Читать книгу: «Алеманида. Противостояние», страница 2

– Нас хотят разделить, – сказал Бельфор.

– Это решение наставника? – поинтересовался Эмрес.

– Нет, – ответил Марвин. – Это Харольд сказал Атталу. Я слышал слова советника собственными ушами.

– Аттал мог сказать что угодно, – уклончиво произнёс Бельфор. – Окончательное решение за наставником. Аттал знает, как править городом, но ничего не смыслит в подготовке наёмников.

– Нас нельзя разобщать, – сказал Белет. – Поодиночке нас перебьют в два счёта. К чему такие изменения?

– Думаю, Харольд и Аттал хотят подчинить больше территорий, – сказал Эмрес. – Не стоит расстраиваться по пустякам.

– Для тебя это, значит, пустяки? – сказал Бельфор. – Конечно тебя закинут в отряд Калвага. Тебе грех роптать на судьбу. Жалованье у них прекрасное, нужды ни в чём не будет.

– Мы ни разу не участвовали в осаде, – сказал Эмрес. – Неужели вам не хочется посмотреть?

– Ты уж определись: смотр или участие, – фыркнул Бельфор. – Нужно заниматься вещами понятными и доступными. Ты вот из лука метко бьёшь, Марвин умеет варить яды, Белет вообще универсальный убийца.

– А про себя что скажешь? – спросил Белет.

– Мечник вроде неплохой.

– А ты ещё тот скромняга, – посмеялся Эмрес. – Марвин рассказывал про Мерсал. Не веришь, что в человека можно попасть с отскока? Я тоже так думал, да людская молва переубедила. Много слышал о римских лазутчиках. Они прибыли недавно, но их уже с нами сравнивают. Мол, они неуловимые и дерзкие.

Эмрес налетел на Марвина, налегая двумя клинками. Все нетопыри были двурукими бойцами. Из-за непомерно длинных рук Эмрес делал медленные, размашистые, иногда даже вальяжные движения. В долгом бою ему не хватало дыхания. В седле или укрытии Эмрес чувствовал себя увереннее.

Сродни гладиаторам-димахерам нетопыри могли разом сладить с четырьмя соперниками. Бельфор одной правой рукой мог сразить трёх врагов одновременно. Его скорость и изворотливость не поддавались никакому объяснению. В лучшие дни двумя мечами Бельфор побеждал и соратников. Похожими навыками владел Фелан.

В этот раз Эмрес оказался проворнее, к тому же Марвин весь бой разговаривал. Белет протирал кинжал, а Бельфор мыслями пребывал в другом месте.

– Хватит расстраиваться, – сказал Эмрес.

– И завидовать, – добавил Белет.

– Я не о римлянах думаю, – ответил Бельфор. – Если Эмреса отдадут Калвагу, то меня Агарес передаст Атталу. Смахивает на жертвоприношение.

– То есть как?

– Когда Калваг уйдёт в поход к гарнизону, я займу его место. Буду лично охранять Аттала.

– Что ты там говорил про высокое жалованье кавалеристов?

– Хлудан с деньгами, – отмахнулся Бельфор. – На кой мне охранять дрянную жизнь зарвавшегося конунга? Я боюсь растерять навыки. Сами знаете, как трудно всю жизнь находиться в ожидании нападения.

– Какие слова! – воскликнул Эмрес. – Ты в кого такой идейный?

– Зачем мы бьёмся? – спросил Белет. – Ради золота. Мы же наёмники. Никакой идеи. Мы тренируем навыки для совершенствования ремесла, а твои слова – пустой трёп.

– Лучше буду мерзнуть в выгребных ямах и с пустыми карманами мечтать о копчёном окороке, чем гордиться высоким чином и деньгами, – парировал Бельфор. – Видимо, мы разные.

– И в чём проблема? Скажи об этом конунгу или Агаресу. Наставник поймёт. Он ратует за такие слова. И тоже не обрадуется новому назначению, ведь ничто так не расхолаживает, как спокойствие мышц, – сказал Эмрес. – Агарес не захочет, чтобы мы возвышались.

– Ничто так не расхолаживает, как спокойствие головы, – ответил Бельфор. – Вы хотите превратиться в Харольда?

– А что с ним?

– Это трус, коих поискать. Он любитель махать мечом против безоружных.

