Читать книгу: «Кукушка на суку. Акт второй», страница 2
– Кому звонить? – поинтересовалась она.
– Сначала в службу спасения, а затем своим родителям, – проинструктировала её Марина.
Девушка в нерешительности замерла с телефоном в руках:
– А какой здесь номер службы спасения?
– Понятия не имею, – пожал я плечами. – Посмотри в интернете.
Виола попыталась войти в глобальную сеть, но безрезультатно:
– Блин, здесь вообще связь никакая. Одна палочка то появляется, то пропадает.
Она стала ходить кругами в поисках лучшего приёма сигнала. Минут через пять Сухарецкой это надоело:
– Если появится хоть какая-то связь, лучше сразу звони по телефону. Интернет всегда хуже ловится. Набирай «112». Скорее всего здесь всё, как у нас.
Но и звонок по телефону никак не хотел пробиваться. Наконец гудок прошёл, и девушка буквально закричала, как будто от громкости голоса что-то зависело:
– Алё! Алё! Вы меня слышите?
В трубке прозвучало что-то нечленораздельное, возможно по-казахски, но, может, и по-русски.
– Вы слышите меня? – продолжала вопить Виола. – Это служба спасения? Алё?
Наконец ей ответили. Из-за низкого качества связи женский голос говорил прерывисто, но его можно было понять:
– Это единый номер экстренной оперативной службы. Что у вас случилось?
– Мы попали в аварию… Блин, опять отвалилась.
Связь то появлялась, то пропадала. Тем не менее диалог продолжался. Если сложить всё вместе, содержание его было примерно таким:
– Вас плохо слышно. Что произошло?
– Мы попали в аварию.
– На машине?
– Да!
– Где вы находитесь?
– Откуда я знаю?
– Если вы не назовёте место, мы не сможем вам помочь.
– Мы находимся в степи.
– Если бы вы сказали, что находитесь в лесу, я бы смогла понять, где вас искать. Это Казахстан всё-таки. Какой район?
– Я не знаю.
– По какой дороге вы ехали?
– Я не знаю!
– Куда вы ехали?
– Я не знаю!
– Вы там все обкуренные что ли, или хулиганите?
– Нет! Почему вы мне не верите?
– Какая-то цель поездки у вас всё же была?
– Да! Мы ехали на съёмки.
– Вы девушка по вызову?
– Да вы что? Что вы себе позволяете? Я актриса.
«Угу, – мысленно прокомментировал я, – актриса из погорелого театра. И на самом деле из «погорелого». Да, уж, не смешно».
– Хорошо, извините. Но где должны были происходить эти ваши съёмки?
Сухарецкая не вытерпела и забрала телефон:
– Алё, девушка. Вот дьявол, опять отвалилась связь. Алё! Слышите меня?
– Я вас внимательно слушаю.
– Мы не знаем точного места назначения. Об этом знал только водитель. Но он погиб. Тем не менее, мне известно, что съёмки должны проходить на плато Устюрт, в долине каменных красных шаров и в котловине Жыгылган. Чёрт, связи нет!
Она передала айфон мне.
– Аккумулятор сел, – констатировал я и язвительно уставился на свою партнёршу по съёмкам: – Ещё бы! Она весь полёт не отрывалась от экрана. Вот что за болезнь: круглые сутки пялиться в монитор?! Болезнь блондинок и прыщавых пацанов.
Виола неожиданно громко парировала, брызгая слюной мне в лицо:
– А твой телефон где? Я-то хоть и разряженный, но всё же догадалась из машины прихватить. А некоторые слишком умные кинозвёзды даже на такое не способны. Умник!
– И что толку, что ты его прихватила? Теперь таскай по этой каменной пустыне. А я налегке пойду. Красотка!
– Всё, брейк! – Сухарецкая развела нас руками. – А то сейчас вцепитесь друг в друга. Лучше давайте решим, что нам делать дальше. Есть хоть какие-то мысли по этому поводу?
Да, на вид всё просто и очевидно, но вопрос, всё же, не из разряда досужих. Первые мысли по этому поводу высказала Виола:
– Я думаю, что нам надо ждать.
Я вновь взорвался:
– Чего ждать? Когда твой папочка прилетит в розовом, украшенном стразами вертолёте? Блонди!
