Читать книгу: «За кадром. О скрытой работе нашей психики», страница 6
Резюме части I
1. Эмоциональный неглект возникает как результат того, что у ребенка не было взрослых, с которыми бы он научился проживать свои эмоции.
2. Эмоциональный неглект невидим (в отличие от физического неглекта24 и абьюза25) и тем самым особенно опасен. По своей силе эмоциональный неглект сравним с последствиями у жертв насилия.
3. Эмоциональный неглект блокирует разные виды энергии, которая необходима для поддержания процессов в нашей психике.
4. Триггеры – ситуации, которые переносят нас во времени и запускают в нас привычные реакции: мы либо излишне мобилизуемся, чтобы сражаться, бежать, замирать или тревожно искать контакта с другими, либо уходим в Спячку и режим подчинения и так теряем способность гибко реагировать на события. Внимание к нашим реакциям и способность открывать Окно проживания позволяет нам справиться с последствиями эмоционального неглекта.
5. Эмоциональный неглект – это непредсказуемый, долгосрочный и интенсивный стресс, который для ребенка оборачивается травмой. Эмоциональный неглект вызывает повышенную чувствительность к новым атакам стресса, и вместо адаптации и устойчивости мы приходим к уязвимости.
6. Эмоциональный неглект приводит к коррозии доменов нашей психики, что искажает наше видение себя и понимание близких отношений. В итоге мы не доверяем себе и не видим свои способности и таланты, а отношения с другими становятся источником опасности. Поэтому мы учимся изолироваться, вместо того чтобы сближаться.
7. Эмоциональный неглект у взрослых проявляется в переживании вторичных эмоций: гнева, стыда, обиды, тревоги, раздражения, которые уводят нас от истинных эмоций и не позволяют услышать их послание и закрыть стоящие за ними потребности.
Часть II
Наследие: как возникает эмоциональный неглект
Глава 1
Недостающий ингредиент
Чтобы приготовить французский луковый суп по рецепту известного в Новом Орлеане кафе «Дега» (названо именем импрессиониста Эдгара Дега, который посещал Новый Орлеан и жил на той самой улице, где в 1986 году в честь него открылось кафе), нужно обжарить бекон в масле, добавить чеснок и гренки, одну четвертую луковицы и готовить, помешивая, пока не подрумянится; потом добавить белое вино, еще больше лука, петрушку, лавровый лист и бульон и готовить в течение часа, периодически помешивая; затем насыпать тимьян, соль, перец, влить оставшийся бульон и варить три часа, пока лук не станет совсем мягким. Потом надо перелить суп в жаропрочную посуду, посыпать сверху гренками и горстью сыра, поджарить в духовке. И можно подавать. Именно такой суп я и хотела приготовить для гостей киноклуба, ведь съесть такой суп – это лучший способ согреться луизианской зимой. А еще почему-то не отпускала мысль: «Если осилю этот рецепт, то буду принята в ряды кулинаров креольской кухни».
Рис. 9. Кафе «Дега», Новый Орлеан
Нарезая необходимые ингредиенты и рыдая над желтым луком, я подумала о луизианцах, которые растут на луковом супе и супе гамбо, плове джамбалайя, рисе с красной фасолью, с младенчества знают, что нельзя есть устрицы в те месяцы, в названии которых нет буквы «р» (май, июнь, июль, август), повсюду видят картины с голубой собакой Джорджа Родриге и знаковую одноэтажную архитектуру, подумала о тех вкусовых, архитектурных и арт-традициях – о том наследии, которое формирует их взгляды на мир. Ведь нас определяет культура того места, где мы растем, те люди, которые нас в это время окружают, и то, как именно они выстраивают с нами отношения.
