Читать книгу: «Обречённые души: Книга II. Паутина Интриг», страница 11

– Самому до сих пор не верится, – не сдерживая бурной радости, от которой клокотало сердце, признался Ферраций.

– Я боялся, ты не простишь мне тех ужасных речей, что я наговорил тебе в порывах гнева, – краснея, виновато произнёс Аргрий. Его сухие глаза засверкали влагой.

– Вы заменили мне отца, как я мог держать на вас обиду?

Эти слова успокаивающе подействовали на старика и даже, казалось, поубавили ему лет. Они будто сбросили с плеч тяготивший его долгие годы груз.

– Я так долго не видел тебя, что начинал думать, будто ты затаил на меня обиду, и я больше никогда не увижу тебя. Я так долго не мог простить себя за это, а теперь… – тяжело вздохнул Аргрий. Радость в его глазах потускнела, как солнце за пеленой тумана. Он вновь посуровел, как свинцовое небо и угрюмо протянул, усердно скрывая этой хмуростью накатывающийся стыд:

– Теперь я должен просить тебя… – Аргрий вновь умолк, его языку явно было не под силу произнести то, что крутилось в голове.

– Дядя…? – обеспокоенно спросил Ферраций, теряя улыбку.

– С тех пор, как ты ушёл, всё сильно изменилось, – будто оправдываясь, возобновил оборванную речь Аргрий. – С превеликим сожалением, прошу тебя, ради собственного блага, тебе нужно покинуть этот город, и чем раньше, тем лучше. Мне сполна хватило утраченной надежды и смерти супруги, не хочу, чтобы была загублена и твоя жизнь.

– Загублена… моя жизнь? Подождите, что вы хотите этим сказать? – в недоумении спросил Ферраций, отступив от дяди.

– Вот уже несколько лет твой двоюродный брат занимает место в совете Альтэроса, а ты даже не представляешь, как он стал тебя ненавидеть и какую власть обрёл совет за годы твоего отсутствия. Едва Селуций вступил в него, как начался поток репрессий и казней. Ферраций, если твой брат застанет тебя здесь, тебя ожидает плаха, позор и клеймо изменника, – предостерёг племянника Аргрий. Руки его, как и губы оплела судорога. Взгляд излучал тревогу.

– Честно признаться, меня мало заботит ярое желание Селуция братца избавиться от меня, я здесь совершенно по другим делам, – невзирая на предостережения, спокойно ответил Ферраций.

– Как же ты не понимаешь! Как бы я не пытался тебя защитить, мне это вряд ли удастся! – стоял на своём Аргрий, встряхнув племянника за плечи. – Моя власть уже не та, что прежде, – понуро ответил правитель.

– Дядя, перестаньте вести себя так, будто бы вы мне что-то должны, вы и так для меня сделали столько, что расплатиться и жизни не хватит! – парировал благодарственной улыбкой Ферраций.

– Это не повод вести себя так, будто твоя жизнь ничего не стоит! – упрекающее заявил Аргрий. Ферраций ощутил себя немного пристыжённым, но всё равно продолжал настаивать на своём.

– Я не могу уехать, не отдав соболезнований! Я пропустил её похороны, а потому обязан посетить её могилу! – твёрдость в словах Феррация, натолкнула старика на мысль не противостоять рвению племянника.

– Ферраций, не пойми меня неправильно, но сейчас не время для траура, тебе нужно как можно скорее покинуть Санхолд! – забота и мольба слышалась в голосе Аргрия. – Я всего лишь хочу уберечь тебя от беды, ближе человека, чем ты, у меня не осталось, пойми же ты это. Ты уже сделал одну роковую ошибку, прошу, не совершай другой.

– Ошибкой будет, если я сейчас уеду! – мрачно процедил Ферраций. Аргрий долго смотрел на племянника, упорно борющегося с нарастающим, как свирепая океанская волна, раздражением.

– Я так понимаю, переубедить тебя мне не удастся, – с горечью утвердил предположение Аргрий, устало опускаясь на трон. Неуёмный взгляд Феррация ответил за него.

– Ты всегда был упрям до раздражения, – с чёрствой усмешкой недовольно буркнул Аргрий. – Тело твоей матери покоится в гробнице Змеиного хребта.

