Читать книгу: «S.T. Since Tempore», страница 5

Иное дело открытые мосты. Их свобода, неразрывная связь с окружающим пространством, позволяла чувствовать себя частью этой природы. Здесь шаловливый ветер будет заигрывать с полой вашего плаща, а обладательница роскошного платья может почувствовать себя Мэрилин Монро. Запах водной глади реки всегда бесконечно свеж, а тихим утром можно услышать звук волн, подобострастно ласкающих гранитные берега Москвы-реки. Перспектива не искажается немытым стеклом переходов, а чувство свободы не укладывается в прокрустово ложе колпака над головой…

История большинства столичных мостов не столь уж романтична …Они значительно моложе своих именитых зарубежных собратьев, может быть не так впечатляюще красивы, но от этого они не перестают быть мостами, а это самое главное. Ведь мосты, как и люди, могут быть неказисты и просты, но внешность – далеко не всегда самое главное. Только глупец будет долго смотреть на разноцветную обёртку, не прикасаясь к загадочной внутренности. К тому же матушка-судьба довольно часто, помещая объект в определённые обстоятельства и места, предопределяет всю его дальнейшую судьбу, как судьбу моста, так и судьбу встретившихся здесь людей…

Филе очень нравилось ранним утром, когда только взойдёт солнце и удивлённо воззрится на этот беспокойный мир, стоять, опершись на перила какого-нибудь моста. Смотреть на бесконечно красивую синеву чистого неба и его отражение в воде, серый асфальт берегов, исчерченный разноцветными пятнышками редких машин, слышать постепенно нарастающий гул просыпающегося города. Лёгкая улыбка застывала на его лице, нежащимся в нежных потоках речного ветерка, блики отражающихся от воды солнечных лучей суетливо ласкали стены окружающих реку зданий, затевая понятную только им волшебную игру…

В этот день судьба закинула Фила обозревать прелести Крымского моста. Построенный в далёком 1938 году, он до сих пор является крупнейшей цепной конструкцией дорогой столицы, ну, а москвичам он мил за прекрасные виды, открывающиеся с него аж на четыре набережные – Фрунзенскую, Пушкинскую, Крымскую и Пречистенскую, на вечно юный парк им. Горького и коробку Центрального дома художника на Крымском валу с волшебным парком "Музеон", заполненным диковинными скульптурами, вызывающими восхищение у детей и оторопь у родителей. С Крымского моста замечательно виден плод архитектурного похмелья нашего замечательного грузина Церетели – 98-ми метровый памятник Петру I. Мало кто знает официальное название этого кладбища металлолома, а звучит оно как – «В ознаменование 300-летия российского флота». В техническом плане Петя в средневековой одежде испанского гранда представляет собой уникальное инженерное сооружение. Несущий каркас монумента выполнен из нержавеющей стали, на который навешены разнообразные бронзовые детали облицовки. Правда, как указывают знатоки морской истории, при создании памятника допущена досадная неточность: для тарана вражеского корабля, на носу имелись специальные металлические наконечники – ростры. После победы они снимались победителем с вражеского судна, как боевые трофеи. Так вот, ростры, украшающие постамент памятника Петру, увенчаны родным Андреевским флагом. С традиционной точки зрения это означает, что царь Пётр воевал против собственного флота. Другой ошибкой является то, что Андреевский флаг вывешивается на корме, а на баке должен находиться гюйс. Это правило выполнено только на корабле, на котором стоит царь Пётр.

Злые языки ещё утверждают, что этот памятник является переработанной и видоизменённой статуей Колумба, которую Церетели безуспешно предлагал купить США, Испании и странам Латинской Америки в 1991—1992 году, к 500-летию открытия европейцами Американского континента. Говорят, что по высоте он должен был в два раза обогнать старушку Свободу. Любопытно, что памятник вошёл в список самых уродливых строений мира, заняв в нём почётное десятое место (у башни Монпарнас в Париже – второе)… Обсуждение памятника Петру до сих пор считается у москвичей признаком хорошего тона. Говорят же англичане о погоде, так чем же мы хуже…