Я пробую суп. Чмокаю губами в попытке понять, похож ли вкус на тот, что был в «Дега». Пробую еще раз. Чего-то не хватает. Смотрю на суп и проверяю рецепт: бекон, чеснок, гренки, лук, вино, петрушка, лавровый лист и специи и варить, варить, варить. Пробую снова – вкус не тот. Чтобы суп состоялся, мне нужно найти этот недостающий ингредиент до того, как мы с друзьями соберемся на еженедельную встречу киноклуба. Сегодня кино выбирает муж, а значит, будет черно-белый фильм. Почему-то я уверена: муж выберет что-то из Хичкока. Я снова прокручиваю шаги по рецепту, пытаясь найти, что и в какой момент упустила. Даю попробовать мужу, он восклицает:
– Отличный суп!
Тот момент, когда я усваиваю самое важное кулинарное правило: еда, приготовленная для тебя другим, всегда вкуснее. Неизвестно, как долго я искала бы недостающий ингредиент, того и гляди совсем бы избавилась от супа с уверенностью, что я что-то упустила, и считая, что кулинары Нового Орлеана теперь не примут меня в свои ряды. Искала бы что-то вовне, закручивая сюжет сегодняшнего вечера в какое-то невероятное приключение. Хотя искать стоило в себе и, в частности, ответить на вопрос: на кой черт мне нужно почувствовать себя принятой новоорлеанскими кулинарами, а заодно и киноклубом?
Хичкок ввел в кинематограф занятный термин – «макгаффин» – объект, вокруг которого разворачивается сюжет фильма. Это то, что герою необходимо заполучить и вокруг чего строится вся цепь событий. Макгаффин – это все, так как имеет невероятную ценность для героя, и это ничего, потому что не кажется чем-то таким уж жизненно необходимым. Золото, стратегические планы, секретные письма, бекон или лучший в городе луковый суп – макгаффином может быть все что угодно. Главное, чтобы герои хотели им обладать, как говорил Хичкок.
Хичкок объяснял значение макгаффина через анекдот о двух попутчиках в поезде.
– Что за пакет у вас на багажной полке? – спрашивает один попутчик.
– Это макгаффин, – отвечает второй.
– А что такое макгаффин?
– Это такой аппарат для ловли львов в горной Шотландии.
– Но ведь львы в Шотландии не водятся!
– Ну, значит, и я ничего не везу.
Та-да… вот такой хичкоковский юмор. Согласно Хичкоку, лучший макгаффин – тот, в котором нет смысла.
Каждый взрослый, который провел свое детство в эмоциональном неглекте, ищет свой утерянный макгаффин. Только он точно не знает, что именно нужно найти и как это выглядит, оставил ли он это на скамейке в парке или где-то по дороге из сада, где именно начинать поиски и к чему они приведут. Такой человек ищет что-то, руководствуясь только досадным внутренним ощущением, что чего-то не хватает. Вот только чего?
Пока мы охотимся за макгаффином, мы оказываемся в центре как будто бы важных событий. Вот над нами пролетает самолет, как в фильме «К северу через северо-запад» (North by Northwest, 1959), вот мы в винном подвале и ищем доказательства виновности кого-то, как в «Дурной славе» (Notorious, 1946), а вот погружаемся в жизнь соседей, как в «Окне во двор» (Rear Window, 1954). Мы оказываемся поглощены цепью событий и поиском чего-то где-то вовне. Когда ребенок делает вывод, что именно он причина того, что происходит с его взрослым, как раз тогда в его жизни и появляется макгаффин, который тут же исчезает из виду. Значит, его нужно найти, а вместе с ним и причину того, почему ребенок не чувствует себя на своем месте. Причину того, почему он не чувствует своей ценности.
Этот неизвестный макгаффин, который мы пытаемся обнаружить, как недостающий ингредиент в луковом супе. Вроде бы все как надо, но чего-то не хватает. Взрослея, человек ищет этот макгаффин в отношениях, которые при приближении оказываются манипулятивными и унизительными, в гонке за деньгами, которых всегда мало, ищет в свитке Дракона, как в мультфильме «Кунг-фу панда» (Kung Fu Panda, реж. М. Осборн и Дж. Стивенсон, 2008), кольца всевластия, предпринимает другие попытки заполнить дыру от исчезнувшего макгаффина. Но человек ищет не то и не там.
