Читать книгу: «Книжные дети», страница 5

8. Взаимодействие времён

Между тем, дело близилось к вечеру, и всë живое таило в себе радость отдохновения. Этим предчувствием дышит всякий уставший. А потому – все дороги приводят к дому. И одна из них – самая верная. По этой дороге, а точнее, по узкой пустынной улочке в дыханье осеннего марева возвращался Иван Пересветов к своему родному вагону. Иван шëл не спеша и слегка отрешëнно. Но что-то заставило его отвлечься от своих вещих дум…

Навстречу ему из таинственной дымки выплывала очаровательная девушка с очами святой Эвридики. На ней был светлый элитный плащ и изящные полусапожки, которые мерно и вольно чеканили шаг в глубине тихой улочки. Иван зачарованно смотрел на эту пленительную незнакомку, невольно замедлив шаг и не в силах куда-то спешить… Она плавно прошла мимо Ивана, обдав его диким дыханьем пьянящего шарма и чего-то еще… Иван почувствовал лëгкое головокружение; все мысли смешались. И он обернулся, чтоб вновь уловить это чудо… Неожиданно девушка тоже оглянулась. Она бросила на него свой удивлëнно-задумчивый взгляд, полный чуткой лазури, как бы что-то припоминая…

И они разошлись по своим направленьям, согласно потóкам, слагающим судьбы; но что-то осталось в каждом от этой внезапной встречи, мимолëтной и странной…

Миновав безмятежные задворки и туманный пустырь, Иван приблизился к своей обители на колëсах. Неподалëку дымилась, догорая, куча хлама в мусорной свалке. Иван вдруг увидел рядом со свалкой какого-то мальчика лет пяти-шести, бродяжьего вида. На нëм было пальтецо не по росту, опоясанное верëвкой, затëртые брюки и башмаки с налипшей на них грязью. Мальчик ковырял ногой в свалке, изредка поглядывая в сторону пустыря, и опять склоняя свою светловолосую голову…

Иван посмотрел на ребëнка и невольно напрягся; его вдруг что-то всколыхнуло… А мальчик как-то печально взглянул на вагон и направился в сторону от свалки.

Иван осмотрелся, вздохнул и зашëл в свой вагон…

В квартире Пересветовых раздался щелчок дверного замкá… Иван зашёл в квартиру.

Мария встрепенулась, оторвавшись от чтения, закрыла книгу и выскочила в прихожую – навстречу Ивану. Она припала к нему и тихо спросила:

– Ты чего так долго?

– Да задержались немного; дела там такие, да ещё презентация… Потом расскажу, – ответил Иван, обнимая супругу. – Ну как тут у вас?

– Всë нормально.

– Это хорошо, – улыбнулся Иван.

Он разулся, снял куртку. Супруги прошли в гостиную…

В гостиной они присели на диван. В другой комнате Андрей сидел за компьютером и что-то моделировал.

Иван спросил:

– А где Андрей?

– Я здесь, – раздался голос Андрея из соседней комнаты. – Символы активирую…

– Понятно, – сказал Иван, улыбнувшись.

– Он у нас такой продвинутый, – заговорила Мария с восхищением. – Я даже не поспеваю понимать его…

– Ну, так уже школу заканчивает; время такое, – нужно быть продвинутым и умелым, чтоб постичь всё что нужно, – весомо констатировал Иван.

– Правильно папа говорит, – раздался голос Андрея из комнаты. – Нужно постигать всё наперёд…

Мария улыбнулась и прильнула к Ивану, вымолвив:

– Наше дитя гениальное… Скоро в институт будет поступать…

Иван обнял её и произнёс:

– Да, время летит очень быстро.

Мария вдруг встрепенулась и произнесла:

– Что я сижу-то? Нужно на стол накрыть. Я сейчас…

Она встала и вышла на кухню.