Марвин кивнул. При Аттале процветала традиция давать дезертирам и пленникам возможность на искупление. Их безоружными выставляли против закованного в броню человека и заставляли биться. Как правило, пленники погибали. Перед ристалищем их лишали еды и избивали, чтобы неопытные в ратном деле люди вроде Харольда могли спокойно резать пленников, как скот.

– И откуда ж у нас такой мыслитель завёлся? – процедил Эмрес. – Фелан тоже строил из себя невесть кого. И где он теперь?

– Червей кормит, – поддакнул Белет.

– Вот и я ему о том же говорил, – сказал Бельфор.

– Прозвучало как чистосердечное признание, – сказал Эмрес.

Бельфор с насмешкой взглянул на побратима. Разговор никто не поддержал.

– А что с гарнизоном? – Марвин сменил тему. – Есть вести от осведомителя?

– Если и есть, то нам не скажут, – сказал Эмрес. – Про наш гарнизон могу сказать одно: в лагерь явились бритты.

– Ну и что с того? – спросил Марвин.

– Их привёл Эрамун, – сказал Эмрес

– Это ещё что за нежить с оврага?

– Дубины вы. Совсем не толкуете! Это младший брат Аттала.

– Друзья, у меня вопрос! – Марвин поднял руку. – Сколько у Матайеса было детей? Я уже запутался.

– Трое, – сказал Бельфор. – Старшего мы хорошо знаем, за вторым носились Калваг с Эмресом, имя третьего мне неизвестно.

– Я вам и говорю: Эрамун. Они с Атталом поссорились. Эрамун ушёл в Британию, а сейчас вернулся.

– И на кой?

Эмрес пожал плечами.

– Одним богам известно. Между братьями снова собака пробежала. Непонятно почему. Что тогда, что сейчас. Кажется, останемся мы без союзников с островов.

– Ну и Вотан им в паруса, – процедил Белет.

Бельфор вышел на середину пустыря и крикнул:

– Мерзавцы, подходи по одному!

Нетопыри по очереди обнажили клинки. Они пользовались излюбленным тренировочным оружием – короткими скрамасаксами¹. Бельфор же всегда орудовал иберийской фалькатой. Агарес часто упрекал его в неправильном выборе клинка. Сам же Перс свой кавалерийский скимитар укоротил до пехотного меча.

Бельфор швырнул ошметок грязи в Марвина и помчался в атаку. Соратники обступили его с трёх сторон. На тренировках нетопыри сражались до первой мнимой раны, которая в реальном бою могла убить или обездвижить. Спустя минуту Белет получил удар под дых и «отрубленную» по локоть рабочую руку. Он ушёл с арены и теперь наблюдал за бойней со стороны.

Бельфор отбивал все нападения. Иногда он парировал слишком рьяно. Сначала Бельфора хотели взять измором, однако он был необычайно вынослив. Для его соратников этот бой стал попыткой поймать удачу за хвост.

Марвину достался крепкий удар. Он поднялся, прохрустел поясницей и покинул сражение. На арене остались только Бельфор и Эмрес. Последний многозначительно посмотрел на соратника и достал второй меч.

– Честность тебе незнакома, – пробормотал Бельфор.

– Два дня назад ты бился со щитом. Забыл? К тому же не надо нас равнять. Если бы мы сейчас стреляли в белок, то я бы дал вам фору.

– Для нас фора – твои закрытые глаза, – сказал Белет.

Из-за длинных рук Эмрес имел небольшое преимущество перед Бельфором. Широкими ударами он отбил резвые выпады соратника и сумел обойти его сбоку. Бельфор поднял руки и опустил голову.

– Сдаюсь! – он развёл руки в стороны.

Эмрес тяжело дышал, но улыбался.

– Один против тебя я бьюсь намного лучше. Эти два сапога только мешаются.

– Сапог здесь только ты! – возмущенно произнёс Марвин. – Ты своим телом закрываешь мой выпад сбоку.

– Поэтому нам надо чаще тренироваться, – сказал Бельфор. – В открытом бою колют со всех сторон. Вы же понимаете, к чему я веду?

– Чем это вы тут занимаетесь?

Все повернулись на голос и увидели Анаит. С ног до головы она закуталась в старый плащ. Вышитый спереди ястреб подчеркивал её женственный стан. Девушка скинула наголовник и легким кивком поприветствовала друзей.

– Если вас нет в казарме, значит, вы здесь. Не видели отца?

– Нет, – безразлично ответил Бельфор.

