Читать книгу: «Иллэя», страница 2
2. БОГИНЯ
Нежная жёлто-оранжевая заря занималась на востоке, а пара Лучезарных Близнецов клонилась за невысокие горы на западном, ещё тёмном небе. Воздух прозрачен и свеж, как всегда после долгой ночи. Земля, потемнела от обильно выпавшей влаги и стала почти чёрной с оттенком синевы. Крупные капельки росы, разбросанные повсюду, весело посверкивали разными цветами в лучах заходящих Близнецов. Вокруг абсолютная тишина. Ни дуновения ветерка, ни шороха, ни единого движения. Эта часть земли иллэев готовилась к новому длинному дню, хорошо отдохнув прохладной ночью в мягком свете бело-красных Близнецов.
Вот первый зелёный луч солнца стремительно прорезал утреннюю предрассветную зарю, и край ярко-оранжевого диска показался над горизонтом. Этот первый переливающийся солнечный луч нового дня осветил большую долину Э́нта между кольцевых гор, окружавшие долину в виде гигантской вытянутой подковы. Разрыв не слишком высокой тёмной горной гряды, обращённый на восток, позволял каждый новый день первому солнечному зелёному лучу играть по отдохнувшей и выспавшейся долине. Он заставлял мельчайшие капельки чистой росы рассыпать искры преломлённого света, скользя по верхушкам деревьев с тёмно-бордовой листвой, а их бархатистые листья переливались от этого сине-розовым цветом. Озорной зелёный лучик гладил холмы, подсматривал в озёра и заглядывал в круглые хрустальные окна прелестных тёмно-серых домиков, пробуждая их обитателей.
Эти домики, напоминающие больше пузатые шерстяные колпаки, утончались кверху. Самая верхушка круглых в основании домиков-колпачков загибалась строго на запад параллельно земле. На конце этого изгиба было отверстие, из которого то здесь, то там шёл к верху белый дымок. Домики, разбросанные по долине, стояли в основном по берегам многочисленных речушек и озёр, в изобилии наполнявших влагой эту местность. Жилища обитателей долины Энта, сохраняя общность по форме, имели разные пропорции, размеры, количество и диаметр окон. Попадались домики с пристройками, словно второй или третий колпачок без трубы-крючка прирос к основному. Где-то колпаки-домики срастались по два, по три, и даже по пять, забавно загибая свои трубы-крючки на разной высоте в одну западную сторону. Кое-где домики были недостроенными, представляя собой обрезки толстых труб, стоящие на земле. Однако никаких признаков строительства около недостроенных домиков не было. Складывалось такое впечатление, что строители ушли вечером прошлого дня и забрали с собой весь строительный материал, инструменты, строительные приспособления, аккуратно всё прибрав за собой. Все домики весьма большие, в три, пять и даже семь-восемь человеческих ростов. Круглые окна домиков, затянутые чистым, прозрачным хрусталём, выходили на разные стороны, но обязательно хоть одно смотрело прямо на восток. Именно в эти, обращённые к утреннему солнышку окна, заглядывал каждый новый день первый зелёный лучик.
Она спала на мягком ложе, укрытая тёплым одеялом из пуха горной крунчи. Лёжа на боку, её лицо было обращено к окну, а длинные золотистые волосы были разбросаны по подушкам. Зелёный лучик весело осветил её милое личико, и она, слегка зажмурив закрытые глаза, сморщив нос, проснулась и улыбнулась новому дню. Открыв свои большие светло-голубые глаза с длинными ресницами, она откинула тёплое одеяло и села на ложе. Сладко зевнув, она потянулась, растянув руки вверх и в стороны. Глядя на приветственный лучик солнца, она встала, и, ступая босыми ногами по твёрдому, слегка шершавому тёплому полу, подошла к большому круглому окну.
