Читать книгу: «Под ласковым солнцем: Там, где ангелам нет места», страница 16

Глава шестнадцатая. Прогнившая филигрань управления

Вечер того же дня. Гостиница «Акробат» в «Центре Свободы»

«Для пущей демократичности, мы требуем учредить народные комитеты в нашем Форуме Свободы, то есть в самом Федеральном Сенате. Мы отказываем Федеральному Сенату в его просьбе самому состоять из комитетов и утверждаем, для большего охвата народных масс и привлечения их в управление, необходимо создать комитеты, в которые будут созываться «Вестники Свободы» и помогать решать проблемы Федеральному Сенату, указывая ему на проблемы и редактировать законы.

В чём же суть комитетов, если есть Федеральный Сенат? Форум Свободы, как собрание самых передовых идей и их вершитель, дозволяющий исполнение. Федеральный Сенат это механизм принятия законов, в нашей великой идее «Разделения Властей». Комитеты же есть способ народной регуляции Форума Свободы, чтобы у нас не была республика парламентская, а чтобы наш орган законодательства уравнивался со всеми в своих возможностях.

Да, пожалуй, чтобы больше соответствовать курсу демократичности, народовластия и Свободы, необходимо назначить комитеты, которые станут направлять Федеральный Сенат в его деятельности».

– Послание Партии Сохранения Свободы и Веры в Конституцию при создании Форума Свободы.

Комнатка в гостинице не сияет верхом роскоши и помпезности, однако не уступает в своей практичности. По сравнению со старой гостиничной комнатой, в которой жил раньше её нынешний владелец, это помещение казалось новому постояльцу более практичным и удобным.

В вентиляцию установили специальные ароматизирующие установки, поэтому всё помещение, от потолка, до самых скрытных уголков наполнили щиплющие нос ароматы апельсина и лимона. А множественные кондиционеры работали так настойчиво, что вся комната пропиталась истинной свежестью.

Внезапно в дверь, сколоченную из крепкого дуба, с множеством самых различных узоров и рисунков, постучались. Стук пробежал по всему комнатному пространству, достигая ушей её постояльца.

Не дождавшись ответа, гость решил войти. Золотистая узорчатая дверная ручка припустилась к низу, и петли слегка скрипнули, знаменую то, что в них слишком много грязи, пыли и их пора смазать.

На паркетный пол ступил невысокий каблук красной туфли. Одеяние шаркнуло куском длинной чёрной ткани по полу. Гостья медленно вошла, осматривая комнату, удивляясь её антуражу.

Стены, медленно перетекавшие в потолок, имели коричневый, древесный окрас, отчего складывалось ощущение, словно дама оказалась в лесной дубраве. Потолок и стены не имели чёткой границы перехода, и комната прямо на глазах приобретала мягкие и обтекающие формы. Единственная комната в гостиничном номере не изобилировала помпезными и роскошными вещами, отвечая только принципу практичности.

Взор девушки пал на мебель, со скрупулёзностью изучая всё возможное. В самом углу своё место заняла телевизионная панель-проектор. Её суть заключалась не в трансляции на экран, а создание голограммы высокого качества прямо в воздухе, при возможности отражать её на предметы. Так же, с помощью специальных распознавательных датчиков с голограммой можно активно взаимодействовать, непринуждённо изменяя изображение.

У стены, по правую руку от девушки, место отобрала широкая тисовая двуспальная кровать. Застеленная белоснежным бельём она представляла сущность аккуратности постояльца, ибо кровать он всегда застилал сам. Спальное место предстало столь широким, что между входом и местом у единственного окна, служил единственный узкий проход, сжимаемый размашистым комодом с шестью отделами и умным зеркалом, представленным над ним.

Гостья метнула взгляд в сторону зеркальной поверхности и тут же узнала его. Зеркало «Умка», представило собой наслоение из множества специальных пластинок, работающих и как видеокамера и как преобразователь изображения. Стоило нажать всего несколько кнопок на панели под зеркалом, и оно в секунду исказит изображение под любые нужды владельца.

В комнатке девушка узрела единственное зеркало, занявшее свою позицию рядом с окном, занавешенным тюлями и занавесками.

Внезапно дверь возле телевизора поднялась, забираясь в коричневый кусок стены, издавая истошное звучание механической работы. Когда неотличимая от остальной стены, дверь вобралась, из образовавшегося помещения на тёмно-бардовый ковёр ступил подошвой туфлей, мужчина.