– Почему там? – остолбенел Ферраций. – Ведь там же давным-давно не проводят захоронений. Кто настоял, чтобы она покоилась там? – сердито вопросил гость.

– Как бы странно это не звучало, она сама. Оставила письменное послание.

– Странно, на неё это совсем не похоже. Как она умерла? – наступал вопросами Ферраций. Поначалу Аргрий не хотел отвечать, дабы не ранить чувств племянника, но его пронзительно-требовательный взгляд вынуждал дать непременный ответ.

– Она отравилась, – потупив взор, мрачно ответил Аргрий, после напряжённого молчания.

– Этого не может быть! – не поверил Ферраций, разразившись гневом, предчувствуя обман. – Она…, она просто не могла покончить с собой, я, не верю в это!

– Крепись, иногда люди совершают то, чего мы от них не ожидаем, – попытался успокоить племянника Аргрий. – В последнее время, ей было очень тяжело; она болела, часто вспоминала о тебе, её изводили мучительные кошмары. Прости, как ни старался, я ей, к великому сожалению, помочь не смог.

– Вашей вины здесь нет. Все беды свершились из-за меня. Если бы не моё самоуправство, не моя гордыня и гнев, подобного бы не произошло! – категорично заявил Ферраций.

– Ну что же ты такое говоришь?! Не пристало так осуждать себя! На тебе нет вины, Ферраций, мы не предостережены от потерь, и не в силах предвидеть их, – утешающий голос Аргрия и его проникновенный взгляд, казалось, проникал в самую душу. – Зачем ты упрекаешь себя в том, в чём…

– Дядя, прекратите, – хмуро посмотрев на правителя, перебил Ферраций. Ему было трудно выносить столь тёплый жалостливый до обжигания взгляд. – Может быть, и в смерти того стражника, моей вины нет? Может, стоило не вмешиваться и дать ему изнасиловать ту малолетнюю девочку, к горлу которой он приставил нож?!

– Может и стоило, это был твой выбор, и я не смею тебя за это осуждать. Ты бросился защищать нищенку, поставив на кон свой титул, твой поступок достоин почёта и восхищения, несмотря на то, что ты пошёл против закона, – с гордость убеждал Аргрий.

– Когда я узрел всю грязь Санхолда, выползавшую каждой ночью на улицы и вечно обитавшую в тавернах и тёмных закоулках Квартала Бедняков, я был разочарован, ибо узрел истинное обличие города. Я пытался примириться с яростью, взыгравшей во мне, ибо бороться было тщетно. Но кроме черноты, которую несёт аристократия, я больше ничего не видел и, ни о чём, кроме этого, думать не мог. Я чувствовал себя обманутым и униженным всякий раз, когда просыпался с очередным похмельем. Но вино не утешило моё разочарование и беспомощность, оно только всё усугубило. Те люди в таверне, которых на площади засекли плетьми до смерти, это ведь ты постарался, чтобы не пятнать мою честь, не так ли?

– Вино и ненависть затуманили твой рассудок! тем более, что те торговцы, которых ты зарезал, бесчестили город, а тобой поступиться я не мог, – заявил Аргрий.

– Поэтому я и покинул эти стены, вы простили мне это ужасное преступление, а я себе не смог…, не смог забыть побледневшие лица убитых, их стеклянные глаза, в которых застыл страх. До сих пор моё изуверство мне является в кошмарах, и в надежде забыть ту невыносимую боль, которой я добился своим хладнокровием и злобой, я уехал в Вэтфэльд. Но ничего не изменилось. Те же завистливые, алчные, пустые люди, ничем не отличимое пьянство, разврат, дебоши и убийства. Я ошибочно полагал, что став феодалом, сделаю счастливыми тех людей, которые будут мне подчиняться.… Но, к моему огромному сожалению, кроме кнута, кроме силы и бессердечности, они не понимают ничего! Из-за глупой идеи я лишился счастья, я лишился семьи…. Дядя, того милосердного, верящего в небылицы юнца, которого вы знали, больше нет, гнев и жажда мщенья уничтожили его лояльность в своём свирепом огне. Вы не задавались вопросом, почему я не прибыл на похороны матери? – спросил Ферраций. Аргрий потупил взор и молчал, находясь в тревожном напряжении.

