Читать книгу: «Целительница: другая», страница 2
Глава 3
Утро было прохладным. Пятницкая сидела на узкой скамеечке и смотрела на хмурое небо. Хвойные шапки огромных сосен заслоняли его почти полностью. Сосны были такие большие, что Вика чувствовала себя возле них малюсенькой девочкой.
Он подошёл тихо. Впрочем, как всегда.
– Чаю тебе принёс. Зябко нынче.
– Спасибо, Иваныч, – благодарно отозвалась Вика и забрала железную кружку из рук низенького худого старичка в телогрейке нараспашку и в чёрной бейсболке набекрень.
– Ну, оставишь здесь потом.
– Постой!
– Чё?
– Забирай насовсем, – сказала Вика, протягивая старику чёрную сапёрную лопатку.
– Да ну?! Больше не придёшь, что ли?
– Может.
– Э-хе… – только и прокряхтел Иваныч, забрал подарок и бойко зашагал к себе в бытовку, стоящую чуть поодаль от могилы Виктора Поспелова.
– Не приду, – прошептала Вика чёрному камню. – Смысла больше нет. Осталась лишь привычка. Да и твоим костям это вряд ли нужно.
Чашка приятно грела руки, а тёплый чай, казалось, добрался до глубины души. Стало хорошо.
Иваныч больше к ней не вышел, хоть Пятницкая и просидела ещё час неизвестно чего выжидая.
Кладбищенская калитка противно скрипнула на ветру, будто проклятье бросила вслед Вике. Тут же зазвонил телефон. Это было непривычно и неприятно, словно кто-то незваный ворвался в её личное пространство.
Она знала этот номер наизусть. Помедлив, сняла трубку, прятаться теперь было бессмысленно:
– Алло.
– Привет, – осторожно сказала Мария Новикова.
– Привет, Маш.
– В мессенджере появилось сообщение, что ты присоединилась к пользователям. Я решила не гадать: ты не ты – и позвонила.
– Я, как видишь. Вернее, слышишь.
– Хочешь встретиться?
Вика помедлила с ответом, пытаясь определиться с желаниями. Встретиться она хотела, а обсуждать что было – нет. Да что уж теперь, пора вылезать из своей норы.
– Давай. Где и когда?
– Может, сегодня? Я освобожусь после четырнадцати. Хочешь, покажу тебе наш центр развития, я как раз буду там?
– Что покажешь?
– Мы с твоей мамой открыли центр развития и учим людей чувствовать и использовать божественную энергию.
– Она тоже будет? – Вика похолодела.
– Нет.
– Хорошо. Тогда скинь адрес. Я буду там ровно в два.
– Договорились.
После услышанного Вике захотелось вернуться на кладбище, сесть возле могилки и застыть там каменным изваянием. Та, которая когда-то бросила её на произвол судьбы, отказавшись обучать магии, теперь учила первых встречных, да ещё на пару с её лучшей подругой. Невероятно больно. Не было ей места в этом мире. Просто не было… Зачем она только появилась на свет?!
Телефон завибрировал вновь. Алексей прислал картинку: чашка кофе в лучах рассветного солнца на фоне умопомрачительного вида на Москву-реку и Белый дом. И подпись: «То, что пропустила вредная девчонка». Сразу стало легче, морок развеялся, и Пятницкая пошла в сторону метро.
***
Центр развития находился недалеко от Тверского бульвара. Вывеска гласила: «Алеф-практика».
Пятницкая зашла внутрь и оказалась у лестницы, ведущей вниз. По её краям горели цветные лампочки. Их таинственный свет раскрашивал полумрак и завораживал. Вика улыбнулась, расслабила спину и спустилась по ступенькам. Она очутилась в помещении средних размеров, выкрашенном в приятный оранжевый цвет. Было уютно. Под потолком висела ажурная люстра из латуни, напоминающая о марокканских берегах. У стен стояли мягкие широкие лавки с серой обивкой и цветными подушками, на которых так и хотелось развалиться. В углах дымились курительные палочки, ублажая стихию воздуха и смиряя мысли. За деревянной стойкой, декорированной корягами, сидела милая девушка лет двадцати.