– Да хотя бы и так! – «обожаемая» мной партнёрша тоже не сдерживала себя, по крайней мере в громкости голоса. – А, может, служба спасения определит наше место по звонку. Дебил!
– Ага! Они уже сейчас сориентировали всю спутниковую группировку мира на это место, кучей столпились у мониторов и восхищаются твоим гламурным видом и красотой! Помаши им в ответ своими фальшивыми ресницами!
– Ша! – Марина вновь сделала характерное для рефери по боксу движение рук. – Разойдитесь по углам! Ты что предлагаешь? – ткнула она пальцем в мою грудь.
– У нас нет пищи. А сколько придётся ждать – неизвестно. Судя по слабым следам этой партизанской тропы контрабандистов, здесь мало кто ездит. Возможно, Саня и был тем единственным сумасшедшим водилой, который накатал эту колею, – указал я на слабые следы степной дороги. – Но пища – это полбеды. Полная беда придёт тогда, когда в ближайшие три часа нас не спасут. Днём мы сгорим на солнце, а ночью замёрзнем. Это сегодня утром мы погрелись рядом с горящей машиной. А завтра? И на чём мы будем спать? Стоя как лошади? Земля ночью станет ледяной.
Марина молча кивала головой. Виола уставилась куда-то в горизонт и, как мне показалось, слушала космическую музыку, передаваемую ей лично по межгалактическому каналу связи. Никто не перебивал, поэтому я продолжил излагать реальную правду нашего будущего бытия:
– И самое страшное – это отсутствие воды. Уже к обеду мы вкусим все прелести, в кавычках, наслаждения умирающего от жажды человека. Это страшное состояние. Как медицинский работник я уверенно могу констатировать – наши мучения будут жуткими. Описать симптомы умирающего от жажды?
– Не надо. Ещё что-то?
– Да вроде – нет. Я достаточно аргументировал свою позицию.
– Угу, угу, – Сухарецкая сделала шаг в сторону, заломила руки за спину и развернулась к нам лицом: – Обе позиции имеют под собой достаточно крепкое основание. Но одно исключает другое. Поэтому, когда выяснится, что мы приняли неверное решение, воплей с вашей стороны не избежать. Предлагаю, чтобы не допускать будущих эксцессов, проголосовать. Это серьёзное решение. Оно касается нашего здоровья, а, возможно, и жизни. Согласны? – мы дружно кивнули, – Голосуем: кто за то, чтобы вернуться к шоссе?
Я вытянул руку и не отпускал её, всё время задирая выше и выше.
– А кто за то, чтобы ждать помощи на месте?
Виола, видя, что Марина не проголосовала вместе со мной, аккуратненько приподняла свою холёную ручку и язвительно уставилась на меня, скорчив противную гримасу. Но Сухарецкая не выказала женскую солидарность. Вернее, не выказала её так, как ожидала Виола.
– Трудно принимать чью-то сторону. Сложный выбор. Я предлагаю остаться и ждать, – гламурная партнёрша сложила ручки на груди и смотрела на меня торжествующим взглядом, явно выражавшим вопрос-посыл: «Что, съел?». – Но ждать только до двух часов дня. Если никто не появится к этому времени, возвращаться к шоссе, – она указала на выщербленную в каменистой степи колею.
Эпизод девятнадцатый
В краю аспидов
И мы остались. Сначала мы сидели на камнях на краю оврага и смотрели, как догорает машина. Нам не очень-то хотелось созерцать это мрачное зрелище. Но деваться было некуда. Только в небольшом радиусе вокруг сгоревшего джипа камни были хоть немного тёплыми. Чуть в стороне – практически ледяными. А просто так стоять столбом несколько часов трудно. Ноги не казённые. Через пару часов, когда камни, разогретые пожаром, остыли, а остальные ещё не нагрелись солнцем, нам всё же пришлось принять вертикальное положение. Но затем солнце нагрело всю пустыню, и мы могли сидеть на любых каменюгах. К обеду они уже подпаливали наши мягкие округлости. Просто так на них уже было не присесть. Солнце не просто нагрело пространство – оно осветило жизнь. Сначала мы увидели ящерок, взбирающихся на возвышенности, чтобы прогреть свои остывшие за ночь хладнокровные тела. Следом появились насекомые и пауки. А уже затем Виола своим визгом распугала всю эту незамысловатую пустынную жизнь:
– Змея! – при этом она отпрыгнула и спряталась за мою спину, ухватившись за крепкие мужские плечи.