Он украдкой взглянул на Эмреса. При виде Анаит тот утратил былую уверенность. Бельфор подумал, что приди девушка чуть раньше, он бы разделал Эмреса с его дрожащими ручонками, как овцу.

– Не надо на меня пялиться, – хмыкнула Анаит. – Будешь смотреть так на деревенских девок.

– На тебя уже запрещено смотреть? – Бельфор крепче сжал рукоять меча.

– Мне неловко, когда на меня смотрит страшилище вроде тебя.

Марвин рассмеялся, Белет, скрывая оскал, отвернулся. Лишь Эмрес молча поглядывал на Анаит.

– Я стал таким против своей воли. Ты слишком молода, либо наивна, чтобы это понять.

– Отстань от неё, – бросил Эмрес. – Она сказала не смотреть. Так сложно?

– А вот ты уже немолод. Могу оправдать тебя только наивностью. И что вы сделаете? – Бельфор засмеялся. – Пожалуетесь всемогущему и всеведущему Агаресу?

– Слышал бы наставник, как ты о нём отзываешься!

– Видел бы Агарес, как вы в лесу милуетесь.

Эмрес замер, кровь отхлынула от его лица. По испуганному виду Анаит Бельфор понял, что попал в точку.

– Угрожаешь? – спросил Эмрес. – Да, мне придётся худо, но как-нибудь переживу.

– Быть может, сначала он разозлится. Жутко разозлится, однако потом примет, – добавила Анаит. – Отец большой человек и великий воин, но даже он не способен изменить человеческие законы мироздания.

– Ох уж эта любовь, – съязвил Бельфор. – Агарес не одобрит, если его дитятко достанется простому лазутчику. Ему подавай особу королевских кровей.

– Ты прав. Второй пропажи наставник не переживет, – сказал Эмрес. – В наших встречах нет ничего дурного. Но если ты проболтаешься, то я буду вынужден защищаться. Не мечом, словами. Я скажу, что ты убил Фелана.

Бельфор рассмеялся.

– Да что ты! Думаешь, Агарес не говорил мне о своих подозрениях? Почему я месяц томился у кельтов? Почему меня разукрасили, как жрицу перед жертвоприношением? Агарес считает, что в смерти Фелана виновен я, но не может доказать. Да и к чему доказывать, если он меня боится?

– Ты уже сотню раз обмолвился, что некогда повздорил с Феланом. Он не любил ругани, а ты вечно лезешь на рожон.

Бельфор вплотную подошёл к Эмресу. Тот уверенно посмотрел в тяжёлые глаза соратника. Эмрес был выше почти на две головы.

– Полгода назад я убил бы и тебя. Ныне у меня другой наставник. Я по-другому решаю проблемы.

– Какие мы важные!

Бельфор вложил меч, почтительно поклонился Анаит и ушёл. Белет рванулся следом, но Марвин его остановил.

– Пусть идёт. Перебесится и успокоится. Я его хорошо знаю.

– Почему вы с ним общаетесь? – хмыкнула Анаит. – Он прямо сказал, что убил Фелана.

– Я тоже много чего могу сказать, прекрасная Анаит, – ответил Марвин. – И он такого не говорил.

– Почему ты его защищаешь? – спросил Белет.

– Я не видел, кто убил Фелана. Если и Бельфор – Вотан устроит ему судилище, не мы. Бельфор хороший воин. Просто у него склочный характер. Скажу одно: Бельфор ни за какие ковриги не покусился бы на Фелана. Того ведь голыми руками было не взять.

– Он ведь не скажет Агаресу? – с надеждой спросил Эмрес

– Припугнуть он любит, но принципы чести для него незыблемы, – сказал Марвин. – Не переживайте. Бойтесь наставника. Он в последние дни лютует.

Бельфор тем временем шёл в крепость. Он проголодался, но не от тренировки, а из-за размышлений.

Гарнизон задрожал от топота конских копыт. Через ворота один за другим проскакали всадники. Бельфор раньше не видел таких одеяний. Но он не придал этому значения, ведь во время созыва войска в окрестностях Арелата бродил странный люд.

Юноша подождал, пока процессия покинет крепость, и вошёл внутрь, закрывая глаза и нос от пыли. Возле Бельфора остановился всадник. Резким движением рукояти кинжала он стащил с наёмника наголовник. Нетопырь невольно схватился за меч, но увидел добродушное лицо шутника и застыл в недоумении.