Автор помнит ещё то благословенное время, когда рядом с Крымским мостом прямо напротив Парка Горького качалась на волнах «Мама Зоя». Этот уютный плавучий ресторанчик славился неповторимой грузинской кухней. В России всё так. Как сказал классик, если на заборе с дыркой написано, что это женский половой орган, а там гвоздь – значит, Вы, мой друг, в России. И ничего с этим не поделаешь. У нас всё так, всё не то, что видится, и удивляться этому может только иностранец, родившийся за пределами этой удивительной страны. Поэтому, да, мой дорогой читатель, русская «Мама Зоя» славилась грузинской кухней… И все эти волнующе ароматные чихиртма и хашлама, восхитительная уха из сёмги в горшочке, нежно-золотистая жареная стерлядь с гарниром, оджахури по-менгрельски, сытные кучмачи из говядины, шашлыки всех видов из сёмги, бараньих семечек или бараньих ребер, пикантное сациви из курицы, кроваво-красный пхали со свеклой и орехами, изысканные хачапури по-мегрельски (чвиштари) или по-имеретински и гебжалия, ну, а на десерт фантастический вишневый суп с надуги (молодым нежным творогом) делают воспоминания об этом плавучем ресторанчике просто невыносимыми. Ну и, конечно же, фирменный салат Мама Зоя (отварные кальмары, молодые листья салата, овощи, моцарела, авокадо, болгарский перец, сметана и мацони). К сожалению, после удачной борьбы московского правительства с пиратами на Москве-реке, «Мама Зоя» была списана на берег и оказалась на улице 10-летия Октября в доме под номером пять, где благополучно существует и поныне…Впрочем, человек всегда удивителен изысками своей памяти. Одинаковые вещи с течением времени всё более и более удаляются друг от друга. Общеизвестно, что в молодости и еда вкуснее, и девушки красивее, и жизнь лучше… Так и «Мамой Зоей», допускаю, что еда осталась той же, да может и лучше, но нет уже того шарма текущих в иллюминаторах задумчивых вод Москвы-реки, нет едва уловимого покачивания палубы и пленительного влажного речного воздуха, нет ощущения некой уединённости, временной изолированности от утомившего урбанистического окружения, нет того расслабляющего одиночества и покоя. Именно поэтому, я и боюсь прийти в новую «Маму Зою», боюсь этих возможных разочарований, уютно баюкая замечательный букет тех воспоминаний и проезжая по Крымскому мосту невольно поглядываю на то место, где качалась на волнах «Мама Зоя», может быть жду, что она внезапно появится вновь, как наша молодость, которую мы так любим и помним, возвращение в которую подспудно ждём, понимая всю глупость и нелепость этой затеи. Молодость, которая осталась частью нас, самой светлой и дорогой частью нашего прошлого…

И так, Фил стоял на этом знаменитом и любимом им и несколькими миллионами москвичей Крымском мосту. Раннее утро зябко кутало его в собственную поношенную длинную куртку, одетую поверх линялой рясы, смешно поднимая ворот куртки задиристым холодным речным ветром. Солнце с трудом поднималось со стороны Крымской набережной, робко пытаясь согреть остывшую за ночь Москву-реку, разбегаясь многочисленными солнечными зайчиками по близлежащим площадям и переулкам. Город, не торопясь, приходил в себя, будя задремавшую на время реальность нарастающим гулом автомобилей и какофонией звуков пробуждающихся граждан. Глупая и бессмысленная суета вновь охватывала пробудившуюся столицу и её жителей, придавая этому броуновскому движению непостижимую загадочность в поисках ответов на возникающие почему и зачем, в прочем без надежды на какой-либо вразумительный ответ…

Забавно устроено наше мудрое подсознание. Если ты находишься в толпе себе подобных, то оно умиротворённо дремлет, хотя зачастую это совсем не повод для расслабления. Но стоит часа в два ночи встретить одиноко бредущую по улице личность, как наклейку насильник и маньяк отодрать от этого субъекта навряд ли получится. Хотя часто мы сами в глубоком замешательстве по поводу, что же такое одиночество – наш осознанный выбор или печальный итог сложившихся так обстоятельств. Человек в одиночестве вступает в этот мир и также покидает его, эти оба процесса отнюдь не публичные мероприятия, хотя порою обставляются именно так… Довольно часто одиночество для индивидуума недоступная роскошь, а порою тяжкое проклятие, превращающее в тюрьму окружающий мир…