Угу, куда подевались все твои понты? И кто ты после этого? Ясно кто: обыкновенная внутримкадовская красотка, считающая, что она предел совершенства и весь мир создан таким, каким она его видит с детства.
Сухарецкая практически не шелохнулась, когда змея проползла в метре от её ног. Ползучая тварь, то ли была глухой, то ли слишком вялой после холодной ночи, то ли решила, что не сможет проглотить никого из нас целиком. Скользя узким и длинным телом, она шустро скрылась за большим камнем. Марина Юрьевна равнодушно произнесла:
– Это стрелка. Или, как её ещё называют: стрела-змея. Они обычны для Средней Азии.
– Она ядовита? – всё ещё взволновано переспросила героиня будущих съёмок.
– В принципе, да, – равнодушно пожала плечами женщина. – Местное население их боится, считает, что стрелка способна в прыжке мгновенно наброситься на человека и укусить его прямо в шею или сердце. Но это всё мифы – никчёмные поверья неграмотных людей, приписывающих некоторым животным фантастические способности. Укус стрелки не опасен для человека. Она питается в основном ящерицами и мелкими грызунами, которых способна проглотить. Если попусту не беспокоить змей, то они никогда не нападут первыми. Не беспокоить никого – это закон для всех, кто оказался в пустыне.
– Как я ненавижу всех этих змей и пауков. Бр-р-р! – не унималась Виола. – А что будет если она укусит?
– Да ничего не будет. Поболит и рассосётся. В худшем случае, поднимется температура. В совсем худшем – потеря сознания, паралич, поражение лёгких и нервной системы. Но я не помню на своём веку ни одного случая, чтобы укус стрелки привёл к летальному исходу. Стрелка – это не гюрза и даже не гадюка.
– «Гюрза»? – переспросила Виола. – Я что-то слышала об этих змеях. Они тоже здесь водятся?
– Водятся, но не в таком количестве, как стрелки, – успокоила Сухарецкая.
– Ай! – девушка даже взвизгнула и вновь спряталась за моей спиной. – У-а-а! Это что за гадость?
В двух метрах от нас на верхушку камня шустро взобрался лохматый паук светло-жёлтого цвета.
– Это сольпуга, называемая в Средней Азии фалангой. Этот паук больно кусает, но он не ядовит. Их здесь ещё больше, чем стрелок. Так что, привыкайте.
– «Привыкать»? Фу!
– Повторюсь, фаланги не ядовиты. А вот каракурты, скорпионы и тарантулы, наоборот, очень опасны и ядовиты.
– Ой, мамочка. Они тоже здесь водятся?
– Да, водятся. Это пустыня, Солнце моё. Опасное место для человека.
– А если меня укусит кто-нибудь из них?
– Не укусит, если ты сама не станешь на них нападать.
– А если я не замечу и нечаянно обижу?
– Ой, Виола, если бы да кабы. Будь внимательной.
– Но всё же, если меня укусит, тогда что? Смерть?
– Вот когда укусит, тогда и будем решать эту задачу, как тебя спасти. А пока стой на месте и не рыпайся. Самый опасный паук в этих местах – каракурт. Он меня однажды кусал уже, но ничего, я стою рядом с тобой и разговариваю.
– Больница была рядом?
– Не было никого. Мы в десятом классе в поход ходили с биологом нашим. В палатке ночевали. Понимаешь? Дети ночевали в палатке. А ты взрослая дама пищишь от страха.
– И что, вам яд высосали?
– Яд каракурта нельзя высасывать. Тот, кто это сделает, тоже отравится. Этот яд воздействует одинаково и через кровь, и через пищеварительную систему. Николай Игнатьевич, так звали нашего учителя, приложил спичку к ранке. А затем зажёг вторую и поднёс к первой. Вот, видишь, точку? – Сухарецкая указала на подъём стопы, на котором и на самом деле виднелось пятнышко величиной с горошину. – Было больно, но без каких-либо последствий. Правда говорят, что такой способ эффективен в течении первых нескольких минут, пока яд не стал распространяться по крови человека.