Из седла на него с улыбкой смотрел худощавый мужчина. Он не походил на разбойника, замыслившего драку. Его потускневшие латы украшала геральдическая насечка в виде существа, похожего на дерево или кракена.

– Не серчай, странник, – произнёс незнакомец. – Чудных вроде тебя я еще не встречал.

– Что же во мне такого чудесного? – произнёс Бельфор, сдерживая злость.

– Твое лицо. Неудивительно, что ты прячешь его. На твоём месте я бы делал так же. Не люблю внимание толпы. Это боевой раскрас?

– Отец был печником и засунул меня в печку. Утром я вылез таким.

– Как интересно! – мужчина захохотал. – Твой отец, видимо, был художником с Крита. Они на такой же манер расписывали амфоры.

– Вам нравится смеяться над незнакомыми людьми?

– Отец запихнул дитя в печку, а на утро увидел его изувеченным. Что ж, незнакомый человек. Твой отец был мудр и всеведущ, раз нанес на твой лик древний символ иллергетов.

– Я не знаю, что означают эти символы. Просветите меня!

– Это знак богини Танит. В этом месте ты не мог узнать о нём. Можешь сходить к иллергетам. Возможно, они расскажут тебе свои легенды. Я как раз отправляюсь к ним.

Бельфор не успел больше ничего спросить. Всадник поклонился и был таков.

II

Отряд гоплитов шёл к гарнизону Германика больше двух недель. Погода мучила непостоянством. Жара и духота сменялись проливными дождями; в мае грянул мороз, из-за которого гоплиты на несколько дней застряли в одной из разрушенных деревень. Доставила хлопот и Изера, чьи разливы превратили низины в непроходимые болота. Протей от бессилия уже вышел к тракту, но повернул обратно, когда увидел тысячи солдат, которые шли к гарнизону Хлора. Намечалось что-то грандиозное.

На пути они встречали вырезанные под корень деревни. Пожары перешли на леса, отчего испуганная живность переместилась на целую лигу в сторону Аквитании.

После пяти часов охоты Стиракс с Кемалем принесли только одного зайца. Протей приказал на время выбраться из леса и заняться привычным воровством. Так они оказались в очередной заброшенной деревне. Они не нашли ни единой живой души, кроме двух изголодавшихся молоссов. Стиракс от чистого сердца отдал им последний сухарь, из-за которого псы передрались.

Четверть часа гоплиты бродили по деревне. Они раздобыли три десятка яиц, кусок говяжьей вырезки с запашком и забродившее вино, похожее на пойло, коим сирот поили в Лутраки. Склонный к вечному шутовству Стиракс предложил отведать человечины, ведь вокруг было полно загнивших покойников.

– Думаете, Аттал? – спросил Гунн.

– Ну не лично он, – ответил Прокл. – Мы скоро прибудем в гарнизон. Может, пора набросать план действий?

– Заночуем здесь. Найдём уцелевшую хижину и устроим военный совет, – сказал Протей. – Галлы сюда более не вхожи – ни живые, ни мёртвые.

– Я не хочу провести ночь в деревне с поветрием, – возмутился Стиракс.

– При чём здесь поветрие? – сказал Прокл. – Людей убили.

– Я понял, благодарю за пояснение. Мои глаза видят прекрасно! Я про запах.

– Неженка, – произнёс Протей. – Принюхаешься. Или ты не был на нашей кухне в Греции? Еда там воняла хуже, чем разлагающиеся трупы.

– Вот так и принесли в Рим чуму после войны с германцами, – буркнул Стиракс.

– Безмерно уважаю Кустодиана, но зря он решил отправить тебя с нами, – сказал Протей.

Раздался протяжный птичий крик. Гоплиты подняли головы. Они увидели кружащую в небе птицу.

– Сокол? – спросил Анион.

– Мне кажется – пустельга, – сказал Прокл.

– Охотничий сокол, – уверенно ответил Стиракс. – Глаза разуйте. Не знаю ни одного человека, кто бы видел пустельгу возле Арелата.

– Спорим на пять аурелиев, что ты не сумеешь её подбить? – бросил вызов Протей.

– Оставь себе свои аурелии.

– Боишься?

– Еще чего! Не хочется при соратниках тыкать тебя мордой в дерьмо.

– Значит, боишься?

– Хорошо, я участвую в споре, но не за монеты. Давай так: если я собью птицу, то ты больше не будешь зазнаваться. Мы привыкли к твоему самолюбованию, но и ему должен быть предел.

