Читать книгу: «Год нашей любви», страница 3

Глава 5
Пьяный жираф на ходулях

Кори

Сентябрь незаметно сменился октябрем, и жизнь наладилась. Я продолжала усердно учиться и день ото дня перемещалась по кампусу все более уверенно. Дана была с головой поглощена прослушиваниями. Она выбрала песню «Привет, Делайла!» и так активно репетировала, что в конце концов я стала слышать ее даже во сне.

Я по-прежнему практически ни с кем не общалась и никуда не ходила, но, возможно, мне просто требовалось время. Так или иначе, моими любимыми пятницами и субботами оставались те, когда мы с Хартли играли в «Крутые клюшки». Хоккейный сезон начался, и друзья Хартли все чаще были заняты. То они тренировались, то ходили на вечеринки в такие уголки кампуса, куда Хартли совсем не горел желанием ковылять. В один из таких вечеров он приземлился на диван рядом со мной, чтобы провести пару матчей. После игры мы иногда смотрели кино.

– По-моему, ты слишком зависишь от капитана своей команды, – сказал Хартли в тот вечер, видя, что я проигрываю.

Конечно, я не могла признаться ему, что причина моего проигрыша в тот день не имела ничего общего с центральным нападающим – просто Хартли пришел без футболки, и было чертовски трудно не отвлекаться, исподтишка изучая его накачанный живот. Последние полчаса я еле сдерживалась.

Хартли открыл бутылку пива и предложил мне, но я отмахнулась.

– Дигби хорош, но ведь есть и другие игроки, – сказал он.

– Дигби просто мечта, – сказала я, кладя свой контроллер.

И это была правда – даже цифровая версия капитана «Питсбург паффинз» заставляла мое сердце трепыхаться. Он был почти самым красивым хоккеистом, которого я знала. Самый красивый сидел рядом со мной на диване.

Хартли прыснул, держа бутылку с пивом.

– Серьезно? – Он засмеялся, и я обрадовалась возможности полюбоваться его улыбкой. – Разве ты не настоящая болельщица? Вот уж не думал, что ты пак банни⁵.

Его слова едва не заставили меня задохнуться от возмущения.

– Вот уж не думала, что ты говнюк!

Он поднял обе руки, как будто защищаясь (при этом из одной из них по-прежнему было пиво).

– Полегче! Это просто шутка.

Я прикусила губу, пытаясь сдержать накатившее раздражение. Так уничижительно называли девушек, которые питали страсть к хоккеистам, а не к самой игре. Раньше меня никто так не называл. Самые счастливые мгновения моей жизни прошли на льду.

Хартли осторожно водрузил больную ногу на наш «журнальный столик» и посмотрел на меня как нашкодивший щенок.

– Я разбередил больное? Прости…

Я потянулась через диван, взяла бутылку у него из руки и сделала глоток.

– Думаю, пора начать размалевывать лицо и орать на судей. Раз уж я болельщица.

Я попыталась вернуть ему бутылку, но он не взял ее. Хартли просто посмотрел на меня так пристально, что мне стало не по себе – вдруг он прочитает мои мысли?

– Каллахан, – сказал он медленно, – ты что, играешь в хоккей?

С минуту мы просто смотрели друг на друга. Я всегда была игроком – с тех пор, как мне исполнилось пять. Но теперь, и это в лучшем случае, я просто болельщица. Отвратительно.

С трудом сглотнув, я ответила на вопрос:

– Я была игроком. Перед тем, как… Перед тем, как бросила играть…

Я чувствовала, как защипало в глазах, но ни за что не стала бы плакать перед Хартли. Я сделала глубокий вдох.

Он облизнул губы.

– Ты говорила, твой отец был школьным тренером.

– Он был моим школьным тренером.

– Серьезно? – Хартли умудрился открыть новую бутылку, не прекращая смотреть мне в глаза. – На какой позиции ты играла?

Играла. Прошедшее время.

– Была центральный нападающий. – Я знала, о чем он на самом деле спрашивает. – Капитан. Чемпион штата. Мне предлагали спортивную стипендию несколько колледжей.

Было так трудно сказать ему это – перечислить все, что я потеряла. Большинство моих собеседников не хотели об этом говорить. В подобных случаях они меняли тему и спрашивали, не собираюсь ли я взяться за вязание или шахматы.

Но Хартли протянул руку и звякнул своей бутылкой о ту, которая была теперь у меня в руках.

– Знаешь, я с самого начала был уверен, что ты крутая, Каллахан, – сказал он.

Тут моя битва со слезами стала невероятно трудной. Но я сделала огромный глоток пива и все-таки взяла себя в руки. На этот раз тишину нарушил Хартли:

– Думаю, самое время научить тебя настраивать перспективу экрана так, чтобы тебе всегда было видно, где твои защитники. Подвинься сюда.

Я скользнула ближе к нему на диване. Хартли обхватил меня рукой, чтобы держать контроллер передо мной – иначе я не смогу его видеть.

– Если ты нажмешь вот эти две кнопки одновременно, – сказал он, нажимая их большими пальцами и глядя вверх на экран, – твой вид переключится на судью и игрока.

Я была уютно прижата к Хартли и могла чувствовать его дыхание у себя на ухе, когда он говорил.

– Ого, – выдохнула я. Жар его голой груди не способствовал усвоению материала. – Это очень полезно… – Я запнулась.

