Читать книгу: «Под ласковым солнцем: Там, где ангелам нет места», страница 21
Глава двадцать вторая. «Компания всегда платит по своим долгам»
Спустя сутки. Бретонский Двор.
«Теперь же мы просто обязаны поговорить о статусе государственных служащих, если собираемся строить демократический мир.
Согласно концепции «Развитого Либерализма», принципам гражданского общества и полной открытости всей деятельности органов государства статус государственного служащего должен быть приравнен к самому низкому, среди всех «антисвободных элементов.
Все должны понимать, что слуга государства есть пособник всего тоталитарного и уничижающего Свободную гражданскую волю самовыражения. Они есть порождение подавления наших Свобод и прав. Всё общество должно уставиться и внимательно следить за слугами государства, вплоть до раскрытия подробностей их интимной жизни, ибо даже тогда приспешник тоталитаризма способен помышлять о том, чтобы нарушить наши священные Права и Свободы, которые мы с такой силой отвоёвываем для народного блага.
Но что делать и куда деться нам? Есть ли те места, чтобы прильнуть и найти убежище для душ своих? Согласно концепции «Развитого Либерализма» и активному гражданскому обществу у нас есть либерально-народная бюрократия, которая в своей извечной борьбе противостоит всем прислужникам проклятого тоталитаризма. Именно «Вестники Свободы» должны направить нас к тому, чтобы мы достигли своих целей по установлению Свободы.
А поэтому мы должны искать слуг государства, менять их, скидывать с трона, обменивать и продавать, ибо только тогда государство может кануть во тьму, чтобы концепция «Развитого Либерализма» восторжествовала».
– Письмо от магистра первого уровня Культа Конституции ко всем Корпорациям и социальным организациям.
Город предстал в ослепительной красе, с накинутой пеленой уныния. Утренний ветер, нагоняемый за несколько километров от моря, наполнял свистом и прохладой серую и хмурую площадь. Массивный небосвод над городком представлял удручающее явление. Складывалось такое ощущение, что над головой зависло несколько тонн бетона и свинцового налёта, готовых обрушиться на прекрасный город и засыпать его десятками метров снега.
Городок явился в особом великолепии. Алые, белые, жёлтые и серые дома, выполненные в архитектурном стиле барокко, составили основу этого славного города, ставшим оплотом управления всего Бретонского Двора.
Но ни один дом в столь прекрасном городе не мог сравниться по своей роскоши и помпезности с «Аристократическим Двором» – огромным дворцом, ставшим апофеозом всей роскоши и величия Бретонского Двора.
Регион, ставший во время Великой Европейской Ночи и Континентального Кризиса прибежищем для всех, кто считал себя аристократией, укрепил свои позиции и сегодня предстаёт в особом блеске. Достойный Двор, ставший собранием самых аристократичных особ, и правящий всем регионом направляет средства мудро, насколько это возможно. А столицей Бретонского Двора стал недавно возведённый город «Аургилия».
Но ни смотря на всё красоту и прикрасы города его до краёв наводняли «Вестники Свободы», без устали насаживающие свою точку зрения всему, что способно двигаться. А тех, кто посмел не согласиться, отправляли прямиком в тюрьмы где «во имя становления Свободы в личности» применяли множественные пытки «переубеждения».
Однако, как и для всякого мрачного жанра тут существует своё, чистое противоречие, идущее сквозь аккуратные улочки. По городу, постепенно пробиралась пара человек. Они не держали друг друга за руки, так как это есть «оскорбление чувств ЛГБТПАиПНА» и «пропаганда традиционно-семейных ценностей». Двое, объединённые одной историей и работой расхаживали по главной площади.
Парень и девушка прибывали в полнейшей взаимной душевной гармонии друг с другом, предаваясь общению и обычной прогулке по красивым местам. Только вот всю радость и счастье в своих сердцах они получали далеко не от гуляний по главной площади и визуального совершенства зданий. Души, столь близкие, наполняет светлое ощущение отрады из-за близости друг другу.
