Читать книгу: «Дичь», страница 7
Глава 22
Лежа в его объятиях, я думала о другом.
Не о мужике, а о деле. Говорят, что журналист – это не профессия, журналист – это диагноз! Нормальная современная женщина должна упасть в обморок и позвонить своему терапевту. Занести ему денег и рассказать, что твоя любовь – сталкер, абьюзер беременных и чуть ли не шантажист.
А я лежу, грустно думаю, какой он стал худенький и еще, как сильно его люблю. И так здорово снова чувствовать его запах, упругую силу густых, как щетка, волос. Целовать его губы, грудь, руки, шрам над пупком…
Его руки чувствовать снова на своем теле. И пытаться не потерять контроль. Мне тоже хотелось, но я ему не позволила. Доктор сказал – никаких активностей, только если я все сделаю сама. Бедный доктор, я его довела своими расспросами. Думала, в конце он меня сожжет и распылит пепел над Амуром.
Я вскинулась, резко сев.
– Костя!
– Ммм? – спросил он, как в полудреме.
– Что значит татуировка – со звездами на коленях?
– ХЗ… Вроде бы «не склоню колени перед законом», а что?
– Новый Анькин мужик! У него именно такие звезды наколоты. Что, если он в самом деле убил ее, узнав, что она склонялась перед законом? Убил и спрятал в «газель», а подожгли ее позже. Чтобы не дать ему скрыть с телом?
Костя фыркнул. Может, он – действительно психопат? Он с ней спал, но смерть ее его не волнует. Лишь бесит, как неловкая тень на наших с ним отношениях. Бросающая подозрения тень.
– И что, если ее брат стрелял не в тебя?
– А в кого тогда?
– Ну, ты только не напрягайся, но меня некоторые спрашивали, насколько у меня серьезно с тобой. Я так понимаю из женских форумов, у вас, полицейских, беспорядочный секс – как курение. Что, если твой напарник тоже с ней спал? Ну, может, не один. Может, все по очереди…
Я напряглась, пытаясь вспомнить, как звали тех мудаков, что меня с таким пылом арестовали.
– Ты не помнишь, с кем ты обсуждал отзыв заявления?
Костя медленно, со стоном, повернулся ко мне спиной.
– Спи!
Глава 23
– По-моему, твоей маме я разонравилась, – сказала я, разливая по кружкам чай.
Светлана демонстративно не появлялась и я уже не просто хотела, я рвалась домой. Даже странно было представить, что я могла так к ней привязаться.
– Не обращай внимания, – сказал Костя.
Настроения не было, аппетита тоже. Женщина, которая воспитала единственного сына одна, почти всегда становится его единственной женщиной. Забавно только, что бабушка никогда не рассказывала мне про Костю. Не могли же они со Светланой не обсуждать детей!
Как бы здорово было вернуться сейчас домой, к бабушке. Все на свете узнать у карт, расставить точки над «й» и со всем покончить. Мне всегда становилось легче, когда узнав что мужчина на мне не женится, я вышвыривала его из сердца и памяти.
– Доброе утро! – раздалось за спиной.
– Доброе, – улыбнулся Костя.
Я покрепче села на стул и выдавила приветствие. Светлана меня демонстративно не замечала. Костя вздохнул.
– Мам, если ты пытаешься сделать так, чтоб я ушел из дома, ты на верном пути!
– Ради бога, – откликнулась эта новая, незнакомая женщина. – Интересно даже, на что вы оба будете жить, когда истратите все деньги Александры. Может, Леночка станет меньше пить?
– Нет, Светлана, – сказала я. – Вы будете меньше кушать. Малыш, ты прости меня, но я пойду. Если хочешь, давай вызовем такси и уедем вместе.
– Подожди в комнате, – попросил он.
Я поднялась и вышла.
Нет, я не собиралась подслушивать. Просто стены в панельных домах делали с расчетом на то, что советскому гражданину нечего скрывать от соседей.
– Что ты к ней прицепилась? – по его голосу можно было подумать, это не в первый раз.
– То, что Александра…
– Да нет уже твоей Александры! Ты никогда не думала, что твоя Александра просто боялась остаться на старости лет одна и всеми силами держалась за свою внучку? Уж она-то знала, кто ты и кто я. Но никогда ведь не предложила зайти на чай или в гости! Это ты хорохорилась, когда пыталась позвать меня. Сама она меня точно не приглашала!
– Я никогда не боялась, что останусь одна. Я родила тебя из любви, а не потому, что боялась старости. Может, Александра мне и врала, но… стоило тебе получить твою драгоценную Леночку Николаевну, как ты сразу же схлопотал пулю! Да, я верю, что она в тебя влюблена. Верю, что она – хорошая женщина. Но женщин на свете много, а ты у меня один!
– Мама! – шорох, скрип табуреток, всхлипы.
Я глубоко зажмурилась: что, если она права?
Конечно, баб Шура знала про моего Костика. Просто по какой-то причине не хотела мне говорить?.. Или, ей об этом не говорила сама Светлана?
– Ты у меня один, понимаешь, Костя? И если такова твоя воля, я тебя отпущу. Знай только: если ты вдруг погибнешь, она все равно останется одна. И если бы она тебя любила, она бы сама от тебя ушла.
Я вышла из комнаты, уже полностью одетая.