– А стоит ли об этом мне знать? – потерев пальцами вспотевший лоб, произнёс безрадостно правитель.

– Решать вам, но услышать вы обязаны, ибо я нашёл того, кто отнял у меня семью и наказал его лучше всякого судьи и палача, – без намёка на сожаление признался Ферраций.

– Не думай, что рассказав о себе такое, ты заставишь меня переменить мнение о тебе, тот огонь, источающий яркий свет, не так-то просто поглотить тьме.

– Но я по-прежнему считаю, что вряд ли бы я смог удержать такую ответственность на своих плечах, – настаивал Ферраций.

– Нередко в сомнениях рождается истина и мудрость, – ответил Аргрий, положив племяннику руку на плечо.

– Только вот истина в том, что теперь единственное, что осталось у меня от них, кроме вины, это память и долг, – чуть ли не шёпотом удручённо протянул Ферраций.

– Не стану переубеждать тебя, со временем ты откроешь в своём сердце ларец, в котором прячется истина. А пока оно не настало, ты должен сохранить свою жизнь.

– Дядя, после того, что случилось со мной, я не сильно ей дорожу. Три года назад я потерял сына и жену, которых любил, чуть ли не больше жизни, я не смог сберечь свою семью, что уж говорить про целый народ, – разочарованно произнёс собеседник.

– Напрасно. Жизнь – это бесценный дар, который не следует расточать понапрасну. Лично я кляну себя едва ли не каждый день за то, что поставил под угрозу будущее Санхолда, – с самобичеванием признался Аргрий.

– Дядя, я не совсем понимаю, что вы имеете в виду? – растерянно развёл руками Ферраций.

– Эх, Ферраций, Ферраций, – с печалью в глазах вздохнул Аргрий. – Из тебя вышел бы прекрасный правитель, способный изменить будущее не только Санхолда, но и всего Альтэроса, но ты отказался от этого, ты уехал, сделал неправильный выбор, уезжай и сейчас, не испытывай судьбу.

– Я никогда не верил в судьбу и вряд ли смогу. Эта власть мне никогда не принадлежала, поэтому я не жаждал её. Повелевать народом – означает служить ему, но служить прогнившему развращенному золотом, вином и похотью необразованному себялюбивому люду я не собираюсь! Всякая власть подобна проклятью, в конечном итоге за неё придётся заплатить, – заявил твёрдо племянник.

– Отчасти, может быть, ты и прав, но ошибаешься насчёт людей. Не все они такие, какими ты их представляешь! Ты бы мог всё изменить, посмотри на рабов и плебеев, ты бы мог их освободить.

– А что даст им эта свобода? Поднявшись со дна, они захотят ещё большего! Этой свободы им покажется мало и тогда им понадобится власть. Зависть и жадность поглотит их души и испортит. И всё вновь вернётся на круги своя, – воззрения Феррация оказались по-прежнему непоколебимы.

– Так вот, где кроется истина, значит…. Теперь я осознаю, почему ты уехал… – с сожалением умозаключил Аргрий. Дотлевающий разговор прервал грохот распахнутой двери.

– Приветствую вас, отец, жаркий день сегодня выдался, не правда ли? – вдруг раздался звонкий голос молодого своевольного мужчины. Высокий, стройный, с красивыми острыми чертами лица и чёрными, как вороново крыло, волнистыми волосами до плеч он нёс золочёную чарку вина. Обе руки увешивали тяжёлые золотые цепочки и браслеты, а пальцы украшали перстни с рубинами и жемчугом. Тело прикрывала алая тога с каштановой полосой, а стопы были обуты в просторные сандалии из коричневой кожи.

– Отец, вы случайно не знаете, что забыли люди Вэтфэльда в Санхолде, да и ещё на пороге нашего дома? – удивился с явным возмущением сын, отхлёбнув вина из чарки.

– Политика Вэтфэльда тебя мало чем касается, Селуций! – недовольно отрезал Аргрий.

– Ошибаетесь, отец, это касается меня ровно настолько, насколько и вас! – возразил Селуций. – Как-никак, я наследник. Может быть, представите своего гостя? – незатейливо попросил он. Ферраций, что стоял к двоюродному брату спиной, медленно повернул голову в его сторону.