Иван зашёл в комнату сына и увидел на мониторе компьютера какие-то яркие объёмные символы, которые плавно меняли свои очертания и превращались в живые образы, это были образы живых существ, заполнявших пространство бескрайних садов… А над всем этим удивительным миром светились, пульсируя, буквы, и эти яркие буквы, соединяясь со своими образами, превращались в слова, слагая живую речь, – это была какая-то волшебная картина визуализации мира идей…

– Однако… Ну, ты просто меня удивляешь, – заворожённо произнёс Иван, уставившись в монитор.

– Это ещё не всё, – сказал Андрей, продолжая своё виртуальное творчество. – Я потом тебе покажу окончательный выход… Но ты меня отвлекаешь, папа.

– Хорошо, не буду мешать, – сказал Иван и вышел из комнаты. Он прошёл на кухню.

На кухне Мария уже накрыла стол. Увидев вошедшего супруга, она выдохнула и сказала:

– Всё готово. Прошу к столу. Андрей уже ел, так что давай – догоняй…

Иван сел за стол, Мария – напротив. И он принялся ужинать…

Иван ел очень быстро, словно куда-то спешил, предчувствуя какое-то срочное дело.

– Устал? – спросила Мария.

– Да так, немножко; как-никак – презентация книги…

– Ну как у тебя насчëт проекта? Принимают?

– Да вот, ждём ответа… Вольнов документы оформляет. Так что, «на чемоданах сидим»… Вообще, нашу фирму уважают, – «Континент» как-никак.

Иван покончил с ужином. Мария поставила кружку с приготовленным чаем. Он отхлебнул чаю, улыбнулся и произнёс:

– Классно, – как в былые времена. Помнишь?

– Конечно, помню. Такое не забывается, – с какой-то печальной улыбкой ответила Мария.

– Да. Теперь всё по-новому… А чай – всё такой же, – задумчиво произнёс Иван, снова прикладываясь к чаю.

Тут зазвонил телефон. Иван взял трубку:

– Да, слушаю…

– Это Вольнов. Ваня, есть новости. Заедь ко мне в офис прямо сейчас, буквально минут на десять, – прозвучало на том конце.

– Сейчас буду.

Иван положил трубку.

– Что-то срочное?

– Да. Вольнов просит заехать. Я скоро буду.

Иван быстро оделся, поцеловал жену и ушёл.

Тем временем Алексей Вольнов поджидал Пересветова в своём офисе. Сидя в кресле, он потягивал ананасовый сок, просматривая какие-то официальные бумаги. Рядом – на диване с журналом в руках сидел его незаменимый водитель и друг – Сергей Крюков.

Наконец, появился Иван Пересветов. Вольнов оживился, положил перед Иваном на стол официальную бумагу с двумя печатями и кратким содержанием Проекта, выдвигаемого на предстоящий Симпозиум, и произнёс:

– Так. Ваня, распишись-ка вот тут…

Иван внимательно просмотрел текст, поставил свою подпись и задумчиво произнёс:

– Да, Париж – это хорошо…

Вольнов аккуратно уложил все бумаги в папку и задумался; а затем он вдруг взбудораженно высказался:

– Если они не подпишут Проект, я пойду на конфликт. Мне до фени их привилегии. Они по заграницам разъезжают и занимаются там всякой хренью; а тут – такое дело.

– Может, с «Интерфондом» связаться? – вставил Иван. – Они своë дело знают; взаимовыгодное сотрудничество, – стопроцентный шанс…

– Да это всё понятно. Но это же телега долгая. А тут раз – и «в дамках»… Послезавтра уже, кстати, должны делегаты в Париж лететь, – рассуждал Вольнов, озабоченно постукивая пальцами по столу. Затем он встал и начал напряжённо прохаживаться по офису…

– Ну и мы полетим, невозмутимо продолжил Иван.

Вольнов остановился, внимательно посмотрел на Пересветова и многозначительно изрёк:

– Понимаешь, Ваня, мы должны там быть. Дело в том, что уже многие контакты зарубежного уровня осуществляются через «Континент», а это значит, что в дальнейшем мы будем ставить условия, – те условия, от которых зависит процветание нашей культуры и будущее наших детей. Вот так… Тем более что финансирование всего этого мероприятия не обошлось без участия «Континента». Я не зря так напрягался и всë это затевал.