Окно было больше её роста, начинаясь от пола и оканчиваясь на высоте поднятых рук. Она стояла у окна практически вплотную к стеклу. Вот она неспешно подняла руки, провела обеими ладонями под ушами и соединила пальцы в замок на шее сзади. Тряхнув головой, она заставила свои длинные слегка волнистые волосы расправиться поверх рук. Уперев основание головы в замок из пальцев, она развела локти максимально широко в стороны и медленно прогнулась в спине, потягиваясь после сна. Закрыв глаза, она в такой позе нежилась в зелёных лучах восходящего солнца. Её молодое светлое тело впитывало свежесть утра и ощущало тепло от солнца, проходящее сквозь хрусталь окна. Переливчатый зелёный луч нежно ласкал её прекрасное лицо, изящную шею, скользя по её округлым обводам и тонкой талии, первый свет солнца этого дня отбрасывал длинную тень от этой нагой красавицы на пол, на ложе, на стену.
Перед её окном за лужайкой протекала чистая неспешная речушка. Левее через речку был перекинут красивый горбатый мостик с ажурными перилами из такого же материала, что и все домики в долине. Оба берега речушки покрывал разноцветный ковёр цветов, у кромки воды кустились заросли густого тростника и росли невысокие деревья, склоняя свои длинные, словно волосы девушки, ветви над медленным течением
На другом берегу также были домики, но ни один из них не заслонял лучей утреннего солнца. Вообще жители долины Энта строили свои дома так, чтобы утреннее приветливое солнце освещало каждый дом, каждое обращённое к востоку окно.
Вдруг в зарослях на том берегу речушки качнулась пара веточек, но девушка, стоящая у окна на третьем ярусе домика не увидела этого еле заметного движения, продолжая нежиться в зелёном свете утреннего солнышка с закрытыми глазами.
– Утра нового, Эе́я, лучи зелёные перед окном неодетая опять ловишь ты?
Это был голос её отца, который также проснулся с первыми лучами солнца в своей комнате ниже ярусом.
– Смотри, дочка, у меня, – его голос приобрёл шутливый оттенок, – Энта сын старший давно уже глаз свой на тебя положил.
– Утра нового, отец, – ответила она, не раскрывая рта, – просыпаются все только, и нет никого ещё в долине нашей, а И́ни этот не очень-то и нравится мне.
– Да, Эе́я, симпатичен он мне тоже, – почти смеялся голос её отца.
– Папа! Что говоришь ты такое? Безразлична же я ему также. На Ло́рна дочь младшую смотрит ведь он только.
– Да? А на берегу том реки нашей неспешной шевелятся кусты густые почему же? Небось, подглядывает за тобой опять И́ни молодой, – голос отца уже смеялся, – смотри, Эе́я, вот так тоже нежиться любила в солнца лучах утреннего сестра твоя старшая, у окна стоя без одеяний, а Ло́рна сын из-за речки подглядывал за ней. Чем закончилось всё, знаешь сама? Тот Близнецов Лучезарных Рождения Нового праздник, ежегодно празднуемый нами, помнишь?
При этих словах Эе́я быстро отпрыгнула от створа окна в сторону, сняла со стены одежду и быстро облачилась в неё. Затем она осторожно выглянула из-за стены в окно и стала внимательно всматриваться в противоположный берег речки.
– Отец, никого нет там! То, чего не существует, говоришь почему ты? – сказала она несколько обиженно, всё также, не размыкая губ.
– Гляди, Эея, взгляды ваши с Ини как-нибудь вот встретятся и навсегда свяжутся, как у сестры твоей Э́йни с Ау́ром.
– Папа! Снова об этом ты! – она подняла брови, и вид у неё стал немного растерянным.
– И дом свой строить станете с Ини вы, – продолжал голос её отца, – там вон, видишь, за озерцом, уже пристройку возводит сестра твоя, значит, скоро или племянница, или племянник очередной будет у тебя. Исполнилось уже тебе двадцать шестое Близнецов Лучезарных Рождение Новое, и с возраста этого взглядами связывания начинаются уже.
– Ну, папа! – теперь её голос был обиженно укоризненным, а лицо залил румянец.