– Все это прекрасно звучит, дорогая Света, вот только один нюанс. Когда Костя в самом деле был при смерти, вы меня от его постели не отпускали. Знаете, что это говорит? Либо, вы врете Косте, пытаясь нас разлучить. Либо, вы в самом деле верили в эту хрень, когда притворялись мне второй матерью! И пытались сделать все, чтобы он не выжил!
Она выпучила глаза.
– Да как ты смеешь? – она замахнулась, но я без труда перехватила ее ладонь; отшвырнула женщину в сторону.
– Как? Да вот так! Это не вы, случайно, грохнули нашу Аннушку? Идеальное преступление: полицейский пытается скрыться от алиментов. Сколько бы он выжил в колонии?.. Вот только зачем? Наш Костя – миллиардер, который может завещать вам наследство? Аннушка могла бы пузом что-то отжать? – я перевела дух, пытаясь анализировать, что именно тут несла им, но попытка не удалась. – Что вам дала бы смерть сына? Почему вы пытаетесь от него избавиться?
Она замолчала, вытаращив глаза.
– Квартира, – выдохнул Костя, вдруг. – Господи, мам. Серьезно? Из-за квартиры?!
– Я посвятила тебе всю жизнь! Я умоляла тебя продать квартиру и переехать. Сочи, Краснодар, да хотя бы Владивосток… К морю, я всегда хотела уехать к морю! Это я родила тебя, я тебя выносила! Я так надеялась, что хотя бы ты будешь ценить меня больше, чем твой отец. Но нет, ты вцепился в эту вот никчемную алкашку и только ею одной и грезил!
Костя гневно сжал губы и покачал головой.
– Это ты обвинила меня в смерти Анки перед тем дураком? Ты, мама?!
– Да, я! Теперь это лишь вопрос времени, когда он расскажет… Все лишь из-за тебя! – ее глаза буквально выстрелили мне в лицо ненавистью. – Надеюсь, вы оба сдохнете в нищете, вы, жалкие никому не нужные идиоты! Ты испоганил мне жизнь, а ты – забрала!..
– Я не просил рожать меня! А ты могла бы уступить меня моему отцу!
– И потерять даже эту малость, что он мне дал?.. Эту сраную, на тебя записанную, квартиру?
Она уже совсем странно выговаривала слова и Костя крикнул мне:
– Господи, да ты что-то приняла! Лена, вызывай «скорую»!
– Нет! – прошипела Светлана, пытаясь ухватить меня за руку.
Я вывернулась.
Да, моя радость, да!
Глава 24
Странные это были похороны.
Только мы двое. Справка от психиатра. Священник. Я смотрела на бледный профиль в ярко-красном гробу и застывшее словно от удара, тело. Патологоанатомы так и не смогли ее как следует распрямить…
Конечно, были признания брата Дичи, были какие-то разборки в суде, но мы все сделали, чтобы никто на свете не узнал правду.
Бедная мамочка на радостях не могла уснуть. По ошибке приняла не тот препарат и… бедный, несчастный Костя!
Смерть не пожелала покинуть наш дом без жертвы!
Мучает ли меня совесть за то, что Дичь-брат загремел пожизненно? Нет. Совсем! Я не из числа благородных душ, я не подставляю другую щеку. Он меня разве пожалел, когда в красках расписывал сатанинские ритуалы, для которых мне потребовалась кровь «деток»?
Все сделал, чтоб меня посадили за оскорбление чувств верующих.
Впрочем, мне теперь совершенно не до него. Костя ужасно мучается; это страшно – узнать, что родная мать тебя ненавидела. Причем, настолько, чтобы хотеть убить. И мне приходится отыгрывать роль психолога: к настоящему он обратиться не может.
Первые дни он просто плакал и спрашивал «Почему?!», а я молча гладила его по голове и спине, пока он не засыпает. Возможно, это самовнушение, но Костя говорит, что ему это помогает.
Пройдет время, раны затянется. Мальчик станет мужчиной и, скорее всего уйдет. Он все же не шестилетка, чтобы снова и снова плакать у меня на руках. А я отпущу его, как всегда отпускала. И даже не стану, наверное, убивать его беременную жену.
Вот только иногда, по ночам, я словно вижу стоящую надо мной Светлану. Она улыбается и грозит мне пальцем.
– Ты его не возьмешь!
Однажды, в один из хмурых октябрьских дней, я понимаю, задержка – это не ранний климакс. Это беременность. Я в панике, я не знаю, что должна делать. Конечно, первая мысль – аборт! Я уже не в том возрасте, чтобы самостоятельно заботиться о ребенке, а мои родители – старики. Но Костя ее отец, – это уж наверняка будет девочка.
Он имеет права о ней узнать.
Костя приходит с работы, молча обнимает меня. Целует, долго не отстраняется.
– Ты очень странная в последние дни. Я тебя измотал своими истериками… Ты хочешь со мной расстаться? Если так, то скажи. Я справлюсь! Ты меня уже дважды вылечила.
– Я беременна, – отвечаю я, отстранившись.
Смотрю в его обалдевшие зелено-карие глаза. На лице начинает проступать радостная улыбка. И мой Костя начинает улыбаться в ответ.
– Вот так вот! – говорит он, опустившись передо мной на колени. – Ну, привет, Сабрина!
– Почему именно Сабрина? – говорю я, по привычке запуская пальцы в Костины волосы.
– Потому что Сабрина – Маленькая ведьма, – говорит он, уткнувшись лицом мне в живот. – Большая у меня уже есть.