– Малыш обиделся? – Протей изобразил угрюмое лицо Гунна.

– Хочу, чтобы вы ценили меня и воспринимали как равного. Ну-ка, Кемаль, попадёшь в него?

Без лишних слов пун вложил в лук стрелу и запустил в небо. Стреле не хватило доброй полсотни футов, чтобы долететь.

– Это невозможно, – сказал Анион. – Даже если Эол спустит её ниже, то птичка слишком мала. Да и твою стрелу сдует ветром.

– Ну что, ты готов признать свой эгоизм? – не унимался Стиракс.

– Да что с тобой? – ощетинился Протей.

– У меня просто накипело. Благодаря мне у нас всегда была еда. Кемаль подстрелил пять зайцев, а я штук сорок. Еще и вепря на ужин притащил. Это нормальное человеческое желание – получать благодарность за труды. В отряде я самый незаметный только потому, что слежу, чтобы вы были сыты. Раз уж ты считаешь решение Кустодиана невзвешенным, то перед следующей вылазкой оставь меня в крепости. Заноешь на следующий же день.

– Гунн, ты много на себя берёшь! – грозно произнёс фракиец.

– Ни капли. Принимаешь условие?

– Его не было.

– Я сшибаю птицу, а ты более не смеешь надо мной подтрунивать и унижать меня.

– Хорошо, – фракиец старался свести серьёзный тон Гунна к шутке. – Валяй!

– Невозможно, – вторил Анион.

– С закрытыми глазами попаду.

– Что ж, попробуй!

Сокол спустился ниже, однако стрелы Кемаля его по-прежнему не доставали: пун безуспешно пытался поразить птицу. Стиракс прицелился и выстрелил. Ульрих завороженно наблюдал, как стрела мчится прямо в парящего сокола. Прокл поразился тому, как искусно Гунн предусмотрел направление полёта птицы. Грек понимал, что Стиракс попадет.

Прошла секунда или целая вечность – раздался щелчок, воздух огласился криком, и птица устремились к земле. Ульрих хлопал глазами и не верил, что этот дуралей с прищуром и плутоватой улыбкой поразил цель настолько мелкую, что её очертания едва различались в небе. О таком мастерстве Эмрес мог только мечтать.

– О Митра! – восторженно произнёс Прокл. – До цели было больше сотни футов.

– Дальнобой ты превосходный, Стиракс, – восхитился Протей. – Но твой навык полезен только для ночной засады.

– Если тебе нужен хороший мечник, то попроси у Кустодиана.

– Может, хватит препираться? – предложил Прокл.

– Просто ничего не изменилось, – уныло произнёс Гунн.

Гоплиты пошли искать уцелевшую хижину, а Ульрих направился к сбитому соколу. Мальчик вытащил стрелу, осмотрел птицу и понёс трофей римлянам.

– Что я делаю? – бубнил себе под нос Ульрих. – Может, пора линять? Зачем я так поступил с Далаком? Ведь я даже не знаю, как вести их в бург.

Ульрих не ожидал, что путники окажутся настолько опытными солдатами. Когда он впервые увидел тренировку Бельфора, то его восторгу не было предела. Ульрих не встречал настолько быстрых и хлестких бойцов даже среди берсерков. Ему казалось, что нет на свете человека сильнее Бельфора. Мальчик считал, что ненавистный ученик Агареса превзошёл самого учителя.

На пути римляне встречали лазутчиков Калвага, появление которых Ульрих не мог предугадать. Посему гоплиты не раз вступали в бой с людьми Кулака. Едва они прошли Энанки, как встретили несколько отставших лазутчиков из иберийских вандалов. Ульрих снова убедился в мастерстве римских «собратьев». Бельфор не шёл ни в какое сравнение с Эфиальтом, который мог убить врага даже ивовой веткой.

Чем ближе был Арелат, тем больше сомнений зарождалось в душе Ульриха. Он желал завести врагов в ловушку, чтобы угодить Агаресу. На пути к Анаит ещё стоял Эмрес, но Ульрих после встречи с римлянами уже не считал его помехой. Мальчику казалось, что гоплиты способны пройти сквозь стены, не дышать под водой и уничтожить целое войско, лишь бы добраться до Аттала. Ульрих отчётливо понимал, что в случае смерти конунга у Агареса сменится господин. И тогда вместе с ним уйдёт и Анаит.