Не найдя ничего подозрительного в зарослях на том берегу речушки, Эея быстро устремилась вниз по лестнице, минуя спальню отца и, откатив входную дверь, выбежала на улицу. Она остановилась, вдохнула полной грудью ещё прохладный воздух, задержала дыхание и прислушалась. Затем стремглав побежала к мостику и быстрым лёгким движением взлетела на его середину. Оглядевшись на мостике, она пристально всмотрелась в заросли камышей и кустов на видимом из её окна берегу речки. На берегу не было никакого движения и до её слуха не донеслось ни единого подозрительного шороха. Лишь тихо-тихо журчала вода, впадающего в речку ручейка. Тогда она взялась двумя руками за перила, перегнулась через них и посмотрелась в воду. Из спокойной воды неспешно текущей речки на неё смотрела молодая девушка с распущенными золотистыми волосами, в свисающей с плеч синей лёгкой накидке с длинными рукавами. Она распрямилась, откинула голову, расправила обеими руками длинные волосы за спину и повернулась всем телом к встающему солнцу. Быстрым ловким движением она связала волосы невесть откуда взявшейся в её руке синей ленточкой. Теперь она стояла на середине мостика, закрыв глаза, и позволяла солнечному теплу ласкать её прекрасное лицо.
Конечно, Эея подозревала, что Ини может за ней поглядывать. Она и желала, и не желала этого, ведь Эее были абсолютно не ясны собственные чувства к этому симпатичному ей пареньку. Иногда её девичья фантазия пыталась нарисовать будущую возможную жизнь с Ини, но всякий раз ей это не удавалось. Она не могла себя представить его женой, не могла вообразить его поцелуев, его прикосновений к своему телу. Уже в детском возрасте она видела, как влюблённо смотрят друг на друга папа и мама, как порой обнимаются, как украдкой целуются и как они светятся любовью каждое мгновение жизни. Неужели она с Ини сможет так же?
С раннего детства Эея знала, как образовываются семьи и очень редко, как и другие жители долины становилась свидетелем соединения взглядами двух людей. В своих детских, а по мере взросления и в девичьих мечтах, она почему-то видела, что её суженный появиться внезапно откуда-то, никому здесь незнакомый пилигрим, и Эея влюбится в него с первого взгляда на всю жизнь. Девчушкой она пропадала возле кузнецы, но её не интересовало то, чем занимались кузнецы, её всегда привлекали сильные мужские руки и крепкие мужчины по примеру своего отца, как это зачастую бывает у девочек. Она с восторгом рассматривала движения кузнецов, их стать, их мощь.
Когда же пришёл возраст понимания всех сторон отношений связанных взглядами, это предчувствие внезапной любви к сильному и красивому незнакомцу усилилось. Ей начали сниться волнительные видения крепкого молодого красавца, пришедшего издалека. А тут щуплый Ини. Она же знает его с самого младенчества, его семья живёт не так далеко, и Эея ещё ребёнком играла с ним и другими детьми долины. Какой же он таинственный незнакомец?
– Странник прекрасный, будет он, наверное, и придёт в долину к нам издалека из одного из селений множества земли родной нашей, случайно совершенно встретит меня, глаза его прелестные увижу я и…, – мысленно мечтала Эея, иногда оставаясь наедине с собой и размышляя над своим будущим.
Солнце тихонько выползало из-за горизонта, наполняя долину уже не зелёным, а радостным жёлто-оранжевым светом. Задул лёгкий ветерок, несущий со стороны солнца нежное тепло и волнующие запахи проснувшейся природы.
Эея вернулась к дому и зашла за него, пройдя по тропинке. За домом на противоположной от реки стороне простирались поля, находящиеся пока в тени от высокого дома её родителей с тремя пристройками без труб-крючков. Рядом со стеной дома в утренней тени было нечто вроде неоконченной скульптуры. Эта скульптура из белоснежного матового будто камня находилась посредине небольшой площадки с таким же бежевым покрытием, что и тропинки вокруг дома. По краям этой площадки стояли три кресла, из такого же как дом материала. Белая, ещё явно не готовая полускульптура выгодно контрастировала с палисадником. Будущий замысел художника был налицо.