Если не макгаффин, тогда что же нам нужно найти на самом деле?
Глава 2
Сессия. Либо/либо
Если бы на консультацию пришла Ася из сериала «Измены»
Понедельник, 10:00
Когда мне говорят: «Зачем идти к психологу, если можно поговорить с другом?» – я вспоминаю, что делает психолог, пока клиент «просто» делится чем-то во время консультации.
Психолог:
● эмпатически слушает;
● поддерживает;
● помогает рефлексировать;
● проясняет;
● конфронтирует;
● интерпретирует;
● реконструирует;
● анализирует защиты клиента и их «стоимость» в его жизни;
● прослеживает перенос и то, какую пользу для совместной работы можно из него вынести;
● отслеживает свои реакции и так называемый контрперенос, а также то, как сделать свои переживания наиболее эффективными для клиента.
А так, да, почти как обычный разговор с другом…
– Я думала о том, о чем мы говорили в прошлый раз. Об измене Кирилла и о том, как она на меня повлияла, – начала Ася.
После работы с Асей на прошлой неделе нас словно потрепало отбойным течением. Оно возникает у берега и может легко утащить за собой покачивающихся на волнах туристов. И вот люди барахтаются у берега, изо всех сил пытаясь справиться с течением, которое очевидно сильнее их. Эмоциональная отбойная волна: когда ты сначала покачиваешься на волнах беседы, а потом раз – тебя подхватили эмоции и потащили за собой в большой океан. В этот момент ты оказываешься затоплен происходящим, уши словно заливает вода, и сквозь ее толщу не слышно твоего собеседника; тебя снова и снова накрывает волной от сказанных тебе слов и тянет все глубже; ты пытаешься плыть против течения, а оно, негодное, все равно сильнее – и лупишь, лупишь, лупишь любого, кто оказался рядом. В этот момент нам не до чужой точки зрения. Мы не слышим, что именно говорит наш собеседник, потому что наша автономная нервная система по каким-то причинам ушла в режим борьбы. Что-то происходит – а это может быть все что угодно, – и наш рациональный мозг, который способен видеть оттенки и слепые зоны, отключается. На сцену выходит мозг, который считывает любые сигналы как нападение и велит нам идти в атаку. Это и произошло с Асей на той сессии, когда я спросила ее, во что она стала верить после измены ее парня Кирилла, который потом стал ее мужем. Ася начала «лупить» меня, словно утопающий, который дерется с человеком, пришедшим ему на помощь.
В случае отбойного течения главное правило – не пытаться бороться с этой волной. Не сопротивляться ей, а расслабиться – это раз. А во-вторых, нужно плыть не против волны, а в сторону, параллельно берегу. Здесь так же. Чем больше мы будем пытаться бороться с эмоциональной волной и с собеседником, тем больше будем выбиваться из сил в борьбе.
В прошлый раз мы с Асей выплыли. Но я не знала, к чему готовиться сегодня. Продолжим ли мы барахтаться, как тогда, или же консультация пойдет по-другому? Саспенс26, царящий на таких сессиях, не хуже, чем у Хичкока. Я надеюсь, что то, к чему Ася не была готова в прошлый раз, стало более доступным для осознания сегодня. Слава психике и тому, что ее невидимая, но важная терапевтическая стройка продолжается и между сессиями.
– Когда снова в моей жизни появилась подруга Даша, она попросила меня научить ее изменять мужу. Забавно, правда? – издала она смешок. – Дашка просит меня научить ее изменять.
Ася снова хихикнула. Потом громче и еще громче. Ася начала истерически хохотать и хлопать себя по коленкам.
Это тот момент, когда я не могу подключиться к ее «веселью». Я знаю, что Асе сейчас больно. И моя задача здесь – помочь ей увидеть боль за хохотом. Когда Ася успокоилась и потянулась за салфеткой, чтобы вытереть слезы, выступившие от смеха, она сказала:
– Вам не смешно? Тот человек, который сам отлично умеет изменять, приходит ко мне за советом, – снова прыснула смехом Ася.
