Читать книгу: «Виктория Виктора», страница 5
17
Они хотели питаться и жить, но восстав против Бога, заимели врагов. Оставшиеся в живых существа прятались по ущельям, совершая редкие вылазки за добычей – скудная судьба для некогда свободных созданий, но людские охотники были начеку – выслеживали их и уничтожали.
И существа столкнулись с опасностью вымирания. Открытая битва была проиграна, одиночный промысел так же не приносил результата. Было решено переиначить свои тела по примеру архитектора плоти, мимикрировать под добычу, чтобы обмануть и охотников, и жертв.
Материалом для строительства служили, в основном, тела мужчин, но и женские особи поедались, дабы привлекать представителей обоих полов. Взращивался скелет, сухожилия; видоизменялись мягкие ткани. Настал день, когда существа поднялись на ноги и научились ходить.
Теперь они выбирали молодых и красивых людей, с их помощью придавая своему облику очарование юности. Они посещали города, добыча сама тянулась им навстречу, но отсутствие навыков общения вызывало подозрение.
Тогда очередной жертве, имевшей несчастье клюнуть на приманку внешности, были заданы два вопроса:
– Как тебя зовут?
– Зови меня Ибрагимом, приятель! – и случайный повеса, избранный Богом, повис на плечах своего убийцы.
– Чего ты хочешь, Ибрагим?
Новый Бог рассмеялся и приказал:
– Хочу выпить с тобой, приятель!
Той ночью трапеза была сытной. Способ охоты оказался эффективным.
Я слушала рассказ Синди, наблюдая победу заката на небесном поле сражения. Через распахнутые настежь окна со двора упрямо наползал аромат тёплых трав, но захватить пространство комнаты целиком ему не позволял терпкий запах кофе. Опекунша выпила две кружки, приобщая меня через рассказ о прошлом к реалиям настоящего.
Виктор, как ни в чём небывало, готовил ужин. Судя по всему, сильнее всего сейчас его заботили отбивные на сковороде.
– Ещё один хороший способ затесаться в обществе – завести ребёнка, – сказала Синди. – Лет пять тебе не задают вопросов, живёшь на одном месте. Проблемы начинаются со временем – папа, ведь не стареет!
Природой существ было предусмотрено поедать несмышлёное потомство, выживали здоровые и умные. Представитель последних у меня на глазах допила кофе:
– Тогда нужно прикинуться сестрой… или женой, – и сменила тему на предстоящий переезд.
После событий в лесу местные жители отказывались общаться с нами, даже кружки молока не продали. Виктор перезахоронил тела, и слова пьяных подростков легко оспаривались, однако с настроением соседей приходилось считаться.
После ужина я занялась уборкой в спальне, радуясь возможности отвлечься от мыслей о матери. Первоначальная злоба и обида сменились ноющей пустотой под сердцем. За одни сутки я лишилась многих иллюзий, но приобрела знание, что в обществе опекунов мне хотя бы не грозят физические увечья, а что до душевных невзгод…
Виктор говорил, что не причинит мне зла, что отныне я его Бог, но при этом сам выбирал, когда наделять меня божественной властью. В моих силах было уйти с его банковской картой или отправить опекуна с повинной в полицию, но привязанность к этому существу примешивалась к чувству благодарности за спасение в беде. Я в безопасности пока не хватила лишнего с приказами, и пока изображаю его дочь.
Рука об руку с этой мыслью меня посетил сон, а утро началось со стука в дверь. Хмурый участковый передал – чуть ли не швырнул через порог, повестку в суд по вопросу опеки.
С обычной безмятежностью Виктор прочёл послание. Синди же долго крутила бумагу в руках, хмурилась, жевала бюрократические словечки, в итоге выдала:
– Вот же с*ка!
Я сразу поняла, кого она имеет в виду. Очевидно, что у моей матери не было средств тягаться с адвокатом Виктора.