Тут Вольнов достал из стола бумагу с текстом, помеченным в отдельных местах, и приступил к детальному раскладу:

– И ещë. Тут – первичный анализ, «черновик», так сказать…

И он начал зачитывать отдельные пункты:

– Значит, так. «Взаимодействие времëн – есть великая данность, не зависимая от объективной реальности»; это они под вопрос поставили. Дальше… Ага, вот: «Система. Любая система приходит к своему пику и самоуничтожается. Отсюда – вывод: система должна быть трансформирована в синтез несоединимых сил, имеющих свободу, но не имеющих конечной цели; отсюда – возникновение новой энергии… Адам и Ева не ведали смерти, но знали свободу; их грела Любовь». Здесь пометка – на продолжение… И еще: «Мыслеобраз преград не имеет» – здесь вопрос… Так… Дальше… «Любовь – это форма жизни, – особая энергия, не подверженная распаду…»

Вольнов вопросительно посмотрел на Пересветова…

Иван в ответ задал ему странный вопрос:

– Иваныч, ты когда-нибудь из пушки в небо стрелял?..

– К чему это ты? – слегка растерялся Вольнов.

– А к тому, что свет не продырявить…

– Точно. Твоя правда. И чего им не ясно в твоих идеях? Всë чëтко, всë перспективно, и вообще – мощно всë, – с удовлетворением констатировал Вольнов, радуясь такому простому выходу из затруднительной ситуации.

– Наверное, их слегка напрягает некоторая самобытность, – слишком долго у нас заправлял всем Конвейер. Но сейчас – новое время. Нужно расширять сознание и раздвигать горизонты.

– Всë правильно, будем раздвигать эти горизонты, – подытожил Вольнов и взглянул на часы. – Ладно, разберëмся. Всë равно проект уже у них. Домой надо ехать.

– Ничего, Иваныч; я им ещë сюрприз приготовил, – интригующе произнёс Пересветов, загадочно глядя на Вольнова.

Зная многообещающую непредсказуемость Пересветова, Вольнов не стал задавать лишних вопросов; он только сказал:

– Вот и отлично. А теперь – сил набираться.

– Едем, Иваныч? – оживился Крюков.

– Да. Поехали.

Он убрал папку с документами в стол и направился к выходу. Вместе с ним последовали и Пересветов с Крюковым.

Через несколько минут белый «Мерседес» отъехал от служебного входа с массивной вывеской «КОНТИНЕНТ»…

Вечерние улицы Москвы казались волшебными в калейдоскопе яркой вечерней иллюминации, и эта световая игра вселяла мир и покой в души чутких людей, наполнявших столицу. Белый «Мерседес» набирал скорость, мягко лавируя в горячем дорожном потоке…

Внезапно Крюков сбавил скорость, увидев впереди активно «голосующего» человека, и затормозил. Вольнов приоткрыл дверцу и хотел было спросить – куда ему нужно; но тот его опередил:

– Умоляю, в Медведково отвезите! У меня там – жена и маленький ребëнок!

В его голосе звучала мольба и какая-то страстная надежда, а глаза полыхали болезненным жаром избыточных чувств.

«Странный тип…» – подумал Вольнов. Он снисходительно произнёс:

– Ну садись.

Пересветов приоткрыл заднюю дверцу и подвинулся влево. Оголтелый попутчик сел рядом с ним, захлопнул дверцу и облегчëнно выдохнул:

– Поехали.

«Мерседес» тронул с места и стал набирать скорость…

Иван с некоторым удивлением посмотрел на странного пассажира, по-фирменному одетого и тяжело дышавшего. Похоже, он действительно куда-то очень спешил. А пассажир этот вдруг вытащил из кармана упаковку денег, пистолет и электрошокер, и всë это буквально сунул Ивану, одновременно выпалив:

– Умоляю, исключительно в знак благодарности, от чистого сердца! Не откажите…

Иван ошарашенно глянул на этого диковатого пассажира с шизоидными замашками и положил рядом с собой на сиденье всë, что тот ему так лихо вручил.