– Как тебе город? – Прозвучал мягкий женский голос.
Мужчина повернул голову и с радостью посмотрел на свою спутницу. Не высокого роста с длинными темноватыми волосами, ниспускавшимися локонами до плеч и светлыми кончиками. Одежда прекрасной девушки отражала её физическое совершенство. Женские брюки, отражавшие всю строгость, прекрасно гармонировали с тёмной стильной кофтой, а невысокие каблуки придавали пару сантиметров роста даме.
Как только парень обратил свой взор, на него посмотрели два карих глаза, в которых отразилась вся суть ликования души. Похожие на топазы, они так и лучились радостью, захлёстывающую душу парня. Только одни зеницы, их тёплый взгляд, для мужчины стоили больше чем весь город, в котором они гуляли. Накрашенные губы вновь разверзлись, неся упоительный голос:
– Эрнест, может, ответишь? – И кинув взгляд по сторонам, девушка шутливо и игриво добавила. – Если ты так будешь смотреть на меня, тебя арестует Феминистский Патруль.
– Да мне всё равно. – На выдохе ответил Эрнест. – Эбигейл, если бы ты знала, что только взгляд твоих глаз стоит больше чем всё состояние Аристократического Двора. – И кинув руку в сторону огромного возвышающегося над всеми постройками, дворца с золотыми конусными крышами и флагами, сплетёнными из нитей серебра, меди и бронзы. – Для меня ты ценнее, чем весь этот дворец.
На лице дамы расцвела непроизвольная улыбка.
– Эрнест, ты так мил.
Но внезапно прозвучал громкий хлопок, и раздалась вспышка света, сопровождаемая громким и надменным голосом:
– Так стоп мотор! Отснято!
Вокруг прекрасной пары забегала киносъемочная жизнь. Облачённые в несуразные одежды операторы убирали оборудование со съёмочной площадки. Всю кампанию по съёмки стали моментально сворачивать. Пара человек даже столкнулась, когда перетаскивали аппаратуру в автобус.
– Если сломаете что-нибудь, вырежу из вас органы и продам! Тупые вы животные! – Звучал такой же надменный голос.
Эрнест, Эбигейл отстранились от общего действия, заняв место на самом краю съёмочной площадки. Мужчина, никогда не бывав в городе, направил взор на площадь и стал её рассматривать.
Везде и всюду расхаживали граждане, облачённые преимущественно в арлекинские костюмы венецианской республики или иного государства Нового Времени, или как его называли историки Либеральной Капиталистической Республики – «Время возрождение первобытного либерализма».
– Так, теперь вы!
Пара обернулась, Калгар прекратил созерцание прекрасного и посмотрел в сторону, ища источник звука. К Эбигейл и Эрнесту спешно подходил высокий человек, с обритой головой, похожий на «байкера» словно сошедший с картинок из учебника по истории.
– Да-да, наши актёришки.
– Что вам надобно? – Вежливо задал вопрос Эрнест.
– Отдать вам гонорар. – Хищно посмотрев, злобно сказал мужчина грубым и ржавым голосом. – Вы отлично сыграли. Теперь кампании Культа Конституции, Общества по Притеснению Государства и Комитета по Установлению Анти-гетеросексуальной Свободы пойдут с двойным рвением.
– А как вы нас покажите? – голос девушки играл осуждением и сдержанностью.
– Как я покажу проклятых слуг главного тоталитарного института? Как я предъявлю просвещённой общественности депутатов, якобы борющихся за наши права и Свободу?! Ха! Представьте, что гуляет влюблённая парочка, но это не как у всех нормальных граждан. Все совершенно вменяемые граждане предпочитают пары своего гендера, а тут бац, – яростно жестикулируя руками, пояснял режиссёр, – и мужчина с девушкой, попирающие чувства всех геев, лесбух и других просвещённых «Вестников». – Подняв руку вверх и словно чертя буквы, режиссёр продолжил. – И тут появляется надпись: «Каждый день по статистике несколько разных гендеров появляются на улице в состоянии отношений. Будь с прогрессом найди и доложи о проявлениях гетеросексуальной любви».