– Здравствуйте, – приветливо сказала она.
– Здравствуйте! Я к Марии Новиковой.
– Вы, вероятно, Виктория?
– Да.
– Она ждёт вас в кафе, проходите. Прямо по коридору слева от меня.
Вика кивнула в знак благодарности и пошла в указанном направлении. Здесь использовался всё тот же приём: свет в длинном проходе лучился из пола. Почему-то возникла ассоциация с пещерой на четвёртом плане бытия, где Пятницкая однажды породнилась со своим тотемом.
Кафе было оформлено в мягко-синих тонах, простая белая деревянная мебель и жёлтые лампы-звёзды под голубым потолком служили ненавязчивым акцентом. Цветные витражи пропускали приглушённый свет. Вика вспомнила, что помещение подвальное, и поняла, что источник света искусственный.
Маша улыбнулась ей и жестом пригласила присесть.
– Будешь чай? Рецепты твоей мамы. Посмотри чайную карту.
– Лучше кофе, – сказала Вика и, боясь неловкой паузы, тут же спросила: – «Алеф-практика»? Иврит, конечно, язык близкий к Богу, но мы всё же в России.
– Каббала в моде.
– Ага, и вы, чтобы оставаться в вечном тренде, решили учесть в интерьере великое множество стилей?
– Скучала по твоим комментариям, – тепло сказала Мария. – Это Пётр фантазировал. Он маркетолог.
– Твой новый?
– Уже полтора года вместе. Он взял на себя поиск помещения и ремонт. Придумывал всякие фишечки, чтобы создать располагающую атмосферу для трансформаций.
– С атмосферой получилось, – согласилась Вика. – А вот насчёт трансформаций не знаю.
– Лекторий у нас белый и светлый. Он этажом выше. Хочешь, покажу?
– Нет. Лучше кофе.
– Точно, забыла. Сейчас.
И Новикова скрылась на пару минут за распашными дверями.
– Пойдёшь к нам преподавателем? – спросила она, подавая кофе. – Будет очень кстати.
– Нет. Смущает меня ваша затея с массовым обучением.
– А ты приходи на лекцию, сама увидишь – это работает.
– Не вижу я, Маш, – призналась Виктория после паузы. – Ничего не вижу: ни планы бытия, ни ангелов, ни божественную энергию. Как отрезало. Ничего не вижу и не чувствую.
– Не знала, что так бывает, – ахнула Маша.
– Это уже неважно.
– А что важно?
– Что больше не болит.
В проходе показалась Анастасия Георгиевна. Вика замерла с неестественно прямой спиной. Лёгкие сжались. Она предупреждающе подняла руку: не подходи. Мать молча развернулась и скрылась в темноте.
– Зачем ты так с ней? Хотя бы поговорила.
– Потому что это как раз ещё болит. Ладно, пойду я…
– Может, вам всё же поговорить, чтобы боль отпустила и её, и тебя?
Вика бросила злой взгляд на Новикову.
– Моя подруга Маша сделала бы вид, что она на моей стороне.
– Моя подруга Вика пришла бы на мою свадьбу, – парировала Мария.
– Я не знала, извини, – холодно ответила Пятницкая.
– Ты думала только о себе и наплевала на весь мир.
– Я думала о Викторе. И хотела найти его хотя бы на четвёртом плане бытия.
– Ты и без того его там искала.
– Думала, недостаточно ищу.
– И что? – совладав с собой, спокойно спросила Маша.
– И его не нашла, и дар потеряла.
– Как потеряла?
– А как тут не потерять, если в это мироустройство я больше не верю. Ну нет его на четвёртом плане бытия! – повысила голос Вика.
– А на пятом?
– Не говори ерунды, он же не вознесённый мастер, не святой, не…
– Так пробовала там искать? – перебила Новикова.