– Почему Алесса это сделала? – мой вопрос поставил опекуна в тупик – теперь я наверняка знала, что таят под собой его вежливое молчание и улыбка. Виктор вызубрил математику, выучил физику, разбирался в металлах, свойства которых не менялись по настроению, прекрасно ориентировался в земных породах и минералах, что сделало его востребованным специалистом в области подземной инженерии; он ориентировался во всех сферах жизни, поддающихся логике, но понятия не имел, почему Алесса делает то, что делает.
– Он не назвал её по имени! – Синди приоделась в брюки и однотонную футболку – наиболее подходящие для суда вещи, найденные ею на просторах полок. – Она долго перед ним хвостом крутила, меня подарками задабривала. А ему было плевать!
Виктор обдумал эти слова:
– За два года в браке мне не пришлось избрать её Богом.
Меня вроде бы уже ничего не могло удивить.
– Ты был женат на Алессе?!
– Она настояла. Говорила, что брак – надёжный способ заключить союз.
– Алесса тоже… из-под земли?
– Нет, она человек, – опекуна явно не трогала тема разговора – он был занят поиском ключей. – Точнее, состоит из частей человеческих тел. В ту ночь мы не всех съели. Она – потомок архитектора плоти.
18
Не знаю когда, но я отвыкла от города: суета и звуки теперь напрягали меня, хотя, возможно, причина нервозности крылась в предстоящей встрече. Моё присутствие не являлось обязательным, однако я чувствовала причастность к происходящему и приказала Виктору взять меня с собой.
Фольксваген припарковался у здания суда после обеденного перерыва. Адвокат Виктора уже ждал на входе – маленький, улыбчивый, будто доволен всем на свете. Он пожал мне руку, назвал «очаровательной юной леди», после чего больше ни разу не взглянул в мою сторону.
Нас провели в кабинет, где лучшие места у окна заняли представители обвинения. Мама сидела при обновках и солидном защитнике, данными ей от чужих щедрот, но при своём высокомерии.
Просьбу подождать за дверью я пропустила мимо ушей. Юристы общались между собой, иногда кто-нибудь из присутствующих отвечал на вопрос с разрешения своего представителя. Главной претензией обвинения была незаконность добытой подписи под документами об отказе от материнства, но кроме слов пострадавшей, предъявить было нечего, над чем наш адвокат откровенно потешался.
Тогда речь зашла о взятках, данных госслужащим с целью ускорить утверждение опекунства. В доказательство предъявлялись выписки с банковских счетов названых госслужащих, на которые чуть ли не одним днём были переведены крупные суммы денег. От названых цифр мне стало нехорошо – шкатулка на подоконнике оказалась всего лишь копилкой с мелочью.
Опять же, доказать взятку у обвинения не вышло. Адвокат Виктора буквально топтал оппонента отсутствием улик.
– А что насчёт пропавших людей? – неожиданно ввернуло обвинение.
Наш адвокат заметно напрягся:
– О чём вы?
Вошёл полицейский, который, не иначе, ждал за дверью сигнала, и чуть ли не торжественно вручил Виктору и Синди очередную повестку явиться в суд. Оказывается, после обнаружения могилы, жители посёлка вновь вызвали полицию. Яма была исследована, взяты образцы почвы, опрошены свидетели.
– Виктора Андреевича видели ночью в лесу рядом с могилой. Как он может прокомментировать это?
Больше наш адвокат не улыбался.
Доселе молчащая мать выпалила в мою сторону:
– Тебе лучше подождать за дверью!
Я глянула на маму с неприкрытой злобой – подписью она отреклась от права командовать мною.
– Вика, – Синди запустила пятерню в карман и выгрузила на стол горку мелочи. – Внизу есть кофе-автомат, принеси-ка мне стаканчик.
Повисло молчание. Я не заставила окружающих ждать моего ухода и, хотя желала от души хлопнуть на прощание дверью, прикрыла створку еле слышно.
К моменту моего возвращения из кабинета слышался спор. Особенно выделялся голос нашего адвоката. На стуле у двери ожидал Игорь. Я села рядом, перебирая стаканчик с горячим содержимым в уже немеющих от жара пальцах.