Эея подошла к этому незаконченному изваянию, которое было по пояс девушке и опустилась на колени. Она стала руками подробно ощупывать по кругу статую с самого низа, постепенно поднимаясь вверх. Глаза девушки были закрыты, а её пальцы словно осматривали каждый изгиб, каждую впадинку и бугорок изваяния. Дойдя до края скульптуры, она медленно поднялась с колен, не отрывая рук. Продолжая ощупывать уже в воздухе воображаемую скульптуру, она достигла самого верха будущего творения. Эея принялась проглаживать руками сверху вниз. Пальцы девушки скользили от воображаемой верхней формы скульптуры до существующей нижней. Она достаточно долго то поглаживала, то снова, опустившись на колени, ощупывала нижнюю часть.
Наконец, она, сидя на коленях, положила ладони с обеих сторон нижней готовой части скульптуры. Ладони её рук примерно наполовину выходили из-за белоснежной грани изваяния. Глаза её всё также были закрыты, и она медленно подняла лицо прямо в небо. Грудь её набрала побольше воздуха, и девушка замерла, словно сама была статуей. И тут то пространство изваяния, которое находилось между ладонями, выступающими из-за нижнего края, начало медленно заполняться белым матовым камнем. Как будто кто-то наливал в невидимую форму белый раствор, который сразу застывал. Эея продолжала сидеть с закрытыми глазами, не дыша всё время, пока скульптура наращивалась сама собой. Вот уже большие пальцы её рук почувствовали слегка шершавый материал, и наращивание скульптуры прекратилось. Девушка отпустила руки, открыла глаза, резко и часто задышала. Потом она поднялась с колен, с небольшим трудом отошла к одному креслу у края площадки и села в него. Её лицо было усталым, словно она долго и тяжело работала. Грудь резко вздымалась, а рот был открыт, хватая воздух большими порциями. Постепенно она отдышалась и поднялась, обойдя вокруг своё творение и погладив новое наращенное место руками. На лице Эеи отразилась радостная улыбка удовлетворения собственной работой.
Она обошла дом и вышла в свет уже полностью вышедшего из-за горизонта солнечного диска.
– Отец, иду уже я, надеюсь, меня ждёшь ты ещё, – не размыкая губ, обратилась она к отцу и направилась к входной двери в дом.
– Конечно, Эея, жду, – отозвался её отец, – на сегодня со скульптурой закончила работу уже ты?
– Да, папа, – её взгляд уже смотрел на отца, который сидел на нижнем ярусе дома за столом и ждал свою дочь к завтраку.
***
Эо́р был крепкий красивый мужчина средних лет, вырастивший двух прекрасных дочерей, имевший двух внуков от старшей дочери, но потерявший свою любимую жену чуть меньше половины Нового Рождения Близнецов тому назад. Это была трагическая и нелепая случайность, от которой он никак не мог оправиться. Только его младшая дочь Эея, продолжавшая жить с ним в одном доме, заботилась о нём и старалась не дать отцу затосковать. Это свойство своей дочери удивляло его, ведь она сама потеряла мать, и это ему впору было утешать её и окружать большей заботой. Старшая дочь Э́йни также заботилась об отце, но у неё самой был муж и двое мальчишек, поэтому её забота была лишь эпизодической.
В тот злополучный день Эор со своей женой То́и уехал в соседнюю долину к старому И́ргу на повозке, запряжённой двумя крунчами. Дорога к Иргу занимала меньше четверти дня через лес, который рос между долинами. Эор и Тои намеревались заночевать у старика, чтобы утром двинуться в обратный путь. Был самый разгар дня. Супруги преодолели уже примерно треть пути через живописный лес в тени могучих тёмно-бордовых деревьев. Впереди за поворотом дороги показалась полянка, залитая полуденным солнцем. Эор остановил крунчей и спрыгнул с повозки. Он намеревался чуть размяться и заодно принести своей любимой Тои немного цветов с той полянки. Ничего не объяснив, он послал жене воздушный поцелуй, сказал, что сейчас вернётся и быстро побежал вперёд к полянке. Выйдя на середину поляны, он стал срывать цветы один другого краше. Повозка осталась вне его зрения за поворотом дороги, скрытая толстыми стволами коряжистых деревьев.
