Читать книгу: «Гальт», страница 3

Девушка увидела, как он бережно – если такое слово вообще применимо для его грубых ручищ – притронулся к своей уродливой кобуре. Но лишь затем, чтобы вытащить нечто, блеснувшее под скупыми лучами солнца. Он поднял руку, сжатую в кулак, и когда она оказалась на уровне глаз послушницы, разжал ладонь.

Зацепленный за палец, в воздухе качнулся изящный кулон. Девушка мгновенно его узнала. Молокосос вертел его в руках на каждом привале. Между створками была втиснута фотография девушки, кажется, его невесты.

Девушка почувствовала неожиданную злость. Догадался ли он хотя бы вытащить фотокарточку

– Астра!

Наставница присовокупила к возгласу звонкий хлопок.

Кобура вздрогнул, словно пойманный на месте преступления. Кулон еще пуще заплясал на цепочке. Рука должна была вот-вот захлопнуться вновь. Но ее движение оборвал взмах тонкой руки.

Украшение перекочевало к новой владелице, а Кобура развернулся на каблуках и отшагнул в сторону.

К наставнице спешила высокая девушка. Видимо, обладательница весьма странного имени. Даже среди послушниц она выделялась ростом, бледностью и высокомерным изяществом.

Она поравнялась с наставницей, и девушка отметила, что в этом и она не дотягивает до своей наставницы.

– Астра, – теперь голос звучал заметно тише. Умеющий слышать – пусть прислушивается. – Я бы не хотела, чтобы мы выглядели перед гостьями избалованными девицами. И я думала, что могу положиться в этом на тебя.

Девица поджала губы и опустила глаза. Весь её вид говорил о степени сожаления.

– Да, наставница, – едва произнесла она и проследовала к подругам.

Те приняли наказ и на свой счет тоже. Так что без лишних напоминаний принялись оправлять платья и уроненный перед гостьями вид.

Когда Астра приблизилась, остальные послушницы шагнули ближе и выстроились возле старшей подруги.

И только избранница Кобуры замешкалась, чтобы смерить её ледяным взглядом.

Сочтя приготовления оконченными, наставница покинула общество Хозяина.

Теперь она оказалась ровно посередине площадки, у каменного вазона. Разделив присутствующих пополам, она заставила их выжидать. Чтобы женщины настоялись в своем любопытстве. А сама брезгливо поднимала на указательном пальце стебли и выискивала в чаше сухие листочки, чтобы скомкать и развеять по ветру.

Не поднимая глаз, она сообщила собравшимся:

– Думаю, вы уже наслышаны о приюте. А дорога к нему дала достаточные обоснования его миссии.

Она обвела глазами пространство вокруг, не отдавая никому из присутствующих предпочтения. Ее слова обращались к самой горе – куску камня, к которому притулился приют.

– Не правда ли, он похож на этот цветок?

С этими словами она извлекла из переплетения листьев и стеблей невесть откуда взявшийся там красный бутон. И откуда только силы взял раскрыться к невидимому солнцу?

– Невзрачный на вид, он не забывает своего предназначения. И цветет в мире, давно утратившем иную красоту. Чтобы хоть как-то оправдать его существование.

Она наклонилась и втянула ноздрями доступный ей одной запах. Её глаза закатились от удовольствия. Ряды собравшихся в едином движении потянулись носами вперед. Всем захотелось ощутить тот же аромат.

Но глаза наставницы распахнулись, абсолютно трезвые. Ни толики наваждения. Острота и решительность.

Она схватила цветок под самой головкой и обломила пальцем бутон. Освободившийся стебель перегнулся через край чаши, желая проститься с цветком. А бутон – подкатился к подолу платья наставницы и затих на камне ярким пятном.

– Мир жесток, – отрезала она.

С такой горестью во взгляде, словно это не она только что обезглавила цветок.

В следующее мгновение грусть испарилась, и на ее бледном лице возникло нечто, напоминающее улыбку.

– Также и наше скромное сестринство, – не оборачиваясь, она обвела послушниц рукой, – все мы носим имена цветов. Чтобы помнить о жертве, которую договорились принести. Для мира, который – я знаю точно! – никогда не оценит её.

Послушницы во главе с Астрой приосанились после этих слов.

– А вы, – наставница провела взглядом по пристяжным, – как будто посчитала по головам, – вы здесь для того, чтобы искупить былые грехи. И поднять голову в служении общему делу.

