Читать книгу: «Последняя звезда», страница 20

– Посмотрите, какие прыжки! Какие мощные прыжки у юного Филби! Безусловно, он готовится к чемпионату галактики по прыжкам в невесомости! Я считаю, что у Тодда Филби, безусловно, есть все шансы на колоссальный успех! С его толчковыми мышцами, с его харизмой, с его способностью так громко и победно кричать… – и так далее и тому подобное… Время от времени передача прерывалась подленьким хихиканьем, а иногда и просто диким ржанием. Филби тогда прославился на всю академию. Полгода потом все встречные девчонки хихикая, показывали на него пальцем: «Смотрите, вот попрыгунчик идёт!». Впоследствии военная фортуна сопутствовала поочерёдно то Филби, то Вязину. История их малой войны обогатилась десятком различных приколов и разводок. Иногда, впрочем, стороны объединялись и сообща прокатывали какую-нибудь постороннюю жертву.

Сейчас, как думал Филби, на новом незнакомом корабле, предстояло знакомство с новым экипажем, а следовательно, был прекрасный повод представить все акробатические и интеллектуальные способности Евгения Вязина в наилучшем и наивыгоднейшем свете. Так сказать, облегчить ему процесс знакомства и вхождения в команду. Управляемый дезинфектор подходил для этого дела как нельзя лучше.

Любовно пристроив приборчик поглубже в своем личном ящике, Тодд выглянул в иллюминатор. Было около полуночи по серединному времени, а здесь – только-только рассвет, – корабль сделал круг по орбите и теперь стоял лицом к местному солнцу. Поинтересовавшись у виртуатора, как продвигается подготовка к полёту, капитан получил полный и подробный отчет. Работа шла полным ходом. На вопрос, где есть проблемы, Филби получил ответ: у медицинской службы. Связавшись с Главным врачом, убедился, что все живы, здоровы, лекарства и медикаменты в процессе загрузки.

– Так в чём же дело, господин Главный врач?

– Знаете, капитан, меня беспокоит Главный инженер.

– Он не здоров?

– Отнюдь, капитан, он здоровее быка, – отвечала, смутившись, Лидия Харламова, Главврач экспедиции, хрупкая смуглая женщина, – но виртуаторы засекли у него маниакально-депрессивное состояние.

– Что, вот прямо так уж маниакальное и совсем-совсем депрессивное? – не поверил Филби. – Это здорово! Ещё инженера-маньяка нам ещё не хватало! – Филби задумался, – Знаете, Лидия, я с ним поговорю, ещё не поздно заменить любого члена экипажа. Вы правы, не стоит нам рисковать!

* * *

Главный инженер Крис Хромов правильно истолковал неожиданно проявившийся повышенный интерес капитана к своей работе:

– Это всё бабы, капитан, бабы чертовы, от них всё зло, из-за них я такой смурной! – Главинженер тяжело сплюнул на пол и прямо посмотрел на своего капитана.

– Это я могу понять, Крис, женщины, безусловно, иногда приносят с собой зло, впрочем, как и мужчины, – капитан снисходительно улыбнулся, – но зачем ты плюёшь на наш корабль? – замечание капитан Тодд Филби сделал только лишь ради шутки, – чтобы подбодрить товарища, с которым предстоял не лёгкий разговор. На самом деле, никакое засорение кораблю дальнего плавания «Черная звезда» не грозило: плевок Криса Хромова, не успев долететь до пола, испарился. Сработала лазерная система очистки, сенсоры идентифицировали плевок как лёгкий мусор и сожгли его, подобно тому, как сжигались вся пыль и бактерии, попадающиеся в воздухе.

