Читать книгу: «Время текущих кровель», страница 3
IV.
– Вот бы Катюхе такого жениха, – говорит Полина.
Катя смеется: не нравится ей Борис. И Audi, слепящая мартовским солнцем в хроме и полированном кузове, не аргумент, когда так не похож пузатый казах на принца.
Я и Катюха – одного роста, почти одного размера. Даже мои сапоги Катюхе тютелька в тютельку – узким высоким голенищем вокруг тонкой голени. Разница – семь лет и толпы поклонников. Года – мои, поклонники – Катины.
Она садится на мое место, когда я в отъезде, открывает мои файлы. Считывает, понимает так, словно сама их писала.
– Умница, – говорю я, когда вижу ее продолжение: мысль в мысль.
Светлая голова у Катюхи, жесткие льняные пряди.
Иногда сама удивляюсь: за что я ее люблю? Такую красавицу и умницу, юную натуральную blonde?
– Ведет себя легкомысленно, – замечает Полина, – вечно возле нее крутится то шоферня какая, то мельники. Шелупень…
Катюха звонит мне почти в полночь:
– Не разбудила? Представляешь, в твоем кабинете течет вода. С потолка!
– Забери все документы к себе. И звони легионерам – пусть перетащат к тебе компьютер.
По голосам в трубке понимаю, что помощники уже на месте.
– А что ты ночью делала в моем кабинете? Как ты вообще доберешься теперь домой?
Катюха – девушка старательная, с потерянной копейкой будет полдня возиться (так же, как выбирать сапоги – плотно, до миллиметра, облегающие тонкую голень), и можно поверить, когда она отвечает, что много работы. Устала, зашла в мой кабинет сварить себе кофе, скоро вызовет такси – лопочет вполне правдоподобно.
– Кто-то из наших, – говорит утром Полина. – Уборщица сказала, что в туалете было наблевано. Значит, пили прямо в офисе: кто-то с цехов к ней приходит или из гаража.
– Мало ли… Меня, например, рвет от мигрени… Пустые бутылки, использованные презервативы? Что-то такое уборщица находила?
– От мигрени ее рвет… Какая ты все-таки глупая!..
У Полины на столе иконка Богородицы «О прибавлении ума»: религиозная кладовщица, святая простота, делает директрисе подарки.
– Легионеры, – осеняет меня.
Мартовские ночные тени с автоматами.
V.
– Скажи Полине, что я заехала в банк или еще куда-нибудь… – стонет Катюха по-телефону. – Башка трещит, не поверишь: держу глаза. Реально, руками держу глаза.
Мигрень – побочный эффект нашего с Катей астенического телосложения. Для приступа мне достаточно резкого запаха, недосыпа, ощутимого волнения или даже обычного чувства голода. От алкоголя голова болит особенно, вот только на глазные яблоки я никогда не давила: не знала, что от этого бывает легче.
– Зеленоглазая, у меня есть подружка, – гудит казахская песня в моей трубке. Сквозняки потянули тюльпановой степью.
Казах, я за тебя рада.
Бориска звонит мне каждое утро. Сливает информацию с элеваторов.
– В Саратовской области двадцать тысяч тонн. Пять рублей. Плюс двадцать копеек мне, двадцать – тебе. Возьмешь?
– Куда нам такую партию? Продай вагонов семь.
– Нет, зеленоглазая. Не я этот вопрос решаю.
– Не я этот вопрос решаю, – крутит Полина на палец наращенные волосы. – Учредители сказали: продавай макаронную линию.
– А макаронщиц сокращать?
– Увольнять. По собственному желанию.
Последнего учредители, конечно, не говорили: не будут они считать в своем Нижнем гроши макаронщиц. А Полина хочет ребенка и считает только дни менструального цикла.
– А мельница?
– Зерно найдем – будет работать.
– Зеленоглазая, подружке моей всего восемнадцать. День ей не звонил – пришла вечером на стоянку, караулила меня до утра возле машины. В Пензенской области зерно, можно маленькими партиями. Шесть с половиной. Плюс двадцать копеек мне, двадцать тебе. Уговори Полину?
