Читать книгу: «S.T. Since Tempore», страница 8
Глава 10, в которой автор пускается в исторический экскурс об омлете и делится с читателем гастрономическими предпочтениями Фила, а также узнаём, в чём главное предназначение Гавриила…
Фил сидел в очередном памятнике американского фастфуда на российской земле… К еде он относился весьма спокойно. Я бы сказал политически нейтрально. Анафемствовать по поводу Мак Дональда ему бы никогда не пришло в голову. Чего только не едят люди. Едят ведь, например, в Китае все, что может летать, кроме самолетов, и всё, у чего имеется четыре ноги, кроме стола и стульев. Девиз: «Нет ничего несъедобного, есть плохие повара», можно спокойно вывесить на видном месте в любой китайской забегаловке.
Правда, ужасы китайской кухни не особо показаны впечатлительным европейцам. Так, любимое блюдо китайской знати, которым наслаждались все, без исключения китайские императоры в особо торжественных случаях, и служившее вдохновением для многих китайских поэтов, называется довольно загадочно «Три писка крысы». Блюдо до омерзения просто в приготовлении – требуется лишь соус и одна живая беременная крыса. Плоды несчастной крысы подаются на тарелочке живыми. Свой первый писк крысиный зародыш издает, когда изголодавшиеся гурманы берут его палочками, второй – когда его макают в соус. Последний третий писк слышен, когда крысенка начинают жевать. Друзья по меридиану – корейцы, тоже не отстают, делают из эмбрионов крысы деликатесное вино, настаивая эмбрионы несчастных крыс в течение нескольких лет на рисовом вине…Ну, да не будем демонизировать китайцев. На поприще гастрономического разврата отличились все народы мира. Что ты, мой дорогой читатель, скажешь об итальянском гнилом сыре с живыми личинками Касумарцу с острова Сардиния? А о перуанском тонизирующем соке из лягушек озера Титикака JugodeRana, а об австралийском блюде из больших белых личинок древесного мотыля? Кстати, Иоанн Креститель, живя в пустыне, питался только саранчой в меду. Саранчу предпочитал и Мухаммед. Сегодня пол-Африки и Азия существует благодаря тому, что Бог создал насекомых…
По большому счёту, любимое наше европейское утреннее блюдо омлет – зародыш Золотого Гребешка Пети-петушка. По легенде, первый классический омлет (от фр. omelette) был приготовлен в крестьянском кабаке заплутавшему в собственных угодьях Францу Иосифу I, императору Австрии и, по совместительству королю Богемии. Понравившееся блюдо было быстро растиражировано по всему миру и в силу своей простоты (кто-то уже говорил, что всё гениальное просто?) стало достоянием цивилизации… Правда, первенство Франца вызывает большие сомнения, так как ещё древние римляне смешивали взбитые яйца с молоком и медом, растворённым в молоке, а затем посыпали черным молотым перцем, а наши предки, древние славяне, в дни празднования Бога Солнца Ярилы пекли не только тонкие блины, но и яичные лепёшки, очень схожие с омлетом, которые приносились в жертву Богу. Да и вообще, традиции омлетов в странах Европы вызывает лёгкое головокружение от изобилия и головные боли от возможностей выбора. Италия, например, славится своим фриттатой (итал. Frittata), омлетом с начинками из сыра, овощей, колбасы и мяса. Классическую фриттату готовят сначала на плите, а уж затем доводят до полной готовности в духовке. Неаполитанцы не мыслят фритатту без макарон, справедливо полагая, что лысая голова без волос обычно принадлежит мужчине, а не женщине, и значит фритатта без макарон уже не фритатта, а простая яичница. Ну. а традиционная крестьянская фритатта, сродни тяжёлой артиллерии, и в обязательном порядке, кроме всего прочего. содержит ядрёный лук-порей и непременный сыр пармезан. Она должна быть монументально-основательной. Вот почему её готовят аппетитные пухлые пейзанки в объёмных сковородах с двумя ручками, специально созданными под это роскошное блюдо…