– Нет. Пробовала с его душой поговорить.
– И что?
– Ничего. Она не вышла со мной на связь.
– Хочешь, я попробую?
– Попробуй.
– А ты попробуешь прийти на наши лекции?
– Баш на баш, – в Пятницкой вмиг проснулись банковские замашки.
– Я схожу на пятый план без всяких условий.
– Сходи. И я пойду. Много всего. Нужно переварить.
Вика вышла, так и не пригубив кофе.
Она брела от Тверского бульвара в сторону Арбата, надеясь, что свежий воздух приведёт её в чувство. Пусть метро доставит её в привычное измерение, она закроет свою дверь на замок и не выйдет из квартиры ещё пару лет. Чёртов мир боли нанёс очередной удар под дых. Вике не было стыдно, что она не вкусила салатов на свадьбе подруги, ей было больно, что Маша, у которой всё складывалось хорошо, не приняла её попыток выбраться из депрессии. Виктория давно бы убила себя, если бы любимый был по ту сторону жизни. А в данных обстоятельствах казалось бессмысленным менять один одинокий ад на другой. Про ненависть к той, что породила её, Пятницкая и думать не хотела. Просто позволяла противоестественной конструкции из злобы и протеста существовать внутри себя.
Завибрировал телефон. Вика машинально взглянула на экран – привычка быстро вернулась. Смолин прислал очередное фото. Через стакан с белым вином вырисовывались снежные горы. «Вид из моего окна. Решайся!»
И она решилась. Просто отбросила прочь все мысли и превратилась в человека действия: посмотреть время рейса и аэропорт, забрать из дома паспорт, вещи, быть вовремя на посадке.
У неё не было времени нервничать, а вот Смолина она заставила поволноваться – в самолёт она зашла последней и уселась в кресло под звуки из селектора: «Двери в положение ARM».
– Ты в джинсах, – с видимым спокойствием упрекнул он.
– Ну купишь мне ещё пару платьев, если тебе надо, – непринуждённо улыбнулась Вика.
– Дерзкая.
– Было у кого учиться, – хмыкнула она. – Колись: нервничал же и подсчитывал убытки? Билет в бизнес, зарегистрировал меня заранее…
– Верил и надеялся, что мне зачтётся.
– Так уже зачлось. Я лечу с тобой.
– Как же я по тебе скучал!
– А я – по виски. Когда начнут разносить? Давай кнопочку нажмём и вызовем стюардессу?
– Вика! Ты же говорила, что только вино?!
– Не мешай мне расслабляться, тебе же лучше.
– Кого ты обманываешь? У тебя две стадии: трезвая и блюющая.
– Началось… – проворчала Вика и тут же улыбнулась подошедшей стюардессе.
Глава 4
Поезд вёз Пятницкую и Смолина из Женевского аэропорта в Лозанну. Идиллические картинки швейцарской провинции радовали взор лишь на станциях. В остальное время за окнами мелькали фонари.
– Через двадцать минут прибудем на вокзал.
– Удобно, меньше часа в пути.
– Очень удобно! Я езжу так на работу. Выхожу в центре Женевы. Там до офиса пять минут пешком. И в Лозанне пять минут до вокзала. По дороге читаю новости и листаю свой планер.
– Невероятно! Ты ездишь на работу на электричке.
– Невероятно, что ты грозилась пить виски, а не осилила и одного стакана.
– Вино мне всё-таки ближе, – отшутилась Вика. – Почему Лозанна, если работаешь в Женеве?
– Женева – неуютный город. Словно стоит на другом озере. Останешься подольше, свожу тебя туда – и сама поймёшь.