В продолжении своих же слов она подняла голову и замерла.

Те из присутствующих, что не поддались соблазну прикрыть глаза, воображая собственные судьбы, проследили ее взгляд.

Позади всех оказалась Незнакомка. Ее повозку разгрузили, и она наконец поднялась вслед за ними. И выглядела запыхавшейся. В ее случае это обозначало одно единственное изменение – выбившуюся прядку из собранных в пучок волос.

– Что ж, добро пожаловать. Дабор покажет, где разместиться.

Теперь наставница как будто обращалась к Незнакомке. Та сбила её с мысли своим появлением и оборвала приветственную речь.

– Барышни, – встрял тут как тут Кобура, измученный столь долгим бездействием. – А ну, шевели

Чем именно шевелить, он договорить не решился. Но пристяжные, всё ещё надеявшиеся на кров и горячий обед, упрашивать себя и не заставили.

Глава 5

#1

– Останься.

Не терпящий возражений голос выхватил её на полушаге. Цепочка пристяжных замерла. Каждая приняла приказание на свой счет.

– Дабор, помоги ей с этими, – наставница сделала паузу, словно задумавшись, не вымажет ли и её упоминание вслух цепей и кандалов, – железками.

Хозяин засуетился, размыкая скобы на запястьях девушки.

Освободившийся конец цепи он передал Кобуре, а сам остановился, ожидая нового приказа.

Наставница через мгновение снова обратила на него внимание.

– Чего тебе? – спросила она, но улыбка, едва тронувшая губы, выдала притворство.

Он держал перед собой наручники, приготовленные для девушки.

– А, это.

Теперь наставница улыбнулась по-настоящему.

– Они не понадобятся.

Женщина посмотрела на девушку, спрашивая одними глазами: Так ведь? И разглядев в её взгляде что-то утвердительное, велела:

– Позаботься об остальных гостьях, – произнося это слово, она всякий раз нажимала на него, словно отпечатывая тавро, – а мы тут немного потолкуем.

Она снова повернулась к девушке и сообщила, уже обращаясь только к ней одной:

– Женские секретики.

И улыбнулась такой улыбкой, что девушка едва не вцепилась в руки Хозяина.

– Ты помнишь меня?

Конечно, она ее помнила.

– Нет.

Девушка ответила быстро. Чересчур быстро.

Наставница стояла поодаль. Левой рукой она накрыла запястье правой и то и дело расправляла пальцы. Как будто поймала птицу и с силой удерживала, прижимая к себе.

Девушка еще никогда не видела столь изящных рук. Такие руки заслуживали привилегии никогда не знать работы.

Пальцы вдруг затихли.

Девушка подняла взгляд и увидела глаза, показавшиеся – нет, не холодными даже, – а только остывшими.

– Будем считать, что ты еще не оказалась на моем попечении, – сказали они. – Потому что оказавшиеся там не должны больше лгать.

Она приблизилась к девушке. Подплыла как ладья с выточенной на носу ледяной девой.

– Давай попробуем еще раз. Помнишь меня?

– Да.

Хотела бы она соврать

– Да, – повторила наставница, чуть затягивая слог. Будто высказывала сожаление о том, что это – сущая правда.

Девушка съежилась под ее взглядом, гадая насколько хорошей памятью она обладает.

Но наставница неожиданно подхватила ее под руку и увлекла за собой. Продолжила она уже таким тоном, словно они с тех самых пор оставались закадычными подругами.

– Как я уже сказала, люди там, внизу, чересчур озлоблены. А ты была беззащитным ребенком

Она резко остановилась и повернула девушку к себе лицом.

– Дай руку, – попросила она.

Уж не собирается ли пожалеть

Упрямство взыграло в девушке, и она стояла столбом, испытывая терпение собеседницы.

У наставницы его не оказалось.

Она сама схватила девушку за руку и потянула к себе. Потом перевернула ладонью к солнцу и внимательно разглядела.

Ладонь покрывали шрамы от ожогов.

Наставница принялась поглаживать ее руку, приговаривая:

– Девочка моя. Бедненькая.

Её ласки были неумелы, а кожа оставалась прохладной, сколько бы не докасалась до неё.

Страшась собственной смелости, девушка мягко, но настойчиво забрала руку.

Наставница этого и не заметила.

– Я не смогла пройти мимо, – продолжала она. – Не знаю, помнишь ты или нет, но это я укрыла тебя после пожара, который ты устроила, будучи еще невинным ребенком. И вот передо мной прекрасная юная девушка. В которой – мне хочется надеяться – есть частичка и моей доброй воли.