А взволнованный пассажир продолжил:

– Меня обманули… Я не помню, откуда всë это… Я, наверное, болен… Мне нужно к жене, к ребëнку. Умоляю, – в Медведково…

– Брат, не волнуйся; сейчас доставим, – спокойно произнёс Крюков и прибавил скорости.

Иван Пересветов задумался…

Между тем, в квартире Пересветовых Андрей уже закончил своё уникальное творчество и отдыхал, пребывая в краю волшебства сновидений. Мария же смотрела телевизор, слегка убавив звук. В эфире началась программа новостей.

С телеэкрана женщина-диктор сообщала:

– Сегодня утром на Юго-Западе Москвы, – близ кольцевой автотрассы работниками внутренних дел обнаружено большое количество бесхозного разнокалиберного оружия, брошенного рядом с дорогой, – в кювет. Очевидно, кто-то решил таким образом расстаться со своим прошлым. Всë оружие отвезено на Центральный секретный склад и опечатано. Ведëтся расследование…

Раздался щелчок входной двери… Мария, встрепенувшись, выскочила в прихожую…

Иван зашёл в квартиру, в объятья ему бросилась Мария. Он поцеловал еë; затем разулся, снял куртку, и они прошли в гостиную.

– Странные вещи у нас происходят, – ненавязчиво бросил Иван, садясь на диван.

– Ой, Ваня, ты знаешь, сейчас передавали по телевизору в новостях, что где-то за кольцевой нашли целую кучу выброшенного оружия, – взволнованно выпалила Мария, усевшись рядом с супругом.

– Вот я и говорю – вирус, – многозначительно произнёс Иван.

– Точно. Тот самый вирус, – отрешённо добавила Мария.

Иван посмотрел на супругу, пребывавшую в задумчивости, вздохнул и добавил:

– Ну как тут у вас?

– Нормально. Андрей спит уже. Умаялся за день. Пойдём пить чай.

– Пойдём.

Они пошли на кухню.

Пока Мария заваривала чай, Иван задумчиво смотрел в окно…

Город светился феерией вечерних огней. И даже в серых сумрачных переулках сквозило дыхание новых времëн. Улицы и проспекты таили новые свежие чувства, и люди свободно и радостно плыли по этим потóкам пленительной силы…

В эпицентре одного из таких потоков, возле подземного перехода, сидел понурый седой человек в затëртом пальто и со шляпой у ног, в которую клали деньги щедрые люди. Это был Всеволод Илларионович Венский. Он смотрел куда-то в пространство безучастно и скорбно, с какой-то щемящей печалью покачивая головой в знак благодарности…

В это время в одном из экспериментально-авангардных театров столицы – в комнатке, обклеенной яркими афишами, постерами и коллажами, сидел за столом озабоченный человек зрелых лет, одетый в блестящий костюм и рубаху с отогнутым воротом, под которым элегантно ютилась косынка. Это был идейный руководитель театра «Антерпренёр», его арт-директор и вдохновитель; а звали его Семён Аркадьевич Безлобов. Семён Аркадьевич постукивал авторучкой по столу, загруженному бумагами, напряжённо что-то обдумывая…

Телефонный звонок вырвал его из дум; он схватил трубку и почти прокричал:

– Алё!

– Семён? Это Николай, – прозвучало на том конце. – Завтра вылет!

– Это точно? – обрадовано спросил Безлобов, меняясь в лице.

– Точней не бывает. Готовь «визитки» и пьесу; желательно – в дубле. Завтра утром созвонимся.

– Отлично! Сейчас всё сделаем. Спасибо, брат; порадовал. Наконец-то. Ну, до завтра!

– До завтра.

Семён Безлобов положил трубку и с упоением принялся готовить «визитки» и копию пьесы для предстоящей работы…

В квартире Пересветовых тем временем супруги уже попили чаю со свежей выпечкой и занялись своими вечерними делами.

