшь не те вопросы! Неужели за столько лет ты ничему не научился?
Виктор пожимает плечами: зачем? Люди любопытны и доверчивы. Нас легко обмануть. Мы воспринимаем сказанное, даже если оно звучит как-то не так. Если разговор совсем не клеится, то лучше всего прервать беседу. С женщинами проще – на наше настроение благотворно влияют подарки.
Тут мне пришлось согласиться: однажды я рыдала на плече опекуна, за что получила ключи от Фольксвагена. Ловко выкрутился из непонятной ситуации!
– Я могу научить тебя разбираться в чувствах, – понимаю, что сказанное является моей мечтой, но в ответ слышу знакомое:
– Зачем? Мне осталось недолго жить, – и потухаю, как свечка.
Реальность втискивается в наш разговор настырным пассажиром, расталкивает локтями радость от встречи. Наступает тот самый момент, когда Виктор обычно прерывает беседу.
На этот раз он говорит:
– Я бы хотел увезти тебя подальше от Алессы. Она может влиять на меня через тебя.
Попытка не принесла результата.
– Люди непостоянны, – констатирует Виктор печальный факт. – В следующий раз ты изменишь решение. Я достаточно пострадал от Богов.
Он умолкает и оборачивается к двери до того, как раздаётся стук, чем в очередной раз доказывает право занимать вершину пищевой цепочки.
– Пожалуйста, назови меня по имени! – загораживаю собой дверной проём. Пока этого не произойдёт, для Виктора что просьба, что приказ не будут иметь никакой силы.
– Виктория.
– Не причиняй зла тому, кто за дверью.
Игорь уже проведывал меня, и я выучила характерный стук психолога.
С виноватой улыбкой открываю хозяину квартиры. Он тоже улыбается мне, но тут видит Виктора, и тени наползают на его лицо.
Опекун протягивает руку для рукопожатия. Игорь бьёт наотмашь.
– Что ты здесь делаешь?!
Я очень рада, что приказала заранее. Втискиваю в конфликт клином враньё о парне из соседнего подъезда, у которого я на минутку попросила телефон ради возможности позвонить Виктору. Верит ли Игорь – неважно. Главное, что его внутренности не станут «спагетти».
По лицу психолога ясно, что он желает выкинуть незваного гостя взашей. Мало того, что за порогом его собственности сбежавший подросток, так ещё и подозреваемый не явившийся на заседание суда.
Воинственное напряжение скул Игоря уменьшается под действием моего умоляющего взгляда.
– На заседание пришла одна Синди, – говорит Игорь. – Обвинение чуть ли не разорвало её на куски. Она выстояла. Дело закрыто.
25
Адвокат Виктора разбил обвинение на корню. Он выудил из поселковых ребят информацию об объёме выпитого той ночью, поделил на количество свидетелей и даже пригласил нарколога, который подтвердил, что при подобной дозировке алкоголя привидеться может всё что угодно. По поводу совпадений образцов крови у найденных трупов и изъятых со дна оврага, адвокат выяснил, что прибор для выделения ДНК не прошёл поверку, следовательно, его данные не могут считаться верными. Убитые мужчины никоим образом не были связанным с его подзащитными, зато имели судимости и знакомства в бандитских кругах. Так же не было обнаружено орудия убийства (по отчётам – тяжёлый тупой предмет). То, что синий внедорожник оставлен недалеко от дома подзащитных – чистой воды совпадение. С тем же успехом авто могло быть брошено у любого стоящего отдельно дома, что не даёт права обвинять жильцов в чудовищном преступлении.
– Алесса ушла до окончания так громко стуча каблуками, что не слышно было судейского молотка, – сообщил под конец Игорь.
Из однушки мы выбрались на свет свободными людьми и первым делом повинились полиции. Выходку Виктора с неявкой в суд его адвокат ловко завернул в обёртку из переживаний заботливого родителя, разыскивающего пропавшее чадо, за что опекун поплатился выговором от судьи и штрафом, оплаченным тут же в кассе.
Меня никто не ругал, лишь назначили обязательное посещение психолога в течение нескольких месяцев.
Мы подъехали к крыльцу дома, как и предлагал Паша, окольными путями, где нас встретила Синди.
Я крепко обняла опекуншу – цельного, натурального человека. Изнурённая событиями последних дней, она не изменила себе.
– Стекольщики приедут завтра, – было ответом на мою нежность. – А сейчас я сдохну, если не выпью чая!
На следующий день состоялся мой день рождения. Гостей было немного – замерщики, риелтор по продаже недвижимости и участковый, явившийся сообщить, что найти хулиганов, разгромивших наш дом, не удастся.
Синди выпустила в него струю дыма и пошла прочь. В утешение участковому выпала возможность оценить внешность хозяйки дома сзади, хотя бы и сквозь сизое облако.
Риелтор бегала по территории и ворковала о ситуации на рынке недвижимости: чтобы быстрее продать нужно снизить цену. Виктор непреклонно улыбается и риелтор сдаётся:
– Сделаю всё, что в моих силах!
Я бродила по дому, прощаясь со стенами среди которых, пусть и на короткий срок, познала счастье. Покой скоро вернётся в нашу семью – в одном из тысяч городов уже ожидает квартира по комнате на каждого, с общей кухней, где день ото дня стол будет накрыт не абы какими деликатесами, а свисток чайника оповестить, что кипяток созрел.
Лишь сада не будет в той чудесной квартире и гамака, в недрах которого я провела больше времени, чем в собственной спальне.
Из-за забора раздаётся свист. Отыскиваю знакомую позицию и смотрю за край досок. В неизменных бриджах, только с удвоенным слоем загара, Паша встаёт на цыпочки мне навстречу:
– Продаёте дом?
Как только так сразу.
– Правильно, – Паша понижает голос:
– Сегодня опять приезжала та женщина. Председатель ей чуть ли не в ноги кланялся!
Среди лесных теней возник тонкий силуэт с воздушным бантом на шее… Всего лишь сосна с остатками хвои вокруг высохшего ствола.
Решив, что мой испуг – результат плохого сцепления пальцев с досками, Паша с готовностью придерживает меня за руки.
– Она настраивает людей против вас. Её побаиваются и слушают.
Теперь мне действительно тяжело оставаться на месте. Выдохнув «спасибо», спешу поделиться информацией с опекунами. Доказательств нет, но готова поспорить, что Паша всё ещё стоит за забором.