– То есть вы против любви мужчины и женщины? – Буря эмоций и негодований плескались через край в душе Эрнеста, ещё грань и он готов с кулаками наброситься на «режиссёра».
– Во-первых, – дёргая пальцем в поучительной манере твердил «человек», – всё цивилизованное общество «Развитого Либерализма» давно отошло от таких понятий, как «мужчина» и «женщина». Будь я проклят, но это нарушает Свободу на выбор гендера, ибо нашими законами Свободы признано уже более ста пятидесяти полов. Во-вторых, два противоположных гендера могут тискать друг друга и проявлять другие мерзостные действия неправильной любви, но делать надо это не в публичном месте. Я даже не буду пояснять вам, почему. Вы же разбираетесь в сортах вашего традиционно-ценностного дерьма? Не так ли?
Эрнест держал себя из последних сил. Он яростно желал взять рядом валяющуюся железную арматуру и месить режиссёра до тех пор, пока его лицо не станет кашей. Калгар прошёл много, начиная от первого явления «свободы проявления» в зале заседания Федерального Сената и заканчивая разделом всего либерального мира Корпорациями. Однако мужчина до сих пор привыкнуть не мог ко всему безумию, что вихрем кружится вокруг него.
Режиссёр отдал деньги девушки и направился к автобусу. Даже сейчас Эрнеста не покидало желание швырнуть ему камень вслед. Депутат уже проклял тот день, когда покинул Восточную Бюрократию и стал свидетелем танцующего безумия, устроившего целый бал в бренных душах.
– Пойдём Эрнест, нам тут делать больше нечего. Может, прогуляемся в центральный парк?
Мужчина залез в карман пальто, нащупав там пару небольших золотых монет. Затем рука Калгара оказалась в брюках, но там пальцы ощутили лишь пустоту.
– Прости, Эбигейл. У меня всего три федерала.
Голуби взмыли, ввысь пролетев над парой, отчего волосы девушки чуть встрепенулись.
– У нас же теперь есть гонорар. – Подняв конверт с деньгами, с эфемерной улыбкой произнесла дама. – Может, на него и сходим?
– Нам же назначили встречу в ресторане «Благородный Стаут». Я думаю нам нужно пойти туда. Сказали, что дело касается нас и двух Корпораций. Похоже, это важно.
– Хорошо, – расстроенным голосом, окинув рассеяно серую главную площадь, согласилась Эбигейл. – Ты прав. Я сама об этом не подумала.
Эрнест не стал более что-нибудь говорить. Он лишь приметил сторону и пошёл вперёд, ступая подошвой туфлей на тонкий, но скрипучий слой снега.
Вокруг стелилась прекрасная картина. Главная площадь носила название «Каменный Сад», ибо всё в ней собрано из камня. Четыре фонтана, брусчатка под ногами, лавочки и клумбы: всё созидалось серым и холодным камнем, никак не намекающим на роскошь и помпезность. Однако в этом и заключалась вся изумительность «Сада».
Эрнест кидал взгляд в разные стороны, но находил лишь камень, которому придали плавные, изящные и текучие формы. Каменные лавочки своими ручками напоминали стальное извилистое литьё. Фонтаны, из которых били водяные потоки, так и сияли искусной резьбой и преображением камня.
Внутри главной площади гуляли очень странные люди. Костюмы их пестрели яркими и цветастыми красками, как будто это италийская аристократия времён возрождения. На лицах многих проходящих повисли маски, предпочитаемые некогда на венецианских балах. Складывалось такое ощущение, будто все горожане сошли с древних картин прямо в этот город. Эрнест находил это «милым помешательством» на древней моде и совершенно безобидным, по сравнению с тем, что творилась в регионах с «Повышенной оценкой Свободы».
– Эбигейл, зачем нас пригласили сюда? Разве всё нельзя решить в «Центре Свободы»?
– Я не знаю, Эрнест. – Свернув с площади, произнесла спутница. – Это воля наших хозяев и воли другой Корпорации. Им зачем-то понадобилось нас вызывать сюда.