Чем-то близка по духу всем этим изыскам испанская картофельная тортилья (исп. tortilla de patatas). Именно здесь цветовая гамма блюда заставила бы завистливо приуныть самого Ван-Гога, настолько чарующе хороши эти нежные переходы жёлто-золотисто–зелёного цвета в дурманящем аромате неповторимых запахов. Испанская тортилья, предположительно впервые приготовленная в начале XVII века монахами-картезианцами, помимо яиц, включает обжаренный на оливковом масле картофель, дольки чеснока, артишоки и репчатый лук. Добавляемые приправы многочисленны и являются ноу-хау измывающегося над взбитыми яйцами, но позволяют по-иному взглянуть на каждое произведение испанской гастрономии…
Кстати, на французской стороне Альп пастухи издревле отмечали специальный Омлетный праздник. Он совпадал с самым солнечным днём в году. С самого раннего утра над деревнями поднимались дурманящие запахи омлетов, жители этих деревень пекли на сковородках яичницу, после этого начиналось торжественное шествие по дорогам с песнями и танцами. Даже сейчас в этих краях вы не найдёте ни одного захудалого ресторанчика или кафе, где бы вас ни накормили несколькими разновидностями омлета. Наверное, это атрибут какого-то местного представления о мире и счастье, когда притомившемуся в дороге путнику приносят горячий омлет с чашечкой кофе и круассаном, что по местному поверью обязательно должно вернуть его к жизни…
Наши узкоглазые соседи по планете тоже примечают омлет. Называется он ому-райсу и ому-соба, ну. а в качестве базы, как обычно, чем богаты, тем и рады – рис и дары моря или, снова, тот же самый рис и куриное мясо. В некоторых префектурах омлет делают с обжаренной заранее лапшой, ведь лапша в Японии – всему голова. Подаётся блюдо со специальным кетчупом… В близлежащем Таиланде омлет национальное блюдо, греющее сердце национальным колоритом и таким же специфическим вкусом. Да и как ему не быть специфическим, если добавляют туда рыбный соус, арахисовое масло, сок лайма и белый молотый перец, тут уж любая начинка будет отличаться специфическим вкусом…
У русских, как всегда, не так как у всех людей… Позабытое слово «дрочена», правильно и «драчена», филологический образ позабытого блюда русской кухни из взбитых яиц, замешанных на крупе, муке или тёртом картофеле. В своём «Толковом словаре» Даль упоминает и о дрочене из яиц, замешанных на икре. Забелин писал о дрочене на маковом молочке, а в архиве князя Куракина, по свидетельству Сырникова, имеется упоминание о миндальной дрочене. Сам же Сырников замечает, что ни одно древнерусское блюдо не было забыто единственно из-за неблагозвучности своего названия. По Далю, слово «дрочена» происходит от глагола «дрочить», означающего вздымать, поднимать и раньше относилось к тесту… У дрочены на Древней Руси было и ритуально-мистическое значение, в дни поминовения усопших наши предки ходили с нею на кладбище…
Здесь надо бы и остановиться… Вспотевший читатель осоловело спросит автора: – Ну, и причём здесь, любезнейший, этот ваш омлет? И будет не прав. Потому, что …
…Филу наконец-то принесли долгожданную коробочку с омлетом. На коробочке было жизнерадостно выведено «Начни свой день со вкусом»! Чем и где его надо закончить почему-то не сообщалось. В коробочке оказалась разрезанная надвое жалостливого вида булочка и неровный, словно обкусанный зубами, квадратик омлета с несколькими, будто случайно, выроненными тоненькими полосками ветчины, выложенными скорее, видимо, для икебаны, чем для вкуса. Принёс всё это сомнительное великолепие, маленький худой и лысый парнишка в боевых потёртых джинсах, по виду лет этак на двадцать старше их обладателя, и фиолетовой маечке с надписью «Я вас всех люблю!». Недовольная, заросшая трёхдневной щетиной физиономия субъекта, заставляла, правда, усомниться в этой любви, но ведь у всех свои проблемы…
– Здравствуйте! Доброго вам дня! – улыбаясь поприветствовал это малахольное создание Фил и заинтересованно открыл несколько примятую коробочку (посидел на ней какой-то добрый человек, что ли). – Согласитесь, что от того, что ешь на завтрак и как это выглядит, очень зависит настроение предстоящего дня! – полувопросительно спросил Филя. – Кстати, простите, а как вас зовут?..