Мальчик вскипел. Ему захотелось отравить римлян и заколоть в темноте Агареса с его будущим зятем. Из-за юности, слабости и малых возможностей Ульрих привык действовать исподтишка.

Он нашёл гоплитов возле кузницы. Анион приводил меч в надлежащий вид, остальные с удовольствием уплетали хлеб, который макали в сырое яйцо.

– А Прокл был прав, – сказал Кемаль, забирая у Ульриха добычу. – И правда охотничий сокол. Взгляни на когти. А это что?

Грек осмотрел привязанный к когтям птицы кожаный подсумок на ремешке, который, судя по всему, служил карманом для писем. На выцветшей коже смутно просматривалось тиснение в виде мифического существа с пятью не то головами, не то щупальцами.

– Дерево? Или другая пакость?

– Есть догадка. Дай малость пораскинуть мозгами… – сказал Прокл.

– Хватит уже заниматься ерундой. Нам нужен план, – вмешался в разговор Протей. – Ульрих, проводник ты превосходный. Тут без вопросов. Ты хорошо знаешь лес, но так ли хорошо знаешь город? С нашей стороны… нет, не с нашей, а со стороны арелатского легата было глупо вверять жизни взрослых мужчин дрожащей твари вроде тебя. Сейчас каждый солдат на счету. У Рима нет такой роскоши, как у Аттала. Помните, что говорили жители? За Арелатом собралось почти полмиллиона человек. Если молва не лжет, то у них и еды в достатке, и броня прочна, и мечи остры. Только сейчас, почти достигнув цели, я понимаю глупость нашей затеи. Если фортуна соблаговолит, то мы убьём Аттала. А что дальше? У него полно полководцев, воспитанных Римом. Любой из них займёт его место. И так бесконечное количество раз.

– Предлагаешь пойти назад? – сказал Анион.

– Нет, я всего лишь рассуждаю.

– Очень редкое для тебя свойство, – пробормотал Гунн.

– Я всё слышу, – сказал Протей. – Нет, мы продолжим движение.

– Весь путь мы идём по наитию, – сказал Прокл. – В гарнизоне следовало всё продумать. Ведь перед тем, как приступить к неразрешимому делу, люди ищут пути подхода. Но зачем теперь обременять голову мыслями о грядущем, если оно непостижимо? Мы же не знали, как попадём в Арелат. Теперь до него рукой подать. Все подходы нашли, а как развязать главный узел – не поняли.

– Ты о чём? – спросил Анион.

– Филипп просто выпнул нас из гарнизона, мол, принесите мне на блюде голову Аттала. А как это сделать и для чего никто не объяснил. Это же не осада города Олоферном², когда достаточно было вытащить шнурок из калиги, чтобы она свалилась с ноги. Нет – теперь убийства лидера недостаточно.

– Что ж ты не сказал об этом Филиппу? – спросил Протей.

– Не было нужды. Кустодиан высказал соображения, но Филипп стоял на своем. Вы и без меня знаете, что в их споре победил высокий чин, а не опыт.

– Выходит, Кустодиан нас просто принёс в жертву? – возмутился Стиракс.

– У него не было выбора. С легатом особо не поспоришь, – парировал Прокл. – Задание кажется мне всё более безнадёжным. В гарнизоне Хлора я ещё чувствовал азарт, но теперь только тоску. Договорённость префекта с алеманнами – только видимость. У нас ничего не выйдет!

– Остаться в крепости мы не могли, – сказал Стиракс. – Легионер выполняет приказ. Выполнимый или нет – это уже другой вопрос.

– Как заговорил наш Гунн! – посмеялся Протей. – Всё обсудили? А теперь к делу. Парень, где в крепости мы найдём Аттала? Как обойдём его охрану? Как мы поймаем конунга, если лазутчики ни разу не видели его ни в Арелате, ни в гарнизоне?

– Если наши наместники договорились, то мы придём в бург как раз во время затишья.

– Кто ваш наместник?

– Артур из германцев, – ответил Ульрих.

– Это не тот молокосос, который встречал нас на красной линии? – спросил Протей.

– Наверное, он. При Аттале можно стать наместником крепости и в пятнадцать лет. За мешочек с золотом любой может приблизиться к конунгу.

– Ваш Артур, значит, богат? – спросил Стиракс.