– Ты ведь в курсе, что я её ненавижу?
Игорь вздыхает:
– У меня хорошее предчувствие о судьбе твоей матери. Она действительно встала на путь исправления. На первых порах будет тяжело – грубости ей не занимать, но мама любит тебя, Вика.
Любящий родитель не будет валяться на кровати в пьяном угаре, пока очередной дружок тянет лапы к его ребёнку.
– Виктор никогда не даст меня в обиду. Тебе не понять…
Игорь отрывается от спинки стула и перехватывает мой взгляд:
– А кто он вообще такой?
Он тот, кого против воли вытащили из-под земли и разрезали на кусочки.
– Обычный червь! – аромат парфюма вторгся в наш разговор за мгновение до появления Алессы. В изысканной шляпке, с воздушным бантом на шее, в костюме по фигуре, – казалось, что она почтила визитом резиденцию президента, а не здание городского суда.
– Червяк, – повторила Алесса, испытывая садистское наслаждение от слова.
И хотя Синди сразу раскусила её причастность к событиям, всё же я не была готова к встрече.
– Ты совсем с лица спала, дорогая, – тонкие, как иглы пальцы тянутся ко мне, я уклоняюсь от касания. – Тебе вредит общество дяди!
– Мне у него нравится.
– Ты многое о нём не знаешь, дорогая.
– Я знаю достаточно, чтобы не менять решение.
Алесса бросает на меня острый взгляд из-под шляпки. Она тоже голубоглазая – на этом их сходство с Виктором не заканчивается. Разные биологические виды, пол, манера общения, но Алессу мне преподнесли, как лего или 3D паззл из человеческой плоти, а значит, они оба – монстры.
Алесса демонстративно фыркает и усаживается со мною по соседству. Я придвигаюсь ближе к психологу.
– Ох уж эти подростки! – сообщает Алесса Игорю поверх моей головы. – Одни эмоции!
– Пубертатный период самый непростой в жизни каждого человека, – спокойно отвечает он.
– Я вот не понимаю, по какому праву у матери отнимают ребёнка и отдают на воспитание невесть кому! – Алесса то ли не слышит, то ли игнорирует чужое замечание. – Под моим чутким контролем эта несправедливость будет исправлена!
– Решать следствию, – теперь тревога мучает и Игоря. Он легонько касается моего локтя, подбадривая и уверяя в своей поддержке. – Алессия Сергеевна, мы ведь так и не пообщались с вами…
– У меня нет желания болтать впустую! – заявляет Алесса и бесцеремонно забирает у меня стаканчик с кофе. – Можно? – не дожидаясь ответа, прикладывается напомаженными губами к краю.
Я обалдеваю от подобной наглости:
– Это для Синди!
– Нет и нет! – Алесса хмурится. – Синди пьёт кофе с двумя ложками сахара, а тут все пять! Ей не понравится.
Она всплёскивает руками, тёмная жижа брызгает через края стаканчика и плюхается мне на колени.
Алесса вскакивает в испуге:
– О, дорогая! Ты обожглась?
Нет, но вещи испачканы.
– Я отведу тебя в уборную, – она настойчиво хватает меня под руки, вытаскивая из зоны влияния психолога. – Вы что, собираетесь идти с нами? – рыкает она на Игоря.
Тот замирает в растерянности.
Я выуживаю из растревоженного омута души улыбку:
– Всё норм. Скоро вернёмся.
19
Мы идём по коридору на глазах у многих свидетелей и под присмотром камер будто бы под ручки, на деле Алесса ведёт меня словно на поводке. Люди расступаются перед решительным видом и твёрдым шагом с виду хрупкой женщины в дорогих вещах.
За порогом туалета пальцы Алессы дают мне свободу, переключившись на щеколду; а дальше погружаются в сумочку за косметичкой – Алесса поправляет макияж перед зеркалом, пока я в одиночку борюсь с пятном на штанах.
