Читать книгу: «Мечта», страница 4

дело, а философы с крепкой сердечно-сосудистой системой – это нечто. Минут через семь

я стою на двадцать первом этаже (скрывая небольшую одышку) у большого плаката, где

краской написано: «Добро пожаловать в Эмбрионологию!» И в конце большой красный

смайлик, немного зловещий.

Тимура Плещеева я разыскиваю достаточно быстро. Вернее, не его, а группу, где он

должен сейчас находиться. Дожидаюсь окончания пары и насколько это возможно

задавать вопросы, не отвечая на встречные, выясняю, что его не видели в среднем около

недели. Как это бывает – все путаются в показаниях. Одна согрупница – весьма

габаритная девица, которая у них за старосту, даёт его адрес. Это частный дом в деревне

Измайлово, где-то недалеко. Я загружаю карту – смогу там быть через полчаса с учетом

объезда пробки на МКАДе, из этих получаса десять минут займёт спуск по лестнице. Все

студенты выглядят такими естественными в этих интерьерах двадцатых этажей, что как и

в отношении призм у меня не получается спросить, что же с нижними двадцатью, и

каково это – подниматься ежедневно по винтовой пыльной лестнице на верхотуру на

шпильках.

ПЕРВОЕ СРАЖЕНИЕ

Мы снова в тот самый день в послеобеденном Кусковском парке. Зловещесть если и

не отступила, то не представлялась более сколь-либо важной. Рома объяснил диспозицию:

– Сейчас мы протягиваем по дну этой траншеи заградительную нить. Вон из того

мотка, – показывает на небольшую катушку. – Длины должно хватить до проспекта

Юности – тут около километра. Колпачников каким-то образом рассчитал траектории

движения звероголовых, следующий их марш-бросок ожидается на север и эта

посеребренная нить будет на траектории их движения. Они должны как-то

самораствориться в её энергии.

Энергия энергией, а этот Собачий пруд без собак представлялся мне каким-то

издевательством и двусмысленностью – это же просто лужа, а раз лужа прикидывается

прудом, то и мы можем быть более уязвимы, чем то предусматривается высшей

диспозицией. Вот и эта серебряная нить – защитит ли она от монстров, если я просто

встану по другую сторону? Запивая водку с этикеткой «Проект 307» (в пайке оказалась и

такая) соком из пакета, я оглядывал соседние деревья на тему возможности быстро залезть

на какое-либо из них. Мысль, что если залезу я, то залезут и мои преследователи, меня

тогда не посетила, а через пять минут мне вообще уже стало всё равно. В это

послеобеденное время я обычно вёл по скайпу вебинары по курсу «Как влияет

транссёрфинг на трансвеститов, и кому выгодны трансгенные мутации».

И тут тишину леса прорезал писк. Его издавало устройство, похожее на пейджер и

лежащее около Алисиного вентилятора. «Это наше средство связи» – пояснила она.

Пришло сообщение от телепата нашей группы. Она якобы сидит на крыше какой-то

панельной высотки на юго-востоке, ловит энергетические волны. Сообщение было, как и

весь сегодняшний день, сильно понятным: «Это всё из-за того незакрытого тюбика…

Великий Мангуст появился оттуда. Когда на тюбик попала зелёнка. Бессмысленно

бороться – нужно найти формулу и сбросить в люк. Пытаюсь выяснить координаты люка.

Тоня».

Мы дотянули кабель и вышли на улицу Юности. Меня посещали мысли на тему

наименования улиц – почему в честь юности есть, а в честь старости – нет? Старость что,

29

хуже юности? Если её так дискредитировать даже в названиях улиц – люди ведь так и

будут думать и не хотеть стареть, когда уже пора.

В тот момент, когда всё надоело и захотелось захотеть по домам, Роме позвонил

Колпачников. Включённая громкая связь грохотала на полпарка: «Атака в Вашу сторону.

Спрячьтесь и смотрите на нить, смогут ли они её пройти. Если не смогут – сообщите,

значит, мы нашли эффективный способ. Если пройдут – всё равно как-нибудь сообщите.

Не стойте там кучей, рассредоточьтесь. Минут через десять».