Как только вошедшая девушка разглядела значимые черты его образа: чёрный, вымытый и оттого приобрётший схожесть с сеном, короткий волос, лишь слегка касавшийся уха; утончённые грани лица, гармонично сочетавшиеся с эффектом вытянутости; тонкие губы, под которыми начинала пробиваться волоски аккуратно прибранной бородки; и водянистые светло-голубые глаза, в которых за долгое время зажегся свет надежды, то на её губах, не теряя секунды, расцвела улыбка.

– Почему так долго не открывал? – голос дамы доносил до ушей мужчины игривое и несерьёзное возмущение.

Парень посмотрел на то, как вырядилась его знакомая, отчего ему стало ещё приятнее от встречи с ней. Ничего лишнего или излишне приторного. Неяркие красные туфли касались пола, прикрываемые слегка чёрным платьем. Волосы её закручивались в аккуратные локоны, ниспадавшие на плечи, а карие глаза сияли подводкой и выразительной тушью, что только придавало девушке ощущение таинственности и загадочности.

– Яблоко мыл, – подняв руку, в пальцах которой сжималось алый, налитый и сочный фрукт, по-простому дал ответ мужчина. – Будешь?

Гостья осмотрела мужчину, находя в нём обычного и простого парня, не склонного к показухе, гордыни и самолюбию, которые проявляли гомосеки, чтобы попетушиться перед своими партнёрами. Аккуратная и наглаженная рубашка идеально садилась на нетолстое тело парня, при этом, не заправляясь в брюки, отчего парень казался ещё стройнее. Выглаженные до состояния стрелок брюки накрывали чищеные до блеска туфли.

– Эрнест, конечно буду. – Легко, не завлекая, но игриво и с лёгкой улыбкой дала свой ответ дама, всё продолжая легко улыбаться.

– Хорошо, Эбигейл. Сейчас нарежу и принесу тебе. А ты, пожалуйста, присядь на кресло.

Девушка направилась к креслу. Она пробежала через узкий вход и поспешила расположиться в кресле, обитом приятным гладким кожаным покровом, от прикосновения с которым кожа Эбигейл содрогнулась, а сам разум гостьи поспешил уйти в воспоминания недавнего времени.

Что ж, девушка искренне радовалась тому, какой предстал перед ней Эрнест, ибо первые часы после возвращения из коммуны его лик отразил все уровни девяти кругов Данте, которые описал сам древний поэт.

Эбигейл спросила, что там случилось, но Эрнест дал только один ответ: «Нет больше Маргарет, есть только Марга». Но потом,… похоже, парень смирился с вечной потерей своей жены. Она для него не просто умерла, а потеряна навсегда, ибо есть то, что хуже смерти – продаться либеральным псам, ходящим под знаменем порока. Парень просто принял факт отсутствия жены и стал жить дальше, задвинув неприятную ситуацию в дальний ящик души, забыв про всё это.

– Ох, Эби, осторожнее. – Выйдя из второго помещения и протягивая часть яблока, сказал мужчина. – Оно ещё мокрое. Аккуратней, а то испачкаешься.

– Ой, да ладно. – Забирая блюдце с разрезанным фруктом, бросила Эбигейл. – Лучше расскажи, как тебе эта комната, номер?

– Намного лучше, чем прежний номер.

– Ну, так, Корпорация тебя хвалит. Ты бы знал, как радовались в руководстве, когда узнали, что ты там сделал, а когда пришли последствия. Тебе только одним броском удалось сэкономить несоизмеримое количество денег, – не убирая улыбки, сияя светом счастья из глаз, твердила девушка. – Когда ты рассказал о том, что натворил, я думала, тебя просто уберут с поста парламентёра.

Эрнест усмехнулся. Погрузившись в глубины памяти, он сожалел лишь о том, что выстрелил в разбухшее колено, а не разжиревшую харю, белую от количества принятого кокса.

Как только парень покинул пределы Коммуны, Верховная Мать обратилась к Культу Конституции с десятками претензий и жалоб. А через час все СМИ крутили сюжет, как государственный парламентарий покушался на жизнь женщины, «стоящей на переднем краю обороны Прав и Свобод всех женско-ориентированных гендеров, и ведущая беспрестанную борьбу за них». Были прокручены интервью, с видными политиками и учёными, громко и помпезно говорящими о недопустимости новой вспышки сексизма и женоненавистничества.