– Не знаю, но он на побегушках у Аттала. Нашего конунга сложно понять. В один день он возвышает, в другой – кидает мордой в грязь, – хмыкнул Ульрих.

– Говоришь заученными словами, – Прокл исподлобья взглянул на мальчика.

Ульрих смело посмотрел на грека и продолжил:

– Люди устали от непостоянства конунга и видят на его месте брата Аттала – Эрамуна. Поэтому нам с вами и пришлось на время подружиться.

– Это что ещё за человек? – спросил Стиракс.

– Самый младший из семьи Матайеса, – пояснил Ульрих. – Кажется, он бастард. Матайес привёз его после похода на иберов.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовался Протей.

– Во всей Галлии матери читают детям одни и те же сказки на ночь, – ответил вместо Ульриха Прокл.

– И чем Эрамун лучше Аттала? – спросил Протей.

– Людям нравится, что Аттал решился на отделение Галлии, но не нравятся его способы, – сказал Ульрих. – Эрамуна считают бесхарактерным, но Харольд утверждает, что он больше подходит Галлии.

– Он сказал это Атталу? – удивился Протей.

– Нет. Он разговаривал об этом с Эмресом, – угрюмо произнёс Ульрих. – Я подслушал их разговор.

– И зачем им такой царёк? – спросил Стиракс.

– Таким легче крутить, – сказал Прокл. – Полагаю, Аттал строг и требователен, и галльская знать задыхается от его тисков. Большие люди тем и отличаются, что не дают покоя ни себе, ни другим. Слышал, что Харольд тоже не так прост.

– Возможно, он и затеял убийство конунга, – сказал Анион. – Такие подстрекатели всегда стоят в тени.

– Ты с ним знаком? – спросил Протей.

– Кустодиан рассказывал про Харольда. Они общались всего раз, когда префект хотел заключить перемирие с Матайесом за год до его смерти. Вы же знаете нашего наставника. У него дурак на дураке, но о Харольде он отзывался с уважением.

– То есть вы считаете, что за происходящее отвечает Харольд? – спросил Кеннет.

– Да брось, – махнул рукой Прокл. – Это невозможно. Одному человеку это не под силу.

– Скорее всего, он действует не один. Мы не знаем его союзников.

– Иногда людям или событиям приписывают такие необычайные свойства, что в их существование трудно поверить, – сказал Прокл. – И только спустя десятилетия люди убеждаются, что сказанное являлось чистейшей правдой.

– Слишком сложно, – сказал Гунн.

– Невыносимо, – поддержал Протей.

– Ты любишь зайти издалека, – сказал Анион и взглянул на Стиракса. – Но учти, твои соратники, и я в их числе, умом не блещут.

Прокл разломил краюху хлеба и передал Протею.

– Думаю, что Аттал обратился к людям, которые выше законов и народов. Слышали про Дориамида из Килоса?

– Нет, – Стиракс зевнул.

– Какой-нибудь очередной свихнувшийся киник в бочке³, – процедил Протей. – Стоит человеку выкинуть фокус, как все им начинают интересоваться. Так чем знаменит твой Дориамид?

– Ничем. Квесторы в Риме до сих пор спорят: жил ли он на самом деле. Именно он в своей книге отразил понятие власти над властью.

– И к чему нам эти сведения?

– Я всего-то хотел сказать, что даже властители алеманнов и римлян иногда спрашивают совета у небес. И я говорю не про Вотана и Митру.

Анион кивнул.

– Я понял, о чём речь. Ты про этфириадов?

– Да, я часто слышал про племя северян с гербом в виде снежной гидры, – сказал Прокл. – Думаю, эмблема на подсумке обозначает не дерево, а гидру.

– Хочешь сказать, сокол принадлежит им? – скептически поинтересовался Протей. – Неведомым людям с севера?

Прокл пожал плечами. Анион оживился.

– Я слышал о некой стране, занесённой снегами, – сказал он. – Там короткое лето, а земля способна подарить только место упокоения усопшим – и то в снегу. Люди не приходили в тот край – они зародились там, в чистом хаосе. Сражаясь со стихией и пребывая в вечном напряжении, они стали умнее нас. Их головы вытянулись, а тела закалились. Едва они нашли способ обуздать стихию, как им пришла мысль завоевать соседей. Но после череды сражений они поняли, что война – слишком мелко. Для господства над сушей и морем они взяли за основу имперский принцип – разделяй и властвуй…

– Каков итог? – перебил Протей.