– А как ты нашла «Рекламную команду»? – Приложив руку к спине Эбигейл, как бы заставляя её ускориться, вопросил мужчина, обходя лужу.
– Ох, если бы не они, нам пришлось плотить всю сумму за билеты. Самолёты сейчас для всех депутатов дорогие. А вот «Вестники Свободы» и те, кто с ними могут лететь за двадцать процентов от полной цены.
– Сколько они хоть нам заплатили?
– Сто федералов.
– А по местной валюте? – Заворачивая на небольшую улочку, успел задать вопрос Эрнест.
– Около тысячи дертеций. Нам ещё повезло, что мы заключили с ними договор в самолёте. А то бы нас просто…
– Кинули.
Пара, сойдя с узкой дорожки, свернула и провалилась в пространство между плотно прилегающими домами. Подошвы их обуви ступили на небольшую площадку, вымощенную маленькими мраморными плитами. Впереди возникло двухэтажное здание, с белоснежным фасадом, исполненным в архитектурном стиле рококо. Возле входа, представленными двумя светлыми деревянными дверями, обитыми позолотой, гордо, словно вросли две серебряных статуи, изображающих богиню Афину. Рамы окон обивались золотом, отчего обливались светом и играли десятками отблесков.
– Неплохой ресторан. – С чувством культурно-эстетического резонанса выдал мужчина. – Никогда в жизни не видел таких домов.
– Ничего. – Шутливо усмехнулась Эбигейл. – Ты ещё не видел дворец. Вот там можно потерять сознание от количества роскоши. Бретонский Двор это единственный регион, способный держать достоинство.
Пара продолжила путь, и за их спинами оказался порог ресторана. Двери захлопнулись, как бы намекая, что назад пути нет. Эбигейл и Эрнест зашагали и зашли вовнутрь заведения.
– Роскошь превыше всего. – Единственное, что с удивлением высказал Эрнест, увидев окружение.
Стены обивали бархатные бардовые обои, отлично сочетающиеся с чёрными занавесками, касавшимися дорогостоящего деревянного паркета. По углам у окон, под томное освещение, создававшее атмосферу интриги и закрытости, были поставлены столы с длинными креслами, обитыми кожей.
Но пара не успела долго насладиться прекрасным видом ресторана, ибо их тут же окликнули. Сидящих в такое время суток мало, музыка не играла, поэтому парень и девушка быстро сообразили, мгновенно подойдя к самому углу, оказавшись в наиболее затемнённому месту.
– Вот и они. – Произнёс сидящий за креслом мужчина в малиновом пиджаке, улыбнувшись другому парню, уже в синим пиджачке. – Ну, пусть садятся.
– Позвольте представиться. – Тихим, не ощутимым голосом заговорил чернявый, но полный мужчина в синим пиджаке. – Я агент Генерального тотал-Корпарациона, представляю интересы Корпорации.
– Зачем мы понадобились такой Компании? – Сохраняя милое лицо, лживую улыбку и поминая подобранную салфетку, обратила вопрос Эбигейл.
– Дело в том, что Корпорация Единое Торговое Собрание приобрела у нас несколько предприятий в Скандии. Сейчас её капиталов хватило, чтобы оплатить четыре завода и две школы. Осталось пять детских садов, четыре супермаркета, шесть малых магазинов и одна текстильная фабрика. Нам предложили взять за текстильную фабрику человеческим капиталом.
– Вы нас продали? – Возмутился Эрнест с таким негодованием, что все официанты бросили на него неодобрительные взгляды.
Худощавый блондинистый паренёк косо посмотрел на пару, развёл плечами и руки и с чувством исполненного долга гордо произнёс:
– Компания всегда платит по своим долгам.
– И не только деньгами. – Мужчина в синем пиджаке достал несколько листков бумаги и кинул их на стол. – Теперь всё ваше имущество, движимое и недвижимое, которое было вам передано Корпорации и куплено вами на её деньги, теперь принадлежит нам.