Через прогнившие, коррумпированные и пролоббированные нити управления сторонницы феминизма стали проводить митинги во всех городах, отлавливая незадачливых мужчин и мужско-ориентированных гендеров и издеваясь над ними, затравливая и пытая. Органы муниципального и государственного управления заявили, что «так все женщины выражают свою активную гражданскую позицию по животрепещущему вопросу и имеют право на это, так как реализуют право на акт возмездия за притеснение» и ничего предпринимать не собираются, ибо всё в рамках «либеральной традиции» и по концепции «Развитого Либерализма».

Но когда было совершено пара нападений на работников Корпораций, частные войска наёмников Компаний тут же сделали пару вылазок, устроив светопреставление из залпов резиновыми пулями и забросав толпы участниц митинга светошумовыми гранатами. Все выступления и протесты по стране, словно по единой команде, успокоились.

Однако Эрнест в этом конфликте только выиграл. Феминистская Матриархальная Республика, тут же разорвала все контракты и соглашения с Корпорацией, от имени которой в парламенте работал Эрнест, но Компания только ликовала.

Вся суть сводилась к тому, что при выполнении всяких договоров представительницы Скандийского Матриархата заявляли о льготах к себе и даже требовали бесплатного оказания услуг поставок товаров, потому что они женщины и имеют на это Право, как класс угнетаемых. И через прогнившую систему судов, прислужницы Феминизма превращали каждый год для Корпорации в чёрную дыру убытков и трат.

Один точный бросок порвал все контракты разом, освободив Компанию от всех обязательств, но, Корпорации любили заключать договоры так, что если они расторгаются в одностороннем порядке, то за это налагается штраф. И тут же юристы Корпорации принялись заваливать судебными исками Матриархат, уже предвкушая выбить денег.

Тем временем Культ Конституции обратился с прошением остальным Корпорациям с просьбой о начале поставок товаров в тот регион, но все промолчали, и поэтому стал проводиться выборы поставщика. Компании с истинным страхом ожидали его результатов, уже подсчитывая расходы на «лиловую дыру» как называли все Феминистскую Матриархальную Республику.

А Калгар вышел победителем. Его не только не лишили поста в парламенте, но и улучшили условия труда, подняв при этом жалованье в пол раза. На этом ограничились, высказав надежды на дальнейшее плодотворное сотрудничество.

– Не убрали же. – Выпрыгнув из своих мыслей, улыбнувшись, произнёс Эрнест. – Даже похвалили.

– Ничего себе похвалили! – голос Эбигейл наполнился удивлением и радостным восклицанием. – Тебе дали новый номер, подняли жалованье и сняли меня с поста твоего куратора.

– Как сняли? – ошарашено вопросил мужчина. – Этого быть не может. Ты шутишь. Я ещё мало знаю про здешнее устройство, чтобы ты уходила. – В голосе Эрнеста так и метались печаль и негодование.

– Я никуда ни ухожу, – не теряя игривости в словах, загадочности во взгляде, успокоила дама парня. – Меня просто сняли с поста куратора, так как посчитали ненужным мне больше выплачивать зарплату за твоё обучение. Сказали, что ты и так достаточно понял капиталистическую «кухню» парламента.

– То есть ты больше не придёшь? – Меланхолия и нарастающая печаль изобилием лились из души в голос Эрнеста. – На этом всё?

Девушка струнами своей души смогла уловить всю суть уныния в речи, и тут же её дух запротестовал, подавая это под прикрытием фривольности:

– Конечно же, нет, милый. Я и дальше буду ходить. Я же знаю, как тебе нужны познания о парламенте и что тебе ещё предстоит многое узнать о том, как он устроен. Я не могу тебя оставить.

– Ты так добра ко мне… – теплом прозвучали слова, – может, тогда расскажешь о комитетах нашего парламента? Просто я назвал один из них в той коммуне, не зная, что это вообще из себя представляет.

– Хорошо, – вольность из голоса тут же исчезла, перейдя в сухое и даже чёрствое повествование. – Комитеты никогда не входили в Федеральный Сенат, являясь его направляющими, как и для всех трёх ветвей власти.

– То есть? Как можно не входить в него и в тоже время направлять? Это звучит абсурдно.

– Для тебя может и так. Я понимаю, проработав в Восточной Бюрократии, где источник для судебной, законодательной и исполнительной власти един и это Узел, тебе трудно воспринимать идею разделения властей.