Десять минут – это одновременно и много, и мало. Много, чтобы успеть испугаться,

потом успокоиться, но потом почему-то снова испугаться, хотя вроде уже успокоился. А

вот на то, чтобы подготовиться, как положено – времени мало. Рекомендация «не стоять

кучей» напрягала больше всего. А мог бы и не так прямо указывать, что, скорее всего,

ребята, Вам крышка, но всё равно попробуйте что-нибудь. Началось хаотичное движение,

которое Алиса пыталась как-то разруливать. Трактор и вентилятор спрятали за остановку

на противоположной от парка стороне. Там же под березовой веткой решила укрыться и

Алиса – разумеется, то ещё укрытие – её отовсюду было видно. Кирилл и Рома ушли ещё

дальше – в сторону не то школы, не то поликлиники – они увидели лестницу на крышу.

Как они с этой крыши планировали смотреть сквозь толщу деревьев и затем отчитываться

Колпачникову – непонятно, короче, попросту сбежали. Я же заприметил старую опору

ЛЭП, небольшую, высотой метров в пятнадцать, уже без проводов. Не нашёл ничего

лучшего, чем вскарабкаться по ней. Остановился ближе к верху, в районе крайнего

бокового ответвления. Конструкция была устойчивой, не раскачивалась особенно. От

поднявшегося ветра немного раскачивалась сосна. Ствол сосны находился в метре от

основной несущей конструкции ЛЭП, ствол в этом месте сразу под кроной, то есть

достаточно толстый. Гипотетически можно было бы, держась за ЛЭП, ухватиться за ствол

и встать на высохшие боковые ветви – возможно, получится удержаться. Ноги тряслись

чуть-чуть.

Со своего места я прекрасно видел Алису за остановкой. Она натащила ещё пару

берёзовых веток и более-менее замаскировалась. Ребят за деревьями видно не было. Если

сравнивать диспозиции, моя единственная находилась в парке, то есть на пути движения

звероголовых (если Колпачников ничего не напутал), но зато уже за нитью, которой

хватило прям до асфальта на улице Юности и которую мы успели засыпать, ЛЭП была

метрах в тридцати за нитью. Алисина остановка была прямо через дорогу, но она была на

земле, что мне казалось более уязвимым. Попытался жестами позвать её тоже забраться на

ЛЭП, но она показала пальцем на пейджер, видимо, он мог записывать. Наверное, оттуда

она ожидала, что снимки и/ или звуки будут более впечатляющими. Ну и зря.

По ощущениям от звонка Колпачникова уже прошло более получаса, никак не десять

минут. Я периодически судорожно трогал спринцовку, снова и снова проверял, не выпала

ли она. Зачем-то выключил телефон, хотя он всё равно тут не ловил. Потом снова

включил и опять выключил. Угнездился на боковой балке и опёрся спиной на несущую

конструкцию. Немножко хотелось в туалет, думал, нормально ли будет отсюда. Снова

потрогал спринцовку. Собрался вспомнить какую-нибудь молитву, но в очередной раз

покорил себя за то, что вспоминаю об этом только когда припрёт, и не стал. Тут я заметил,

что Алисы за остановкой уже не было. Ну вот, теперь я тут один, в дурацком жёлтом

костюме, крылья оставлены в нижнем пролёте. Шёл либо конец мая, либо самое начало

июня – весна была поздняя и комары в массовом количестве ещё не появились. Но вот я

вижу не маленьких, а больших комаров, которые вроде бы не кусают, но оттого менее

неприятными не становятся. И вижу сразу троих. А потом ещё двоих. Они просто

пролетают мимо меня, может, нагревшаяся за день металлоконструкция им понравилась.

Алисы до сих пор нет, а больших комаров становится больше. А потом хруст веток внизу.

Как будто целая толпа идёт. Именно оттуда, да. Началось. Спринцовку я уже не трогаю,

встаю на боковину ЛЭП, вцепляюсь в основание и пытаюсь высмотреть кого-нибудь

сквозь стволы деревьев и ветки.