– А что вам, собственно, в омлете не нравится? – начал заводиться лысый. – Вы же его даже не попробовали?
– Да мне, собственно говоря, не омлет, а ваша жизнь не нравится, – всё также улыбаясь ответил Фил. – Вернее не сама жизнь, а ваше к ней отношение. Злобствуете с самого утра на себя и всех окружающих, а ведь от этого ещё хуже… А как всё-таки вас зовут? Должен же я как-то обращаться к человеку, с которым разговариваю, если я его хоть немного уважаю…
Лысый ошарашено взглянул на Фила и вдруг раздражённо брякнул:
– Мне, может быть, тоже такая жизнь не нравится… Думаете каждый день в кайф с утра до вечера общаться со всякими… – он запнулся, словно резко затормозивший автомобиль. – Ну, вы понимаете… Это не так, это не этак. А вот это мы не заказывали, а вот это вы не принесли… Почему в вашем гамбургере мяса так мало, а калорий так много и давайте картошечку-фри поджарьте на небольшом количестве масла, то я ведь худею. Так и хочется сказать, так чего ж ты с такой неподъёмной жопой сюда пришла, разгружаться что ли?!
Лысый остановился, видимо выговорившись, и удручённо вздохнул…
Филя счастливо улыбнулся:
– Ну, вот вам и легче стало… Жизнь стала краше!
Лысый уже добродушно улыбнулся:
– Клиенту ведь этого не скажешь! Вот и варимся в собственном соку… Меня Гавр зовут… – уже смущённо закончил он. – Гаврила, в общем, шутка родителей, посланная в будущее, – он улыбнулся.
– Гавриил, это ж ведь, любезный мой Гавр, божий посланник… – радостно ответил Фил. – Посланник Божьей матери о грядущем рождении Господа нашего Иисуса Христа. – Филя перекрестился. – Где что-то в нашей человеческой истории намечалось, Бог его посланником и отправлял. Можно сказать вторая в божьей иерархии сущность… Так, что, думаю, Гавриил и тебя Господь не просто так в этот мир послал. Вполне возможно для кого-то ты тоже будешь посланником, Гласом Божьим. Да вот хотя бы сегодня для меня! Ты, Гавриил, посланник пришедшего дня, дня, который уже случился, в который мы с тобою благополучно вступили и который возврату или обмену уже не подлежит… Да и как ты представляешь себе Главного посланника с постной миной, всем недовольного и в тайне мечтающего удавить посещаемую личность, а?
Ты ведь, Гавриил, две трети этих бедолаг, приходящих к тебе, должен жалеть. Приходят болезные заесть свои проблемы, занять время, которое по своей глупости не знают куда девать, а у некоторых это, отнюдь не здоровое пристрастие, одна из немногих радостей, которые они могут себе позволить. Единственные бесхитростные существа, которым от вас ничего не нужно, кроме еды – это дети, поэтому все основные положительные эмоции исходят от них, да и привередливость в выборе счастья у них практически отсутствует, в отличие от взрослых субъектов… Хотя, непосредственность и искренность самые лучшие качества вне зависимости от возраста… И ещё, – Фил хитро улыбнулся. – чтобы не представляли из себя твои, Гавриил, посетители, как бы безгранично круты они не были, хотя ты и выслушиваешь все их глупости стоя, но смотришь ты на них всё равно снизу вверх, а они вынуждены задирать головы вверх, общаясь с тобой, словно малые дети. В этом, как мне сказал один старый официант, и заключается мудрость мира – всё гармонично, всё уравновешенно…
К тому же знаешь, Гавриил, наша общая беда в том, что мы вечно скулим и жалуемся на нелюбимую работу, хотя, по большему счёту, это миф. Миф, которых много и которые мы создаём сами. Ведь не так уж важна сама работа, а важно лишь наше отношение к ней. Подвижники ещё говорили, что, если что-то делаешь – делай хорошо или не делай вовсе. Сам подумай, всю жизнь сидел такой подвижник и плёл одни и те же корзины – какое ж это счастье! И однажды я поинтересовался у одного такого своего знакомого – не надоело ли всё это ему. Он надолго задумался. А потом вот что мне ответил…