– Нынче каждый думает, что всё знает, – она смахивает невидимые пылинки с ресниц, трепетно касается банта на шее. – Ты возомнила себя большой всезнайкой, а на деле – крохотный несмышлёныш.
Я оставляю попытки вернуть вещам чистоту:
– Если разуть тебя, то мы почти одного роста, тётя.
Алесса резко отрывается от зеркала. Её кукольное личико искривлено гневом:
– Знаешь, сколько детей было у червяка?! Что он делал с крохами, когда они взрослели?
– Думаю, он больше так не поступает.
– Дочурка постаралась! – Алесса смеётся, смех напоминает дробь горошка по плитке. – Червяк лишён возможности продлевать свою жалкую жизнь, и решает напоследок обзавестись божком-сиротой!
– Эту «жалкую» жизнь ему навязал архитектор плоти.
Одно упоминание Аменхета погружает туалет в тишину гробницы: умолкает вода по трубам, уходят стороной звуки из-за двери. Алесса замирает наподобие каменного стража у врат усопшего повелителя, и я чувствую не острый запах хлора, а тяжёлый дух раскалённых песков, принесённый ветром из пустыни.
– Мой предок был идиотом, – шепчет Алесса. – Хотя чего можно ожидать от человека в набедренной повязке? – её голос вновь взвивается до стеклянной ноты, и мираж гробницы осыпается штукатуркой со стен. – Сейчас наш род правил бы миром, – косметичка втискивается под надзор молнии; мина снисхождения натягивается на кукольное лицо:
– Бедняжка, твоей судьбе не позавидуешь! – Алесса глядит на меня с приторной жалостью. – Ты, наверное, влюбилась в червяка?
– Назови меня по имени, и я спрошу тебя о том же.
Мышцы напомаженного лица растекаются презрением:
– Он безболезненно создал внешность достойную Бога! Тогда как метод архитектора – трансформация через страдания, убил много материала…
Алесса тянется к банту на шее:
– Знания об архитектуре плоти передаются исключительно от отца к сыну. Вот только мой отец не испытывал к женщинам тяги. Всего один раз он поборол брезгливость ради противного для него акта, а когда родилась дочь, не стал печалиться – дождался моего взросления, уложил на разделочный стол и перестроил плоть!
Воздушный узел распадается, и я не сразу понимаю, что на тонкой шее Алессы противоестественным отростком выделяется тугой кадык.
– О, нет, – она предупреждающе качает головой, – то была не одна из дешёвых операций хирургов-дилетантов, я стала полноценным мужчиной и заимела право на родовые знания. Однако слишком рьяно взывала под нажимом инструментов к Богу, и проклятие червей – ужас и преклонение перед именем въелось в меня через язык, – она расслабляется и перестаёт напрягать голосовые связки, теперь ясно слышно, что её голос – голос мужчины.
– Разве справедливо, – Алесса с грустью смотрит на меня, – что лишь червь способен сотворить со своим телом желанное, не испытывая при этом страданий? Червяк хранит секрет, но по приказу Бога откроется, и тогда у Бога появится всё: деньги, слава, поклонники.
Пятиться мне больше некуда, остаётся только звать на помощь. Приберегаю козырь на крайний случай, ради возможности прояснить ситуацию до конца:
– Зачем тогда посылала ко мне убийц?
Изогнутые ресницы Алессы вспархивают и опадают растревоженными мотыльками:
– О чём ты, дорогая? Те люди должны были спасти тебя. Но червяк начеку… Кстати, ты не задумывалась почему избрана?