– Извините, капитан! Я чту традиции, плеваться тут не гоже. Это я в сердцах! Никогда их не мог понять! Чего им не хватает? – Крис было снова собрался сплюнуть, но передумал и чертыхнулся. – Вот ты работаешь, работаешь, вкалываешь на трёх работах: главным инженером, электронщиком, на вахте стоишь лишнюю смену. Пытаешься выкроить для семьи лишний кусок, тащишь в дом все деньги до копеечки, в кабак с ребятами не идёшь, спешишь побыстрее домой, к любимой, а ей всё мало! Я, видите ли, недостаточно уделяю внимания ей! Ей, видите ли, лень подать мне кружку, когда я лежу пластом после чертовой рабочей недели, лежу пластом, отдыхаю, собираю последние силы, а ей в лом! Я, который обеспечиваю её, её чертову мамашу, её чертовы закидоны, – Крис разошёлся уже не на шутку. Филби заметил, что он сжал кулаки и непроизвольно ищет глазами, чего бы сломать. Эту особенность главного инженера знал весь экипаж: он никогда не гневался по пустякам, но уж если гневался, то обязательно что-нибудь разносил. Сержанты слагали о нём легенды и рассказывали их новичкам-матросам: «Мол они, сержанты, не самое страшное зло, что есть на корабле. Самое страшное – это Главный инженер, вот если они, матросы, будут плохо нести службу, то могут нарваться на главного инженера, а сержанта, может рядом в этот момент и не оказаться, чтобы отвести от них безжалостную руку судьбы. Поэтому, им, молодым матросам, нужно вести себя очень хорошо, ну и т.д. и т.п.». Крис продолжал:

– Ей, видите ли, обидно, что я отрываю её от обеда, ей, неприятно, что я требую для себя слишком много внимания, что я эгоист. То есть, подать мужу кружку – это эгоизм, а прожирать мои деньги, моё время и мою жизнь – это справедливый альтруизм и бескорыстие!

– Знаешь, Крис, – немного смущенно сказал Филби, – я начинаю жалеть, что спросил тебя о твоей личной жизни, ты уж прости, мне как капитану все же положено знать, что у моих подчинённых и сотрудников на душе.

– Да нет, босс, всё нормально, – сказал Крис, остывая, – это всё бабы чертовы, от них всё зло! Я ведь понимаю, если человек не ест несколько дней подряд, не бреется и сидит, запершись в своей каптёрке, он вызывает подозрение, – Крис хмыкнул, – но ты не переживай, босс, работу я свою знаю. Вот хоть сейчас готов предоставить полный отчет!

– К черту отчеты, – я и так вижу, что работа кипит, – сказал капитан, разглядывая груду инструментов, аккуратно развешенных по стенам. На полу, подключенный к сотне проводов, возвышался навигатор, явно в стадии программирования.

Капитан задумался. Могучий гигант Крис, – большой умница, инженер каких поискать, к тому же, человек, обладающий просто недюжинной силой.. А тут ещё такое – Крис, оказывается, был ко всему прочему, большим романтиком. Его подчеркнуто грубая речь, которой он старался прикрыть боль, боль от сердечной трагедии, постепенно смягчилась, и он начал размышлять вслух:

– Я с одной стороны, понимаю, капитан, что я это со зла всё говорю, что я до сих пор люблю её. Но ты знаешь, как отрезало во мне что-то. Как вижу женщину, пусть даже хорошую и умную, а всё равно, как представлю, что вот сижу я на кухне, а она начинает меня пилить, так отвращение какое-то, мерзость на душе – и не могу. Не могу даже смотреть на неё!

– Ну, это ты зря, Крис, – ответил капитан, – хорошая и умная женщина не будет пилить, это не признак ума.

– Да все они одинаковые, Фил, – Крис не отличался чинопочитательством и спокойно переходил на «ты», Филби это нравилось, – неужели ты не знаешь! Ну да, одна менее склочная, другая более, но один черт! Это воистину чертово племя и пусть сам черт с ними и разбирается! А я человек! У меня есть в жизни другие дела и задачи! Мне не хочется терять время на все эти «шашни-машни!» Я уж лучше буду возиться со своими машинками, от них никакого зла – это чистый разум!

Капитан решил, что главное он выяснил – Крис не враг, не скрытый недруг, не мрачный подонок, не шизофреник. Экипажу он не помеха. Он просто бежит от себя, бежит от любви. Что ж, пусть! Здесь, на корабле глубинной разведки ему самое место! Это хорошая возможность сбежать от себя, пусть на время. Филби подумалось, что и он сам стал разведчиком, так же пытаясь сбежать. От любви, от предательства, от трудностей, от скуки, да мало ли ещё от чего. Поэтому Филби знал наверняка – бегство от себя, это как затянувшийся отпуск – все равно рано или поздно придется возвращаться на работу. Крису это ещё только предстояло узнать. Приняв решение платить доверием за доверие, капитан решил перевести разговор на другую тему:

– Кстати о машинках, – сказал он, – Каково твоё мнение о состоянии корабля?