«Сначала, – сказал он, – мне всё это быстро надоело. Я был молодой, горячий. Душа рвалась к подвигам во Христе и эти злосчастные корзины представлялись лишь ненужным досадным препятствием. Я пошёл к своему старцу и рассказал ему об этом. Он меня утешил и ласково сказал: – Вспомни о своих первых изделиях. Как грубы и некрасивы они были, но сколько счастья и гордости испытывал ты за них. Сейчас твои изделия прочны и красивы, но душа твоя пуста и равнодушна к ним. Изменился лишь ты и твоё отношение к ним. Плети каждую корзину, как свой первый и мот быть самый последний, свой самый главный в жизни предмет, выработай в себе уважение и ответственность к любой вещи, создаваемому тобою, также, как и к любому своему поступку. За всё сделанное тобою не должно быть стыдно или неудобно. Пройдёт время и через 20 лет кто-то скажет – человека уже нет, а корзина его всё ещё жива, вот делали люди! Правда, это лишь часть того, что я могу тебе сказать, остальное, не менее важное, ты поймёшь позже сам»…
«И что же это?», – заинтригованно спросил я.
«Постепенно начинаешь понимать, что труд важен и самоценен сам по себе. Трудом ты выказываешь уважение к себе и окружающим. Однако, с годами вместо мальчишеского – вот каков я, приходит понимание, что всё это хвастовство и жалкие попытки поддержать своё шатающееся самомнение, причём, самым важным для нас является как мы выглядим при этом в глазах других со стороны… В общем, суета сует и ничего более… И лишь позднее понимаешь, что гораздо важнее жить для других, а не для самого себя, а как ты при этом выглядишь, по большому счёту, совершено не важно… Одним словом, возлюби ближнего как самого себя. Именно ближнего, а не себя в нём»… Всё, Гавриил, очень просто… Люби других, только без самопринуждения, искренне и пусть у тебя не болит голова, любят они тебя или нет, это уж их забота, за это с них спросится, а чтобы тебе было легче, постарайся найти в каждом человеке что-то хорошее, привлекающее тебя. Нет совсем уж безнадёжных людей… И поверь, мало таких людей, которые не любят, чтобы их любили. Мы позволяем всем это делать с большим удовольствием, нам нравятся такие люди, ну, и наше отношение к ним, какими бы свиньями мы не были, всё же соответствующее… Пойми, хорошее отношение к всякому другому существу, необходимый задаток, ведь ты его совершенно не знаешь и, может быть, даже в подмётки ему не годишься… Ладно, чего то меня засосало в утренние нотации, прости уж великодушно убогого… Давай, Гавриил, теперь посмотрим на мою проблему… – Фил сделал многозначительную паузу. – Возьми себе тоже омлет – всё равно никого нет, я заплачу, и садись рядом…
Гаврила озадаченно посмотрел на Фила и неуверенно сказал:
– Нам нельзя, мы же на работе! Да и едим мы позднее…
Филя загадочно улыбнулся:
– Сейчас договорюсь насчёт тебя, а ты пока принеси ещё омлет. Кто тут у вас администратор?
– Да, вот высокий такой рыжий парень в очках. Вован, – пролепетал Гаврила.
Фил жизнерадостно ринулся к рыжему, и они о чём-то оживлённо заговорили. На лице Вована появилось удивлённо-озадаченное выражение. Они с Филом ещё немного поговорили и через минуту Вова обречённо замахал руками, подзывая Гаврилу.
– Гавр, сделай один омлет и посиди, пожалуйста, пять минут с этим уважаемым посетителем. – Вова с постной миной посмотрел на Фила. – Приятного вам аппетита!
– И вам спасибо за понимание! – Филя был сама любезность.