Фил довольно давно обратил внимание на худенькую субтильную девчушку, стоящую метрах в двадцати от Фила и с какой-то обречённой грустью глядящей на мерно текущие воды Москвы-реки. Она была одета в потёртые обтягивающие джинсы и белые туфли на невысоком каблучке с изящной шнуровкой. Удлинённый силуэт бежевого кашемирового пальто с крупными коричневыми пуговицами трепетал на ветру, а немыслимая кофта в виде матроски, волны которой будто бы пытались попасть в такт волнам Москвы реки, кокетливо выглядывала сквозь расстёгнутое пальто. В руках она держала небольшую квадратную коричневую сумку с двумя поблёскивающими золотом замками. Узкое, бледное лицо в беспорядке обрамляли тёмно-русые волосы, а узкие кисти рук, лежавшие на перилах моста, вызывающе алели кончиками накрашенных ногтей…

Наследие далёких предков – наше боковое, периферическое зрение в повседневной жизни неспешно сопровождает нас повсюду, фоном скользя рядом и уберегая нас от всяческих неожиданностей и подвохов. Но порою, оно, как и наша интуиция, робко, но настойчиво выдвигается вперёд, на время заменяя собою всё остальное. Приходилось, ли тебе дорогой читатель, ловить себя на том, что иногда ты боковым зрением напряжённо разглядываешь другого человека, делая при этом вид, что занят другим делом. При этом дремлющие охотничьи инстинкты просыпаются – обостряется слух, вырастает реакция на каждое движение объекта, ты, без колебания, можешь описать во что одет объект и что сейчас делает.

Также, Фил и Соня, так звали эту девушку, давно заметили друг друга. Да и трудно было этого не сделать, когда двое людей стоят недалеко друг от друга ранним утром на огромном мосту, нависающем над просыпающейся рекой…

Назовите это судьбой…. Говорят, что судьба неизбежнее, чем случайность, ведь, если вопрос задан, то раньше или позже, но на него буден дан ответ. Мы не всегда готовы его получить и принять, ведь порою исполнение наших заветных желаний гораздо хуже, чем отказ в них. Однако достаточно часто судьба разъясняет нам весь расклад, а уж самое гадкое – принятие решения, со смехом перекладывает на нас. И вот тогда она подводит к нам нужных нам людей и обстоятельства. Главное, в этом случае, не быть слепым…

ГЛАВА 7, в которой автор сетует на dissonantia, а Маня объясняет Ивану, чем отличается контр-тенор от кастрата.

Есть слова, сразу почему-то портящие настроение. К сим словам, дорогой читатель, сразу отнесём слово диссонанс. Ещё древние латиняне придумали dissonantia, как обозначение несозвучности, нестройности, отсутствие гармонии. Правда, они же придумали и противоположное по смыслу слово consonantia, видимо, чтобы успокоить мировую музыкальную общественность…

В общем, представьте – на улице дождь и слякоть, машина, умирающей черепахой медленно ползёт по дороге, а внутри подлец Робертино Лорети жизнерадостно орёт «Ямайку»… Диссонанс, однако… То-то… И я говорю диссонанс….

– М-да… Голос у малыша Робертино был просто замечателен, – авторитетно заявил Иван, косясь на уныло притихшего Маню. – Жаль вовремя не кастрировали…

Маня на удивление серьёзно отреагировал на эту реплику.

– Ваня, «вначале было Слово и Слово было у Бога и Слово было Бог…», так написал апостол Иоанн. И у меня нет причин не доверять ему. А вот инструменты, с помощью которого доносится это слово до других могут быть разными…Основные два – письмо и голос. Человеческий голос – самый первый музыкальный инструмент и, вне всякого сомнения, самый лучший.

Тебе, Ваня, не довелось слышать тех, кого ты, веселясь, называешь кастратами. И мне очень жаль тебя…– Маня грустно и немного укоризненно посмотрел на Ивана. – Ты никогда не услышишь этих божественных голосов. А ведь это всё равно, как никогда в жизни не прикоснуться к чуду, ну, например, никогда не увидеть восхитительной игры полярного сияния – aurora bolearis в ночных небесах бескрайней арктической тундры или радугу, внезапно расцветающую в брызгах водопадов Анхель и Игуасу… Я очень жалею людей, которые не смогут попробовать раствориться в фантастических красках зачаровывающего подводного мира Большого Рифа или понежиться душой и телом в источниках Беппу, заблудиться среди сталактитов и сталагмитов Фразасси и Карлсбадских пещер или задрав голову, любоваться уходящими в небо отвесными склонами столпов Метеор… А разве можно, увидев хотя бы раз, забыть когда-нибудь десятки тысяч фламинго, розовой пеной покрывающих поверхность озера Накуру или целебную воду голубого и зеленого озёр Ваймангу, которая исцелит твои уставшие от путешествий ноги и возвратит ушедшую было радость жизни … Да, Ваня, это всё чудеса, без которых жизнь неполноценна…