30

Комары неожиданно исчезли, так и не навредив мне. Хруст тоже исчез буквально на

минуту, но тут я увидел нескольких – они стояли метрах в двадцати от того места, где мы

положили нить и смотрели назад. Какие-то тёмно-серые головы, фигуры практически

человеческие, если считать по количеству ног и рук и их расположению относительно

тела. По бокам от головы какие-то щупальца, похожие на дреды. Они торчат из чего-то

похожего на полускафандр или панцирь – началось немного смеркаться, и разглядеть в

деталях отсюда сложно. Но я особо и не разглядывал – мне представлялось, что они могут

почувствовать, что на них кто-то пялится. Уже без надежды глянул на остановку, но

Алиса снова была там, накрывшись, хотя и без особой тщательности, берёзовыми

ветками. Она этих звероголовых тоже видела.

Пока я явно различал троих, нет, вон и четвёртый. Наверное, разведка, судя то тому,

что они, похрюкивая, размахивая руками и тряся головой, пытались что-то транслировать

куда-то назад. Четверо подходят к нашей заградительной нити, немного изучают

присыпанную землёй и дёрном линию (а не заметить её невозможно), делают шаг через

неё. В тот момент, как они зависают над линией, вокруг них образуется какое-то сияние,

но далее ничего не происходит. Они уже на этой стороне заградительной нити, живы и,

вероятно, здоровы. Ещё троё появились на другой стороне. Они все похрюкивают, и если

бы мне не было страшно, то было бы смешно. Скорее так – мне было не так уж и страшно,

даже любопытно, но было какое-то состояние безнадёги и упования на судьбу оттого, что

я не знал, как эту ситуацию контролировать. Может, это и есть основа страха? Нить не

сработала, сработает ли антимонстрин? Да и хватит ли его на всех?

Двое из группы направляются дальше, это значит – ближе ко мне, траектория одного

из них идёт прямо к ЛЭП. Еще пятеро столпились с разных сторон вокруг нити, видимо,

что-то заподозрив, и поливают её какой-то киселеобразной слизью, может, это у них такие

испражнения. Мне же теперь было не до туалета. До ближайшего звероголового всего-то

десять метров по земле и десять вверх. Я не математик, но видимо, в районе пятнадцати

по-прямой. Большие глаза, складки на лице, панцирь-полушлем состоит из двух

половинок и натянут на голову, а по бокам выступают склизкие дреды. Думаю, нечто

подобное я уже видел во второсортных фильмах про пришельцев в ранней молодости, и

не один раз. В общем, он уже ровно подо мной и изучает конструкцию.

Изучает внимательно, трогает мозолистыми руками-лапами, а меня не видит. Или

видит, но не смотрит, чтобы не спугнуть добычу. Я медленно и беззвучно протягиваю

руку в карман за спринцовкой, поворачиваю её верхом вниз, и несколько капель

срываются вниз точно к его голове. Но из-за лёгких порывов ветра туда не попадают.

Тогда я прицеливаюсь с поправкой на ветер и выпускаю небольшую струйку, основная

часть которой попадает на макушку и склизкие дреды звероголового. Мы оба перестали

двигаться. Он на мгновение замер, прекратил изучение сплава конструкции, или что он

там в ней изучал, и поднял морду наверх. Я помахал ему сверху и улыбнулся. Он никуда

не исчез снова. Ни нить, ни антимонстрин. Я вспомнил кадры из телевизора и

приготовился к худшему. Звероголовый наверх лезть не спешил, зато спешил его

подельник, который меня тоже заметил – и лез он по дереву. Вот он поднялся на два, три

метра. Брызгаю в него из спринцовки. Он плюет в меня какой-то жидкостью, но не

попадает, но вот то место на ЛЭПине, куда попали брызги, ничего хорошего не

предвещает – металл плавится. Оба хрюкают, нижний начинает лезть по ЛЭПине. Не

успел я подумать, что спета моя песенка, как оба задымились слегка, потом сильнее,

потом как-то тихонечко пыхнули, как куриная грудка, не прикрытая крышкой в

микроволновке, и рухнули запчастями вниз – от кого-то ботинок пришельца остался, от

кого-то часть полушлема, но от обоих куча вонючей слизи. Слизь пахла так, как будто

метрополитен довели до московского района Капотня. Внизу уже стояла Алиса,

разглядывая слегка дымящиеся останки, те, что были около нити, тоже дымились.