– А стоит ли? – мрачно протянул он.

– Ч… что?! – потрясённо воскликнул Селуций, уронив чарку с вином. Казалось, злость сдавила его горло, дыхание свело, руки невольно задрожали, нездоровая бледнота наползла на лицо:

– Д… д…к…как?! К… как у…у т…тебя х…хватило н…наглости явиться сюда?! П…после т…того, ч…что ты сделал, как ты посмел!? – вскипев ненавистью, исцеляющей запинания, прокричал обеспокоенный наследник. – Отец, власть не должна быть в руках убийцы! Вы не смеете покрывать его злодеяния, он должен получить по заслугам! – трясясь от негодования, отчаянно заявил Селуций.

– Немедленно прекрати так себя вести! – потребовал Аргрий.

– А не то что, лишишь меня наследства и передашь всё ему?! – взгляд Селуция резал Феррация без ножа. – Но теперь это не так-то просто! Уж поверь, теперь ты здесь никто, а я имею голос в совете, за меня встанут крайне влиятельные люди, а ты… ты ничего не получишь! – одержимо говорил он. Маска гнева исказила лицо Селуция до неузнаваемости.

– Остынь, Селуций, я здесь вовсе…, – попытался убедить разбушевавшегося брата Ферраций, но это подогрело его бешенство ещё больше.

– Закрой рот! Ты не обманешь меня! – голос Селуция сорвался – слова наводнил визг. – Я надеялся, что ты издох в каком-нибудь кабаке, сгинул в канаве! Но нет, ты явился напомнить о своём жалком существовании и теперь стоишь тут, отравляешь воздух своим присутствием, намереваясь всё у меня отобрать! – точно обезумевший, на пределе возможностей кричал Селуций. – Отец, знайте, я не отступлюсь, я добьюсь, чтобы ему кроме плахи ничего не досталось! Я…, – жуткие обещания Селуция оборвались кашлем.

– Пока я владею этим дворцом и восседаю на троне, ты не посмеешь натравить своих псов на моего племянника! – непоколебимо заявил Аргрий, привстав с трона. Взгляд его полыхал гневом.

– Неужели вы готовы влезть в петлю за этого… предателя? – не щадя свой голос, в недоумении прохрипел Селуций, прожигая взглядом ненавистного ему гостя.

– Закрой рот, заносчивый щенок! – окончательно разгневался Аргрий, покинув трон и подступив к непослушному сыну. – Кто тебе позволил так себя вести?! – одарив Селуция звонкой пощёчиной, произнёс недовольно отец, – Своим неподобающим поведением ты сейчас позоришь славное имя Эрогов. Думаешь, вступив в совет, ты имеешь право делать всё, что тебе заблагорассудится?! Если ты забыл, я так же принадлежу этому совету и пока я не преставился, моей власти тебе не видать, как и этого дворца! – осуждающе посмотрев на Селуция, задыхающегося от злости, сурово произнёс Аргрий.

– Насколько же тебя могла испортить власть, что ты готов жизнь родного отца отдать на растерзание в руки палача? – с омерзением произнёс Ферраций. Горькое разочарование, презрение и злоба переплелись в том взгляде, коим он уколол Селуция.

– Ничего не желаю слышать от грязного отрока дворцовой суки! – сквозь зубы бросил разъярённо Селуций. После этих слов в его лицо врезался, облачённый в железо, тяжёлый кулак гостя.

– Ещё хоть раз, скажешь о ней такое, и я… – вовремя остановил угрозу, завертевшуюся на языке, Ферраций.

– И что ты сделаешь, ублюдок? – сам себе пробормотал Селуций. Слизнув кровь с разбитой губы, он взбесился пуще прежнего и, выхватив из-за пояса кинжал, принялся яростно размахивать им и кидаться, точно камнями, угрозами:

– Ты мне заплатишь за это, заплатишь своей головой, которую я утоплю в буйволином дерьме! Клянусь я….

– Довольно! Это уже переходит все границы, Селуций! немедленно брось кинжал! – разъярённо потребовал Аргрий. Стыд и ожесточение чётко прорисовались даже сквозь его морщины. По выражению лица Селуция было видно, что отступать он не намерен.