Девушка поморщилась. Ну почему добрая воля всегда взыскует по старым счетам

Наставница, как показалось, прочла ее мысли.

– Не бойся, – сказала она – да так, что девушке стало не по себе. – Мне довольно и того, что я вижу перед своими глазами.

При этом разглядывала её без всякой застенчивости. И постановила:

– Одной из невест тебе, конечно, не быть. Но у тебя будет собственный путь. И собственное предназначение.

С этими словами она отодвинулась от девушки.

– Не могу пообещать, что поиск пути будет легким. Но мы обязательно его найдем.

#2

Больше всего ей понравилось работать в павильоне.

Так здесь называли клочок земли, огороженный каскадом арок. Единственный, который покрывала трава вместо каменной крошки, каменной гальки, каменных булыжников. Или какого другого калибра каменного покрывала.

Павильон был излюбленным местом невест. Так именовали себя послушницы приюта. И словно в оправдание этого прозвища, они посвящали себя благородной праздности. Чинно разгуливая под сводами павильона или нежась на коротко подстриженном газоне. Который и был работой девушки.

И она исполняла ее со всей тщательностью всякий раз, когда выпадала столь легкая доля.

Уж всяко лучше работ по территории.

Натаскавшись камней под хмурым приглядом Хозяина и его парней, она падала пластом на полу кухни.

Там ее каждый вечер дожидался измотанный собственным долголетием тюфяк. Лучшая постель для очистки голов от непрошенных мыслей. И лучший уравнитель.

Правда над кухней имелись комнаты. Их она обнаружила много позже, потому что в первые недели и не заметила, что у здания есть еще один этаж. Девушка как-то убиралась там и увидела комнаты с двухэтажными нарами. Тесные, но теплые и закрытые.

Она не припомнила, чтобы кого-то из вновь прибывших получил такое ложе. И при новом расселении они превратились в одноместные номера.

Измотанные дорогой, стоя перед откормленными бабами, провонявшими потом, поганой жратвой и мышиным дерьмом, прибывшие не стали роптать. Справедливо решив, что ближе к кухне приятнее жить.

А теперь и жрать расхотелось. Когда перепадали крохи, девушка заставляла себя жевать и сглатывать. Приберегая силы для…, она не имела понятия – чего.

Так что работа в павильоне сходила за выходной. В конце концов, появившаяся вдруг ненависть ко всему зеленому совсем не выглядела проблемой. Скорее, мелкой неприятностью.

К счастью, обслугу не допускали в павильон больше, чем по одной за раз. Чтобы не наскучили своим видом изнеженным невестам. Те, кстати, и не обращали внимания на бродившую неподалеку челядь, что было девушке только на руку.

– Эй, ты!

Раздавшийся голос разнесся по периметру павильона, отвлекая девушку от мыслей. Это был первый порожденный человеком звук за утро. А ей уже начало казаться, что так – глядишь – может и вечер опустится в тишине.

Девушка повернулась на голос и увидела одну из невест – избранницу Кобуры. Та сидела с вышиванием в противоположном конце двора в сопровождении еще одной девушки – совсем молоденькой – и потому казавшейся девочкой в компании зрелой подруги.

– Да, ты, – утвердила она, встретив ответный взгляд. – Не припомню твоего имени.

– Я его не называла.

Девушка постаралась вложить в ответ всю мягкость, на которую был способен голос. И предпочла вернуться к работе, чтобы не спровоцировать ссоры.

На короткие минуты ей показалось, что фокус удался. Но голос послушницы раздался снова:

– Гордая, да?

Девушка повернулась к ней даже быстрее положенного. Словно желая уверить в отсутствии дурного помысла. Гордыня, в которой ее упрекнули, никуда не денется, если не лезть лишний раз на рожон.

Невеста была чудо как хороша. Рядом с мышкой, которой показалась теперь ее младшая подруга, выглядела молодой женщиной. Роскошной, насколько позволяла жалкая лужайка, затерянная среди каменных глыб.

Закрытое серое платье нисколько не скрадывало высокой груди. Золотился на ней подарок Молокососа, великодушно преподнесенный Кобурой. Ровно, без единого отблеска; она держала себя так, что ни на миллиметр не изменила положения тела. Единственное движение – кончик языка, облизнувший губы. Короткое движение, дарившее хоть какую-то надежду.