– Битва правителей на Востоке – дело рук племени гидры.

– Вздор! Невозможно.

– Это не совсем люди, – сказал Прокл. – У них в крови дьявольские амбиции, а их душу терзают несбыточные желания.

– А про собакоголовых людей сказки будут? – с сарказмом произнёс Протей. – А небылицы про блеммиев⁴? Заканчивайте этот вздор.

– Хорошо, когда-нибудь ты спросишь у меня про эту историю. Или у другого человека, но спросишь.

Разговоры смолкли. Гоплиты пообедали и распределили часы караула. Анион спрятал соколиный подсумок у себя.

***

Путь до Арелата стал ещё более запутанным, и теперь гоплиты шли зигзагами вроде тех, что раньше наносили на легионные скутумы. Ульрих убедил римлян идти длинной тропой в надежде, что за время шествия примет окончательное решение. Но этого не случилось. За пять дней до полной луны путники оказались возле хорошо укрепленного бурга Арелата, который некогда принадлежал римлянам и звался фортом Германика.

Серебристые отблески луны падали на высокие стены, освещая всех стражников. Ульрих не солгал: в крепость действительно прибыл Аттал, который распорядился об усилении караулов. Об этом гоплиты узнали от галла-скорняжника, с коим встретились в лесу накануне.

Ульрих рассчитывал, что конунг не объявится, однако планы правителя Галлии менялись по десять раз на дню. Мальчик пока не понимал, нужна ли ему смерть Аттала. Но знал, что от убийства конунга ничего не выиграет, ведь тогда вместо освободительной войны начнётся обычная делёжка власти.

Гоплиты так увлеклись походом, что забыли, куда и зачем шли. Компания горячо спорила прямо напротив стены. Каждый предлагал пути подхода.

– Можем попробовать пройти через сточную канаву, – предложил Ульрих.

– Предлагаешь лезть в дерьмо? – спросил Протей.

– Взгляните на стены. Когда я уходил, дозорных было меньше.

– Не дури мне голову, парень! Не может быть, чтобы в бурге вырубили лишь одну дверь. Знаешь, сколько крепостей захватил великий Юлий?

– Какой Юлий?

Протей проигнорировал невежество Ульриха.

– Галлы первое время сопротивлялись захвату, хотели храбро умереть в пример другим, да только в итоге жить-то всем хочется. Поэтому они принялись прорубать тайные лазы в бургах на случай отступления.

– Да, припоминаю, – сказал Стиракс, – Кустодиан об этом рассказывал.

– Ну, что скажешь?

– Возможно, так оно и есть, – ответил Ульрих. – Только я не знаю, есть ли здесь иные проходы. Я всегда ходил через ворота. Здесь их двое.

– И ни разу не интересовался, есть ли здесь подземелья? – спросил Анион.

– Нет.

– О боги! У тебя ужасное детство.

– Хотите сказать, нам придётся либо карабкаться по стене, либо шагать по дерьму? – осторожно произнёс Стиракс.

– Напасть мы не сможем: у тебя стрел не хватит, – сказал Прокл. – Взгляни, сколько людей на стене.

– Да и с отхожей ямой не всё так просто, – сказал Ульрих. – Там стоит толстая решётка. Она настолько велика, что даже этот её не поднимет.

Анион хлопнул парня по плечу так сильно, что у того подогнулись колени.

– Ты видимо не знаешь, что значит моё имя?

– Нас семь человек, – перебил его Протей. – Осилим. Неужели петушинноголовые научились строить клоаку?

– Это бывший римский гарнизон, Протей, – напомнил Прокл. – Галлы много чего переняли, но не всё.

Короткими перебежками они добрались до защитного вала, за которым обнаружился наполненный водой ров. К удивлению римлян его ширина оказалась больше двадцати футов, а глубина – выше человеческого роста. Как и ожидалось, подъёмный мост подняли. Гоплиты с таким шумом преодолевали водное пространство, что Протею казалось, что сейчас прибегут привратники.

Ульрих провёл их к скрытому лазу за подвесным мостом. Они вошли в канал, который обложили камнем на этрусский манер. Клоака являлась неровным тоннелем шести футов высотой, построенным ещё во времена императора Кокцея Нервы. Ответственный за копку защитного рва не учёл, что не стоит с ним совмещать клоаку: теперь все непотребства жителей бурга плавали под стенами. Запах стоял невыносимый.