– Не бросайся словами понапрасну, братец, взял кинжал – бей! – подзадорил Селуция Ферраций, чувствуя себя оскорблённым.

– Стража! – прогремел голос Аргрия, завибрировал от гнева и тревоги. Стражники вбежали в залу и поспешили на зов правителя.

– Я располосую тебе лицо! – завопил в исступлении Селуций, натравленный вынуждающей усмешкой Феррация и приближением стражи. Он отчаянно закричал и попытался вонзить искривлённое литое лезвие брату в шею, но тот с лёгкостью остановил удар, до боли сжав родственнику запястье.

– Ненавижу тебя! – поглощённый отчаянием, в слезах гнева кричал Селуций; безуспешно пытаясь вырваться, он обессилено обмяк и упал на колени. Подоспевшие стражники, взяли его под руки и опустили на колени перед правителем.

– Гм, гм…, как прискорбно и стыдно, – мрачно протянул Аргрий, нависнув над обезнадёженным сыном, как туча, мечущая стрелы молний, над горным отрогом. Селуций, дрожа всем телом, опустил голову, стесняясь своей слезливости. От злости он поджал губы; лишь тяжелое дыхание и сопение – единственные звуки, кои он издавал. – Предупреждаю тебя, – продолжил Аргрий с ясной угрозой, – если хоть что-то случиться с Феррацием на Альтэроссе, произошедшее сегодня покинет эти стены, и тогда, обещаю тебе, пощёчиной ты не отделаешься! А теперь уберите это позорище с глаз моих! – приказал правитель, усердно скрывая за раздражёнием ядовитое разочарование.

– Иногда мне кажется, дворцовая шлюха удостоена большего, чем этот напыщенный самохвал, – негодованием прикрывая усталость, прохрипел Аргрий. – Страшно представить, что станется, если совет наделит его моей властью, – удручённо протянул он.

– Остаётся надеяться, что это случится нескоро, может быть, он всё-таки наберётся уму-разуму, – утешил старика Ферраций, не испытывая ни грамма веры в сказанное.

– Ох, если бы подобное чудо свершилось…. – усталость, проникшая в голос Аргрия, взяла вверх над его стремлением выглядеть сильным и полным сил. Правитель болезненно приложил руку к сердцу. Оно заныло так, что защемило в груди.

– Дядя, как вы?! – обеспокоенно подскочил к Аргрию Ферраций. Старик заботливо взял его ладонь и воззрился на него с каким-то тайным благоговением и радостью. Боль отступила, напряжённые мускулы лица расслабились.

– Твоя мать была мудрой женщиной, а её доброте можно было лишь завидовать, я соболезную твоей утрате, признаться, мне её тоже не хватает, – уронив слезу, чистосердечно прошептал Аргрий, подобно грешнику, раскаивающемуся на исповеди. – Без неё этот дворец как-то сильно опустел, будто бы лишился какой-то теплоты, неизведанной частички живого что ли…, эта потеря невосполнима. И теперь, когда Селуций знает, что ты был здесь, он, поверь, не отстанет. Проведай могилу своей матери и, умоляю тебя, мальчик мой, как можно скорее покинь страну! Не прожигай жизнь впустую, пока ещё не поздно начать всё заново, – не скрывая слёз, говорил Аргрий, превращая напутствие в просьбу.

– Дядя, простите, что не оправдал ваших надежд, – расстроено ответил Ферраций. Аргрий проникновенно взглянул племяннику в глаза и погладил его по голове, будто в последний раз видел его.

– Не извиняйся за принятые тобой решения, просто живи и будь счастлив, – с повелением ответил Аргрий.

– Спасибо вам огромное за ваше добросердечие, – не сумев найти иных слов, благодарственно изрёк Ферраций. Молча застыв на месте, племянник и дядя не желали расставаться. Оба были стойко уверены – это последний раз, когда они видят друг друга, потому прощание давалось чрезвычайно нелегко. Казалось, уйти – значит, сойти с постамента в горячий пепел и навсегда сгинуть в его серых душащих волнах.