Остальные их подельники разлагались около нити. Сложно было понять, все ли её

перешли, или часть сбежали, но мы с Алисой решили, что в нити было всё дело, а не в

31

антимонстрине – брызгал я только на одного, а переходили нить они вдвоём и примерно

через минуту вспыхнули.

Пока Алиса фотодокументировала остатки, подоспели Кирилл с Ромой. Они как-то

не сильно парились насчёт своего позорного бегства, из чего я сделал вывод, что они

просто действовали по инструкции «не толпиться вместе», либо у них был неведомый мне

высший генеральный план. Алиса отзвонилась Колпачникову, он всё выслушал и дал на

сегодня отбой. Сказал, что ему надо подумать, как эти новые вводные по эффективности

нити использовать. Нас просил оставаться на Востоке – тут в ближайшие часы должно

быть спокойно.

Вечерело. В качестве базы мы решили выбрать мой плацдарм в Перово, благо до

него было около получаса ходьбы. Решили именно пойти пешком, поесть и выспаться.

Дом в деревне Измайлово, в котором якобы проживает Тимур, оказывается

заброшен. Деревянный дом барачного типа на две – три семьи. Окна где-то заколочены,

где то выбиты. Я ещё раз уточняю у навигатора и местной бабки номер. Она припоминает

этого «пацана», говорит, что съехали года три назад.

А в мусорный контейнер я грузил его несколько дней назад – где он жил последние

три года? Забираюсь в дом с тыльной стороны и прохожу сквозь отсутствующую дверь в

требуемую квартиру. Пахнет бомжатиной, и обстановка соответствует. Какие-то

распоротые матрацы, банки с недоеденным содержимым, экскременты в углу. Также

классические пластмассовые куклы с выцарапанными глазами и не со всеми частями тела.

В следующей комнате, она же последняя, прямо на кое-где ещё не отодранных обоях,

написаны стихи. Наподобие:

«Весна. Я долго смотрела вдаль.

Весна сказала, что ты уйдёшь.

Цветы расставлю вокруг сейчас.

Весна будет здесь со мной всегда…»

И та же хрень далее.

Я покидаю здание, звоню Тоне с отчётом и направляюсь куда-то домой в сторону

МКАДа. И снова ловлю себя на мысли, что у меня нет дома. У меня есть де-юре квартира

в собственности, где я прожил много лет. Есть арендованная квартира, которая по праву

моя в определённый диапазон времени. Я могу снять любой гостиничный номер в любой

точке земного шара, а дома у меня всё равно нет. Дом у меня – не место, дом у меня -

состояние. А какое оно – состояние дома – я не знаю. И не уверен, представится ли

случай.

Тут я вижу какую-то вспышку в небе. Такое ощущение, что я становлюсь больше,

вот уже я не вмещаюсь в машину, а теперь я уже совсем большой, качусь по МКАДу, как

по горке, одна половина попы занимает пять внешних полос, другая – пять внутренних.

При этом я становлюсь какого-то чёрного цвета, голову сдавливает громадный шлем и

кругом эта зловонная слизь. И большие комары размером с истребитель.

А потом я слышу лай собак вдалеке. Я в еловом лесу. Поздняя осень. Большая сова

смотрит на меня с ветки. Я иду по тропинке. Влажный пар висит между деревьями

неравномерно. Несколько минут меняются лишь повороты, новые ветви деревьев,

некоторые с ещё висящими на них коричневыми листьями. Выхожу на второстепенную

асфальтированную дорогу. Прямо передо мной луг, а направо вдалеке – огни панельных

домов города. Метрах в пятидесяти от нас подсвеченный дорожный знак –

«ДЗЕРЖИНСКИЙ». Я ступаю на влажный луг и иду по нему на юг. Лают собаки.

32

ИСТОРИЯ ТОНИ. ЭПИЗОД 1.

Наверняка, я не самая правильная девушка.

Разумеется, у меня полно секретов.

Конечно же, я гораздо хуже, чем пытаюсь казаться.

Я помню нашу первую встречу в BZZ – это было так давно… Он рассказал мне о

проекте «Чёрный треугольник». Об этом безумном проекте, где люди засыпают и

умирают во сне. Умирают, если своевременно не приняли наше лекарство. Моя жизнь

была скучна и регламентирована. Она была слишком идеальной, чтобы считаться

полноценной жизнью. Мне не хватало саморазрушения. Мне не хватало власти над

миром. Мне не хватало власти над собой.