– Даша ведь была вашей подругой в то время, когда вы жили на даче? То есть в той ситуации вы столкнулись не только с изменой Кирилла, но и с предательством подруги. Двойной удар. Как вы от него оправились? И оправились ли?
– Да нормально я, – отрезала Ася.
«Ну вот, мы снова возвращаемся к привычному “да-нормально-я”». – Я мысленно вздохнула.
– Вы сказали, что думали о том, как на вас повлияла эта измена. Расскажете, к чему пришли?
– Она как из базуки меня прострелила. Вот и хожу теперь дырявая, – посмотрела исподлобья Ася.
– Как вам быть дырявой? – продолжила я удерживать напряжение от этой темы.
– Ну я всегда была такой. А тут просто еще одно напоминание, – пожала она плечами.
– «Вас прострелило как из базуки»… и «вы всегда были такой», – повторила я, чтобы она услышала эти фразы еще раз. – Ася, попробуйте почувствовать эту дыру.
– Вот только не надо мне сейчас: «Почувствуйте эту дыру, представьте ее форму, напишите ей письмо, сожгите, часть закопайте, а часть смойте в унитаз», – спародировала она чей-то тонкий голос. – Вот не надо мне этой чухни, ладно?
– Там еще обычно говорят, что нужно непременно носить юбку, – поддержала я.
– В пол. Да-да, чтобы чувствовать связь с землей, – закатив глаза, кивнула Ася.
«Удивительно, у нас вышла первая совместная шутка», – отметила я.
– Ася, если не хотите писать письма унитазу, то не будем. Но ваша дыра – такой говорящий образ.
– О чем она вам говорит, док?
– О том, что там должно быть много чувств.
– Чувства… – снова закатила она глаза. – Это бабское. Максимум, что мы чувствуем, – это что нам жмут туфли, колготки под юбкой сползли, ну или что грудь бюстгальтером пережало. А все остальное мы додумываем.
– Чувства и эмоции есть у всех, независимо от гендера. Но вы думаете, что если сделать чувства чем-то бабским, то это к вам не будет относиться? – удивилась я.
– Я вообще не понимаю, о чем мы здесь говорим. – Ася посмотрела на часы.
За окном послышался звон городского трамвая. Ася всем видом мне показывала, что вслед за трамваем она была готова проехать и эту остановку, и наш разговор.
Она сегодня была одета в байкерскую куртку, короткие джинсовые шорты и яркие розовые колготки, цвет которых напомнил мне питайю, которая еще известна как драконий фрукт. Он назван так за «чешуйки», которые обволакивают фрукт, словно дракона.
Питайя снаружи яркая и как будто бы острая и твердая из-за своей чешуи, а на самом деле мягкая и по вкусу напоминает кисло-сладкий киви. Но чтобы это узнать, нужно сначала решиться попробовать этот необычный фрукт. Не могу отделаться от ощущения, что и Ася не та, кем хочет казаться.
– Ася, мы говорим о том, что вы пробыли десять лет в отношениях, в которых вам было больно. О том, как вы обросли броней. О том, что эта боль и эта броня влияют на то, как вы чувствуете себя в новых отношениях. И вообще, разрешаете ли вы их себе. Вы отмахиваетесь от чувств и эмоций, но пока вы это делаете, они продолжают на вас влиять. Вот смотрите…
Я показала ей правый кулак, вспомнив лекцию нейробиолога Дэниела Сигела.
Рис. 10. Работа головного мозга, объяснение на руке (1)
– У вас что, новая техника – идти с клиентами в рукопашную? – гнусаво протянула Ася.
– Оставим это на крайний случай. – Я повернула кулак другой стороной. – Это мозг. Похож? – улыбнулась я, развернула пятерню и продолжила.