– Как? Как это возможно? – В негодовании перебирал листы Калгар. – Все наши вещи стали вашими?
– Поймите, для Корпораций все государственные служащие лишь человеческий капитал, необходимы для удовлетворения воли рынка. Мы, естественно на пару с Культом Конституции, смещаем, выбираем, назначаем, а если и нужно – свергаем слуг государства. Для этого и принимаются законы, делающие вас самих человеческим капиталом, с которым можно сделать всё, что угодно. И это будет называться «независимая диктовка народной воли государству». – Блеснув безумным взглядом, мужчина грозно договорил. – А теперь выбирайте, вы с нами или вернётесь голыми в… никуда?
– Мы с вами, – мило улыбаясь, нащупав ладонь Эрнеста под столом и обхватив её, заключив в объятия, мило ответила Эбигейл. – Компания всегда платит по своим долгам.
Глава двадцать третья. Либерально-племенной строй
На следующий день. Окрестности города Микардо.
«Мы обязаны это сделать, как скорбно это не звучит. Сердца переполняет печаль, а глаза полны слёз. Наш святой долг теперь оградить тех, кто слишком упился свободой и теперь представляет угрозу для тех, кто стремиться построить до конца социум «Развитого Либерализма».
Да, есть такие, кто сошёл не туда, занимаясь развитием всего свободного. Дикие, озлобленные и самые пылкие «Вестники Свободы» полностью отдались раскрепощению и теперь их наполняет чистая, но первобытная Свобода. Это другая ветвь пика развития и эволюции либерализма. Дурная ветвь.
Граждане, не способные больше держать себя под контролем из-за переизбытка Свободы и не способные его контролировать должны быть вывезены за пределы населённых пунктов. Но они ни при каких обстоятельствах не должны быть умерщвлены, ибо всё ещё являются «Вестниками Свободы», только уже в изменённых формах, которые способны нанести вред проявления всяких Свобод у других Вестников.
Сошедшие с пути достижения нами «абсолютного либертинизма» «дикари» должны быть изолированы от всего цивилизованного общества, без особого ущерба им. И пусть таковое исполнится, как бы тяжко мне не было бы писать эти строки».
– Гроссмейстиарий Культа Конституции в послании «Ко всем».
Шёл десятый час. Утро во всю силу торжествовало, готовясь переходить в день, а там и до вечера недалеко. Небосвод над мрачным и потерянным городом оставался таким же неизменным, как и над всем западным побережьем. Химические клубы дыма присоединились к природному капризу, создав толстенную пелену из серых непроницаемых для яркого солнечного света, грузных облаков.
Ветра практически не слышно и не чувствовалось, только разве лёгкие дуновения поднимали в воздух редкие листья и небольшой мусор. И в принципе жители городка уподобились ветру, старавшись не соваться на улицу, прибывая дома или на работе, отдавая последнее здоровье Корпорациям.
Казалось, вся жизнь в городе замедлилась, но как будто бы для равновесия весов, всё действие переместилось в иные места. Сегодня лес возле Микардо обратился в арену главных действий за последние месяцы.
Сотни вольных дружинников, получивших что-то получше старых ружей, несколько сотен наёмников Корпорации и пара десятков добровольцев на краю леса копошились у палаток и передвижных командных пунктов. Вся эта масса при поддержке полка армии и гвардии Культа Конституции готовилась обрушить молот яростного гнева на тех, кто отдался во власть дикарской свободе.
Всё началось вчера вечером. По дороге ехал автобус с делегацией из представителей управляющих членов «Южного Потока» и пары видных чинов из Культа Конституции. Автобус остановился с поломкой – длинным шипом пробило колесо. А дальше всё понеслось, как в заправских боевиках.
Автоматные очереди и десятки хлынувших из кустов существ уже мало похожих на людей, окружили вспышками автобус. Через несколько минут боя всё было кончено. Дикари несколько часов всячески развлекались с телами делегатов, считая это проявлением «Свободы». Как только игрушки надоели, надругательства кончились, а сами растерзанные тела оставили у автобуса, мощными металлическими инструментами пригвоздив делегатов к обшивке автобуса. Они так и пробыли, пока тяжёлый БТР из армейского патруля их не нашёл.