XXIV

«Убожество, какое я убожество! Какое же я жалкое ничтожное существо!» – думал Кеос, глядя на Александра.

Вот он, богоравный, в золотых доспехах, в полном величии и славе, восседает на своём великолепном коне! Хотя, что конь! Что доспехи! Всё это тлен. А вот он ¬ – сын смертной женщины – он воистину бессмертен! И дело даже не в том, что его деяния прославили его имя в веках. Это и так понятно. Причина не в деяниях. Он сам по себе такой! Яростный, красивый, умный, неудержимый, страстный, предприимчивый, бесстрашный!..

Кеос, не отрывая глаз, наблюдал за царём. Оторваться от этого зрелища было невозможно. Царь говорил!

А говорил царь с их кавалерийским начальником, Аминтой. Содержание разговора Кеос не слышал. Ему это было не положено. Да и неважно. Кеос наблюдал за тем, как говорит Александр. Он помнил это чувство. Царь говорил медленно, четко и громко, останавливаясь после каждой фразы, чтобы дать собеседнику время осмыслить. Смотрел в глаза. Создавалось ощущение, что он видит тебя насквозь, но под его взглядом не было ни неуютно, ни тревожно, нет. Скорее, наоборот. Ты ловил каждое его слово, стараясь отвечать потом так же ясно и четко. Но, конечно, мало кому это удавалось. Разве что Клиту ¬ – приближенному царя. Но и тот был лишь бледной его тенью. После минуты разговора с царём у тебя возникало ощущение, что он читает твои мысли. Едва успел подумать о чем-то, а Александр уже отвечал, будто глядя тебе прямо в душу. Кеос знал об этом не понаслышке. Ему несколько раз приходилось разговаривать с царём, когда начальник кавалерии отправлял его с донесением. Почему-то начальник предпочитал особые вести передавать через Кеоса, вероятно, памятуя о его роде, который служил царю уже не одно поколение. Кеос не думал о причинах такого доверия. Он с радостью использовал любую возможность, чтобы просто увидеть царя. Это были счастливейшие минуты его жизни. А о счастье говорить с ним Кеос в первый раз даже и не помышлял. Царь сам заговаривал с ним, при чем каждый раз это было совершенно не нужно. Наверное, Александр сам видел желание его подданных говорить с ним и не мог отказать. Эти случайные краткие минуты разговора Кеос потом вспоминал, внимательно размышляя над каждым произнесённым словом. Что сказал царь? Что ответил Кеос? Мог ли он ответить короче или иначе? Достойно ли он построил свой ответ? Не показался ли царю слишком болтливым? Будут ли гордиться им родственники? Вот он сядет и расскажет им о том, как служил царю. «А как царь в общении с простыми людьми?» – спросят они. И Кеос расскажет им про то, как прост и одновременно мудр царь. Как безгранично и глубоко он мудр. Вот как-то раз Кеоса отправили с донесением о конной разведке. Кеос подъехал к приближённому царя, поприветствовал его и уже было открыл рот для доклада, но неожиданно Александр лично подозвал его. Как мог Александр запомнить его имя, для Кеоса до сих пор осталось загадкой. Царь спросил:

¬ – Что-то твоя лошадь в мыле, Кеос. Ты один так торопился или вся моя кавалерия тоже в мыле и вот-вот останется без лошадей?

¬ – Я один торопился государь с важным донесением от начальника кавалерии.

Государь тогда выслушал его и отпустил, а на последок сказал:

¬ – Всегда соизмеряй важность донесения с тем, стоит ли загнать коня, Кеос. Донесение важно, но несколько минут сейчас ничего не решат. А ведь тебе на этом коне ещё воевать и воевать!

Кеос на всю жизнь запомнил этот урок. В этом был весь Александр. Кеос расскажет родичам, о том, что царь, в сущности, простой человек и очень хороший воин. По крайней мере, он знает и понимает жизнь простых воинов порой даже лучше, чем они сами. Царь не делает различия между знатным воином и воином из простых родов. Царь одинаково заботится обо всех, ведь все они – неразрывно связанные между собой части его войска. Царь видит и помнит каждого, словно бы у него тысячи глаз, а ум его бездонен! Поэтому он и велик. Поэтому он и бессмертен. А Кеос так не может. Но, пожалуй, об этом он не будет рассказывать своим родичам. Пусть эта зависть, эта сладкая белая зависть останется его тайной.