– Надо бы мне тут ещë кое-что проштудировать, – произнëс Иван, садясь за свой рабочий стол.

– Хорошо, – ответила Мария.

Она взяла с полки свою любимую книгу и пролепетала:

– А я ещë немножко почитаю…

И она уютно устроилась в мягком кресле с раскрытой книгой в руках…

9. Секретная стратегия

…Иван оторвался от рукописи и вышел из своего вагона. Он вдохнул полной грудью вечерней прохлады, блаженно прикрыв глаза и что-то нашëптывая… Затем встрепенулся и осмотрелся… «Как странно устроен наш мир. Всё рядом, и в то же время – всё врозь…» – подумал Иван, глядя на жилые дома, что виднелись за пустырём. Он зашёл в вагон и принялся готовить ужин. Иван аккуратно выкладывал купленные продукты, мысленно благодаря «Доллара» за такую своевременную материальную поддержку…

В это время в Центре «Гуманитарий» Всеволод Илларионович Венский очнулся от дрёмы в своём кабинете, услышав сигнал связи. Венский нажал клавишу на пульте и произнёс:

– Слушаю…

– Всеволод Илларионович, у нас – водные процедуры, – сообщил женский голос.

– Да-да; занимайтесь, – лаконично ответил главный. Он тут же включил компьютер и дополнительный монитор, на котором обозначился бассейн «Гуманитария» с плавающими в нëм весëлыми клиентами…

В бассейне резвились завсегдатаи «Гуманитария». Чистейшая вода вздымалась от бултыхавшихся в ней пловцов и пловчих, играя сине-зелëной волной. Веселей остальных был киношник Макс; он то и дело кувыркался, нырял, подзадоривал приятелей. Улучив момент, Макс продемонстрировал куртуазный реверанс в воде – прямо перед Светланой Стекловой, при этом выпалив:

– Мадам, – всего один лишь танец! Не откажите!

– Не откажу! – весело воскликнула Светлана.

– Маэстро, вальс! – прокричал Макс.

Кто-то врубил магнитофон. И грянул вальс…

И Макс со Светланой принялись вальсировать, загребая воду телами, мерно раскачиваясь, но филигранно удерживаясь на поверхности… Все кругом пришли в восторг и решили последовать их примеру…

В этот момент вода в бассейне усилила вибрацию, исходившую от чувств плавающих людей, которые пребывали в состоянии эмоционального всплеска; и секретные сканеры бассейна её приняли, трансформировав в электронные данные…

Венский пристально смотрел в монитор компьютера; он зафиксировал новые параметры и компьютер ответил: OK. Затем он расширил карту; на мониторе возникла замысловатая схема с цветными координатами. Венский внёс в эти координаты новые данные, трансформированные датчиками бассейна, и изображение стало «живым»… Он тут же сохранил всë это в файле и с удовлетворением закурил…

Тем временем, Иван Пересветов уже закончил свой ужин. Он ещё раз вышел на воздух, постоял немного, перекурил… Затем он зашёл в вагон и, закрыв тяжëлую железную дверь, прошёл к своему столу… Он посмотрел на раскрытую рукопись, вздохнул и устало упал на диван, не в силах ни о чëм больше думать. Иван, блаженно потянувшись, сомкнул отяжелевшие веки…

И опять понесло его в дивном поезде по-над бездною в тëплый бархатный край с вечным солнцем и морем, с другом Мишкой, пьющим чай в тихом странном купе и мечтательно с ним говорящим…

В уютном купе на столике всё так же стояла свеча в канделябре. Рядом стояли стаканы с чаем.

«Странно… Свеча всё так же горит, как будто и не плавится, – подумал Иван, глядя на горящую лампаду в канделябре.

Он глянул в окошко и вымолвил:

– Да, здесь уже теплее…

– Ближе к югу… Ещё немного – и будем на месте, – отозвался Мишель.

– Что-то странно как-то всё выглядит… – произнёс Иван, продолжая смотреть в окно.

– Действительно, странно… Однако… Похоже на какой-то затяжной туман, – с удивлением вторил Мишель, глядя туда же.