Слёзы подступили к горлу Феррация, потому он не стал копаться в мыслях, в надежде подобрать нужные, как ему казалось, слова. Отвесив глубокий поклон, он резко развернулся и, не оборачиваясь, скорыми шагами направился к выходу. Прощание с дядей, оставило жгучий отпечаток на его душе.

– Ступай с миром и пусть выбранный тобою путь принесёт тебе только счастье, – проводив Феррация остывшим печальным взглядом, прошептал Аргрий, будто вместе с любимым племянником наступала бесконечная ночь, с которой утекают последние ручьи жизни.

Змеиный хребет, к которому направлялась свита Феррация, извиваясь, тянулся к Архадийским горам в десяти милях на юго-восток от восточных ворот Санхолда. Алые стяги с золотыми восстающими львами, развиваемые ветром на высоких неприступных городских стенах остались позади.

На небесном полотне изредка плыли, словно опустевшие лодки, разорванные белоснежные облака. Как будто по волшебству они избегали затенения раскаленного ослепительного шара, лишь крайне редко, словно по неосторожности, подставляя свои края под потоки расплавленного солнечного янтаря.

Пологие серпы барханов неустанно вздымались на горизонте, отливая золотом в обжигающих лучах беспощадного светила. Кони, специально выведенные для здешнего климата, с трудом продвигались по занесённой песком дороге. Вскоре пологий подъём закончился, и перед свитой открылась бесплодная равнина с вздымающимися гребнями песчаных холмов, выстроенных в длиннющие цепочки. С каждой минутой, желтевшие в лучах неумолимого солнца мёртвые скалистые горы, становились всё больше и больше. Обогнув их и преодолев очередную цепочку дюн, свита предстала перед полуразрушенными треснувшими колоннами, массивные верхушки которых обвалились на похороненную толстым слоем песка дорогу.

– Милорд, дальше повозка не пройдёт! – сообщил ямщик, остановившись у груды камней.

– Что ж, не беда, – спокойно отозвался Ферраций, покинув повозку и утерев сырым платком беспрерывно льющийся по лицу пот.

Вольный ветер, носящийся над бесплодными золотыми холмами, срывал с них крупицы песка и кружил ими, будто бы нарочно пытаясь уколоть глаза неожиданных гостей. Ряд колонн, что вёл к ступеням, оканчивался грандиозными статуями загробных стражей – мускулистых львиноголовых мужей, облачённых в рельефные кирасы и вооружённых копьями. Трещины, подобно узорам, покрыли эти исполинские фигуры, некогда вызывавшие восторг и изумление.

– Даже сложно поверить, что здесь когда-то бывали люди, – грустно произнёс Ферраций, посмотрев сначала на безрукого каменного стража, а затем на его брата с отколотой головой. Казалось, эти статуи были настолько хрупкими, что могли с лёгкостью рухнуть под гнётом завывающего пустынного ветра.

За стражами сразу же начинались занесённые песком ступени, ведшие к гробнице, вход в которую был высечен в камне. Его украшала ребристая горизонтальная арка. На колоннах, что держали её, были выгравированы львиные морды, расписанные своеобразным алым и золотым орнаментом, давно выцветшим и утратившим свою поразительную целостность. В просторном коридоре, пролегавшим в глубине хребта, царили мёртвая пугающая тишина и душный знойный воздух, как губка пропитанный пылью и песком. В это мрачное, забытое место не проникал солнечный свет. В ветвящихся трещинах зловеще шумел неугомонный ветер.

Вскоре один за другим вспыхнули, разорвав беспросветную тьму, огни факелов. Горящее масло слегка притупило бродивший по забытой зале затхлый тяжёлый запах могильный захоронений.

– Не нравится мне это место, уж слишком оно жуткое, – встревожено сказал один их стражников, как можно ближе держась к разбивавшей коридор надвое череде колонн с изрядно обветшалыми арками, спрятанными под самым потолком.

– Успокойся, здесь кроме тишины и пыли, ничего нет! – твёрдо заявил командир, пнув лежавший возле него небольшой камень. Тот с глухим хлопком ударился о стену с захоронениями, а потом звонко шлёпнулся на глиняную плитку.

– Тише, проявите уважение к этому месту, – попросил Ферраций, неспешно ступая вглубь гробницы. Вдруг где-то в неразличимой темноте раздался странный скребущийся шорох.