Виктория улыбнулась, но воздержалась от комментариев. Не знала, как отреагировать. Ещё в самолёте под воздействием виски она ощутила расстройство множественной личности. То она действовала как та, которая когда-то встречалась с Алексеем, то как руководитель подразделения банка, то как вдова, как жена Виктора. Личности брали главенство над ней в произвольном порядке и не давали расслабиться – приходилось контролировать своё поведение сверх всякой меры. Испытывать стыд, радость, азарт и боль практически одновременно – это ненормально. Сидеть одной в квартире было куда проще, чем выйти в мир людей, которые тоже что-то думают, чего-то хотят и куда-то идут. Но при всём желании оставаться незаметной у неё это не вышло.
– Ты отказался от машины?
– Здесь – да. Уровень комфорта несопоставим с количеством проблем и затрат. Мне же не нужно ездить во Францию за продуктами, – усмехнулся Алексей.
– О чём ты? – не поняла Вика.
– Это местное развлечение: поехать в выходные за покупками во французские супермаркеты, где цены ниже. Я не заморачиваюсь.
– Ты дружишь с местными?
– Больше с такими же приезжими, как и я. Их много. И русских много. Кстати, взял на завтрашний вечер билеты на концерт какого-то крутого русского пианиста.
– Пианиста? – не поверила Пятницкая.
– Это же тусовка. Почувствуй себя героиней старого романа, когда люди ходили в театры, чтобы себя показать и на других посмотреть.
– Странная аллегория. В романе, который сразу припоминается под стук колёс, всё заканчивается плохо для героини.
– Брось, эти поезда почти бесшумные.
– И всё же…
– Вика, я тебя не тороплю и готов ждать. Оставь ненужные волнения.
– Спасибо.
– Я хочу, чтобы ты расслабилась и насладилась красивым городом в хорошей компании.
Вика улыбнулась: Алексей не мог не ввернуть что-то восхваляющее его самого. Интересно, почему ей это всегда бросалось в глаза? Восторгая, раздражая, маня и утомляя одновременно. Она пристально посмотрела на Смолина, тот улыбнулся в ответ, только вот она вовсе не ловила его улыбку, она зацепилась за свой немой вопрос: что ей импонирует в его уверенности в себе? Быть может, то, что в ней самой этого нет? Сколько бы она ни копировала чужие умения и навыки, самоуверенности так и не прибавилось. Умер Виктор, завершилась её карьера в банке, дар исчез, она осталась без ориентиров и опор, без слов одобрения и даже критики – какая уж тут уверенность в себе? Как же непосильна свобода, когда ты ничего из себя не представляешь, когда даже не можешь родить цель для продолжения пути…
Поезд остановился, и это спасло Пятницкую от ещё более глубокого погружения в тёмные мысли.
***
Вика сидела в кресле, поджав под себя ноги, и смотрела в окно. Панораму заволокло туманом.
– Раньше ты бы надела одну мою футболку, без моих штанов… – Алексей подал ей бокал с красным вином и сел на диван, стоящий впритык к креслу.
– Ты обещал красивый вид из окна. И не торопить.
– Погода считывает твоё настроение, – усмехнулся Смолин. – Ладно. Конечно, обещал. Я съезжу завтра на работу на пару часов и вернусь. Могу оставить вторые ключи, вдруг тебе захочется прогуляться. Хотя еда, вино – всё есть дома.
Пятницкая кивнула и спросила:
– Ты не помнишь, почему я пошла учиться на финансового менеджера?
– Помню. Ты разве нет?
– Нет.
– Так на спор же. Ты всегда завидовала, что я круче тебя, а ведь мы тогда с тобой ещё даже не встречались.
– А-а-а, Смолин! – всплеснула руками Вика. – Какой ты!..
– Да, так и было, – продолжил он, не реагируя на её эмоциональный всплеск. – Ты вдруг пришла, начала расспрашивать про учёбу, про возможные перспективы после и про зарплату, если ты выберешь профессию, как у меня. Что-то мямлила про тяжёлый труд врачей и ординатуру, что родители не очень-то и рады… Ну я и сказал, что ты просто не потянешь экономику, что это не твоё. Вот ты и зарубилась: подала документы не в мед, а в вышку. И мало того что поступила, так ещё и с красным дипломом окончила.