Реакция последовала незамедлительно. Корпорация и Культ Конституции договорились обо всём буквально за несколько минут. Лицензия на истребление всех «Ультралиберальных неодикарей» была выдана через двадцать минут после того, как весть дошла до первого уха в Корпорации. Теперь «Южный Поток» собирался отчистить лес от наводнивших его одичавших либералов.
И большинство собравшихся граждан под городом бились за звонкую монету, ибо знали, что за военные операции Корпорация платит щедро, а за возмездье во имя мести, все цены и стоимость военного ремесла подскакивала в три раза…
Всё же исключения стали неотъемлемой частицей сошедшего с ума мира, словно неизвестный архитектор судеб нуждался в тех, кто пойдёт против всего.
Из болотного цвета палатки выступил выше среднего роста мужчина. Начисто выбритый подбородок и щёки не оставляли никой брутальной растительности, которую любили выращивать «Любовники Одина» в Скандии. Лишь голая кожа, покрытая ссадинами. Довольно размашистые черты лица отражали суть хладной сдержанности, а в нефритовых глазах пламенела холодная ярость, полня ледяного безразличия. Короткий чёрный волос едва блестел из-за того, что голова пару дней не мылась.
Ноги мужчины укрывались в военные сапоги до колен, покрываемые тяжёлыми щитками. Торс защищался пластинчатой термостойкой чёрной как ночь бронёй, которую не брали пули автоматов и плазма. Ноги укутывались в плотные комбинезонистые штаны, способные выдержать ножевой удар и прямой выстрел из пулемёта. Руки закрывали перчатки с бронированными пластинами, с портативным ударостойким компьютером на правой руке. Горло прикрывал горжет, спокойно держащий выстрел из лазерной винтовки.
Шум и суматоха витали вокруг парня, в которой он явился как оплот стабильности. Всё вокруг него суетились, отчего он стал подобен статичному «оку бури» вокруг которого разворачиваются странные действа.
Мужчина оглянулся по сторонам. Палатки, люди в разных: рваных, военных и гражданских одеждах бегали возле него куда-то. Кто-то мог разговаривать в группах, ведя беседу только о своём. Из палаток то и дело спешили показаться пара человек, только цеплявших на себя броню.
Нога, закованная в сапог, ступила на землю, и тут же раздался хруст немногочисленных пожухших листьев. День солнца растопил практически весь снег в лесу, явив свету грязные и мутировавшие, непонятных форм полотна листьев, павших со скрюченных деревьев.
Лёгкие парня втянули воздух, но тут же горло и вся носоглотка прочувствовала першение и горечь, а мозг выдал единственную мысль – воздушные массы слишком загрязнены.
– Э-э-э-стебан!
Мужчина оглянулся в поисках источника звука, который выдал сильно знакомый набор букв. Посреди шума в военном лагере, и суматохи, среди извращённых и скорчившихся деревьев парень узнал знакомые очертания. Именно этот человек, одетый сейчас по военной форме, рассказал ему, как одичали жители Микардо. Как сначала триста человек стали кидаться на горожан, но безумие распространилось подобно яду. И культы, секты, объедения, заигравшиеся со свободой и ставшие серьёзной угрозой для жителей, отправлялись в леса, из которых стали совершаться нападения. Так и появились кордоны, дружинники и жертвы. А потом весь лес вокруг Микардо по заявлению самих дикарей разделился на четыре племени, в котором существовали свои практики проявления «Свободы».
– Эстебан. – Приложив руку к плечу, пол дружески похлопав, начал атлетического телосложения с короткими светлыми волосами карими очами, дружинник. – Вот, как я тогда и обещал, мы выступили против них.
– Хм. – Мрачно ухмыльнулся Командор. – Не думаю, что нас хватит. – Голос Эстебана продавливал душу своей тяжестью. – Их там несколько тысяч. Или десятков тысяч. Будет много жертв.