Через пару минут Гаврила уже сидел рядом с Филей, держа в руках коробочку с омлетом.
– Что вы ему сказали? – на лице Гаврилы было написано неподдельное удивление. – Вован – гранит, за это его и держат.
– Ну, Гавриил, можешь выбирать из кучи вариантов. Например, я ему сказал, что ты решил податься в монастырь и спрашиваешь у меня совета, но я считаю, что тебе ещё слишком рано и ты пока можешь спокойно работать в этом замечательном заведении, или что ты принёс мне холодный омлет и я требую жалобную книгу и хочу написать в общество защиты прав потребителей, но могу отказаться от всего этого если ты принесёшь мне нормальный омлет, а сам съешь холодный… Устроит? А вообще, какое это Гавриил имеет значение… Мы же сейчас другим заняты…
И так, Гавриил, вставай на моё место… Раннее утро. Ты, скажем так, несколько голодный и ещё не совсем проснувшийся приходишь в Ваше замечательное заведение. Садишься за этот угловой столик у Ваших замечательных стёкол до пола. Днём здесь никто не задерживается. Место хуже нет – солнце печёт в полный рост и народ специально поближе проходит посмотреть на вид из окна, особенно дети. Но сейчас это самое лучшее время. Солнце только встаёт и этот громадный ярко-алый шар только начинает расставаться с горизонтом просыпающейся Москвы. Замечательная картина. Посетителей ещё нет и это редкое одиночество позволяет чувствовать себя творением Божьим, отдельно стоящим от этого удивительного мира. Невозможно описать это чувство. Не знаю, многие говорят, что именно в такие моменты в глупую голову приходят умные мысли. Не знаю, у меня их нет, но это удивительное состояние уютного одиночества неповторимо…
И вот, Гавриил, ты, как вестник замечательного, как я надеюсь, дня приносишь омлет. Маленькое солнышко этого дня в картонной коробке. И не так у важно, что всё, что есть в Вашем заведении круглой формы, а вот омлет почему-то вырезан квадратом, да ещё идеально приплюснут, словно CD-диск из коробки. По большому счёту это не так уж и важно. Новый день приносишь ты, мой дорогой Гавриил. Ты самое важное составляющее этого акта. Твоя понимающая улыбка и понимающее молчаливость с одной единственной фразой «Хорошего дня» будет той всеисчерпывающей точкой, даже восклицательным знаком в конце предложения «новый день наступил» и пониманием того, что он обязательно будет хорошим. И все эти несуразности квадратного омлета-солнца и даже его неразогретость не будут иметь никакого значения…
Гаврила молча сидел, подпирая голову рукой, на которой было татуировка «люби этот мир и меня в нём». Его глаза были несколько удивлённо расширены, на губах была еле заметная улыбка и ещё ему было по чему-то удивительно хорошо и спокойно…Они ещё долго говорили о чём-то важном и не очень, но ведь мы все не знаем какое, может быть одно единственное, слово может изменить нашу судьбу и когда оно будет сказано. А вокруг них, будто бы случайно, на разных столиках расположились другие сотрудники и, уже не стесняясь, слушали это удивительный разговор… Москва входила в новый день…
Глава 11. В которой Маня с Ваней наконец-таки добираются до Ваниного дома, и в которой Маня повествует о трагической гибели своего друга кота Василия.