Таким же чудом, но иного свойства были и голоса ушедших кастратов. Эти голоса были неописуемо прекрасны. Они несравненно превосходили любые варианты женского голоса и по диапазону, и по ровности извлечения звука, и по уровню импровизации. Классическая опера, Ваня, с исчезновением кастратов потеряла треть своей привлекательности, а оперы, специально написанные для кастратов, увы, потеряны навек… Ворона не может исполнить арию соловья, а мул никогда не заменит летящего скакуна. Ты, Ваня, знаешь мужские, женские и детские голоса, но не можешь себе представить четвёртый голос, голос, который перешагивает первые три и не останавливаясь исчезает в головокружительной выси, оставляя всё земное далеко позади. Кто хотя бы раз слышал профессионального кастрата, Ваня, тот навсегда становился поклонником этого фантастически прекрасного пения. Во времена расцвета классической итальянской оперы, во время барокко именно исполнитель, а не композитор был главным в музыке. Певцы-кастраты не столько исполняли написанное для них, сколько основываясь на этом создавали свою собственную музыку в спонтанной импровизации. Из общего примитивного наброска они создавали художественный шедевр. Современные контр-теноры – бледная тень прежних кастратов. Полноценные физиологически, они напоминают, но, увы, очень отдалённо прежних виртуозов-кастратов. Уровень этих мастеров для них слишком недоступен. Нынешние контр-теноры – это всё же голоса искусственного происхождения, ведь разговаривают то они нормальными мужскими голосами. Фальцет современного контр-тенора неполноценен, в нем отсутствует разнообразие обертонов, это камерный голос. Я даже не могу тебе описать голос кастрата, это, действительно, надо только слышать. Современные контр-теноры используют женскую технику, кастраты же пели голосом ребёнка, но невероятной силы и неописуемой лёгкости. Это было чудо, и слышавшие их безо всяких объяснений понимали это. Их называли ангелами и священными чудовищами…

Кастраты, как явление существовали довольно давно и отнюдь не только, как евнухи в восточных гаремах, где пышным цветом процветал другой грех – лесбийство. Если ты, Ваня, не знаешь, то законы Древнего Рима запрещали кастрировать людей, даже бесправным рабам государство оставило это право. Разрешалось только приобретать кастратов за границами страны. И только сумасшедший Нерон, последний из династии Юлиев-Клавдиев, принадлежащий, правда, по рождению к древнему плебейскому роду Домициев, решил поставить себя выше всех законов и кастрировал молодого юношу Споруса, чтобы затем жениться на этом кастрате. Очень уж он телом и лицом напоминал его покойную жену Сабину. Это, правда, был не первый его брак с мужчинами. До этого он выступал «невестой» в браках с вольноотпущенниками Пифагором и Дорифором. Всё это происходило на глазах жены Нерона Мессалины. После смерти Нерона Спорус пошёл по рукам, его услугами пользовались практически все временные правители Рима – Нимфидий Сабин, Отон, Вителлий. Последний придумал следующее развлечение – Спорус должен был одеться женщиной, а император Вителлий должен был насиловать его прямо на арене на глазах многочисленной толпы. Это стало пределом позора Споруса, он покончил собой…

Добровольным кастратом стал известный грек Ориген, один из апологетов христианства, наставник Александрийской богословской школы. В те времена подобная самоотверженность была довольно частым явлением, поэтому неслучайно на Никейском соборе 325 года самооскопление было официально запрещено, а подобные люди уже не могли быть священниками.

В первые века христианства на службах в церкви пели только мужчины, но с развитием церковной музыки для высоких партий стали использоваться мальчики. Их голоса были уместнее и лучше, а далее был сделан следующий шаг по привлечению для пения в церкви кастратов…

У Святой императрицы Евдокии, супруги Феодосия Юнейшего, жившей в Константинополе в 400 годах, был один из лучших в то время хор кастратов.