– А у нас оружие лучше. Ой, не думаю, что самодельные топоры и старые автоматы смогут нам противостоять.
Командор нутром почувствовал браваду знакомого. Эстебан отлично знал это состояние, когда, воодушевлённый новым оружием и жаждой возмездья за потерянных друзей, ты рвёшься в бой, думая, что превосходство на твоей стороне. Очень глупая ошибка, окупаемая литрами крови.
– Эти леса, – указав правой рукой сторону пугающей чащобы начал мужчина, – их дома. Они знают каждый камешек в нём. Я чувствую, бой будет неравным и далеко не в нашу сторону.
– Тогда нам понадобится мужество таких бойцов, как ты. – И, с улыбкой, указав большим пальцем через плечо, дружинник кинул. – Иди, там твой матёрый друг оружие раздаёт.
Эстебан в ответ не проронил никакой эмоции. Он просто двинулся дальше, угрюмо продвигаясь по лагерю. Командор, идя меж палаток, кого только не увидел. И подразделения армии Либеральной Капиталистической Республики, облачённые в сине-голубые пиксельные камуфляжные одежды; местные формирования в бардовой свободной форме, чем-то отдающим духом старины. Гвардия Культа Конституции прибыла в экзоскелетах, сияющих серебром. Сто воинов в костюмах, дающих трёхкратные показатели и неоспоримое преимущество. Пока мужчина шёл, он даже встретил парочку солдат прибывших сюда из соседних с Микардо районов. Ну и помимо всех военных к масштабной операции присоединились вольные дружинники и обычные люди из деревень, которым надоели нападения дикарей, ударившихся в радикальный либерализм.
Командор, проходя через ряды палаток, вышел к местности, отчищенной от деревьев. Всю полянку загромоздили военные грузовики и множество пластиковых, стальных и деревянных ящиков, в которых хранилось вооружение.
По матёрому голосу, наполненному сотнями претензий ко всем разом, вперемешку с нецензурными выражениями, Эстебан узнал Ротмайра, которому Корпорация поручила раздавать оружие и патроны.
– Что ты тут бузишь? – Подойдя к деревянному столу у одного из больших грузовиков, вопросил Командор, смотря на высокого мужчину, облачённого в чёрную военную экипировку, как у спецназа Рейха.
– Ох, твою ж мать, зачем ты согласился на такие условия? Могли бы там работать и хоть в трухлявой лачуге волочить жизнь и прожигать её. А теперь мы окунулись в самое дерьмо, что вылезти из него, благоухая как розы, увы, не получится.
Губы Командора разошлись в улыбке, отдающей болью и бессилием, с тысячей печалями, горящими во взгляде.
– Ты сам помнишь, что Габриеля перебрасывают в Уэльс. А там у нас нет связей, нет знакомых. Для полк-ордена это слишком далеко.
– И? – Скепсис так и лился из одной буквы.
– Нам нужно где-то жить. Что-то есть. Я поговорил с людьми из «Южного Потока». Они обещали нам, если мы поучаствуем в операции, то помощь будет оказана.
– Каким образом? – Оперившись руками на стол, вопросил Ротмайр. – Ты и сам прекрасно знаешь, что там всем крутит другая Корпорация.
– Они обещали обо всём договориться. Сказали: «Если поможешь нам отомстить за наших людей, то мы найдём тебе и твоим ребятам хоть дворец. Это не просто бизнес. Теперь это дело репутации и чести».
– У Корпораций нет чести. – Достав на стол револьвер и тряпку, кинул грубо собеседник. – И зачем ты потащил всех? Этого Верна, Элен и их новых друзей? Твоё же дело касается только Габриеля. – Выдержав двухсекундную паузу, Ротмайр вновь обратил свою речь в уши товарища, искривив лицо в недовольстве, словно съел лимон. – Хотя к тем двум я привык. Зачем нужно было тащить их новых знакомых и девку Габриеля? – Отдав револьвер подошедшему дружиннику, обратился с вопросом мужчина.