Вопрос застиг меня врасплох, как беспечную рыбу – острие крючка в наживке. Алесса почувствовала уязвимость и беспощадно потянула за удилище:
– Когда у червяка пропала возможность поддерживать плоть, вспомнилась подзабытая потребность в продлении рода. Червяк догадывается, что его потомству грозит опасность от меня. Но, если детёныш будет выношен божественным инкубатором…
Воздушные петельки невесомого шарфика свились на кадыке изящным бантом. Алесса покрутилась перед зеркалом:
– Мы с тобой родственники, дорогая, пусть и очень дальние. Твой отец передал тебе по наследству гены архитектора, и хотя ваша родовая ветвь – побочная, но в тяжкий период, когда с наследниками туговато… Как ни крути, ты воспроизведёшь породистое потомство, – она игриво щёлкнула меня по кончику носа, – их никто не тронет и пальчиком.
Рычажок щеколды отходит вбок, и возмущённая очередь за дверью наседает на Алессу:
– Вы полчаса сидите в туалете! Почему так долго?
– Ах, – она отмахивается от нападок. – Разве вы не видите – у девочки неприятности. Большие неприятности!
Очередь пялится на меня. Я погружаю взгляд в затылок Алессы – он защищён бронёй превосходства и ощущением победы.
20
Встреча адвокатов подошла к концу. Наш юрист взмок и напряжён, а я нахожу ширину плеч Синди достойным убежищем от назойливого внимания матери.
– Что же ты молчишь, дорогая? – Алесса напирает приливом. – Хоть обними на прощание маму!
Синди только шире расправляет плечи. Её взгляд концентрируется на вершине визажного мастерства, ограниченного контурами лица Алессы:
– Съездить бы тебе по разукрашенной морде!
Адвокат противника тут же возбуждается:
– Это угроза! Есть свидетели: один из опекунов опасен!
– Угрозы не было! – отчаянно настаивает наш защитник. Спор юристов растягивается по коридору и затихает за поворотом.
– А ты та ещё штучка, Синди! – голос матери дрожит от ревности. – Всего за пару месяцев прибрала мою дочь!
Опекунша ухмыляется:
– Крепкий мост строится куда дольше, а вот хреновый разрушается одним днём!
– Давайте выйдем на свежий воздух, – Игорь с готовностью бросается наводить скорые мосты перемирия. – Можно пройти в ближайшее кафе и всё спокойно обсудить.
– Я угощаю! – и голова, и бант Алессы поддерживают слова кивком. Она оборачивается к Виктору:
– Будешь есть свинину? Или предпочитаешь что-то более бестолковое?
Лично я предпочитаю взять Синди за руку и попроситься домой.
Мы уходим многолюдными коридорами. Мать нагоняет меня на выходе:
– Вика, подожди! – она зло оглядывает опекунов: «только попробуйте влезть в разговор!»
Я прошу Виктора не вмешиваться и готовлюсь слушать.
– Меня тоже тошнит от этой Алессы, – чистосердечное признание зачлось бы матери, но присяжных поблизости нет. – Как закончится суд – пошлю её подальше! А пока из-за денег приходится терпеть.
Она опять связалась ни с тем человеком. С готовностью подвожу итог нашей встрече.
Сзади летит:
– Хватит оборачиваться ко мне спиной! Я же стараюсь, чёрт тебя побери!
Виктор открывает мне дверцу, бережно усаживает на заднее сидение. Синди выкуривает не меньше пол пачки прежде чем на горизонте появляется посёлок. Встречные люди на узких улочках спешно расступаются перед серебристым капотом. За бампер же цепляется столько взглядов, что мотор еле тянет дополнительную нагрузку.
За очередным поворотом, метя зубами в колёса, Фольксваген атакует придорожная шавка. Из ближайшего двора выходит парень в вылинявших бриджах и отгоняет неразумное создание.
– Подожди! – требую я и чуть ли не на ходу выпрыгиваю в руки к знакомому.
– Чего надо? – сбитый с толку моим поступком, Паша не сразу размыкает объятья; с опаской косится на Виктора.
Протягиваю обещанные деньги, но получатель прячет руки в карманах:
– Не надо. С тобой и разговаривать не стоит – люди не поймут, – он озирается, видит, что свидетели есть, но всё же решается:
– Уезжайте! Сегодня у дома председателя было собрание. Много о вас говорили.
Пока идёт следствие переезд под запретом.