– Хм… должно быть показалось, – не вдался в подробности стражник, смахнув со лба щиплющий глаза пот.

– Ты что-то сказал? – переспросил его командир.

– Да так… померещилось, – бросил в ответ мужчина, захрустев сапогами по песку.

– Ну-ну, – хмуро пробурчал глава охраны, шаркнув латными сапогами по глиняной плитке.

– Проклятье! Темно как в заднице, – выругался другой стражник, споткнувшись об обломок колонны, который будто нарочно притаился в непроглядном мраке. А меж тем в темноте оживлённо заскреблись и зашуршали чёрные скорпионы. Они с особой осторожностью, сужая полукруг, следовали за непрошенными гостями, избегая тусклых языков пламени, что изливали потрескивающие факелы. Растворяясь во тьме, во взбудораженном плотном скорпионьем марше плавно переплывала неуловимая угольная вуаль, сопровождаемая матово-чёрной игриво извивающейся дымкой. Мужчины, не подозревая о надвигающейся опасности, шли в конец залы. Вскоре ячеистая стена захоронений преградила им путь.

– Мама, вот я и пришёл, – частично расставшись с гнетущими мыслями и чувствами, прошептал Ферраций, усердно пытаясь отыскать гроб с останками матери.

– Что это за звук? Вы… вы его слышите? – вновь насторожился стражник, пристально вглядываясь в жидкую, что чернила, темноту и тревожно размахивая во все стороны факелом. Хитрые скорпионы резко затихли, не давая преждевременно себя обнаружить.

– Там ничего нет, расслабься, – легонько ударив его под бок, усмехнулся товарищ.

– Хух и вправду… эта чёртова жара меня просто убивает, – устало выдохнул мужчина, не переставая с беспокойством оглядываться по сторонам.

– А мне кажется, я тоже слышал какой-то шорох? – опешил другой стражник.

– Давайте вы ещё в сапоги помочитесь! хуже баб себя ведёте, вас послушать, так тишина щекочет нервы! Пфф… позор и только, – возмутился командир, нахмурив брови.

– Вот, вот же снова, слышите? – встревожился стражник, заслышав шорох, со спины.

– Ха-ха-ха, испугаться скорпиона, это надо же! – надменно рассмеялся командир, после чего, сморщив лицо, он раздавил беспомощную зверушку, размазав её внутренности по плитке. – Не благодарите меня, – высокомерно ухмыльнулся мужчина, похлопав обескураженного соратника по плечу.

– Разрази меня гром! – воскликнул озлобленно Ферраций, ударив по стене кулаком. – Её здесь нет.

– Милорд, то есть как нет? – опешил один их охранников.

– Включи голову, кретин! Тела его матушки не здесь похоронено, – разъяснил командир.

– А это не есть хороший знак, – забеспокоился Ферраций, осветив разграбленные могилы.

– Похоже, кто-то здесь что-то искал, – предположил один из стражников.

– И, наверняка, нашёл, – добавил глава охраны, с омерзением взглянув на разорванное тело в сломанном гробу.

– Опять этот шорох! – заявил стражник.

– Я тоже его слышу, – поддержал его соратник.

– Кто бы нас сюда не направил, он явно рассчитывал на то, что мы попадёмся! – умозаключил командир охраны.

– И в этом не приходится сомневаться, – согласился Ферраций. Нужно немедленно убираться отсюда! – приказал он, резко повернув обратно, но едва он ступил во тьму, разрывая её полотно брезжащим тусклым огнём факела, как тут же отпрыгнул обратно.

– Пресвятой Тэктэрий, что здесь творится?! – обнажив меч, удивлённо воскликнул Ферраций. Скорпионы, угрожающе щёлкая клешнями и скребясь по глиняному полу, отрезали незваным гостям путь из гробницы. Тем временем в разорённых могилах зазвучало усиливающееся недовольное жужжание.