– Ротмайр, просто смирись. – Не дрогнув ни одной мышцей на лице, дал ответ парень, сложив руки за спиной.
– Хорошо, что хоть того Алехандро не потащил с собой. А то он совсем сошёл с ума. Я даже думал скинуть его с балкона, когда он укоренный туда вышел.
– Мда, ты прав. – Почесав подбородок, рассудил Командор. – Слава Богу, он решил выйти замуж за своего «Джона» и отправляется с ним теперь в «Центр Свободы». А то пришлось бы его вырубить и вывезти в этот лес, чтобы он за нами не уплёлся.
На пару секунд наступила тишина. Ротмайр обратился к аккуратной чистке электрической винтовки, а Эстебан ушёл в свои мысли, которые довольно быстро развеялись зазвучавшим вопросом:
– Как думаешь, сегодня многие полягут?
– Не знаю. Слишком мало информации. – И повернув корпус, осмотрев копошащихся людей, чистящих оружие, читающих молитву своим богам или просто нервно курящих, Командор заглянул в их глаза, тут же распростёр руку. – Посмотри на них. Они не бойцы. Лишь малая часть здесь воевала. Дикарей за чертой города тысяч двадцать. Это по старым данным.
– Но ведь у нас оружие. – Достав ящик гранат, гордо заявил Ротмайр с бравадой в очах. – Мы покрошим этих чертей самым совершенным вооружением. Лезвия из стали и пороховые автоматы не эффективны против лазеров и плазмы.
– Против тех, в чьём мире мы чужаки, самое совершенное оружие лишь может уровнять шансы. Не более того. Нас тысячи, их десятки. У нас плазма, энергия, а у них безумное либеральное неистовство и знание территории. Сегодня мы встретили достойного противника.
Ротмайр покачал головой и развёл края губ в злобной улыбке так широко, что показались зубы-лыки. Матёрый мужчина пропал под столом и появился через пару секунд, держа в руках чёрный предмет.
– Если ты встретил, достойного противника, то и оружие тебе понадобится подобающее. – Раздался глухой звук соприкосновения дерева и металла. – Проклятье, но это самое совершенное, что мне удалось найти. Корпорация рекомендовала передать это оружие бойцам из Культа Конституции, но пошли они к чёрту, я думаю, тебе это больше понадобится. Те бугаи в консервных банках и так справятся.
Рука Командора коснулась металлического корпуса оружия, со скрипом исследуя каждый сантиметр инструмента войны и её смертельной симфонии. Корпус, магазин, дуло, предохранитель: всё это сильно напоминало древнее оружие производимое в стране, которая славится своим оружием и очень странным народом, которому не чужды крайности и которыми он живёт.
– Это же…
– Да, АК-1. К нему подходит, как и плазменный патрон, как и обычный, так и батарею от плазменной винтовки можно подцепить. Есть подствольный гранатомёт, который способен запускать и небольшие ракеты. В общем, не оружие, а самый настоящий контрабас оркестра военных действий. – Словно заученно произнёс Ротмайр, вытащив к нему боеприпас. – Вот тебе несколько магазинов.
Созерцание Эстебана прервал дикий рёв, разразившийся адским шумом по всему лагерю. Моментом позже к звуку сирены, слившись в единой несуразной музыке, присоединились и вопли воинов, смешанные с чёткими приказами командиров. Бойцы стали строится сквозь ряды деревьев, вставая по стойке смирно.
Командир снял с пояса каску, с прикреплённым к ней противогазом. Чёрные блестящие материалы заменили хладное выражение лица, а на мир теперь смотрели не нефритовые глаза, а два тёмно-синих визора, обрабатывающих массивы информации разом, в том числе и считывая данные с обеспокоенного лица Ротмайра.
Через несколько минут все возможные воины, которых удалось собрать, собрались в одном из четырёх лагерей, раскинутых у города. Шестьсот бойцов, готовых обрушиться на дикарей смотрели на командующего лагерем, готовившись его внимательно выслушать и сорваться в лес.