– Это наша дорога, – путь по прямой, – задумчиво продолжал Иван.

– Точно сказал, – ни влево, ни вправо, а только вперёд.

– Пора укладываться. Во сне время быстрей идёт, – заключил Иван и откинул своё одеяло.

Друзья улеглись по своим полкам.

В непрогдядной ночи лишь пульсировал стук одичалых колëс. Поезд мчался с неистовой скоростью.

Всё застила дымка…

10. Ковчег Провидения

Наступило утро. Иван открыл скрипучую дверь вагона и некоторое время стоял, полусонно вдыхая утреннюю прохладу… Он потянулся и опять зашёл в вагон…

Надо сказать, что изнутри это был не совсем вагон. Это был некий стихийный шедевр мастерового антиквариата, это было спонтанное сочетание Ренессанса, Просвещения и авангарда, неимоверное переплетение стилей искусства времëн Леонардо и Екатерины, где интроспективно доминировал Дали и над всем этим звучал Бах в непостижимой интерпретации Шнитке… Музыка ощущалась сразу при входе в салон вагона. Каждая вещь мало-мальски значимая имела свою историю, свою тайну. Это была магия вещей, картин, барельефов, аксессуаров, репродукций, оттисков, кукол, рукописей, бытовой утвари. Это была перекличка душ, обнажавшая вселенскую полифонию идей и образов, где безумно и неуловимо трепетала свобода. Одним словом, это был театр шедевров…

В углу тамбура, обшитого обожжëнным деревом, стоял патриархальный уличный фонарь эпохи Декаданса, а в переборку было впечатано большое овальное зеркало в резном багете, над которым пëстро пылали икебаны, росшие прямо из переборки, весело крича о неистребимости жизни. Из другого угла торчали застывшими искрами массивные шпоры а-ля Людовик, служившие вешалкой. При входе в салон взгляд невольно бросался в противоположное объëмное зеркало, что создавало эффект пространства. Над ним барельефный Купидон готовил стрелу Психее, а рядом – в верхнем углу по замыслу Дали летел на кресте Иисус святого Иоанна; под ним пылала фантасмагорией одна из репродукций Босха, а меж Купидоном и картинами стояла большая невинная кукла с раскинутыми руками, всем своим видом принимавшая гостей в круговорот фантастического театра. Неподалëку высился массивный тройной канделябр с высокими свечами, и из каждой свечи тянулся ввысь оранжевоогненный тюльпан. Слева вверху громоздилась в натуральную величину бутафорская голова орангутанга, расплывшись в добродушной улыбке, а напротив – ей отзывалась изящная птица Феникс с сияюще живым опереньем, как бы вырываясь из стены, обугленной по контуру птицы. Под головой орангутанга зияло окно, прорубленное во встроенной перегородке и служившее для подачи пищи и кофе, создавая тем самым комфорт авангардного бара, а за перегородкой находился громоздкий камин кустарной работы; сбоку от него был втиснут причудливый стол на колесах, на котором громоздилась посуда и кухонная утварь. Чуть дальше стояла небольшая электроплита. Противоположная сторона бара была отмарморирована и заставлена феерическими картинами вперемежку с коллажами и забавными гротесковыми фигурами. Прямо из пола торчала огромная пепельница, напоминавшая полый пенëк, рядом стоял манекен с простëртой рукой, как бы указующим жестом рекламируя этот диковинный аксессуар, а у ног манекена лежала перевëрнутая широкополая шляпа. Тут же находилось роскошное кресло времëн Екатерины, в затëртом бархате своëм хранившее чуткий дух Просвещения. Слева от входа стоял массивный кожаный диван, перед ним располагался стол с ноутбуком и принтером, рядом лежала кипа рукописей, а в глубине стола отрешённо горела свеча в канделябре, ненавязчиво совмещая живое пламя с электрическим освещением. В углу громоздились книги. Над диваном – возле экспромтной кулисы монотонного штофа высилась патриархальная икона эпохи Рублëва – Богоматерь с младенцем, а чуть в стороне от неë висела странная картина с изображëнными на ней растерянными людьми, заблудившими в снежную пустыню. Над ней висел на цепи натуральный медный колокол, потемневший от времени, а рядом приспособились оригинальные стенные часы с волшебно звенящим боем. Причëм, в салоне вагона не было ничего, что напоминало бы о железнодорожном транспорте, за исключением нескольких окон, необходимых для жизни. Весь салон в своей экспрессии экстравагантно-пленительного антуража таил великую силу Единства, обнажая свободу от пепла до звëзд и ввергая уставшую душу в блаженство и радость Вселенской игры; и входя в этот мистический вагон, можно было смело сказать, что попадаешь в иное измерение. Это была эйфория…