Вдруг раздался оглушительный страшный грохот и хруст деревьев. Земля под ногами заходила ходуном так, что Эор не удержался и упал, выронив букет. Он глянул в сторону жены, а там было всё в клубах пыли и разглядеть ничего нельзя было.
– Тои!!! Тои!!! – закричал в полный голос Эор.
Он вскочил на ноги, колебания земли прекратились. Бросившись со всех ног к повороту дороги, он сквозь оседающую пыль увидел край огромной дыры в земле на месте повозки. Ни повозки, ни крунчей, ни его любимой Тои не было видно. Он сразу понял, что с неба упал метеорит и убил его любимую. Метеориты падали на Иллэю, но очень-очень редко.
– Тои!!! – он упал на колени около края воронки и зарыдал.
Вокруг него сразу стали образовываться чёрные полосы на земле, которые словно корни распространялись в стороны, наползали на соседние деревья и камни. Эти чёрные корни становились всё толще и длиннее, опутывая всё больше пространства вокруг Эора. Когда эти корни, затмевая солнечный свет, уже подбирались к самому Эору, он открыл глаза и постарался успокоиться. Распространение чёрных корней приостановилось, и убитый горем Эор с трудом выбрался из этого кокона.
Ещё некоторое время и Эор был бы наглухо замурован этими чёрными корнями навечно. Он стоял рядом с этим внезапно выросшим коконом из чёрных плотно сплетённых корней и понимал, что ему надо как можно быстрее прекратить своё недостойное и неправильное поведение, иначе он сам погибнет. Продолжая осознавать фатальность произошедшего с его Тои, он старался изо всех сил взять себя в руки.
Он отошёл от чёрного кокона в сторону поляны, а под каждым его шагом на земле образовывались чёрные сеточки тонких корней. Понимая, что ничего поправить уже нельзя, Эор вспомнил наставления своего старого учителя. У иллэян существовали школы, в которых детей учили писать, читать, считать и постигать разные науки. Больше всего внимания уделялось обучению детей законам природы, поведению в их удивительном мире. Эор помнил, что изучал такое явление, жертвой которого чуть не стал сам, но никогда такого не видел.
В представлении иллэян их планета была гигантским живым разумным существом, которое позволяет людям жить на своей поверхности. Иллэя установила правила, по которым живут люди. Соблюдая эти несложные правила, люди будут жить счастливо и ни в чём не будут нуждаться. Самое главное правило, это отсутствие недоброго и любого его проявления. Но планета сама защищается от этого. Видимо, Эор в своём горе перешёл грань, и Иллэя решила уберечься от этого. Горе горем, а дурным мыслям тут не место.
Эор, прохаживаясь по поляне, постепенно осознавал сложившуюся ситуацию, он припомнил, как рыдая, там на краю воронки, винил в произошедшем небеса, космические силы и бездушных Лучезарных Близнецов, сыпал на них самые ужасные проклятья и клял себя, что не взял свою Тои на полянку. Постепенно его боль сменилась тоской по Тои, и чёрные сеточки на месте его следов на земле перестали появляться. Эор, ещё раз заглянув в воронку, убитый горем, побрёл в сторону долины Ирга.
3. ВОДИЧКА
Наступили шестьдесят пятые сутки моего полёта к Темнушке. Ещё вечером перед сном я видел в колпаке её очень близко и знал, что завтра утром, наконец, выйду на её околопланетную орбиту. За время подлёта к этому неизведанному миру я насколько смог подробно его изучил. Например, я выяснил, что вся поверхность планеты буквально состоит из серебра. Серебро в различных химических соединениях было повсюду. Это-то и придавало поверхности планеты тёмный, хорошо поглощающий свет и тепло, цвет. Сначала я расстроился, ведь соединения серебра в большом количестве вредны человеческому организму. Однако по мере приближения к Темнушке я заметил там движение не только животных, но и неких человекоподобных существ. Это придало мне некой уверенности, что эта планетка всё-таки пригодна для жизни. Тогда я, всё ещё надеясь на помощь с Земли, воспринимал обитателей этого мира, как неразумных животных, во множестве разбросанных по просторам Вселенной. Лишь когда спустя полтора месяца, отчаявшись уже ждать помощи, я стал готовиться к долгому ожиданию её здесь на этой Темнушке.