Он – ничтожество! Он маленькое ничтожество, которое лишь как попугай может повторять за другими. У него нет ничего своего. Тело? Его дала мать. Разум? Его воспитал и всему обучил отец. Мудрость? Аристотель много говорил о мудрости на своих свободных лекциях и он, Кеос даже что-то запомнил. Величие? Крупицы величия перепали ему от великого македонского царя, как крохи падают с человеческого стола воробьям на радость. И он, Кеос, с жадностью схватил эти крохи и будет хранить их до конца своих ничтожных дней, дней маленькой весёлой и беззаботной птахи.

Ему не дано так устремляться в высь, как это может Александр.

Ему не дано так думать, ¬ – глубоко, мудро, яростно! Зажигая всех вокруг своими мыслями, заражая всех вокруг своими идеями так, что люди начинают о них думать как о своих собственных.

Кеосу не дано так чувствовать. Его чувства совсем крошечные, как у птахи. Он словно пескарик, щиплет травку, пробуя её на вкус, в любой момент готовый сорваться в бегство, спасаясь от ужасной щуки. Чувства Александра другие. Мощные и сильные как река, они затопляют собой всё, к чему прикасаются, напитывают влагой, прохладой, силой…

Кеосу не дано так двигаться по жизни. Он ничего толком не знает, всегда во всём сомневается. Что бы не предпринял, ни в чем не испытывает уверенности. Не знает, чего хочет. Вот, это, пожалуй, основное, Его желания дробные, в них словно нет единства и направления, нет стержня. А у Александра есть. Это даже не стержень, это столп. Основа бытия. На этот столп навивается не только жизнь Александра, но и множество других жизней, которые его окружают. Если вдуматься, то и войско, да что там, войско, – всё царство стоит на этом столпе по имени Александр. Сломайся этот столп – и рассыплется царство, словно его и не было никогда. И войско распадётся-разбредётся по своим уделам проживать великое царство. И мир снова погрузится в хаос, в первобытное своё состояние.

Да и был ли мир до Александра? Да, мы, конечно, жили как-то, даже делали какие-то свои суетные делишки. Но думали ли мы, кто мы? Думали ли мы о том, что мы есть на этом свете? Думали ли мы о Боге? Ну да, конечно, мы знали, что боги есть. Но что давало нам это знание? Разве что, возможность справлять обряды. Но думали ли мы о том, что угодно Богу и Миру? О том, что Мир един, как един Бог. И Бог хочет видеть свой созданный им Мир единым. Несмотря на множество богов, разные языки, огромные расстояния, Мир должен быть единым, поскольку его замыслил таким Бог. И это ведь так очевидно. Разве хочет отец, чтобы его дети враждовали друг с другом? Разве не желает он единства своим детям, мира и любви? И почему только раньше это не приходило грекам в голову?

Но вот пришёл Александр. Никто не знает, кем вложены ему эти мысли, им самим или богами. Наверняка богами. Одно ясно: мысли эти светлые и вызывают отклик в сердцах людей, да так, что готовы эти люди идти за ним, хоть на смерть, хоть на край света.

Однако Александр не кичится своей силой, а наоборот, на равных делит с ними все тяготы похода, за что воины любят его ещё больше. Не злоупотребляет Александр и своей властью, но наоборот, говорит, что люди равны перед богами. Говорит, что каждый человек мог бы оказаться на его месте. Мол, что он просто орудие, и что нет никакого подвига в том, что меч рубит, а щит защищает. Что он царь, и он царствует, как подобает царю, исполняет свой долг перед народом и перед богами. И что каждый должен найти свой путь и своё предназначение в этой жизни, и что если человек будет усерден в поисках, то рука божества коснётся любого из нас, смертных.

«А вот я не пойму никак, – думал Кеос, – в чём же мой смысл и моё предназначение? Ничего я не чувствую и ничего не смыслю, никакого такого божьего предначертания. Хуже того, даже направления не понимаю. Иду туда, где красиво, либо сытно, либо тепло. Могу вечером влюбиться в девушку так, что готов отдать за неё жизнь, а утром сбежать от неё и после даже не вспомнить. Что это? Болезнь, слабость или отсутствие опыта? Не знаю. Хотя, и не всё так изменчиво. Есть в моей жизни место и постоянству: мне по душе царь Александр и его деяния. Душа моя только и способна, что бесконечно и преданно любить его и желает только одного: помогать ему, быть рядом с ним, умереть за него! В том моё самое большое утешение. В том и вижу своё предназначение и судьбу. Может быть, я ошибаюсь. Может быть, когда-нибудь я и пойму, в чём же моё истинное предназначение, но не сейчас. Видно пока не дорос. Не постичь и не понять мне, ничтожному человеку Божий промысел! Так уж пусть всё идёт, как идёт и будет то, что будет! Вручаю свою судьбу в руки Божие и в руки царя Александра» – так решил для себя Кеос.