Всему на свете рано или поздно, но когда-нибудь приходит конец или, скажем так, наступает последняя рекламная пауза в нашем бесконечном и таинственном Пути… Вот и наши друзья, дорогой читатель, неумолимо приближались к конечной цели своего путешествия – Ваниному дому… Сложно себе представить, но вот едешь ты, едешь, а тут бац! Дорога упирается в монолитную стену, на которой кем-то очень добрым написано «КОНЕЦ ПУТИ». Как конец, какой конец, почему конец? Я ведь только, только разогнался… Так и жизнь наша, порою озадачивает внезапно возникшими тупиками, к которым мы с Вами, дорогой читатель ни капельки не готовы… Планируешь, планируешь, а тут раз и – человек предполагает, Господь располагает, впереди тупик и, слава Богу, если есть разворот в этом компактном тупичке и возможность продолжения движения… А порою думаешь, что вот доделаю всё это и можно спокойно помирать, так ведь нет, оказывается на деле, что всё это сплошное кокетство пред собою и совсем ты не готов к этому переходу в иное измерение и впереди планов громады… Так что, наверное, слава Богу, что есть где и кому там, наверху, за нас решать, кому пора, когда и куда … Ну, да это так, отступление от текста, должны же и у нас с Вами, милейший читатель, быть небольшие передышки…
Итак, Маня и Ваня благополучно въехали во двор старого кирпичного дома на славной улице Новогиреевской, что удивительным образом втиснулась между двумя Владимирскими улицами Второй и Третьей, отходящими от бывшего Владимирского тракта. Маня, взглянув на кирпичное творение сталинских времён, ехидно произнёс: – У тебя Ваня, даже дом загнулся!
– И отчего же такие выводы? – несколько раздражённо спросил Иван.
– Да смотри, все окружающие дома прямые, а вот этот твой буквой «Г»… Скрючила его бедолагу жизнь и проживающие жильцы, – ехидно отвечал кот.
– Противное ты, однако, существо, Маня. – ответствовал Ваня. – Это же эксклюзив. Единственный дом здесь буквой «Г», да ещё и с эркером. Зелень имеется, тополя… А на углу – сирень, знаешь, как цветёт… А вообще, чем дольше живёшь на одном месте, тем больше привыкаешь к нему, как к человеку. Перестаёшь замечать недостатки, прикипаешь душой и сердцем… Наверное, так уж мы генетически устроены. Видать, для облегчения нашей нелёгкой жизни, создатель безгранично раздвинул границы нашей приспособляемости, ну, а если мы счастливы, то и вообще не замечаем окружающего, выпадая в другое измерение…
Парковка, как обычно, напоминала старую добрую игру «сокобан». Втиснув машину между такими же смирно стоявшими другими железными конями, Иван устало вылез из машины.
– Маня, вылезай! Только молча, не разговаривай, окружающей народ надо беречь от инсультов и инфарктов… А то – говорящие коты… – хмыкнул Иван, открывая перед Маней двери автомобиля.
Подъезд внутри радовал обилием разнообразных букв русско-английского алфавита на стенах, изысканно выложенных в десяток нецензурных слов в обрамлении имён проживающих и, видимо, их знакомых.
– Радостно осознавать, что о тебе помнят, – ехидно произнёс Маня, неторопливо плетясь вслед за Иваном. – Сколько столетий проходит, а графоманские инстинкты людей писать гадости о ближних неистребимы. А потом археологи чешут головы, что бы это значило… Впрочем, всё уравновешено…. Сегодня – я люблю такого или такую, а завтра – такой или такая … половой орган… Процесс познания в действии… До чего же Вы, люди, изобретательны….
Ваня окинул взглядом лестничную стену плача и весело заметил:
– Ну, зачем так однобоко? Вот тут о жизни… – и он указал пальцем в огромную надпись над батареей «ЖИЗНЬ – ЖОПА!», причём ниже, мелкими буквами было добавлено, видимо, другим философом «полная»… Они с Маней переглянулись и засмеялись…
– Должен тебя предупредить, – почему-то шёпотом сообщил Ваня, – У меня две кошки. Девочки. Британская короткошёрстная Мэрилин и скоттишфолд Жозефина.
Маня подобрался и с возмущением заявил:
– У тебя, Вань, совесть есть?! Что раньше нельзя было сказать? Сам небось перед тем, как идти к дамам в гости, прихорашиваешься? А раз кот, так можно всё пустить на самотёк?
Кот остановился и начал с деловым видом себя вылизывать.