Буквально в тот день, я смог различить в оптику явно рукотворные постройки, обработанные поля, дороги. Ещё через пару дней сближения я смог рассмотреть этих существ. Помню, как у меня сильно забилось сердце при первом взгляде на НИХ. Я подключил к исследованию ДУС и пытался выяснить кто ОНИ, опасны ОНИ или нет. Я очень вдохновился, ведь это первая инопланетная цивилизация, хоть и слаборазвитая, которая встретилась человечеству. Про человечество я слишком громко сказал, ведь в лучшем случае, через шестнадцать с лишним лет это самое моё человечество сможет узнать о НИХ. Ещё не факт, что за это время оно, это моё земное человечество, само не встретит другие разумные миры.
Не будучи специалистом в области контактов с иными разумными существами, я углубился в изучение соответствующей литературы, имеющейся на борту корабля в базе данных. Однако вскоре убедился, что всё написанное ранее человеческими гениями, во-первых, противоречит одно другому, а во-вторых, это лишь выдуманная теория, не подтверждённая практикой. Мне тут же вспомнилась меткая фраза Альберта Эйнштейна: «Теория – это когда все известно, но ничего не работает. Практика – это когда все работает, но никто не знает почему. Мы же объединяем теорию и практику: ничего не работает… и никто не знает почему!» Всегда меня привлекали мудрые изречения великих людей Земли. Для себя я почерпнул только несколько, как мне показалось тогда, здравых мыслей из этих трудов по контактам.
Итак, ложась спать накануне прилёта к Темнушке, я обдумывал последние данные о НИХ. Дуся, не слишком долго анализируя огромный массив полученной информации, как это может делать только такая совершенная машина, сообщила, что это не просто человекоподобные существа, а по многим прямым и косвенным признакам, это самые настоящие люди. Мужчины, женщины, старики, дети. Всё, как у меня на Земле, только где-то во времена раннего средневековья, а то и античного мира. Они не знают ни электричества, ни радиосвязи, ни иных благ развитой цивилизации. Необъяснимо для себя, я испугался ИХ. Я боялся вступать с НИМИ в контакт, подспудно опасаясь этих слаборазвитых людей. Мало ли что им взбредёт в голову при моём появлении, и я буду либо съеден ими на обед, либо сожжён, либо ещё что-то страшное. А может и наоборот, ОНИ объявят меня божеством, и я не смогу ступить ни шага, без их ежесекундной опеки. Я пожалел, что на борту корабля нет вообще никакого оружия, с ним мне бы тогда было спокойнее. Пара ножей и слесарно-столярный инструмент не в счёт. Но мне также не давала покоя мысль об иной биосфере. В одной книге по инопланетным контактам я вычитал, что иные миры могут иметь другую, враждебную для человека микробиологию. В этом случае, меня постигнет участь марсиан из «Войны Миров» Герберта Уэллса, хоть я и не собирался уничтожать жителей этой планетки.
Я решил повременить с высадкой на Темнушку и сначала подробно её исследовать. Мне предстояло взять образцы грунта, растений и воды с поверхности, благо на корабле имелось два автоматических исследовательских зонда. Согласно расчётам ДУСа, я мог посадить свой корабль на эту планетку только один раз, и после у меня не будет возможности взлететь с её поверхности. На приземление я потрачу всё имеющееся топливо, и останется атомный реактор, который будет исправно давать энергию для поддержания жизнедеятельности корабля в ближайшие лет двести-триста. На мой век хватит!