Встряхнувшись, как от гипноза, девушка отметила, что не одна под него попала. Младшая послушница смотрела с обожанием на свою подругу. И жаждала продолжения.

– Так как тебя зовут? – вновь вступила та.

Девушка замешкалась, прежде чем назвать свое имя. Но послушница и слушать не захотела.

– Нет-нет-нет. Не утруждай себя и нас, – она нажимала на слова, играя на публику. – Ты сейчас не на многое потянешь.

Смерила с ног до головы.

– Пока что будешь Замухрышкой.

Провозгласив это имя, она снова облизнула губы.

Злость, поднявшаяся было в девушке, тут же отхлынула. Как будто расстояние между ними, которое послушница пыталась установить, на деле-то и было не длиннее стиснутых губ.

– Как тебе – годится?

Названная Замухрышкой кивнула собственной мысли, принимая и прозвище.

Младшая еще больше посерела рядом с напористой подругой. Ее красивое лицо казалось неуместным и глупым. Вполне пригодным для шепотка за спиной, но не подходившим для дела.

– Подойди, – не унималась старшая.

Девушка взглянула на треугольный совок, так и оставшийся в руках. Отточенный резать землю и рубить сорняки. Похожие на избалованных девиц. Запачканный грязью, он казался продолжением рук. Но набившаяся ей под ногти земля, так и кричала о том, кто здесь на самом деле сорняк.

Она взглянула на руки невесты и увидела изящные пальцы, не приученные к работе. И ухоженные ногти, выкрашенные в нарушение правил. Но не слишком броско, чтобы не зайти далеко. Чересчур гладкие. Лишь один ноготок оставила она на откуп себе настоящей. Левый мизинец, что чуть заметно подрагивал, не находя себе места. Там линия лака шла неровно.

Неужто кто-то ногти грызет тайком

Позади послышался шорох.

У входа в павильон, привалившись плечом к стене, с интересом наблюдал за ними Кобура. На этот раз пистолета при нем не оказалось. Зато черной лианой вилась по его бедру плеть. Из кухонных разговоров девушка знала, что это был не просто символ власти.

Плечи непроизвольно опустились. Как будто в предчувствии. И она шагнула в сторону девушек.

Изящная рука поднялась ей навстречу, стискивая глиняную кружку.

– Отнеси.

Теперь она еще отчетливее видела покусанный ноготь. И ухмылку, исполненную превосходства.

– Оставьте на траве, и я уберу, когда закончу.

Уводя взгляд в сторону, она заметила, как потускнело лицо противницы. И как округлились глаза ее младшей подруги.

– Да как ты смеешь, – с надрывом заверещала та, впервые обнаружив голос, – ослушаться просьбы невесты.

Она сделала ударение именно на слове просьба. Как будто это сразу сделало претензии обоснованными.

– Фиалка – одна из приближенных наставницы. Для тебя должно быть честью услужить ей хоть чем-то.

– Довольно.

За напускной леностью в голосе Фиалки слышалось удовольствие от слов, отпущенных в ее адрес.

– Ей бы стоило поучиться хорошим манерам, – не унималась подпевала.

Замухрышка так и остановилась чуть в сторонке. Она разглядывала кустики сорняков, решая, в какой первым всадить лопатку. И одновременно делала вид, что не замечает разговора о себе.

– Милая моя, Незабудка

Напускная ласка и снисхождение; только лаской и различалось обхождение Фиалки с подругой и противницей.

– Чего доброго Замухрышка подумает, – мурлыкала она, – что ты оправдываешься перед ней.

– Нисколько.

Незабудка со всей чистотой помыслов продолжала тараторить. Не замечая, что подруге уже успела наскучить эта сценка.

– И вообще, пусть думает, что

– Довольно!

Резкий окрик совпал на излете со звуком расколотой кружки.

Замухрышка взглянула на Фиалку и наконец увидела ее истинное лицо. Чуть опустив голову, та смотрела исподлобья. И из ее глаз сочилась тьма, обрамленная золотом украденного медальона. Ее губы скривились от злости. И единственное, что удерживало ее от броска вперед – ноготь, который она обкусывала, хоть как-то успокаивая взбеленившийся норов.

– Убери. Сейчас же! – прошипела она.

Замухрышка оглянулась на Кобуру. Как будто теперь он был единственным здесь человеком. Но увидела, как он шагнул навстречу, привлеченный шумом. Его рука потянулась к поясу.