И тогда я – прекрасный и добрый человек, решилась на эту авантюру. Он

рассказывал мне об этом проекте с улыбкой, будучи уверенным в своём успехе. В нашем

успехе. Нам нужно будет играть отныне роли, и жить двойными стандартами. Что ж, я к

этому привыкла. Я теперь живу тройными.

Передо мной карандаш и бумага. Я сочиняю сны людей. Я придумываю себя другую.

Я придумала – мне слегка за пятьдесят, у меня лишнего веса под двадцать килограммов. Я

сегодня в красных одеждах, только вышла из салона и захожу в «Елисеевский» за

энергетическим напитком, потому как направляюсь к своему новому любовнику в Тверь.

В Твери тоже есть люди моего вкуса, вот так. В единственном, видимо, экземпляре.

Я никогда не закрываю машину. И квартиру. Именно поэтому меня никогда не

грабили. Я свободна от привычек закрываться от людей, не говоря уже о бытовом скарбе.

Только правильные люди, видя открытый колодец, не боятся упасть в него. Я задумала

приготовить что-то по приезду в Тверь, например, спагетти Джуди, и я выбираю

продукты. Разумеется, у меня не будет никакого настроения посещать тверской общепит и

видеть кого-то ещё. А может и будет. Я терпеть не могу Старую Ленинградку, но люблю

Новую Ригу, поэтому буду на месте не раньше, чем через четыре часа. У меня новые

аудиокниги Чака Паланика на испанском – мне будет, чем заняться.

– Мама, это Ты?

Я неторопливо поворачиваю голову вдоль стеллажа с соусами и вижу своего

повзрослевшего сына. Мы не виделись пару лет уже.

– Привет, Тимур. Как ты поживаешь?

– Я… я даже не знаю. Нормально вроде.

– Тебя что-то тревожит?

– Мама… Да, наверное. У меня проблемы. У меня, и у моей сестры. Свету похитили.

Тимур остался с отцом после нашего развода, тогда ему было десять. Через год у

него появилась другая семья и сестра-ровесница.

– И как я могу помочь? Что значит похитили?

– В общем, я там подрабатывал… Мы серьезно вляпались. Эти люди могут устроить

настоящий апокалипсис. Я узнал об этом, взломал систему и теперь только я знаю код.

По-моему они догадались, ищут меня и похитили Светку в заложники. Что мне делать?

Я выбрала наконец-таки соус, положила его в корзину и вновь повернулась к сыну.

– На улице тебя кто-то караулит? Они знают, что ты здесь?

– Нет, не думаю.

– Тогда сделаем так. Я сейчас спешу. Оставь мне свой телефон, у меня его нет…

или… лучше сам позвони мне завтра. Я что-нибудь придумаю. Деньги нужны?

Я накарябала свой номер на каком-то обрывке и пошла к кассе. Я не рада была этой

встрече. Я не рада, когда мне пытаются навязать ответственность, от которой я давно

отказалась.

33

ЛИНИЯ 2. СНЫ КИРИЛЛА

Я человек достаточно прагматичный и рациональный. Особенно после свалившегося

на меня наследства. Особенно после того, как я выиграл несколько европейских

конкурсов видеоарта. Но это сейчас такой этап. Мне, раз это уже начинает получаться,

хочется выйти с уровня себя на уровень человечества. Возможно, чтобы потом снова

вернуться к себе.

Но вот лет десять назад – иногда кажется, что это было вчера, а иногда как будто бы

это вообще не в моей жизни – я смотрел на мир несколько иначе. Сейчас бы я сказал, что я

не думал о человечестве, я был сфокусирован на внутреннем ощущении от мира. Или от

себя в мире.

Мне тогда часто снились сны. Например, целую неделю один и тот же сон. А потом

начали сниться сериалы. Новая ночь начиналась с того момента, в котором закончилась

предыдущая. Видимо, у меня просто было много времени на сон. Но сны для меня тогда

были во многом важнее и интереснее, чем моя жизнь. Это был такой этап.

НОЧЬ 1

У меня есть подружка Алиса. Красивое имя. А она сама не то, чтобы очень красивая.