– Кошмар! Жуть, какая. Марина Юрьевна, откуда вы всё это знаете? – удивление девушки было неподдельным.
– Предположим, не всё. Но секрет прост: я родилась в Фергане.
– В «Фергане»?
– Это город в Узбекистане.
– Среди узбеков? Ужас. Как вы там оказались?
– Не только среди узбеков. Русских в Фергане было не меньше, чем узбеков. Были ещё украинцы, азербайджанцы, евреи. Много кого.
– Они и сейчас там живут? – удивилась Виола.
– Нет, – грустно ухмыльнулась Марина, – вряд ли. Ох, Солнце моё, всё так быстро меняется. И так быстро воспринимается за константу, как будто всё так всегда и было. А между тем, Фергану построили русские.
– «Русские»?
– Видишь, как ты удивляешься. Современный стереотип ты воспринимаешь, как непреложную истину. Да, русские. И до революции этот город назывался Скобелев, в честь русского генерала, который и был первооснователем Ферганы. А уже в советское время город получил нынешнее название. В Средней Азии множество городов основано русскими: Алма-Ата – бывшее название Верный, Бишкек, население которого, когда я в нём бывала в советское время, преимущественно было русским, Гурьев, теперь его называют что-то типа Атырау, хотя там испокон веку жили русские, основавшие его ещё при царе Горохе. Да, много таких городов. Вот мы прилетели сюда в какой город?
– Актау.
– Изначально он назывался Шевченко. Переименован казахами в 1991 году. Здесь тоже преимущественно жили не казахи, а русские. И где они сейчас? Ты их видела? Так что не всё было так, как нам рисуется в нашу бытность. Поэтому надо уметь видеть не только глазами, но и мозгом.
– Почему же все оттуда сбежали? – не унималась любознательная девочка.
– По многим причинам, которые не очень в наше время афишируют. Всё, Солнце моё, экскурс закончен.
– У-у-у. О чём-то говорить же надо. Тут сдохнешь, пока помощи дождёшься, – молодая собеседница капризно надула губки. – А! Я поняла! Совок рухнул и вас выпустили из этой ужасной Азии.
Сухарецкая помолчала, как бы вспоминая молодость и детство, произнесла несколько глубокомысленно:
– Да-да, всё рухнуло, всё полетело в тартарары. Ты права, Солнце моё. Но жили мы до этого неплохо. Я бы даже сказала – хорошо. Родители мои служили в русском драматическом театре Ферганы. В том самом, которым долгие годы руководил Гаврила Данилович, отец Александра Абдулова.
– Того самого?
– «Того самого». Саша тоже работал в нём на заре своей биографии. В фойе театра висела фотография, где он в пятилетнем возрасте участвует в постановке популярной в то время пьесы «Кремлёвские курсанты». Я эту фотку рассматривала в деталях тысячу раз, когда приходила к родителям на работу.
– Вы его знали?
– Знала, конечно. Его в Фергане все знали и следили за его успехами. Но, естественно, что мы с ним не дружили. Слишком большая разница в возрасте. В Фергане я его видела в последний раз на похоронах отца в 1980 году. Саше было двадцать семь или двадцать шесть, а мне десять лет едва исполнилось. Но в Москве, благодаря землячеству и кинематографу, мы общались, не скажу, что часто, но систематически.
– Класс! Какие люди! Удивительно, как тесен мир!
– Соглашусь. Так вот, жили мы хорошо. Даже очень хорошо. И я до сих пор считаю это время счастливейшим в своей жизни.
Женщина вздохнула.
– Но ведь во времена совка ничего не было: магазины пустые, а люди получали крохи.
– Не хочу спорить – это бесполезное занятие. Скажу только, что слово «совок» я впервые услышала в начале девяностых, когда всё уже развалилось. В наше время его никто не употреблял.
– А как называли тогда?
– Обычно: СССР, Советский союз. В газетах ещё писали: «Страна социализма».
– «Социализма» … – это же жуткий античеловеческий строй, идеология рабства.