XXV

«[…]Хотя Озирис и очень старая звезда да притом, находящаяся в одной из старейших центральных галактик, её смерть не могла быть вызвана естественными причинами. По прогнозам ученых Озирису можно было бы гореть ещё несколько миллионов лет. Теперь правительство вынуждено официально признать, что происходят, некие базовые изменения в самой структуре материи. И это не просто локальные флуктуации пространства-времени на Окраине, как пытаются убедить нас некоторые политики. Очевидно, что эти изменения затронули уже всю Вселенную, включая её самые старые и устойчивые центральные области.

В заключении хочется вспомнить наше прошлогоднее интервью с профессором Зууурмом, который утверждал, что на решение загадки окраинных флуктуаций уйдут жизни нескольких поколений ученых. И пусть жизнь людей теперь весьма длительна и зачастую превышает несколько тысяч лет, но вот есть ли она, эта тысяча лет? В свете последних событий, складывается ощущение, что у нас с вами уже нет этого времени.

Из выпуска новостей «Вестника Республики.

Через три месяца подготовки к автономному плаванию, корабль «Чёрная звезда», под завязку набитый новейшим научным оборудованием, укомплектованный лучшими кадрами, в назначенный час вышел на орбиту гигантской черной дыры, расположенной прямо в центре галактики Хархоорн⁹³.

Брифинг команды был в самом разгаре. Главный научный руководитель программы, Туффир Орбисон стоял сбоку от гигантской голограммы, изображавшая корабль в разрезе. Ещё двое учёных сидели во главе стола. Капитан Филби, заложив руки за спину, прохаживался вдоль кают-компании.

– Туффир, вы простите мне мою безграмотность, я не ученый, а солдат, моё дело – исполнять приказы, – задал свой вопрос штурман Евгений Вязин, когда подошла его очередь, – Я так до конца и не могу понять, зачем нам лезть в эту дырку? – Вязин пренебрежительно ткнул пальцем в гигантскую черную воронку, – Неужели нельзя послать туда зонд, роботов или что-нибудь ещё попроще?! Зачем тащить туда всех этих прекрасных и живых ребят? – Вязин кивнул на людей, сидевших за столом, нахмурился, склонил голову в знак признательности Орбисону за ожидаемый ответ и сел.

– Видите ли, любезнейший господин Вязин, – Туффир Орбисон был важен и нетороплив. В деле объяснения основ он был капитален, как скала. – Конечно же, эта светлейшая мысль уже приходила нам в голову…

– !!!

– Более того, мы уже успешно воспользовались Вашим советом, правда, ещё до того, как он успел у Вас созреть…

– ?!

– И уже послали туда зонд! Да не один, а целых три десятка!!!

– И где же все эти зонды?

– Они все пропали.

– И что, вы называете это успехом?!

– Все, кроме трёх последних, прошу заметить! В их конструкцию мы внесли одну маленькую модификацию. Да, да, три последних зонда вернулись целыми и невредимыми, их выбросило из Мерцающего Океана в строго заданной точке. Тем самым, они на практике доказали возможность навигации в минус-пространстве⁹⁴.

Немой вопрос застыл на лицах членов экипажа.

– Извиняюсь, господа. Мы в каком-то смысле опережаем время, поэтому у нас тут новые термины появляются быстрее, чем они успевают стать частью официальной науки. Минус-пространство – это один из таких терминов. По аналогии с ноль-пространством, мы называем так пространство черной дыры. Что аналогично пространству другой Вселенной.

Кстати, ваша историческая находка, «Вояджер», помог нам сделать финальные расчеты, которых и не хватало для полной картины. Так что, успешное возвращение этих последних трёх зондов-разведчиков, Ваша прямая с Филби заслуга. По этой причине, мы и делаем следующий шаг, – посылаем туда людей. – Туффир кивнул в сторону иллюминатора.