У неё красота специфическая, какая-то готическая красота. Нужно с ней пообщаться с

недельку – тогда она уже кажется красивой. Какой-то особенный тонкий шарм и

авторский подход к жизни – это про неё.

В ту ночь она мне позвонила и рассказала, что познакомилась кое с кем.

Рассказывает, соответственно, в первой серии моего сна. Этот кто-то, она говорит, знает

одно интересное место. Оно называется Царство мёртвых кукол (см. Карту к Ночи 1 –

прим. авт.). Он нарисовал Алисе карту входа, и попросил разведать там обстановку. Не

просто обстановку – ему нужен план территории. Алиса купилась понятно на что – она

была прирождённым картографом. Как и я. Нам дай только посоставлять планы

местности. Тем более подземных территорий. Видели в интернете карты Сьян? Наших рук

дело. Ну, может, сейчас какие доработанные появились, но мы в этой картографии в своё

время сильно преуспели.

Алиса сказала, что на схеме, которую ей передали, есть координаты входа и три

комнаты. Вход где-то в районе Ростокинского проезда. Договорились завтра отправляться.

НОЧЬ 2

Следующей ночью мы встречаемся на перекрёстке Ростокинского проезда и

Краснобогатырской. Место аутентичное. Трамваи, везущие воздух, уехали, а скрип

трамвайный повсюду в воздухе. Глухомань тут ночью. Вообще именно в таких местах и

ожидаешь входов в порталы. Мы проходим метров триста вдоль забора и в отмеченном

крестиком месте перелезаем через него. Оказываемся на территории полузаброшенного

предприятия. Какие-то ржавые краны вокруг, в зданиях в отдалении кое-где горит

дежурный свет. Наша история – это заброшенное бомбоубежище. Вход в него находится

среди чахлых кустов и куч мусора. Деревянная двустворчатая дверь покосилась, мы

пролезаем в щель между створками, включаем фонари. Заваленная мусором бетонная

лестница идёт вниз, где располагается приоткрытая герметичная дверь, очень тяжёлая.

Приоткрывая её ещё немного, испачкавшись солидолом, мы внутри. Алиса достаёт карту.

34

35

Бомбарь как бомбарь. Может быть, сотый бомбарь в моей жизни, он в Москве в

каждом квартале есть, и почти все заброшенные. Раньше все, кто проживал вверху, были

обеспечены местом в бомбоубежище. Или должны были быть обеспечены. Ну как вроде

парковочным местом сейчас. Хорошо бы, чтобы были бы обеспечены, а кто-то даже

считает, что это обязанность государства, и покупает машину, не купив парковочное

место. А кто-то строит дома, где нельзя купить парковочное место по причине его

отсутствия, и считает, что и так сгодится. И улицы оттого безрадостно выглядят.

В первой комнате большое количество перевёрнутых столов посредине, сложенные

вдоль стены ржавые трубы. Ничего примечательного.

–‐ Алиса, а почему это Царство здесь? Обычный бомбарь.

–‐ Нет, не обычный. Смотри на изотопометр. (См. Схему «Показания изотопометра»

– прим. авт.)

В моем понимании изотопы – это про что-то другое. У Алисы к руке было

прикреплено квадратное устройство, похожее на часы. Из него торчали в разные стороны

три антеннки.

– Сейчас 1,3 – 1,4 – от единицы до двух – это средние уфологические вибрации.

Значит, что здесь не может быть материализующихся предметов, им на это не хватает

энергии, но потенциальная энергия есть. Это энергия нереализованных желаний.

– Как это?

– Энергия мечтаний, которые не воплотились. Человек мечтая, производит энергию.

Если он достигает большинства своих мечтаний – энергия возвращается во внешнюю

среду. Это как возврат кредита. Можно брать новые и новые, но тогда всё-таки будет

какой-то потолок. Выйти на уровень больших кредитов можно, регулярно отдавая

первоначальные. И потом запрашивая большие.

Алиса снова посмотрела на изотопометр.

– Здесь где-то скрываются люди, не отдавшие кредиты. Намечтавшие и ничего не

сделавшие для того, чтобы свои мечты воплотить.

– Где здесь? В этих трёх комнатах?