В моей голове роем гудели разные мысли о приспособлении к предстоящему обитанию на Темнушке. Надо или не надо контактировать с местным населением? А что, если там окажется патогенная микрофлора, которая для меня окажется губительной? Как я в этом случае буду выживать? В принципе, есть скафандр, даже не один. Я смогу выстроить вокруг корабля герметичный шатёр или нечто вроде теплицы и выращивать разные культуры, семена которых в большом количестве находились в грузовом отсеке. Во всяком случае, я смог бы попытаться как-то пристроиться на этой планете, потому что, болтаясь в космосе, я умру от голода уже максимум через год. Это я уже подсчитал. С такими мыслями я и уснул.
Рано утром меня разбудила Дуся в условленное время, как обычно кокетливым приветствием, и, пройдя манёвр торможения, мой корабль перешёл на околопланетную орбиту на высоте примерно двести километров над поверхностью. Я вращался вокруг планеты, делая оборот за сорок минут. Темнушка была по размерам сопоставима с Марсом, примерно с такой же гравитацией, а поэтому атмосфера была более разрежённая, но человеческий организм мог запросто приспособиться к этому. Пока мой корабль крутился по орбите, я начал составлять подробную карту этой планеты, немного меняя траекторию облёта, чтобы покрыть всю поверхность. К вечеру у меня была готова подробная карта этого мира, а ДУС помог мне сформировать виртуальный глобус.
Планета в корне отличается от Земли. Суши более семидесяти пяти процентов, а вода равномерно распределена по поверхности в виде рек и озёр. Солёных водоёмов нет вовсе. Только пресная вода. На полюсах отсутствуют ледяные шапки, там всегда одна и та же температура, чуть выше двенадцати градусов. Людские поселения в основном между семидесятыми широтами обоих полушарий.
Я не обнаружил никакого напоминающего мне государственного центра или центров. Поселения более или менее одинаковые по размерам равномерно распределены по планете. Численность людей в поселениях, как смог вычислить ДУС, колебалась от трёхсот до тысячи с небольшим человек. Всего поселений на планете около полутора тысяч, из чего я сделал вывод, что общее население планеты составляет всего-то порядка одного миллиона человек. По сравнению с двадцатимиллиардным населением моей родной Земли, это ничтожно мало. Сверху их жилища выглядели, как у сказочных гномов. Такие колпачки с загнутыми трубами. По своей земной инерции и воспитанию в обществе людей с вертикальной властной иерархией я упорно искал признаки какой-то организации этой цивилизации, хотел понять, кто ими и как управляет. Всё, что смог обнаружить, так это наличие примерно в центре каждого селения постройку, несколько отличающуюся от рядовых домиков-колпачков. Сперва, будучи уверенным, что нашёл подобие здания старейшин или нечто вроде религиозного центра, я быстро разубедился в этом. Каждый день в такие домики входили, а через некоторое время выходили детишки, из чего я сделал вывод, что это их школы. Значит, там есть образование, а, следовательно, эти инопланетяне обладают какими-то знаниями.
Иногда я видел людей в повозках, запряжёнными какими-то белоснежными пушистыми существами, напоминающими лам, но с иными пропорциями. Они неспешно ехали по дорогам между селениями. Дороги выделялись бежевым цветом на тёмно-сером фоне почвы или тёмно-бордовом фоне листвы больших деревьев. Ни единого конфликта между людьми я не приметил за всё время, пока летал вокруг Темнушки. Жизнь повсеместно мирная и удивительно спокойная. Никто никуда не торопится! В телескоп я не раз рассматривал этих красивых людей. Они все одной расы, прямо как я, только значительно симпатичнее. Женщины, просто прелесть, а от девушек мне вообще было не оторвать взгляда. Мужчины статны и красивы, словно скульптуры Микеланджело. Я вообще поймал себя на мысли, что попал на древнегреческий Олимп и наблюдаю за пантеоном богов. Может это тот самый мифический рай, а я уже умер? Вот какие бредовые мысли посещали меня тогда на орбите планеты.