На сегодня точно хватит упрямства

Замухрышка присела на одно колено у ног невест и потянулась, чтобы убрать черепки.

Стоило ей замешкаться, как Фиалка высвободила из-под платья изящную ножку и наступила Замухрышке на руку. Та чуть не закричала от боли. Осколки вцепились в кожу, разрывая ладонь.

Как только тяжесть сошла с руки, она отпрянула назад, по-звериному перебирая руками по земле. И уселась на задницу, схватившись здоровой рукой за израненную. Сквозь стиснутые пальцы, смешиваясь с грязью, сочилась кровь и падала крупными каплями наземь.

Очередная засечка на памяти. Как напоминание о том, что никто, черт возьми, не шутит.

Именно эта мысль отпечаталась на всё том же неуместном лице Незабудки. Которое, впрочем, теперь показалось несколько умнее. И когда только набралась

От входа послышался громкий смех.

Стайка послушниц выбралась насладиться погожим деньком.

Большинство девиц разбрелось по павильону. Платья, смутно поблескивающие то там, то тут украшениями. Жалкие шалости, на которые не обращала внимания наставница.

В конце концов, ее подопечные и были только девицами.

Одна из них подошла ближе.

Замухрышка поспешно сунула руку под рабочий передник и поднялась на ноги.

Фиалка вновь обрела себя и восседала на складном стульчике, как на троне.

Незабудка неотрывно смотрела на нее. Губы плотно сжаты, словно удерживали так и не высказанные слова. Кто-то должен был их сорвать. И Замухрышка отчего-то вздумала, что еще не поздно

– Хорошо, что вы тут, – сообщила вновь прибывшая.

– Чего тебе, Лилия?

Невидимая пленка лопнула, и Незабудка спешила выговорить их все:

– Опять лезешь. Мы ничего такого не делали. Шла бы лучше котлы на кухне осматривать.

Девушка пропустила нападки и коротко взглянула по очереди на каждую. Чуть задержав взгляд на Замухрышке. И остановилась на Фиалке.

– Наставница просит к себе.

Фиалка и не пошевелилась. Лишь на мгновение приподнялся уголок губы. Словно ее ничуть не удивляло желание наставницы.

Зато это промедление удивило Лилию. Так что ей пришлось нажать:

– Сейчас.

Фиалка выждала еще мгновение. Этого хватило, чтобы Лилия открыла было рот для нового уточнения. Но прежде, чем оно сошло с губ, Фиалка поднялась.

– Да, пойду сейчас же, – сказала она, передразнивая.

После чего наклонила голову, свидетельствуя почтение: сначала Незабудке, потом Лилии. И последней – Замухрышке. После чего скользнула мимо, почти вплотную к последней, шелестя платьем и расточая запах духов. Еще одна маленькая прихоть

На выходе из павильона так и остался стоять Кобура. Его взгляд встречал плывущую над камнями Фиалку. Полнился религиозным трепетом. Но вместо того, чтобы пасть перед нею на колени, он сдержался и только приложил пальцы к шляпе и поприветствовал кивком.

Пока наблюдали за выходом, Незабудка бесследно растворилась. Словно и могла существовать только в присутствии старшей подруги. Как второе обличье. Или тень.

– Ты как – нормально?

Замухрышка не сразу поняла, что спрашивают у нее.

– Можно я посмотрю?

Лилия указывала на руку, укрытую под передником.

Забота подкупала и даже выглядела искренней. Но сама девушка отчего-то смотрелась несуразно с этой своей помощью. Как дружба, которой не ищешь, а которая липнет к тебе помимо воли.

– Нормально, – процедила Замухрышка.

Но завидев, как Лилия поджала губу, поспешила добавить:

– До свадьбы заживет.

Девушка не сразу поняла. Но когда до нее дошел смысл слов, хохотнула.

– Ты не слушай этих, – взмах руки в неопределенном направлении. – А в ранах я разбираюсь, мне можешь показать.

На ее лице зияла широкая улыбка. Крупные зубы, чуть неровные клыки. Неидеальность прикуса вкупе с открытым лицом отдавали деревенской простотой. В ней все было невпопад. И первое – что она вообще оказалась среди невест. А потому хотя бы не раздражала.

– Я же говорю: нормально.

В этот раз никаких обид.

– Ладно, еще увидимся, – пообещала Лилия.

И упорхнула, даже имени у новой подруги не спросив.