– Нормальная идеология. Хорошая. Даже замечательная. Просто она не учла всего один малюсенький, но существенный фактор.
– Какой это?
– Человеческий. Так уж устроены люди: с их грехами и потребностями. Низы не желают работать ради эфемерного всеобщего счастья будущих поколений. Они не хотят ждать. Им нужно всё сейчас и побольше. А верхи не готовы просто так руководить даже ради самой великой человеческой идеи всеобъемлющего равноправия и благоденствия. Иерархия и положение в обществе их быстро развращает, превращая в жадную, эгоистичную и самовлюблённую элиту. Всё! Больше ни слова об этом! Я не хочу вести этот диспут ни с тобой, ни с кем-то другим!
– Жаль, как-то же надо время убить.
– Давай лучше поговорим о кино или вон, хотя бы о мальчиках, – она кивнула на меня.
– Фи! Чего о нём говорить? Он и так перед нами прозрачен, как рыбка в банке.
Я ухмыльнулся и покрутил головой – как быстро женщины ставят штамп:
– Там внизу лежит искорёженный джип со сгоревшим в нём Сашкой. Мы практически голые в этой жуткой пустыне с её фантастическими суточными перепадами температуры. У нас нет ни еды, ни воды, никто не знает где мы. Мы этого и сами не знаем. Вдобавок под ногами ползают страшно ядовитые аспиды. Но если двум женщинам суждено было встретиться даже в таких жутких условиях – то почему бы не потрепаться о мужиках? Что скажешь – красава!
– Ой, ой, ой! Вот только не надо включать ваш гендерный эгоцентризм. Видали мы мужиков: ни рыба, ни мясо. И каждый готов примазаться к кошельку женской особи.
– И не только женской.
– Что? – не поняла она мой последний выпад.
– Ничего. Это я так, для полноты картинки. Просто хочу сказать, что альфонсы, паразиты, рыбы прилипалы и т.д. – это особи без явных гендерных признаков. Они бывают любого пола. Могу только сказать: жаль, но ты сама в этом виновата.
– В чём это я виновата?
– Виновата в том, что заводишь романы с пустышками. Значит, ты не лучше их. Или настолько глупа, что не можешь разобраться в сущности приближённого к тебе человека.
– А ты значит, не такой?
– Я сроду самого себя ни с кем не обсуждал. С чего ты взяла, что тебе это позволено? Ты мне кто?
– Никто! Нет – это ты «господин Никто» и звать тебя «Никак».
– Почему ты каждый раз нарываешься на грубость?
– Я нарываюсь? Да у тебя самого изо рта только дерьмо лезет.
– Жаль, что ты женщина.
– «Жаль»? А то, что? Ты бы меня ударил? На словах с бабами вы все герои. Ну? Что молчишь? Нечем крыть?
– Ша! – вновь взвыла Сухарецкая. – Вы меня уже достали! Согласна! Я согласна! Давайте разговаривать о социализме, коммунизме, капитализме, феодализме или любом другом «изме». Только бы не слушать вашу грызню.
– Не надо ни о каком «изме» – идиотизме, ради бога, – сказал я покровительственно значимым слогом. – Не до того сейчас. Пока вы здесь трепались ни о чём, ваш никчемный «прилипала к женскому кошельку» работал.
– Что-о-о? – пренебрежительно выдавила из себя Виола. – Работничек! Уж не перегрелся ли ты на жарком казахском солнце?
Пока они болтали, а солнце всходило всё выше и выше, я подбирал наиболее веские аргументы для нашего отступления к шоссе. Но в какой-то момент мой глаз заметил небольшой проблеск. Что это такое – понять было трудно. Источник находился где-то в пустыне, в той стороне, куда уползал овраг, на краю которого мы расположились. Сияние было слабым, но по мере подъёма солнца над горизонтом, оно, как мне показалось, усиливалось. Я подошёл вплотную к Сухарецкой:
– Марина Юрьевна, вы тоже это видите. Или у меня глюки?
– Да, что-то блестит, – согласилась она, глядя по направлению моей руки. – Может, машина?
– Возможно. Но в таком случае, она стоит – отблеск не мигает.