– Быстро всем наружу! – предчувствуя сковывающее сознание опасение, распорядился Ферраций, разгоняя упрямых недружелюбных членистоногих горячим факелом. Скорпионы в страхе разбегались перед опаляющими опасными языками безжалостного пламени. Из ячеек для захоронений, словно ядра из пушек, стали вылетать рои разъярённых мух, сливаясь под сводами гробницы в единый бешеный поток. Словно ураган пронёсся он меж мужчин, отступавших через ложе скорпионов к выходу. Мухи, будто бы по приказу какой-то неведомой силы, облепили собой факелы и плотным облаком затмили выход из проклятой гробницы, через который, даря надежду на спасение, проникали солнечные лучи.

Стражники, охваченные паническим страхом, побросали факелы в стороны и со всех ног бросились бежать, отбиваясь от кровожадных назойливых насекомых. Под их ногами скреблись и шуршали, потрескивая, словно тлеющие головёшки, скорпионы, которые пот тяжестью латных сапог обращались в хлюпкую кашу. И когда до спасительного выхода оставалось рукой подать, неожиданно что-то невидимое пронеслось мимо людей, сбивая их с ног одного за другим. Скорпионы и мухи, подобно голодным безжалостным псам, набрасывались на свою добычу, стремясь облепить стражникам лицо и зажалить их до смерти. Командира охраны неведомая тёмная сила, обвившись цепью вокруг его голени, через расселину в полу уволокла в небольшую мрачную яму. Болезненно держась за ушибленную при падении поясницу, мужчина с трудом поднялся с песка и облокотился на каменную стену. Всё его тело горело от яда.

– Что эта за невыносимая вонь! – зажав ладонью нос, воскликнул с омерзением стражник. Вдруг на его голову, как орехи, начали сыпаться скорпионы. Мужчина стряхнул их и попятился навстречу отвратительному зловонию. В следующий момент под ногами стражника хрустнули гнилые кости, а затем он оступился о камень и потерял равновесие. Копошащиеся в ногах скорпионы, проворно бежали по сгнившим трупам к своей добыче, как на званый пир.

– Мерзопакостные твари, вам меня не взять! – заявил отчаянно стражник, прижавшись к стене и усердно топча неугомонных одержимых членистоногих латными сапогами.

– Сдохните, сдохните! – исступлённо кричал мужчина, из последних сил отбиваясь от нескончаемого потока скорпионов. Внезапно угольно-чёрная вуаль вскружила высохшие останки мертвецов и необычайным образом начала связывать их друг с другом. Стражник обомлел перед этой картиной. Казалось, он был очарован тёмной энергией этой мистической вуали. Через несколько секунд перед мужчиной стоял костяной воин, объятый, будто расславленным металлом, угольно-чёрной энергией, которая слабо сияла серебристо-фиолетовыми извитыми узорами. Едва мертвец развёл руки в стороны и скорпионы стали наползать на него и образовывать подобие хитинового доспеха, как командира охраны сковал неуёмный страх. Левая рука чудовища благодаря тёмной энергии обратилась в массивную саблеподобную клешню, а его хрупкий череп, скрыли верные членистоногие. Они приняли особое расположение, выставив хвосты по бокам головы и нижней челюсти, вследствие чего вид ожившего мертвеца получился поистине ужасающим. Чудовище прильнуло к перепуганному до безрассудства и дрожи мужчине, издав хриплое гортанное рычание. Командир стражи вжался в скалу, как провинившийся ребенок, ожидающий жестокой порки. Монстр усмехнулся хрипящим глухим басом и засунул руку бедолаге в рот, терпеливо дожидаясь, когда скорпионы заполнят его желудок, после чего, с жутким упоенным смешком, вырвал ему язык.

Неторопливыми шагами чудовище, с глухим хрустом раздавливая грудные клетки скованным параличом стражникам, двигалось к выходу из гробницы, волоча за собой кнут, звенящий металлическими изогнутыми с обеих сторон, словно когти, вертикальными лезвиями. Скорпионы покорно следовали за монстром, подобно плебеям, беспрекословно потворствующим своим владыкам. Едва лучи солнца упали на атласную хитиновую чешую существа созидающего неуёмный страх, как он издал душераздирающий надломленный рык. Как только этот кошмарный звук коснулся слуха выживших стражников, то поверг их робкие сердца в панический ужас. Мужчины, скованные необъяснимой тёмной силой, ослаблено попадали на песок. Из язв, образованных укусами мух и скорпионов брызнул жгучий зеленовато-жёлтый ихор.