Евдокия была образованна и красива. О её уме благожелательно отзывался сам Сократ. Это она учредила в Константинополе университет, где изучали греческую культуру и философию. Именно она привезла из Иерусалима в Константинополь часть мощей первомученика Стефана, вериги апостола Петра, одну из цепей которых она отправила своей дочери в Рим, и Влахернскую икону Божией Матери. Именно её трудами рядом с базиликой Гроба Господня был построен великолепный дворец для иерусалимских епископов, именно она восстановила разрушенные более столетия назад стены Иерусалима, считая, что именно к ней относятся строки знаменитого 50-го псалма: "Ублажи, Господи, благоволением (по-гречески благоволение – Евдокия) Твоим Сиона, и да созиждутся стены Иерусалимския. Тогда благоволи ши жертву правды, возношение и всесожегаемая; тогда возложат на алтарь Твой тельцы." А коптское предание об обретении Животворящего Креста приписывает его находку именно Евдокии.

Замечательный византийский хор при дворе Евдокии своим созданием обязан двоим приближённым императрицы – кастратам хормейстеру Брисону и Хрисанфию. Хор кастратов собора Святой Софии в Константинополе оставался известным вплоть до 1204 года, когда был разорён и разграблен крестоносцами в ходе четвёртого крестового похода. В конце XI века в Испании евнухи стали активно привлекаться к католической литургии. К XVI веку они достигли в искусстве пения больших успехов, а группе испанских певчих даже были отданы ведущие партии сопрано в папской капелле в Риме. Подумать только, почти через триста лет традиция храмового пения кастратов возрождается в Италии в начале XVII века. Началом её расцвета становится папская капелла, куда не допускались женщины и где исполнителями высоких партий стали кастраты. Основанием этому запрету служили слова 1-го послания к коринфянам апостола Павла: «Жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит. Если же они хотят чему научиться, пусть спрашивают дома у мужей своих; ибо неприлично жене говорить в церкви». Первые кастраты– патер Джироламо Розини из Перужди и Пьетро-Паоло Фолиньяти появились в капелле ещё в 1601 году. В дальнейшем кастраты начинают активно петь и в светской музыке, постепенно захватывая ведущие позиции в итальянской опере.

Но это, Ваня, была жуткая селекция. В Италии каждый год жертвовали тысячами жизней маленьких мальчиков, еще до того, как становилось понятно, есть ли у них красивые голоса или нет. Их кастрировали в возрасте семи лет, чтобы сохранить высокий голос. Но, конечно же, в таком возрасте никто не мог знать, есть ли у ребенка хоть какой-то музыкальный талант. И только мизерному количеству этих мальчиков, если везло с педагогами и музыкальный талант всё же проявлялся, удавалось стать этими волшебными ангелочками. Остальные становились изгоями общества. Им не разрешалось жениться, их прибежищем становилась нищета, их уделом было стоять на улице и петь, а порою заниматься проституцией…

Об этих людях, Ваня, я думаю, ты узнал из фильма «Фаринелли-кастрат». Я прав? Легендарный кастрат XVIII века Карло Броски по прозвищу Фаринелли, кастрированный в детстве то ли отцом, то ли старшим братом Риккардо, композитором, боявшимся, что с возрастом тот потеряет свой чудный голос, был одним из лучших кастратов-певцов своего времени. Его современники отмечали дружелюбность и обаяние этого человека. Личный певец короля Филиппа V, возведённый в рыцарское достоинство и лично поставивший 23 оперы и умерший от последствий кастрации – синдрома Морганье-Стюарта-Морила, а по-простому – ожирения и сильных головных болей, в результате деформации черепа. Его до сих пор считают лучшим певцом бельканто. По воспоминаниям современников голос Фаринелли был великолепен и легко охватывал диапазон в 3,5 октавы… Для реконструкции его голоса в фильме пришлось цифровым способом совместить партии, исполненные контр-тенором Дереком Ли Рейгином и женским сопрано Эвой Малас-Годлевской, а верхние ноты, которые контр-тенор не способен был исполнить, дополнили схожим по тембру женским голосом. Однородность звучания была достигнута при помощи цифровой обработки, процесс которой длился около 17 месяцев. И эти, Ваня, титанические усилия были необходимы только для того, чтобы изобразить отдалённую похожесть того, что слышали люди того времени…

А ты, знаешь, Ваня, что большинство главных ролей, написанных Генделем, – это партии для кастратов. Его любимцем был кастрат Карестини. Да, и вообще в 18-м веке большинство главных партий в опере пели именно кастраты. Кстати, знаменитый итальянский певец –кастрат и композитор Джусто Тендуччи, прозванный Сенезино, ведущий артист Лондонского Королевского театра и Королевского дома оперы в 1777—1778 годах в Париже преподавал вокал небезызвестному Вольфгангу Амадею Моцарту. Впечатлённый потрясающими вокальными данными своего учителя, Вольфганг Амадей Моцарт даже написал специально для него концертную арию, которая, правда, не сохранилась…