Паша чешет лоб, затылок; хмурится – решение этой задачки ему не по силам, и выдаёт:
– Тогда сидите тише воды, ниже травы! Не ездите по посёлку, выбирайтесь в город окольными путями.
Его окликают и через секунду от соседства со знакомым мне остаются лишь следы в пыли.
Мы подъезжаем к дому. Сокрытый деревьями, его толком не рассмотреть издали. Но вблизи становится видно, что окна выбиты, ворота исписаны матами. Я остаюсь в машине, пока опекуны ходят из комнаты в комнату по хрустящему стекольному насту. Ничего не украдено, замок цел.
Участковый приходит на вызов лишь спустя два часа, когда осколки прибраны, а запах растворителя уже развеялся от ворот. Говорит, что зря мы навели порядок, теперь не хватает улик. Делает вид, что записывает показания и оставляет нас на кухне без каких-либо гарантий.
Мы садимся пить чай под шелест строительной плёнки на окнах, которая на время заменяет стеклопакет. Мне уже невыносимо молчать, но Синди сдаётся первой:
– Нужно заняться установкой роллет. Вряд ли сигнализация чем-то поможет в этом захолустье.
Я сгребаю воздух со стола ладонями и крепко удерживаю, пока пересказываю разговор с Алессой. К концу монолога Синди уменьшается раза в полтора. Виктору всё равно – он моет посуду.
– Ну и что? – буркает опекунша. – С тобой же ничего не случилось: живёшь в удовольствие, и дальше будешь жить.
Я выпускаю раскалившийся меж ладоней воздух на свободу, а заодно высвобождаю из грудной клетки:
– Ты знала!
Конечно, она знала. Отец, который некогда купал её в ванне с уточками, а после потерял всякий интерес, которого она приговорила к медленной смерти, после многих лет молчания вдруг позвонил и попросил о помощи. Синди откликнулась бы на его зов в любом случае, касалось бы дело взятия щенка из приюта, или человеческого приёмыша.
– Мало ли что говорит Алесса, – опекунша мается на стуле. – Она саму себя ненавидит, заодно и весь мир.
В желании заполучить секрет червей, Алесса пошла на унизительный шаг – заключила союз с чуждым биологическим видом и родовым убийцей, но так ничего и не добилась. Зато Виктор получил доступ к генеалогическому древу божественных потомков и родственную связь, что позволило ему в будущем предъявить право на опеку.
Синди искоса посмотрела на меня, что было не в её духе, и мне вдруг стало страшно.
– А ты не додумалась поинтересоваться у Алессы отчего понадобилась ей?
Очевидно же – чтобы насолить Виктору. Ответ не верен – говорит грустная усмешка Синди.
Я услышала о кровосмешении, которое поколениями практиковалось в роду архитектора, дабы не выпустить знания в свет и не растерять божественные гены.
Синди развела руками:
– Конечно, Алессу насильно переделали, и она рада бы опять стать женщиной, но не может сама себе провести операцию. Она надеется на метод червей – безболезненный и сильно продлевающий жизнь. До того момента ей приходится задумываться о наследнике…
Я вспыхнула, а когда способность соображать вернулась ко мне, робко окликнула Виктора.
– Подожди! – Синди поспешно ухватила меня за руку. – Как только Алесса получит желаемое, то сразу подошлёт убийц! И не простых людей, а прошедших разделочный стол!
– В своём нынешнем состоянии не уверен, что справлюсь с ними, – в голосе Виктора ни нотки переживания. Он закрывает шкафчик с чистой посудой и подсаживается ко мне с прекрасной улыбкой на губах, а я вижу с десяток лицевых мышц, поглощённых ради создания одной этой мины. – Прикажи мне питаться людьми, Виктория, – говорит опекун, – и моя былая сила вернётся.
«Не смей!» – хмурится Синди.
Я всё ещё могу думать своей головой и заявляю о единственном желании – выспаться.
Пока что Виктор принимает мой ответ.