– Угу, – хмыкнула Вика, понимая, что истинные причины нужно искать в её взаимоотношениях с родителями, а скорее с мамой. Смолин – так, пешка в игре.
Было больно. Она резко опустошила бокал вина и потребовала у Алексея добавки. Тот не стал возражать.
– Я до сих пор помню твою увесистую раскраску-атлас по анатомии. Как ты старательно раскрашивала кровеносную систему и строение глаза.
– Точно! Меня это завораживало. Я ведь и сейчас помню, что человеческий скелет состоит из 206 костей. Из них 85 – парных костей и 36 – непарных. У детей больше костей, а потом…
– Остановись, – запротестовал Смолин. – Я тебя понял. Теперь вдвойне странно, что ты не помнишь, как поступала.
– Да, это стёрлось из памяти.
– Ну нашу-то встречу забыть невозможно. Как ты вылила на меня кофе, а?! – театрально возмутился Алексей.
– Потому что ты – надутый индюк! Был и остаёшься. Нечего было лезть без очереди в кинозал, не замечая никого вокруг. Сам напоролся на мою руку со стаканчиком кофе.
– А потом?!
– А потом ты так орал, что мне ничего не оставалось, как вылить остатки тебе под ноги. Я свои кеды тогда тоже забрызгала.
– Я тебе подарил новые! – стрельнул глазами Алексей.
– Помню, Лёш. Стелла Маккартни. В то время я и представить не могла, что кеды могут стоить восемь тысяч.
– Я тоже перед тобой красовался. Доходы выросли позднее. Хорошее было время.
– Бы-ы-ыло-о… – протянула Виктория.
– Неужели ты ни о чём не жалеешь?
– Я человек, Лёш, конечно, мне есть о чём пожалеть. И всё же это было.
– Ну, кеды покупать тебе не буду, ты и так в кроссовках. Давай купим тебе завтра платье и туфли, чтобы было в чём идти на концерт.
– Давай, если тебе так хочется.
– Удивляешь меня всё больше и больше! Сейчас ты бы не вылила на меня кофе.
– Хочешь проверить? – хитро улыбнулась Вика.
– Нет.
***
Из-за тумана было темно, совсем без разницы – открыты глаза или нет. Жаль, что даже это не помогало уснуть. Смолин спал в соседней комнате на диване, а Вике казалось, что она слышит его дыхание. Не одна. Она не одна. Так странно. Очень яркие ощущения. Усталость от прежних мук уступила место надежде: всё может снова стать хорошо, надо только дать этому случиться. Совсем рядом, всего лишь за стенкой, спит мужчина, которого она когда-то любила. Значит, было за что?!
«Кто сказал, что чувства невозможно возродить?! Бесспорно, он не Виктор. Витя… Нет тебя больше, Витя. Пора это признать. Пора принять, что раз тебя нет нигде и я не могу общаться хотя бы с твоим духом, то такова воля Бога – развести нас и в жизни, и после неё. А Лёша? Он раз за разом невзначай появляется на моём пути. Посмотри, Витя, ведь я доплакалась до седых волос, что же ты меня не отпускаешь? Или я тебя? Надо признать, что тебя нет. Признать это. Позволить себе снова полюбить. Пусть не сразу. Стоит хотя бы тело пожалеть, не видевшее ласки столько лет. Два с половиной года прошло. Больше, чем мы были женаты. Пора разрешить себе забыть тебя».
Дыхание застряло на мгновение и вышло с большой задержкой и хрипом. Хотелось откашляться, хотя горло было в порядке. Но боль не поддавалась на уговоры, она оставалась в сердце и колола острым лезвием.
«Не сегодня. Пусть Лёшка так и лежит на диване. Сегодня пора спать. А ты? Как же ты, Господи, ко мне жесток!»
***
«Вниз под горочку, не заблудишься!»
Лёша был прав. В Лозанне сложно было не найти Женевское озеро. Леман, как называют его местные.