Кроме всего вышеупомянутого здесь была даже своя ванная, отделанная кафелем, с русалкой в нише стены, изящно державшей кран, а также – отдельный уютный кабинет с книжными пóлками, журнальным столиком и двухъярусной кроватью. Невольно назревает вопрос: откуда такое богатство этого непостижимого антуража? Что стоúт за всем этим?.. Постараемся ответить. Этот уникальный железнодорожный вагон был списан и отдан строителям и притаранен ими сюда на период долговременной новостройки. Удивительно то, что вагон этот пришëл с завода таким беспосадочным; и строители оборудовали его изнутри, сделав пригодным для жизни, – соорудили ванную, кабинет, камин с перегородкой и всë прочее. Они подвели воду, подключили отопление и электричество. Через некоторое время к ним подселился один приезжий художник, не имевший угла; именно он и заполнил салон вагона всей этой стихией композиций и импровизаций, отчего сами строители были в восторге. А уже потóм появился Иван Пересветов… Можно сказать, всë произошло случайно; но в любой случайности есть закономерность. Не умри осëл – не побил бы Самсон филистимлян. Иван познакомился с этим художником в обыкновенном прокуренном баре на Маросейке, куда он забрëл расслабиться за чашкой кофе. Есть взгляды, которые притягивают. Таков был взгляд Ивана, когда кудрявоголовый незнакомец в стильном пальто и экстравагантном шарфе, оказавшись с ним за одним столиком, спросил – не интересуется ли тот антиквариатом. Иван, в свою очередь, осведомился, нет ли у него знакомых в роду Медичи. Таким образом, разговор вылился в обоюдохваткое знакомство, после чего Веня (так звали художника) увëз Ивана в свою обитель на колëсах, приютив странствующего поэта… Художник этот давно получил признание и жил в отдельной квартире, оставив этот дивный вагон со всеми его аксессуарами поэту Ивану Пересветову. Уместно отметить, что и Ваня приложил руку к декоративному спектру театра феерии. Так, например, свечи, «горящие» тюльпанами, являлись его творением, так же как и режиссура некоторых композиций. Как раковина хранит шум моря, так этот вагон хранил в себе дух Вселенной…

Иван окинул взором свой ковчег Провидения, посмотрел на стол с рукописями, и принялся заваривать кофе…