– Как власть можно поделить?

– Ох… чувствую, перед рассказом о комитетах тебе придётся рассказать и про разделение властей в Либеральной Капиталистической Республике.

– Ну, расскажи. – Щегольнул Эрнест.

– Суть разделения властей сводится к тому, чтобы мудрость законодательной деятельности, сила исполнительного действия и справедливость судейского решения никогда не преобладали друг над другом и не встречались, ибо это нарушит сам принцип деления.

– Но как такое возможно? Разве содействие органов государства не является залогом его функционирования?

– Не здесь. Культ Конституции точно дал знать, что есть разделение властей. В его понимании это полнейшее отделение ветвей друг от друга, чтобы они исполняли свои обязанности суверенно и в раздельности друг от друга, так как это является основным залогом в утверждении государственной свободы.

– И как это на практике реализуется?

– Всё просто. Все члены федеральных властей отделены друг от друга. Так, по архизакону «О ветвях власти» на службе не один из членов ветви власти не должен пересечься с представителем другой, так как это породит в них желание тотализировать государственную власть. Так, если судья в суде пересечётся с чиновником, не сумевшим вовремя сдать пост, и заговорит с ним, они оба могут отправиться под заключение. А оттуда в тюрьму.

– Похоже на бред.

– Так и есть. В идеи разделения властей всё сводится к тому, что государство нужно разделить на три враждующих между собой института, никак не взаимодействующих, и служащих лишь закону, выполняющих свою работу отдельно друг от друга. И чем дальше они будут друг от друга, то тем «либеральней» станет институт государства.

– И как они работают? Как всё ещё не развалилось? – В голосе вновь зазвучали ноты грубого возмущения. – Так же просто невозможно работать. Нет системы, нет общения. Нет ничего… Есть лишь живущей своей жизнью Федеральный Сенат, независимый Механизм Свободы (Федеральное Правительство) и гуляющее само по себе государственная часть Правосудия Свободы (Верховный Судебный Совет)

– А всё к этому и сводится. – Сложив руки на груди, заявила девушка, доев своё яблоко, поглотив даже косточки. – Знаешь, я всегда вспоминаю слова одного выступающего от Культа Конституции: «Государство – есть главный враг перехода на следующий этап свободы, а поэтому наша задача, как слуг и предтечи Свободы, сделать всё, чтобы управляющие государственные структуры пали и сгнили. Мы будем искать и забивать слуг государства, ибо в этом состоит суть перехода на следующую ступень социальной эволюции». А Главный Частный Институт Социологии провёл исследования, которыми распылял на каждом углу, утверждая, что государство доживает свои последние дни.

– Не понимаю, как можно разложить государство. Как можно разорвать его на три части.

– «Divide et imperia». – С толикой гордости и утвердительности сей слов в бытии, высказалась девушка.

– Разделяй и властвуй. Ну что ты хочешь этим сказать, Эби?

– Сначала, Партия Сохранения Свободы и Веры в Конституцию сделала так, чтобы ветви власти больше друг с другом не общались, сделав их максимально, как можно дальше, отделёнными друг от друга. Она разбила единый государственный механизм, заставив его гнить и агонизировать в собственной беспомощности, называя всё это «Сутью и истинностью правильного понимания идеологии разделения государственной власти». А потом все три ветви по отдельности разрушались. Всё управление прогнило и стало не возможным без частных элементов.

– Хах, – усмехнулся Эрнест, – ты так говоришь, слово эти самые частные элементы паразиты. Я смотрел один фильм, и вот там, – неконтролируемо показывав пальцем на рот, выговорил мужчина, – показывали, как паразит прикрепляется к языку рыбины. Сам орган атрофируется, а его роль выполняет паразит, попутно высасывая кровь из бедной рыбки.

– Умница! – Хлопнув в ладоши, радостно воскликнула Эбигейл. – Только что одним примером описал положение всей нашей действительности. Многие ветви власти не просто облеплены паразитами, убери их и все системы падут, ибо государство настолько ослабело и прогнило, что не способно само справляться с вызовами общества, всё как и задумывала концепция «Развитого Либерализма» с её идей слабого государства. Ты просто молодец. – И выдержав паузу, девушка просительно изрекла. – Только ты не говори никому, что я так выразилась про «Капиталистические Субъекты» и Вестников Свободы». А то… ну ты сам понимаешь.