Собравшиеся в брифинг-зале сейчас были свидетелями великолепного зрелища: чёрная дыра, как ненасытное космическое чудовище, пожирала огромное облако звёздного газа, выбрасывая по своим полюсам гигантские разноцветные джеты.

– Другими словами, Тодд, я был прав тогда, надо было всё-таки этот хлам выбросить. – Передал по закрытой внутренней связи Евгений. – Глядишь, сейчас остались бы живы.

Филби благоразумно промолчал.

– Ничего не понимаю! Если зонды вернулись, почему бы не продолжить исследование роботами? Зачем рисковать людьми? – Главный инженер Хромов вставил свои «пять копеек».

– Видите ли, мой любезный друг, – Туфф говорил медленно, с расстановкой, – зонды не смогли снять никаких свидетельств своего пребывания там. Мы так и не поняли, что лежит по ту сторону. Они вернулись чистыми, как младенцы, белыми, как лист бумаги…

– Но показатели датчиков, сенсоры, гравитация, магнитные поля, пространственно-временные отпечатки, камеры наблюдения в конце концов! Вы не подумайте, я не отказываюсь от работы, но хочется понимать смысл задачи!

– Спасибо за ваш вопрос, – терпеливо продолжал Орбисон. – Именно для того, чтобы понять смысл задачи, мы сегодня здесь все с Вами и собрались. Так вот, ни датчики, ни камеры не показали ни-че-го! Абсолютно ничего!

– Может быть, зонды и не попали в цель? Может быть, они проскочили мимо?! – с чисто женской непосредственностью предположила главврач Лидия Харламова.

– Проскочили мимо черной дыры?! Вы шутите, госпожа Харламова? Впрочем, у Вас будет возможность попробовать проскочить мимо, если вдруг передумаете прыгать. – Пошутил Туффир. Все засмеялись. – Кстати, а как вы объясните, любезная Лидия, что они вынырнули из Окраины? Вошли в чёрную дыру здесь, в Хархоорне, в центральной галактике, а вышли на Окраине.

– То есть, Вы хотите сказать, что перемещение произошло, но при этом никаких физических характеристик пока зонд пребывал там… ну, в этой, другой Вселенной, мы не зафиксировали?! – Лидия занервничала.

– Ну да! Гравитация нарастает, пока зонд падает в черную дыру, замедляется время, в общем, всё в соответствии с Общей теорией относительности, а потом – бац! – щелчок – и зонд выбрасывает на Окраину, как ни в чем не бывало. Как будто бы, его сняли с пассажирского космолайнера за безбилетный проезд. Причем, внутренние часы фиксируют длительное время пребывания, мы даже видим на экранах, как живые существа вполне спокойно двигаются и дышат…

– !??

– Я имею в виду крыс. В самом деле, вы что, думали, что мы отправляем Вас туда, не убедившись, предварительно в том, что живые существа вернутся оттуда невредимыми?! Вы меня поражаете, команда, честное слово!

Команда несколько смутилась.

– Так вот, поскольку лабораторные крысы вернулись, и у них не выявлено никаких отклонений от нормы, мы и посылаем туда людей. Мы думаем, что люди сумеют заметить нечто, что упускают машины и что не могут рассказать крысы.

– А мне кажется, наоборот, психологический фактор лишь всё запутает, – опять включился в разговор Вязин.

– Хорошо, Евгений, предложите свою программу эксперимента!

Ради таких мгновений и жил Орбисон. Вязин взглядом обманутого годовалого ребёнка посмотрел на Туффа и выдавил из себя:

– Знаете, что-то ничего не приходит в голову!

Туфф безысходно развёл руками:

– Тогда действуем по плану «А»!

Все покатились со смеху:

Вязин, понимая, что смеются, собственно, над ним, но, будучи не в силах что-либо возразить, сослался на неотложные дела, спросил, окончен ли брифинг, и, получив утвердительный ответ, быстро вышел. Следом Филби так же отпустил остальных. Остался только Орбисон.

– Ну вот, теперь он весь полёт будет дуться на нас и думать, как бы отомстить, – резюмировал Филби.