– Так! Рекламная пауза! Красота требует жертв, мой юный друг! Со всех сторон…. Хотя, – философски заметил кот, – я, например, в любом виде несказанно красив и умён… Ну что, будущий счастливый обладатель метисов мейкунчиков, пошли что ли…
За металлической дверью уже сидели две дородные кошки, услышавшие, видимо, звук открываемой двери. Маня шустро скользнул между ваниных ног в квартиру и мурлыкающая троица скрылась в одной из комнат под кроватью. Ваня понял, что общение с Маней откладывается на неопределённое время и, вздохнув, принялся раздеваться…
Дома стояла непривычная тишина. Жена была на работе, на сутках. Два любимых чада погрызывали гранит науки – одна в институте, другой в школе. По окнам хлёстко застучал дождь….
– Вовремя успели, – подумал Ваня, задумчиво рассматривая извилистые змейки дождя на стёклах. Дождь, как и всё в этом мире дуалистичен. Он необыкновенно прекрасен, когда лежишь под тёплым одеялом, уютно свернувшись калачиком, и досматриваешь сто двадцать второй сон или, когда он причудливо расщепляет радугу над головой на всю немыслимую цветовую палитру, в одно мгновение преображая унылый серый день. И он ужасно противен, когда ты мокрый и продрогший уныло бредёшь по колено в грязи по просёлочной дороге с пудовой корзиной собранных грибов, этим немым памятником собственной жадности… Наверное, правы англичане – нет плохой погоды, есть плохая одежда, ведь из отстранённого далёка всё выглядит иначе. Собственные мучения становятся по-кинематографически эффектны и порою даже забавны. Великая вещь самое главное изобретение человечества – стекло. Стекло очков, оконное стекло, стекло иллюминатора, стекло экрана телевизора. Опосредованное участие щадит легко ранимые органы чувств, давая волю игре собственного воображения – безболезненному, безопасному эрзацу суррогатной жизни, волшебному конструктору грёз, где возможен обратный ход и параллельное развитие иных сюжетов, где возможно абсолютно всё и твои решения не так однозначно зависимы от последующего неизменного будущего; где нет главного – уходящего в неизвестность времени, этого вечного нашего судьи и палача… Дистанция – главное слово нашего времени… Мы вроде бы и рядом, и вроде бы далеко… Мы стали реже встречаться…. Мы отвыкаем от живого общения. Между нами возникли разнообразные посредники – телефонные и видео звонки, СМС-ки, форумы и чаты… Удобнее позвонить, чем встретиться. Написать СМС-ку «прости», несравненно легче, чем произнести это, глядя в глаза, тем более что лукавство и обман не видны… Мнимое удобство заменяет главное – непосредственный контакт, отдаляя нас всё более и более друг от друга. Мы стали меньше разговаривать и если так дальше пойдёт, то наша речь благополучно уйдёт в разряд прошлого….
Ваня вздохнул…. Холодильник был несколько пустоват. Способности по переработке продуктов в семье были на высочайшем уровне. У горожанина ведь всего две радости – покупка и поедание продуктов, причём процесс покупки зачастую более радостен, судя по количеству выброшенного в контейнеры. Достав себе несколько мандаринов и коробочку с йогуртом, Ваня вдруг задумался, что же будет есть Маня. Впрочем, виновник тяжких раздумий не заставил себя долго ждать. Мяуканье в конце коридора преобразовалось в гордо шествующего Маню, позади которого, этакой потрёпанной эскадрильей, плелись озадаченные кошки.
– А у тебя девочки ничего, – заявил пушистый нахал, залезая на стул. – Девчата, вы можете быть свободны.
Он что-то мяукнул, и Ваня с удивлением увидел, как Мэрлин с Жозей резво исчезли из поля зрения. На губах так и вертелась ехидное «что кушать изволите, Ваше Высочество», впрочем, Маня сам озвучил своё меню.
– В еде я, Ваня, непривередлив, что сам ешь, то и я буду. Ну, что стоишь, открывай закрома Родины!
Как уже отмечалось выше, в закромах было сиро и пустынно… Критически оглядев содержимое холодильника, Маня философски заметил:
– Вот жрут-то некоторые… Ничего бедным животным не остаётся… – и он притворно вздохнул. – Впрочем, можешь почистить мне мандаринку, – добавил он с удовольствием наблюдая за отвисшей челюстью Ивана.