Это искусство, Ваня, было божественным. Их боготворили все: от уличных мальчишек, стайками чумазых воробьёв, бегавших за ними, до утончённых придворных, роскошно-презрительных и всегда чем-то недовольных. Несмотря на физическую неполноценность их безумно любили женщины, в очередной раз опасно играя с запретным плодом. «Священные чудовища» возвышались над обыденностью повседневности, даря что-то необыкновенное, непонятное до конца, но чудесно-восхитительное в своей сути… Все слова и междометья не могут описать всю атмосферу происходящего, их просто нет…

Как можно рассказать словами о том необыкновенном вечере 1776 года в итальянском Форли, когда весь город был пуст – все были на опере «Артаксеркс», последней опере Леонардо Винчи, зверски убитого через 2 месяца после её написания. Либретто этой оперы написал великий Метастазио, близкий друг кастрата Фаринелли. Главную партию Арбака пел знаменитый кастрат того времени Гаспар Паккьяротти, ученик Бертони. Стояла непривычная тишина, волшебный голос Пакьяротти вытворял невозможное, легко скользя в пределах трёх с лишним октав. Он так убедительно играл сына, жертвовавшего собою ради отца, что никто не мог оставаться равнодушным. Партер сдавленно рыдал, в ложах слуги суетливо бегали за новыми платочками, оркестранты хлюпали носами, им всё труднее было удерживать свои инструменты, а в самый напряжённый момент, посреди главной арии музыка вдруг совсем смолкла. Озадаченный Паккьяротти немного подождал, а затем растерянно вышел на авансцену и наклонившись спросил в чём дело. Рыдающий дирижёр смог только ответить: «Простите, сударь, простите… Я плачу…»

Чтобы послушать великого кастрата Бальдассаре Ферри шведская королева Кристина объявила двухнедельное перемирие в войне между Швецией и Польшей, чтобы Ферри смог благополучно добраться до её дворца. Кристина Шведская была удивительной женщиной, во многом схожей с Екатериной II, жившей в следующем веке, – знала семь языков, была великолепно образована и умна, окружена кучей фаворитов… Она – одна из трёх женщин, похороненных в Соборе Святого Петра в Риме…

Екатерина II также примечала кастратов. Сохранилось любопытное историческое свидетельство, как ко двору Екатерины был приглашён кастрат Ла Габриелли, ученик Порпора. За своё выступление он, «ничтоже сумняшеся», запросил пять тысяч дукатов. Небывалая по тем временам сумма! Екатерина, красная от возмущения заявила, что ни один из её фельдмаршалов столько не поучает. На что кастрат хладнокровно заявил: «Отлично, Ваше Величество, вот и заставьте их петь!» Запрошенные деньги были ему уплачены…

Никто, Ваня, нас не понимает, а мы сами понимаем порою себя ещё меньше…Кастраты с детства были ущербны по своей природе и, наверное, они поэтому тоньше чувствовали фальшь и больше понимали других… В памяти и преданиях остались их фантастические голоса и не менее фантастические капризы. В этом отношении Ваши современные поп-дивы жалки и убоги в своих желаниях, хоть и являются их подражателями. Но многие забыли ещё об одном, об их удивительной человеческой доброте, об их не знающей границ благотворительности. Они часто кормили нищий партер и слушавших снаружи, содержали богадельни, а часто и семьи, искалечившие их для своего заработка. Сытый голодного не понимает. Ущербные кастраты понимали, как здоровых, так и больных. Поднимаясь выше всех в своём искусстве пения, они поднимались и над условностями и низостью окружающей их жизни, перешагивая через свой невольный цинизм и груз детских поношений и обид… Довольно часто смерть физической любви рождала иную любовь к окружающим, всепрощающую и понимающую, не осуждающую и часто милующую…