Рис. 11. Работа головного мозга, объяснение на руке (2)
– Место, где начинается моя рука, – это ствол головного мозга. Он первым собирает все ощущения, идущие от нашего тела. – Продолжая держать ладонь открытой, я следила за интересом Аси. – Дальше эти ощущения идут в лимбическую систему, или наш эмоциональный мозг. – Я загнула большой палец, чтобы показать лимбическую систему, находящуюся в середине мозга. – Лимбическая система уже не просто собирает информацию, она способна давать ей оценку. Но она это делает примитивно: если она считает, что когда-то похожее событие было для нас слишком сложным, она бросает его переработку, выставляет защиты и делает вид, что ничего не происходит. «Зачем волновать хозяйку, если мы и так знаем, что нам с этим не справиться?» – думает она.
Рис. 12. Работа головного мозга, объяснение на руке (3)
Получается, что эта эмоция и отношения с этим событием не доходят до префронтальной коры. – Я закрыла большой палец остальными четырьмя. – Эта эмоция просто варится в лимбической системе, и до сознания информация о ней не доходит. А значит, мы вновь и вновь встречаемся с новыми событиями с прежним ощущением, что они нам не под силу. Без осознания мы не можем найти новые смыслы, мы не можем начать рассказывать себе новые истории про любовь к себе и самоподдержку.
Рис. 13. Работа головного мозга, объяснение на руке (4)
Мы остаемся с историями про то, что «я не справилась» и «я сама виновата». Вы спрашиваете, что мы сейчас с вами делаем? Мы пытаемся вытащить ту эмоцию, тот удар, который пришелся на вашу психику, когда ваш тогда еще парень изменил вам с лучшей подругой. И стараемся понять, что вы стали говорить себе, какие решения вы стали принимать в своей жизни, исходя из того опыта.
Я говорила долго. Во время работы с клиентом для такого монолога должны быть веские причины. Причина была – объяснить Асе, как работает наш мозг. Она рациональный человек, которому нужны рациональные объяснения, а не просто «давайте поговорим о ваших чувствах». И судя по тому, что с ней сейчас происходило, похоже, я говорила не зря. Ася смотрела на ножку моего кресла, сморщив лоб и о чем-то усиленно думая. И ее глаза медленно наполнялись слезами.
– Ася, я вижу, сейчас с вами что-то происходит. Поделитесь?
– Я думаю, во что я верила до Кирилла и с ним. И знаете, разницы-то никакой. Когда Даша спрашивала у меня о правилах измен, я ей сказала: «Главное правило – не пытаться говорить себе, что ты не дерьмо…» Потому что это именно так… – Она рукавом смахнула слезу с щеки. – Я всегда жила именно с таким ощущением.
Ася застыла, размышляя о чем-то.
– Я никогда не верила, что кто-то может меня по-настоящему любить.
Она внезапно вынырнула из своих глубоких мыслей и посмотрела на меня. Без атак, истерического хохота и шуток. Она была сейчас в полном контакте с тем, о чем говорила, а не просто серфила поверх чувств. И я ощущала глубину, на которой она находилась.
– Когда мы поженились, я ждала, что все изменится. Что я стану ему хоть немного интересна. Но его способ – ни о чем не спрашивать – самый мощный. Ни о чем… не… спрашивать… – прошептала Ася. – Это убивает. Медленно. – Словно ножом, она провела пальцем по горлу.
* * *
Интернализация27 вины. Это происходит с жертвами насилия или с людьми, пережившими травмирующие события, когда они уверены, что сами виноваты в произошедшем. Ася уверена, что именно она и ее плохость привели к тому, что Кирилл тогда изменил. А ее измены – это:
● с одной стороны, способ подтвердить свою плохость в своих же глазах: «Смотри, как я еще могу!»;
● с другой стороны, способ справиться с нарастающей тревогой от ощущения своей плохости и попытка хоть немного почувствовать себя в безопасности, пусть не с мужем, так с другими;
● с третьей стороны, это способ получить внимание мужа: «Ну, посмотри же на меня в конце концов!»;
● с четвертой – способ анестезировать свою внутреннюю боль (ведь пока прячешься на балконе у любовника и купаешься в адреналине, думая о том, как бы не попасться в лапы его папаши, можно временно забыть о своей внутренней черной дыре).