– Не уверена. Думаю, чуть дальше.

В конце первой комнаты имелся узкий проход, от которого налево отходили две

небольшие по площади комнатки – в одной на стене висел какой-то плакат с правилами

поведения в бомбоубежище – не разводить костры и прочее, в другой на полу лежали

целые и раздавленные люминесцентные лампы. Штукатурка на стенах в обеих комнатах

потрескалась и облупилась.

В конце маленького коридора находилась ещё одна герметичная дверь, но открыть

её мы не смогли – всё давно заржавело. Алиса бегала со своим изотопометром по всем

комнатам. 1,7 прибор показал у запертой наглухо герметичной двери, но рекорд – 1,8 –

обнаружился ровно по центру первой комнаты, в районе сваленных в кучу и

перевёрнутых столов. Именно от этих столов и фонило. Под ними, прямо на бетонном

полу, лежал массивный металлический лист.

В бомбаре помимо мусора находились метки некоторых игровых проектов – тех, где

по ночам коды надо искать. Я даже нашёл несколько кодов. Тем временем Алиса

озабочено говорила:

– Ну, да, с планом совпадает, три комнаты и коридор. Вроде бы ничего. Но сигнал

показывает, тут что-то есть. Буквально у нас под ногами, а также за той гермодверью.

Возможно, есть другой вход в бомбарь, тогда мы можем оказаться с другой стороны

гермодвери. Знаешь, мне вот только сейчас пришла идея. Это же уфология – тут надо всё

ультрафиолетовыми фонарями просветить. Давай будем считать, что первую вылазку

сделали, энергию засекли, нужно рыть дальше. Завтра приедем сюда с УФ-фонарями.

36

37

НОЧЬ 3

В 23:40 той ночью я лёг спать, а, поскольку засыпал всегда быстро, в 23:42 уже

подъехал на авто (которого у меня тогда не было) на угол Краснобогатырской. Некоторое

время ждал Алису. Неподалеку за забором на работающей территории дымила труба.

Моросил дождь. Машин не было.

Вскоре мы перелезали через забор в прежнем месте. Вовремя, так как, спрыгивая,

заметили приближающуюся патрульную машину. Сегодня мы были вооружены УФ-

фонарями.

Продвигаемся тем же путём. В районе горящих окон стоит фургон и около него

курят и негромко говорят двое. Охранники? Непонятно кто ещё? Мы, пригнувшись,

проскользнули к входу в бомбоубежище. Около входа…

Я не люблю бродячих собак. Сказать честно – я боюсь их. Иногда пытался посчитать

количество своих страхов. Их оказалось немного – но собаки уверенно в первой пятёрке.

Я просто остановился. Алиса же направила в сторону собаки свой изотопометр.

– 1,4, – говорит она. – Это очень странная собака. Она здесь не случайно.

Тем временем псина сделала пару шагов в нашу сторону. Она сильно хромала, как

при полиомиелите. Алиса стала светить на собаку ультрафиолетом, стараясь, чтобы те

двое нас не заметили. Обошла собаку сбоку и сделала мне знак рукой. На грязном

собачьем боку отчётливо значилось “HELP ME!” Сюр начался.

Удивительный момент во всех моих снах-сериалах – это что они всегда начинаются

буднично. Ну вроде как просто ночью залезть в заброшенное бомбоубежище. А потом,

потихонечку так, начинается всякая хрень. Она интересна в тот момент, когда я помню,

что сплю. И чем страшнее мне становится, тем всё более в том же направлении движется

и сюжет. А потом я вдруг забываю, что сплю, и мне уже кажется, что вот она, моя жизнь.

И после ночи, полной хождения по тоннелям, я просыпаюсь с мозолями на ногах. И всё

как-то плоско и предсказуемо, не так как во сне. Я просыпаюсь или засыпаю? Иногда я

хочу наоборот, но… есть свои но… Наверное, так же люди летели в первый раз на Марс.

Где критерии целесообразности этого выбора? Где гарантии, что железо надёжно? Могу

ли я быть уверен, что вернусь? Хочу ли я вернуться? Почему я цепляюсь за эту жизнь,

которая тусклее, чем мои другие миры? Я организую сбор пожертвований в

антинаркотические фонды, а сам пребываю в полной зависимости от своих снов.