– Конечно, Эби, можешь на меня положиться. Кстати, а как частные органы вплетаются во власть?

– Легко. Самый яркий пример это судебная система. Верховный Судебный Совет составляют девять судей от государства, двенадцать от корпорации и десятка от организаций «Вестников Свободы». Верховный федеральный судебный орган состоит больше чем на две третьих не из государственных судей. А дальнейшее деление судов на государственные, корпоративные и сообществ. Нет единой судебной системе, ибо «во имя свободы и большей демократичности правосудия» её сделали «общедоступной для всех. – С веянием меланхолией закончила ответ Эбигейл.

– Ну а как правительство? Разве оно так сильно сгнило от этого разделения, что не способно к жизни?

– Правительства в регионах ещё продолжают выживать, дёргаться, цепляться за права, бороться и существовать. Это у вас в Восточной Бюрократии, самой «недемократичной области», остаются сильные полномочия у вашего правительства. Но вот сам Механизм Свободы… он превратился в живого мертвеца.

– Почему?

– Ты хоть знаешь саму министерскую систему?

– Нет.

– Тогда я расскажу, чтобы ты понимал. Во главе всего и вся стоит «Гранд-Министериум», орган управления из всех министров. Среди них выбирается Гранд-министр, следящий за управлением всего министерства. Как следящий… отыгрывает полученные деньги, так как он назначается собранием всех министров.

– А что с ними не так?

– Практически всё. Конституционного министра назначает Культ Конституции, и он проводит только их политику и желание. Министра экономики выбирают все Корпорации, и он диктует только их волю. Министр Гражданского Общества назначается референдумом всех «Вестников Свободы». Министр Проведения Политики Раскрепощения избирается всей страной. Министр Феминизма назначается «Кругом Сестёр». Ну и остаётся на откуп государству только министры экологии, конфедерально-федеральной политике, науки и образования и иностранных дел. Не густо, так ведь? А это я ещё не назвала десятки различных «Вспомогательных» негосударственных организаций, «содействующих демократичной работе Механизма Свободы».

– Чьи это слова? – угрюмо задал вопрос Эрнест. – Опять какого-нибудь конституционалиста-оккультиста?

– Практически. – Слова резонировали об душу бессилием и потухшей злобой. – Он был одним из ЛГБТПАиПНА, а сейчас работает на ассоциацию «Фетишизм без границ и возрастов».

– Вот как… Разносторонний парень.

– Он себя парнем не считает. И девушкой тоже. Это существо само себя назначило «Прогрессирующим транспанантигендером».

– Кем?

– Не заворачивайся, – махнула рукой Эбигейл. – Это бесполая штука, которая совокупляется со всем, что движется. Ах, я забыла, так же это существо заявило, что всё это необходимо для обеспечения народовластия и утверждению демократии. Мол «для того, чтобы усилить в работе институты гражданского общества, обеспечить общедемократический и народно-управленческий принцип, необходимо разделить государственную власть с рынком и свободомыслящим обществом».

– Больше похоже на бред.

– А как ты думаешь, все они приходят к власти? Чем «либеральнее» твои предложения, то тем больше шансов у тебя на уютную должность. И чем больше у тебя «Рейтинг Свободы», тем больше к тебе благосклонно общество и все… «Вестники Свободы».

Эрнест ощущал, как дёргается речь Эбигейл, как она становится всё гневливее и жесточе. Парень чувствовал струнами души, как ярость и злоба распаляются вокруг девушки, да и сама смуглявая кожа, начинает краснеть.

– Успокойся, – тихо, но слышимо вымолвил Эрнест – Давай я принесу тебе… выпить.

– Ох, ты так добр ко мне, но не нужно. Я, наверное, опять слишком разошлась в своих размышлениях? Опять покраснела как сеньор-помидор? – Взор дамы снова заиграл светом, а на губах расцвела игривая и невинная улыбка. – Просто мне тяжело смотреть на всё это. Я выросла в нормальной, семье, где отца зовут папой, а матерью, мамой. В семье, где алкоголь детям дают попробовать несколько капель в шестнадцать лет и то шампанского на новый год. У меня была семья, где нет семейных оргий и «проявлений свободы и прав на удовольствие… где дети содержатся в строгости.

– А где сейчас твоя семья? – Сев на кровать, практически вплотную к девушке, задал вопрос Эрнест.