Восхищаться Вика начала ещё на подходе к воде. Старинные здания не были похожи на сказочные домики, но и не давили помпезностью, не возвышались над людьми чопорными дворцами, а ненавязчиво заманивали в уют тихих улочек. Новые строения от них тоже не отставали и гармонично вписывались в урбанизированный ландшафт. Хотелось переобуться в удобные домашние тапочки и бродить по городу как по огромной квартире. Да и шагать по крутым склонам было бы комфортнее. Хорошо, что Вика была в кроссовках, и странно, что Смолин так хотел видеть её в туфлях.
– Алло! Вика, где ты?
– Там, где туман касается моих ног.
– Очень литературно. Но лучше скинь координаты.
– У меня нет интернета в роуминге.
– Ясно. Тогда опиши местность.
– Впереди – озеро. Позади – променад. Я сижу на парапете.
– Ви-ка! – остановил её Смолин.
– Рядом пришвартован корабль, а ещё одинокое дерево цветёт большими розовыми цветами.
– Понял. Сиди там. Скоро буду.
Вику так привлекал пейзаж, что скорость движения Смолина не имела никакого значения. Она всматривалась в дымку, словно в глубину себя.
«Есть ли смысл в моём горе? Отболело ли? Нет. Стало легче, когда я ушла от всех? Нет. Стало другим лучше без меня? Тоже нет. Хотел бы Витя, чтобы я всю жизнь провела в слезах? Не думаю. Или это ты, Бог, так решил? Но ты послал мне Лёшку. За что же я всё кляну судьбу, когда сама не принимаю её? Я хотела перестать исцелять. Перестала. Никто не требует от меня чудес. И стало пусто. Хотела бы я сказать: без Вити пусто. Но это лишь половина правды. Мне пусто без той части меня, от которой я бежала. Не только смерть мужа изуродовала душу, но и отсутствие радости от того, что чей-то путь может продолжаться без боли и с верой в чудо. Я потеряла веру. А вместе с ней и себя. И ведь даже не болит. Просто пусто. В лёгких нет воздуха. В сердце нет музыки. Только стук, чтобы поддерживать жизнеспособность. Ты послал мне Лёшку. Человека, которого я когда-то любила. А он до сих пор любит меня. Готов быть рядом. Поддерживать. Наверное, я имею право на счастье, хоть он и не Витя?»
От последнего осознания у Пятницкой появилась горечь во рту.
«Я ведь за что-то его любила. Смогу ли сейчас? Надо разрешить себе не сбегать как обычно, идти до конца, чтобы ничего не мешало ставить точку, когда история закончена. С Витей всё закончено. Клятвы недействительны. Смерть разлучила нас. Прости меня, милый, что не спасла, что выбрала неверный путь и потеряла тебя. Прости… А сама, могу ли я сама простить Бога за то, что он отнял тебя?! Господи, подай мне знак, что делать, если и в этом мире я не нахожу себе места, и на том свете меня не ждёт любимый муж. Мёртвый муж. А здесь меня искал Лёшка. Всё же есть в его сердце для меня место. Если ты не убил меня, значит, ещё есть варианты развития событий, чтобы я смогла выполнить своё предназначение и жить в счастье. Так укажи мне этот путь! Дай подсказку!»
– Красивое место, чтобы сидеть и ни о чём не думать… – Смолин сел рядом и обнял Пятницкую одной рукой. – У тебя такое умиротворённое лицо…
Вика промолчала. Подняла глаза и посмотрела на воду. Мгла рассеялась, открывая вид на заснеженные горы и деревушку внизу. В домиках загорелись огни. В Пятницкой зажглась надежда. Смолин взял её руку и поцеловал запястье. Один поцелуй сказал всё о его сильном желании обладать ей. Мурашки побежали по телу.
– Тебе неприятно? – всматриваясь в глаза Вики, спросил Алексей.
Она молчала. Ей было непривычно. Ей было страшно. Ей было приятно.