Записывая свои соображения после консультации с Асей, я вспомнила мысль врача-психотерапевта и писателя Габора Мате о том, что у человека две потребности: привязанность и аутентичность28; если аутентичность угрожает привязанности между ребенком и его взрослым, аутентичность ребенка как раз первой полетит с обрыва. Ребенок запрограммирован выбирать связь с другими – выбирать привязанность. Ведь связь с другими означает, что у него больше шансов выжить, даже если придется отказаться от части себя. Главное, что физически он выживет. Это приоритет.
Но выбор между привязанностью и аутентичностью как выбор между двумя несущими стенами дома: «Оставить одну сторону или вторую? Хм… Вообще, нам нужны обе, иначе дом развалится. Ну давайте оставим первую – привязанность, а вторую снесем». Но со временем и привязанность тоже начинает стоять криво, ведь где-то внутри мы знаем: «Если ради отношений мне нужно отказаться от себя и выражения своих эмоций, то что же это за отношения?»
Дэниел Сигел, которого я упоминала во время консультации с Асей, в написанной в соавторстве с Тиной Брайсон книге «Да-мозг: как развить в ребенке смелость, любознательность и стойкость» (The Yes Brain: How to Cultivate Courage, Curiosity, and Resilience in Your Child) говорит о треугольнике благополучия. Согласно интерперсональной нейропсихологии – науке, которая изучает совместную работу нашего мозга, разума и отношений, – получается следующее:
● мозг отвечает за внутреннее движение энергии и информации;
● отношения отвечают за движение энергии и информации между людьми;
● разум отвечает за регуляцию энергии и информации, а также за наше сознание и субъективное ощущение «Я – живой».
Выбор между привязанностью и аутентичностью приводит к тому, что во всех трех вершинах этого треугольника начинаются нарушения в движении энергии. Треугольник благополучия теряет свою устойчивость, а наше психологическое здоровье падает, как дом без несущих стен. Медленно, как Пизанская башня, но все же падает.
Рис. 14. Треугольник благополучия
Что я знаю точно: если когда-то и была необходимость делать такой страшный выбор, сегодня мы можем вернуть себе право быть собой. А потом выбирать отношения, в которых нам безопасно. А значит, вопрос «либо отношения, либо я» больше никогда не будет стоять на повестке, потому что без аутентичной меня в принципе не будет никаких отношений. Точка.
Ася, казалось бы, выбирает и отношения, и свою аутентичность, но на самом деле она действует как ребенок, дорвавшийся до шкафа с конфетами: пытается запихнуть как можно больше себе в карманы, чтобы потом умять, сидя под кроватью. Ася набирает себе привязанностей, лишь бы почувствовать себя хоть немного в безопасности. В этих запутанных отношениях с другими она совершенно забыла, какая во всем этом она и насколько она на связи со своими ценностями.
Моя задача – показать ей, что она не плохая, а разная и что она гоняется за бессмысленным макгаффином:
● что она будто научилась ловко жонглировать аутентичностью и близостью, но на самом деле не имеет ни того ни другого;
● что отношения, в которых тебя не видят и медленно убивают, – жестокие отношения;
● что она все же может разрешить себе принимать искреннюю любовь другого и чувствовать себя в безопасности, находясь в отношениях.
Но чтобы она начала это все видеть, ей важно перестать втягиваться в энергозатратные погони и сюжетные перипетии и начать выстраивать поддерживающие и безопасные отношения с самой собой. Так, если убрать гонку за бессмысленным макгаффином, окажется, что способность удерживать и аутентичность, и привязанность – это как раз то, что мы теряем в результате эмоционального неглекта. И как раз это нам и нужно снова найти.