– Спасибо Корпорации. Отец и мама живут на корпорационном пособии, как почётные работники. Две сестры работают в управлении по документоведению, а брат силовиком в их охране. – И выдавив улыбку, девушка взяла театральную паузу, придя в себя, продолжила с пущей лёгкостью. – Я же тебе обещала рассказать про комитеты, как я могла забыть это. Про самое главное же не сказала.

– Если ты не хочешь, не говори. Лучше давай я заварю чаю, и мы вместе выпьем зелёного успокаивающего?

– Твоя доброта бесконечна, но всё, же, если я обещала, то расскажу.

– Хорошо. Говори.

– О комитетах… Всё дело в том, что они являются не просто направляющими в жизни Форума Свобода, а его управлением. В руки Федерального Сената вложили права принять законы, а формирует повестку для принятия закона комитеты.

– Это как? То есть Форум Свободы это не орган власти, а всего лишь конвейер по изданию новых законов? А те, кто от Корпорации, и мы в том числе, лишь для того, чтобы следить, как бы не приняли закон против наших интересов? Я просто не могу представить сие «чудесную» систему.

– Всё так, как ты сказал. Сам Форум Свободы является государственным лишь в той части, где его есть Законодательный Конгресс. И то, ты убедился на практике, что большая его часть состоит из посланцев от «Вестников Свободы».

– То есть сам Федеральный Сенат истинно-государственный только на четверть? Если палата Регионального Собрания формируется с подачи Корпораций? И его полномочия ещё сильнее уменьшаются комитетами.

– Фактически, всё так, как ты сказал. Именно комитеты формируют повестку дня для парламента. Так же, «во имя избегания контакта между ветвями власти и возможности диктаторского посыла» ни Верховный Судебный Совет, ни Механизм Свободы не имеют право выступать с законодательной инициативой.

– А кто же с ней выступает?

– Тут и гадать нельзя. Только они формируют законопроекты для утверждения или опровержения.

– Комитеты. – Словно разгадывая загадку, произнёс Эрнест, мгновенно перейдя к просьбе. – А расскажи что-нибудь о самих комитетах.

– Если будет стоять выбор между свободой и благополучием людей, они всегда выбирают первое. Я помню, как год тому назад встала острая проблема водоснабжения в ряде посёлков на юге отсюда. Граждане буквально умирали без питья, и от антисанитарии. Появился замечательный законопроект, как улучшить и переделать старые трубы. Проще говоря, ряд законов, посвящённых реформам. Но комитеты, а именно по Антисексизму, по делам Сексуального Просвещения среди Дошкольно-ясельного Уровня и по Социальному Обеспечению «Вестников Свободы», решили направить свободные деньги не на реформы, а на покупку оборудования для казино в Скандийский Матриархат.

– Так что всем закончилось?

– Сорок процентов сельских жителей умерло, остальные решили уйти из тех мест, а Верховные Матери подали жалобу в суд за задержку на четыре часа доставки новых игральных автоматов. Конечно, трубы позже починили, но воды туда не дали до сих пор, потому что никто не готов за неё платить.

– Не слишком «демократичные» комитеты. – Саркастично и язвительно подметил Эрнест.

– Да не то ещё было. Помню, как полгода тому назад необходимо было оперативно разработать поправки к умирающему закону «О социальной помощи гражданам». Поправки требовали несколько миллиардов федералов. Но комитет по Делам Комитетов заявил, что хватит кормить тех, кто не «учувствует в великом деле построения абсолютного либертинизма». Так было отменены все оставшееся

– Так это получается? Все грани и сама суть управления государством прогнили. Всем заправляют в нашей стране комитеты от «Вестников Свободы». Тогда это получается какая-то «Республика Комитетов»…. «Камитетно-корпоративная Республика». – Надсмехаясь над системой, констатировал мужчина.

– Да, Эрнест. Теперь ты понял суть управления всего и всем в Либеральной Капиталистической Республике. Государство гниёт в собственной слабости, а на его всё ещё живом трупе проросли паразиты.

– Уж слишком поэтичное сравнение.

– А другого тут и не применишь. Всё так и есть, как бы не хотели обратного. Эта истина, видимая невооружённым глазом.

– Что ж, – широко разведя края губ в улыбке, – давай я тебе сделаю зелёного чаю.

– Давай. – Согласилась девушка, смотря на то, как спина Эрнеста пропала в кухонном помещении, скрываемся под одной из стен.