Через три дня я получил от автоматических зондов образцы с поверхности планеты. Изучение этих образцов меня обескуражило. Я даже снова отправил зонды, для повторного взятия образцов в другой области планеты. Результаты были прежние. Планета была абсолютно стерильной. Никаких микроорганизмов ни в одном образце обнаружено не было. Более того, я намерено внёс в пробы воды и почвы свои собственные бифидо- и лактобактерии. Дальнейшая метаморфоза меня просто изумила, я собственными глазами видел в биозащитном микроскопе, как мои полезные бактерии почти мгновенно уничтожаются почвой с планеты, словно она живая. В ней появлялись какие-то чёрненькие ниточки, врастающие в бактерии, затем, опутанная этими нитями бактерия лопалась и растворялась в этой почве вместе с чёрными нитями. В инопланетной воде произошла похожая история. Бактерии были окружены какой-то мутной неразличимой субстанцией и через пару секунд были полностью растворены. При этом химический состав воды был абсолютно обычным, Н2О с растворёнными минеральными веществами, всё как на Земле.
Я задумался, посоветоваться мне было не с кем, Дуся не умеет давать такие советы. Всё это время образцы с планеты я изучал в герметичном шкафу, чтобы не контактировать с моей внутрикорабельной атмосферой. Я решил взять пробы воздуха внутри шкафа. Перед открытием образцов с планеты там был обычный вдыхаемый мной воздух с моими бактериями и микробами. Всё как обычно. Однако теперь воздух в исследовательском шкафу стал, как и образцы, абсолютно стерильный. Я понял, что виной тому почва и вода с планеты. Но почему? Эти бактерии полезны для человека, а, судя по всему, люди там живут, значит, живут они там без полезных бактерий. Стало быть, если предположить, что эти существа биологически аналогичны мне, то мне самому также ничего не угрожает. Стерильность планеты должна также означать, что в этом мире нет никаких инфекционных болезней. С большой долей вероятности, я предположил, что и вирусных инфекций там нет. Но если это так, то я сам являюсь для этой планеты носителем миллиардов и миллиардов бактерий и вирусов, от которых у меня стойкий иммунитет. И как быть? Если я сейчас спущусь на поверхность Темнушки, не примет ли меня природа планеты за болезнетворную гадость и не растворит ли сразу этими чёрными сеточками, как те бактерии? Подобная сложность должна быть мной решена, иначе я просто обречён на гибель.
Именно по этой причине я весьма долго не мог спуститься на планету и всё искал решение. Я ставил разные эксперименты с образцами, даже высадил в инопланетную почву пару семян пшеницы, томата и гороха. Результат удивил меня не меньше, чем стерильность планеты. Зёрна проросли раз в пять быстрее, чем на Земле и через две недели я получил урожай. Это было немыслимо! Мой лабораторный шкаф уже через месяц зарос нашими земными растениями на инопланетной воде и почве. Созрели даже помидоры! Два спелых красных овоща соблазнительно висели прямо у верхнего стекла шкафа. Я не решался их съесть, помня опыт с инопланетной водой.
Вращаясь по орбите над Темнушкой, я продолжал наблюдать за обнаруженной цивилизацией. Пытаясь постичь, как эти люди общаются, какой у них там порядок жизни, какие правила и законы, я досадовал лишь о том, что на имеющихся исследовательских зондах нет возможности записи звуков. Я внимательно изучал поведение жителей этой планеты, но они почти повсеместно не открывали рта во время общения. Мне это было непонятно, ведь я наблюдал, как они совместно широко раскрывали рты, будто пели, по крайней мере, я воспринимал это действие именно так. Люди обменивались жестами, а два из них я понял абсолютно верно, всё, как у людей на Земле. Кивок головой вперёд – согласие, а движение головой из стороны в сторону – отрицание. Люди кланялись друг другу, приветствуя, и всякий раз улыбались. Ко мне порой закрадывалась нелепая мысль, что моя авария сместила меня во времени, и я оказался возле Земли в доисторические эпохи. Лишь положения звёзд и принимаемые единственно сохранившейся на корабле радиоантенной бесполезные в такой ситуации сигналы развитой цивилизации землян, убеждали меня в ошибочности этой безумной мысли. Между собой эти инопланетяне всегда доброжелательные, я вообще не увидел проявлений гнева, раздражения, ярости и жестокости. Напрочь! Как же они там живут без всего этого?