Как известно, ничто так не сближает людей, как совместная еда. Видимо, кусок жареной ляжки динозавра, разделенный с сотрапезником, отложился у человека на генетическом уровне и напоминает об этом до сих пор. Сытый человек добрее и гуманнее к окружающим, не суетится, миролюбиво поглаживая свой увеличившийся в размерах живот, и не склонен к совершению каких-либо действий, а ведь замечено, что человечество в основном занято исправлением собственных ошибок, которые с горяча насозидало… Правда, тут тема довольно деликатная, ведь также давно отмечено, что хороший кусок в компании всякой сволочи и в рот не лезет. Так что, старик Дарвин и тут отметился – естественный отбор, однако…
Ваня с Маней усердно работали челюстями. На кухне установилась волшебная хрупкая тишина, сродни медитативным упражнениям, когда вкусовые рецепторы на время успокаивают главного врага размеренно-счастливой жизни человечества, главного виновника всех несчастий и бед, отсутствие которого спасло бы миллионы жизней, а миллиарды людей сделало бы счастливыми. Как уже догадался мой добрый читатель, я веду речь о языке. Язык мой – враг мой, недаром после кастрации, удаление этого органа было любимейшим развлечением человечества во всех странах и во все века…
– Маня, а у тебя были друзья, не среди людей, а среди твоих соплеменников, котов? – вдруг спросил Иван.
– Были… – задумчиво ответил Маня. – Тут, правда, вот какая засада. Для меня ведь и ваша обычная человеческая жизнь краткий миг, а мои сородичи живут и подавно мало. Так что знаем друг друга совсем ничего. Коснулся и исчез вдали. Только память то ли мучает, то ли напоминает… Последним был дружище Василий. Здоровый сибирский кот. Вместе шалили. Сибарит и гусар. Единственный кот, который смог мне доказать, что смерть тоже может быть смешной…
– Это как? – изумился Ваня.
– А вот слушай… Забавные в жизни бывают случаи и самый главный юморист – это сама жизнь … Хозяйка Василия, Александра Никифоровна, была женщина обстоятельная, за сто с лишним килограммов. И вот, Ваня, хоть и говорят, что ожирение болезнь, но ведь, положа руку на сердце, скажи, а много ли ты видел в своей жизни плохих полных людей. Не знаю почему, но, в большинстве своём, это добрые и отзывчивые люди. Среди котов тоже самое, всё-таки братья ваши меньшие…. Вот и Василий с Александрой Никифоровной были существами отнюдь не худыми, но добрыми, и жили душа в душу. Их маленькая уютная квартирка была раем для этих двух замечательных существ, но, как и всё, рано или поздно, постепенно начала приходить в негодность. Красивые некогда обои выцвели и пожухли, краска на потолке начала трескаться и отходить. А тут как раз, Александре Никифоровне подруга на работе все уши прожужжала о двух замечательных, аккуратных, все могущих малярах. Работают, говорит, быстро и качественно, да и цены адекватные. Случились тут майские праздники. Александра Никифоровна засобиралась на дачу и решила – впереди три дня, вот за эти три дня ребята, пока она на даче, и успеют все сделать. Договорились о сроках и цене. Наутро, наши красавцы уже стояли перед дверьми с кистями, вёдрами и неуёмным желанием творить добро… за деньги…. Александра Никифоровна показала фронт работы – восьмиметровую кухню и коридор и благополучно убыла в направлении дачи. Только закрылась дверь за хозяйкой, наши герои, Вадик и Леха, критично обошли её квартиру, поцокали языками, обсудили качество ремонта предыдущих поколений маляров, покурили, попили чай и не спеша принялись за дело. Правда, господа художники совсем упустили из виду, что в квартире остался третий – самый главный герой – кот Василий, которому недавно провели кастрацию, отчего он был вял и грустен – то ли так стресс переживал, то ли грустил об утерянном органе. В связи с жарой и полученной психологической травмой, хозяйка решила оставить кота дома. Так, что Василий вялым половичком лежал на балконе и дремал, ни на кого, и ни на что не обращая внимания, размышляя о подлости нежно любимой хозяйки и будущем мира, лишённого его яичек…