Дальше я в комнате дома города похожего на Венецию. Сижу в номере отеля на

четвёртом этаже на площади Санто Стефано или подобной. Внизу разговоры, дурацкий

детский смех, хлопанья ресторанной публики, звуки приборов. Окно открыто, занавеска

колышется от ветра. Я печатаю на клавиатуре эту книгу. Смотрю в окно. Окно разбито.

Штора дырява. Площадь пуста. Башня церкви, которая мне раньше казалась наклонённой,

теперь рухнула. В городе никого нет. Внизу полчища бездомных собак. Но воют они по-

волчьи. В дверь кто-то стучит. Заперта ли дверь? Это какой-то враждебный мир. Мне

нельзя ни туда, ни туда. Но что-то нужно предпринимать. Я беру в минибаре теплый

джин, а потом теплый виски. А потом ругаю себя, что опять выпил, но так всегда. Встаю

на карниз, ногами разгребая осколки стёкол. Течёт кровь, но у меня её много, ещё литров

пять. Прыгаю и машу крыльями. Их же не было – поэтому проваливаюсь вниз – и это

падение у меня на десятку из десяти по шкале счастья, но когда я на уровне второго этажа

– крылья появляются. И не только крылья, а какой-то нелепый куриный костюм. На левой

руке надпись: “Колпачников ТМ, Подколокольный, 12б”. В этом брендированном

костюме я сразу ощущаю себя выше обстоятельств, и взлетаю куда-то вверх, и внизу

мёртвая Венеция или подобное.

38

НОЧЬ 4

Чтобы никого не запутать – это абсолютно та же ночь по факту, где и собака, просто

снится мне это уже в следующий раз. В этом и прелесть моих снов – они яркие и

короткие, минут на двадцать – тридцать, в остальное время я просто сплю.

Собака, прихрамывая, убежала. Мы снова вдвоём у входа. Та же деревянная

покосившаяся дверь наверху, те же заваленные мусором ступени, уже знакомая,

приоткрытая гермодверь (далее буду называть её Гермо 1). В свете УФ фонарей всё

выглядит сильно по-другому. Нет перспективы, зато все мельчайшие детали приобретают

важность. Алиса так и не смогла объяснить, что же именно мы ищем. Мы с ней просто

разделились и стали изучать большую комнату – я стены, она пол и завал из мебели.

Далее переместились в коридор и маленькие комнаты. То, что в первой комнате обычным

фонарём высвечивалось как правила поведения в бомбоубежище, в УФ поверх этих

правил были нарисованы букеты цветов. И ниже подпись: «В моей душе всегда весна».

Тоня же обратила внимание на дыру в полу. Дыра была не вниз, а как бы немного

наискосок рядом с гермодверью (Гермо 2) и уходила под сорок пять градусов правее.

– Тут есть уровень ниже, – сказала Алиса. – И мне кажется, я знаю, где вход. Фонят

не столы, фонит что-то под ними.

Вместе мы вернулись в большую комнату и подошли к мебельным завалам. Алиса

ещё раз померила – было 1,7 – 1,8, как и вчера.

– Думаешь, металлический лист? – спрашиваю я. – Мне он представляется

неподъёмным.

– Надо пробовать.

Мы начали растаскивать мебель. Такое ощущение, что здесь собирались соорудить

большой пионерский костёр из старых столов, но забыли поджечь.

Лист на полу был размером метр на два и толщиной в полсантиметра. Тяжесть

неимоверная. Я решил искать какую-то распорку. Снаружи на бетонной лестнице

обнаружил что-то наподобие кочерги. Мне удалось поддеть её под лист в месте дефекта

пола. Неожиданно заболела рука – дала о себе знать рана предплечья, я даже и не помню,

откуда она у меня, хотя склерозом ранее не страдал. В воспоминаниях – упал на какую-то

арматуру, вокруг было много воды – но место и обстоятельства не могу припомнить. Как

будто это было не со мной. И поэтому была какая-то тревога, что это пока ещё не

случилось, но случится. Такая иррациональная паранойя.

Потихоньку лист отходил в сторону. В определённый момент стало очевидно, что

там внизу действительно есть отверстие. Через десять минут лист был откинут, в проёме