– Ничего, Тодд, справишься, вы же с ним старые черти! И это хорошо, что все ушли, сейчас мне легче будет говорить, – Туфф закрыл глаза и поднял палец вверх. Он думал. Прошло несколько секунд, прежде чем он снова открыл глаза:

– Замечайте всё, Тодди, замечайте всё: малейшие изменения психического состояния, субъективные ощущения экипажа, звуки, сны, видения… Сделайте вот что: после того, как вы уйдёте в прыжок, сделайте регулярный, скажем 4 раза в день час анализа субъективных ощущений. Этакий сеанс коллективного психоанализа. Только копайтесь не в личном прошлом, а в личном настоящем: кто что видел, кто что чувствует, какие снятся сны…

– Может нам ещё устроить гадания на кофейной гуще?

– Устройте, – без тени иронии отозвался Орбисон, – Сравнивайте, кто что видит в иллюминаторах, кто как ощущает, например, вибрации корабля. Постоянно изучайте и сравнивайте показания приборов, анализируйте ретроспективные данные. Стройте графики. Требуйте от виртуаторов подробную и разностороннюю аналитику. Словом, будьте внимательны ко всему тому, что обычно считается материалом для художников и психиатров. Кстати, у тебя в команде будет и тот и другой…

– А вот за это спасибо! И ещё жреца Вуду мне, пожалуйста!

Но Туфф упорно не замечал иронии Филби:

– Будет и жрец, если понадобится. Ты пойми, это эксперимент! Наблюдайте, сравнивайте, проверяйте, думайте, пробуйте и снова наблюдайте! Всё фиксируйте, по вашему возвращению мы проанализируем это подробно! Ваша задача, – Туфф взял Тодда за плечи и смотрел ему прямо в глаза, – заставить Изнанку заговорить!

Тодду как разведчику понравилась подобная постановка вопроса. Увидев, что Филби перестал шутить и слушает, Туфф повторил:

– Да-да, заставь её заговорить! Заставь её проявить себя: хоть звуком, хоть характерной иллюзией, хоть чем! Кидай корабль из режима в режим, разгоняйся и тормози, меняй гравитацию, задавай перегрузки. Исследуй планеты!

– ?!

– Да-да, там есть планеты. Извини, что не сказали тебе раньше. Там такая гигантская гравитация, что просто обязаны быть и звёзды и планеты. Я только одно не понимаю, почему мы ничего не видим в записях, возможно, там какие-то другие свойства оптического диапазона…

– Та-ак! – Не на шутку разозлился Филби. – А что ты ещё от меня скрыл?!

– Не обижайся, Тодд, не всё сразу, и не всем. Так нужно для дела. Я менее всего заинтересован в том, чтобы от вас что-то скрывать, ведь ты же знаешь, я отдаю тебе сына!

Филби закусил губу.

– Нам нужна зацепка. Сам понимаешь, когда приборы ничего не фиксируют, а корабль перемещается в другую Вселенную – это уж слишком! Это вызов всей современной науке, это брошенная перчатка, это пощечина! И я этот вызов принимаю! А вот ты как?! – И, не дождавшись ответа, Туффир попросил:

– Помоги мне! Поможешь?

– Чем смогу…

– Заставь её заговорить любой ценой: приносите жертвы богам, камлайте, меняйте курс корабля, делайте виражи, сканируйте, замеряйте поля, фиксируйте изменение физических констант, если таковые будут наблюдаться. Уверен, что будут. Уверен, что именно в силу этих изменений констант и молчат приборы. Они просто сами плывут по течению, поэтому и не могут замерить скорость. Приборам нужна точка отсчета. Этой точкой будете вы – люди! В общем, хоть с бубном пляшите, только добудьте мне информацию! Впрочем, до бубнов, я думаю, не дойдёт. Хотя, как знать. Я уже говорил, с тобой пойдут два мастера по работе с изменёнными состояниями сознания? Отличные ребята: у них богатейший опыт наблюдения за тем, что в обыденности зачастую просто выпадает из человеческого внимания. Будет так же ещё один специальный робот… Впрочем, на роботов надежды никакой. Они уже себя показали.

– Человек – не робот!

– Вот именно! Именно поэтому мы и надеемся на твоё человеческое, творческое внимание и на твой опыт разведчика. Именно поэтому… – Туфф немного помолчал. – В общем, это было, так сказать, моё тебе напутствие. В официальном инструктаже много сухих, невкусных и непонятных слов… Там всё подробно расписано, ну и виртуаторы имеют подробный план и инструкции, а главное… А главное я тебе уже и так сказал: заставь её заговорить, Тодд!!!