И их забыли, Ваня, забыли!.. – грустно сказал Маня. – Неблагодарность человека – основное его свойство. Пресыщение прекрасным притупляет чувства, становится частью данной реальности, и первоначальное восхищение и обожание быстро сходит на нет. От любви до ненависти – один шаг. Высмеивание кастратов за их физическую неполноценность, которую начали дураки-обыватели, было благосклонно подхвачено высокопоставленной публикой. Первоначальная прелесть этого чистого искусства индивидуального пения была постепенно задрапирована всё более дорогостоящими декорациями итальянских опер. Постепенно оправа убила бриллиант, его перестало быть видно. Караул был сменен, женщины заменили кастратов… Кастраты перешли в разряд красивых легенд, что сродни динозаврам или животным из Красной Книги. О них изредка вспоминают, на воспоминаниях о них зарабатывают деньги… Они что-то далёкое и прекрасное, «священные чудовища» своего времени, о котором-то и помнят, может быть только потому, что они осчастливили его своим мимолётным присутствием…

Маня задумчиво поигрывал собственным хвостом… В такие минуты каждый из нас может ответить себе на вопрос, который периодически мучает каждого из нас, на который внутренне мы уже с гордостью дали утвердительный ответ, но колеблемся признать это правдой, так как совсем не уверены в этом. А вопрос в том, есть ли у нас иные ощущения кроме визуальных, обонятельных, слуховых и тактильных. Спят ли в нас зачатки экстрасенса, выраженные у каждого в большей или меньшей степени, или это всего лишь вывод, сделанный нашим мозгом после обработки поступившей информации, и гениальность Шерлока Холмса не более чем, просто более внимательное отношение к фактам? Нет, друзья, по моему глубокому убеждению, Создатель снабдил каждого из нас ещё множеством даров, которые лежат под спудом дожидаясь своего часа, а уж вытащить и воспользоваться ими это уже наше решение – где, когда и зачем. Как часто разговаривая или глядя на другого человека, мы чётко осознаём, что он уже не с нами, хотя он вроде бы и смотрит на нас. Порою, особенно близких, мы можем читать словно открытую книгу. Мне скажут, что знание близких очевидно. Возможно, но как тогда объяснить, что часто мы предвидим совсем уж не очевидные их решения, а что уж говорить о предугаданных словах и поступках малознакомых людей…

Ваня в этот момент каким-то особым внутренним чувством понял, о чём задумался мейкун.

– Маня! Ты тоже думаешь, что Дар не даётся бесплатно?.. И чтобы получить что-то ценное, надо отдать что-то равноценное этому? Кастраты потеряли своё бессмертие, ведь каждый из нас потенциально продолжает жить в своих детях. В каждом из нас живут настоящие гены наших предков, в этом отношении мы физически бессмертны. На бытовом уровне кастрат лишался возможности иметь детей. Он пожизненно становился ущербным человеком, по существу калекой с очень ограниченными возможностями существования. Он терял возможность чувствовать себя полноценным мужчиной, становясь существом третьего рода. Причём, не факт, что жизнь его от этого в материальном плане становилась лучше. Преуспевали единицы, тысячи влачили довольно жалкое существование…

– Трагедия ещё в том, – откликнулся Маня, – что за них принимали решение другие люди, причём родные. Что может понимать в этом малыш шести-семи лет от роду. Скажу тебе больше. Ваня, даже успешные кастраты порою ненавидели своих близких. Можно ли простить отца или мать, сознательно сделавшего тебя калекой, часто для своей материальной выгоды? Страшное время, Ваня, страшные обстоятельства…

Но, Ваня! Какие это были голоса! Они словно были выкованы из боли и страданий. Это были птицы-феникс, восставшие из пепла страшной повседневности. Это были иные существа и люди в восторге плакали, они были готовы на всё, чтобы только услышать эти голоса, разрывающие на части душу. Они словно серены уводили людей из этого мира, заставляя трепетать от восхищения и непонимания того, как это происходит. Никогда церковная служба не была так прекрасна, никогда рай не был так близко от человека, а его понимание собственной греховности так отчётливо для понимания…

– Ну, вот, начали с Лоретти, а кончили кастратами, – вдруг с оттенком лукавства заявил Маня. – Впрочем, Ваня, мне больше нравится в исполнении Робертино Лоретти Третья песня Эллен….

– Третья песня Эллен? А что это такое? – удивился Ваня.

– Ave Maria Шуберта, мой дорогой неандерталец… – улыбнулся Маня. – Ну, уж это ты знаешь? Католический вариант Вашего: «Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою; благословена Ты в женах и благословен Плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших.» … Правда, там есть и продолжение, которое я очень люблю: «Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, nunc et in hora mortis nostrae»… – «Молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей»…