Вообще, Иван Пересветов был человеком не от мира сего. Ему было свойственно состояние одиночества, – того сладостно творческого уединения, каковое является уделом всех богомазов искусства. Но одиноким он себя считать не мог. Он попросту стëр грань между собой и миром и растворился в нëм, а потому – он как бы и не существовал для мира; но зато сам мир трепетал в сердце Ивана. Он принял в себя мир… Познай себя – и ты познáешь Вселенную, – таков закон мастера. У Ивана были свои странности, являвшиеся необходимым психологическим компонентом его трансцендентно-бродяжьей личности. Он, например, носил длинные – ниже плеч волосы и любил подолгу не бриться, что обнажало медитативный уклад его стоической натуры, а сам он ощущал в себе гармонию и некоторую внутреннюю защищëнность от вероломной непосредственности и верхоглядного самодовольства. Аскетический вид дополнял суть Ивана, приводя в равновесие долг и свободу. Некая загадочность человеческого существования высвечивалась в его бездонно голубых глазах с лëгким туманом печали. Иван сам ощущал в себе тайну. У него, например, была странная родинка, напоминавшая мету, чуть пониже груди. Иван периодически вспоминал о ней, но ничего конкретного уяснить не мог, отдаваясь воле Провидения… Кому что предначертано, куда судьба не закинет. Уроженец Сибири, он пришëлся не ко двору круговерти столицы. Да, нелегка жизнь поэта… Ивана щемили воспоминания. За десять лет скитаний он прожил, казалось, несколько жизней… Конечно, можно было всë бросить и уехать домой – в свою родную обитель под Новосибирском, но он из принципа не уезжал из Москвы. Он чувствовал нечто неизмеримо важное, что должно было скоро произойти согласно его интуитивному восприятию. С некоторого времени Ивану открылась тайна мироощущения, он проник в суть вещей… Он мог, например, безошибочно определить, не заглядывая в книгу, нужна она ему или нет; он знал, где находится необходимая ему вещь; он слышал эхо музыки после еë звучания; он определял время, не глядя на часы; чувствовал боль до ушиба, интуитивно предопределял событие; по наитию шëл туда – куда нужно; порой он слышал мысли людей… Иван периодически видел вещие сны; он называл их «живыми». Бывали моменты, когда он не успевал осознать информацию, внезапно проникавшую в него, записывая отдельные – наиболее важные фрагменты, после чего интуитивно связывал их и дополнял, пребывая в блаженном уединении. И ещë Иван научился управлять своей энергией… Всем своим существом он чувствовал свою принадлежность к Вселенной, и так же остро он ощущал грань жития и отчаяния, разверзавшего бездну драмы. В последнее время Иван работал на износ. Он жил поэзией, одновременно писал прозу, параллельно работал в драматургии. Словно актëр, играющий сам себя, он жил в театре своего вагона, не имея сил остановиться, затормозив бег судьбы; жил своей фантастически реальной ролью, вышибая из рамок имидж бытия, боготворя околоток безлюдного счастья, единственно дающего силы жить и творить, храня в себе своë Небо… Иван ушëл от суеты. Чтобы возвысить жизнь, нужно отказаться от неë, чтобы создать шедевр, нужно отречься от мира. Вот она, дверь, распахивающая Сердце… И Иван работал. Что касается стихов, то они витали над ним, и Иван ловил их и укладывал на бумагу, попутно редактируя; проза же – требовала кропотливости и усидчивости, это был титанический труд, это было испытание смирением… И ещë было испытание неизведанностью; у посвящëнных это называется – «испытание Водой», – когда нет опоры и поддержки, зная Истину, суметь удержать еë в себе, пронести по жизни, невзирая ни на что, не сломаться и, тем самым, закрепить еë в своей крови огнëм Духа…

Иван принял это испытание в полной мере, самозабвенно слившись с этим грозным и вещим потоком…

Итак, Иван знал своë предназначение, свой путь, свою судьбу. И теперь, озаряемый дымно-золотистыми лучами осеннего рассвета, он сидел за своим столом в предвкушении новых событий. Его грела мечта, потрясая и нежа, срывая покровы с последних сюжетов великой игры под названием Жизнь… Ну как тут не петь? Иван не спеша пил кофе, что-то намурлыкивая себе под нос… Затем он встал и подошëл к окну.

– Благодать… – слетело с его уст.

Иван рванул вниз массивную ручку выдвижного стекла, и в окно ворвался пьянящий осенний воздух, напоëнный туманом и радостным щебетом птиц. Этот неистовый шквал веселил, вызывая улыбку… Иван весело прищурился и произнëс:

– Вот заливаются… Надо же…

Его вдруг осенило… Он быстро метнулся к столу и, взяв ручку, записал, одновременно себе надиктовывая:

– В небе движение птиц,

Мир открывает сердца;

Воля не знает границ,

Свет не имеет конца…

– Так-так… Однако, жизнь продолжается, – слетело с уст Ивана. Он подошёл к столу, сел и начал записывать то, что навеяло ему утреннее вдохновение…