Мы все уставились в сторону источника сияния, пытаясь рассмотреть что-то позитивное для нас. Но уже через пару минут солнечный зайчик стал таять и в конце концов потух окончательно. Виола громко выпустила воздух из надутых щёк:
– Наверное какой-то блуждающий по степи казах разбил бутылку с кумысом, а мы, как дураки, стоим и пялимся.
– Может быть, Солнце моё, ты и права. Но я бы всё же проверила.
– Всё бросим и попрёмся неизвестно куда? – возмутилась «Солнце моё».
– Почему бы и нет?
– Марина Юрьевна! – предложение Сухарецкой явно не понравилось девушке. – Я на каблуках и десяти метров по этим булыжникам не пройду. А что, если спасатели приедут, а нас нет? Это нормально?
– Вот ты и оставайся, а мы с Федей прогуляемся. У нас и обувка подходящая, – бывалая помощница режиссёра указала на мои подпаленные огнём кроссовки и на свои ботиночки на мягкой платформе.
– Надо было думать куда тебя пригласили, – я для полноты восприятия своего месседжа постучал кулаком по голове. – Мы же не бал Золушки поехали снимать и не фильм про панельных проституток.
– Да заткнись ты! – обладательница туфель на высоких каблуках явно психанула. – Я не с тобой разговариваю. Марина Юрьевна, пусть этот типчик сам туда топает. Он всё же мужчина. Нам-то зачем туда переться?
– О! И про мужчину сразу вспомнила. Ещё пять минут назад она сильную половину человечества ни во что не ставила. Что – жизнь заставит, не так раскорячишься? – вставил я цитату из популярного фильма.
– Марина Юрьевна, уймите этого урода! Или я сама за себя не ручаюсь!
– «Марина Юрьевна, уймите»! – передразнил я красотку в розовом костюме. – «Я сама за себя не ручаюсь». А то я сейчас как зареву, как убегу в ту степь! – язва из меня, так и пёрла, сам не знаю почему. – А, может, в эту, – для наглядности я показал направления.
Виола не удержалась и попыталась ударить меня своими сжатыми в кулак пальчиками, украшенными художественным маникюром. Но я был начеку и перехватил её руку, а затем и вторую, когда она попыталась продублировать удар первой. Мы стояли, упёршись друг в друга взглядами: она сурово сердитым, я издевательски весёлым. Мои ладони сжали её узкие запястья с силой, достаточной для того, чтобы девушке стало больно. Именно поэтому она задёргалась, пытаясь вырваться из захватов:
– Отпусти. Лучше по-хорошему отпусти!
Сухарецкая тут же пришла к ней на помощь:
– Фёдор, хватит дичать! Это уже слишком!
Она ударила по моим рукам. Несильно, но для меня и этого было достаточно, чтобы разжать ладони. Я совсем не собирался доводить дело до полного унижения слабого оппонента – это была превентивная акция, или, если хотите, акция устрашения противника. Она сама виновата – первая стала распускать руки. Я что, должен был подставлять вторую щёку после того, как она расцарапает мне первую?
– Как с вами весело! – немного грустно констатировала Марина. – Так и время до приезда спасателей пройдёт незаметно.
– Идиот! – Виола тёрла свои запястья, подсасывая через нижнюю губу воздух, чем демонстрировала свою боль. – Придурок! Синяки же останутся! Как я сниматься буду?
Ох, уж эти мне гламурные девицы! В овраге ещё не успела дотлеть сгоревшая машина с мёртвым водителем, а она уже о съёмках думает!
– А то, что у меня на лице останутся царапины – это до твоей единственной извилины никак не способно дойти!
– Марина-а Юрьевна-а, – капризно заныла моя оппонентка, топнув при этом ножкой и явно призывая старшую из нас к мерам воздействия на единственного мужчину.
Ну вот откуда берутся эти удивительные создания, всю жизнь изображающие из себя чопорных принцесс? Интересно, серое вещество в их головах тоже розового цвета?
– Всё, Солнце моё, ты оставайся, а я с Федей схожу посмотреть, что там блестит.
– Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет!!! – заголосила Виола. – Не уходите, не уходите, не надо.
– Всё! Решение принято. Мы быстро вернёмся, Солнце моё, не переживай.
– Тогда я с вами.