– Я могу остановиться… – Смолин поцеловал её ещё раз.
– Да… – прошептала Вика.
– Да – остановиться или да – продолжать? – Алексей вновь поцеловал её запястье.
– Остановиться.
Пятницкая мягко высвободила свою руку из его захвата и на всякий случай подсунула её под ногу.
– Почему? – поинтересовался Алексей, вцепившись взглядом в противоположный берег.
– Я не знаю.
– Чего ты боишься? Мы так давно знаем друг друга.
– А мы знаем? Последнее, что помню, – ты занял место моего мужа в ГорБанке. Это было почти три года назад.
– Интересная формулировка, – подметил Смолин. – Я вчера лежал на неудобном диване, но мне было хорошо. Я знал, что ты рядом. Я много думал о нас. О наших вечных спорах. В этом что-то есть.
– Я изменилась.
– Брось. Ты всё такая же. А меланхолия пройдёт.
– А если нет?
– Тогда и будем думать. А сейчас мне хорошо с тобой смотреть на закат.
– Красиво, не поспоришь.
Вика хотела заплакать, а потом передумала и просто положила голову на плечо Алексея – она устала страдать. Прекрасное озеро. Прекрасное место, чтобы утопить здесь свою печаль. Мысленно она отделила от себя все неприятные чувства и бросила их в воду. Казалось, что ничего не произошло. Только с небосклона испарились последние облака.
Закат выдавал всё новые и новые оттенки розового.
– Нам пора идти, если мы хотим купить тебе платье для концерта.
– Платье обязательно?
– Нет, – покачал головой Алексей. – Ты и так прекрасна.
– Тогда пойдём сразу на концерт.
– Как скажешь, – согласился он и положил руку на её колено.
Она не стала возражать.
***
– Прости, я не посмотрел программу концерта, – сказал Смолин, когда они выходили с Викторией из зала.
– Мы, русские, удивительные люди. Приехать в лучший город Европы, стоящий на умопомрачительно красивом озере, чтобы набиться в небольшое помещение и слушать реквиемы.
– Ты не хочешь возвращаться после антракта?
– Нет!
Они оба засмеялись в голос, смущая остальных зрителей. На них стали оборачиваться.
– Здесь ведь только наши, да?
– Да, почти. Ладно, идём. Дальше по плану было вино с красивым видом из окна.
– Кажется, я это обещание уже слышала.
– Туман рассеялся, не ёрничай.
Они медленно преодолевали очередной холм.
– Почти пришли.
– Отсюда совсем не видно озеро.
– Из квартиры будет видно, не переживай.
– А я переживаю.
– Только по этому поводу?
– Нет.
– Сколько у тебя было мужчин после Виктора?
– Нисколько.
– Удивляешь меня.
– Я должна была пойти по рукам, чтобы забыться?
– Разве нет?
– Видишь, мы совсем друг друга не знаем. Этого я и боюсь.
Смолин остановился, взял Викторию за руки и пристально посмотрел ей в глаза:
– Я тебя люблю. Это правда. Я больше не хочу носить маску хорошего друга. И у меня было достаточно времени и поводов понять, как я ошибался. Не уезжай. Оставайся. Закончатся девяносто дней, что-нибудь придумаем с визой. У тебя всё равно нет никаких дел в Москве. Хочешь, всё будет не сегодня?
– Не знаю, чего хочу.
– Не решай сейчас. К тому же и не место.
Они пошли дальше. Смолин молчал. Пятницкая думала.
«Хочется сегодня. Телу очень хочется. Голова идёт кругом от одних прикосновений. Только иногда картинка сбивается: кажется, что это Виктор. Пора забыть. Пора. Сколько можно изводить саму себя? Я сделала всё, что в моих силах. Я же живая в конце концов!»
Алексей резко остановился, обнял Викторию и притянул к себе. Его губы замерли в миллиметре от её губ. Он не почувствовал сопротивление и прикоснулся к ним.