Пока он показывал мне еще пару маневров, я вдыхала приятный запах мыла от его тела и наслаждалась рельефом рук, обвивавших меня. О, об этих руках можно было бы написать стихи.

Хартли говорил что-то об «атаке телом», но я с трудом улавливала смысл его слов. Каждый раз, когда он произносил слово «тело», я могла думать только о его накачанном торсе.

– Ну что, поняла? – Пока я боролась за глоток кислорода, он закончил. – Теперь, когда я тебя обыграю, ты не сможешь сослаться на незнание. – Слегка дернув меня за стянутые в хвостик волосы, он разжал объятия.

С красными щеками я быстро перескочила на свой край дивана.

– Ну давай, – сказала я, изо всех сил пытаясь сконцентрироваться на игре. – Я готова тебя уничтожить.

– Это мы еще посмотрим, – усмехнулся он.

Вечером следующей пятницы я наткнулась на Хартли, когда мы оба входили в двери Макгеррина.

– Сыграем в «Крутые клюшки» позже? – спросила я. Пожалуйста.

Он покачал головой:

– Хоккейная команда начнет новый сезон только через неделю, поэтому у Бриджера вечеринка. Ты должна пойти – это всего шесть ступенек. Я заставил его посчитать их для меня. Ты справишься с шестью?

Я обдумала вопрос.

– Справлюсь, но буду выглядеть, как жираф на ходулях. Только менее грациозный.

Он ухмыльнулся:

– Узнал себя в хороший день. Я выйду в восемь и постучу тебе в дверь. Приводи Дану и всех, кого захочешь. – Он скрылся в своей комнате.

– Хочешь пойти на вечеринку к Бриджеру сегодня вечером? – спросила я Дану, когда она наконец пришла домой.

– Хотела бы, но не могу, – сказала она. – Сегодня у вокальных групп сразу две вечеринки. Ты поможешь мне выбрать, что надеть?

– Конечно, – ответила я, еще раз порадовавшись решению не идти в хористки. Если нужно и хорошо петь, и хорошо одеваться, я точно не лучший кандидат.

Мы выбрали для Даны соблазнительный фиолетовый свитер и джинсы насыщенного черного цвета. Она выглядела отлично, но при этом было ясно: ей не пришлось для этого лезть из кожи вон.

– А что ты наденешь? – спросила она меня.

Я пожала плечами, окинув беглым взглядом свою футболку с логотипом Харкнесса.

– В комнате Бриджера пивная вечеринка. Кто будет наряжаться ради нее?

Дана закатила глаза.

– Да хватит, Кори. Джинсы годятся, но тебе явно нужен другой верх. – Она решительно прошагала в мою комнату и принялась открывать ящики комода. – Как тебе этот топ?

– Ну… Он розовый…

– Я вижу. Надевай.

Уступив Дане, я бросила футболку на кровать и взяла топ, который она выбрала.

Хартли

Я открыл дверь в общую комнату девочек и услышал голоса, доносившиеся из спальни Кори.

– Все. Теперь я могу идти? – спрашивала Кори.

– Вот так гораздо лучше! – ораторствовала Дана. – Обтягивает прямо в нужных местах. Так, подожди. Надень-ка еще браслеты.

– Ладно, – сказала Кори, – но только потому, что легче согласиться, чем спорить с тобой.

– И я не выпущу тебя из дома без помады.

– Господи, за что?

В этот момент я засмеялся, и дверь к Кори открылась во всю ширь.

– Пора идти, – сказала она Дане.

– Подожди! – закричала та, копаясь на комоде Кори. – У тебя что, нет собственной туши?

– Удачи на вечеринке с хористами! – крикнула Кори, в спешке ковыляя мимо меня. – Бежим, – беззвучно произнесла она, и я открыл дверь.

Кори довольно легко преодолела шесть ступенек к комнате Бриджера, что было отличным результатом, ведь я ей не помогал. Но настоящее испытание ждало нас на самой вечеринке. Все было так, как я и предполагал. Теплое пиво в пластиковых стаканчиках? Да. Слишком громкая музыка, мешающая говорить? О да. Девушки, соблазнительно откидывающие волосы перед всеми моими партнерами по команде. Да и да.

Комната Бриджера была завешана куртками и толстовками хоккейной команды Харкнесса. Пак банни раболепно бродили вокруг них. Я проследил за взглядом Кори, чтобы увидеть изрядно накачавшуюся девицу, извивающуюся в танце перед Бриджером. Когда я поймал взгляд Кори, она подняла бровь. Все, что я мог сделать, – пожать плечами. Никто не запрещал тебе наивно думать, что в такой престижной школе, как Харкнесс, нет пак банни. Но это не меняло факта – на каждой домашней игре на трибунах маячил по крайней мере один плакат с надписью «Будущие жены хоккеистов». Пак банни здесь даже не были оригинальны.

Когда я и Кори наконец-то протолкались к виновнику торжества, Бриджер подарил каждому из нас по теплой улыбке. Потом я осознал, что у нас логистическая проблема: надо было решить, как передвигаться на костылях с пивом в руках. Кори, которая была, очевидно, умнее меня, сумела усесться на подлокотник видавшего виды дивана Бриджера. Прислонив костыли к стене напротив, она освободила руки.

Со своего насеста она обозревала комнату, которую мы с Бриджером делили бы, если бы я не сломал ногу. Бомонт-хаус возвели не менее ста лет назад, и университет не ремонтировал его десятилетиями. Так что молдинги темного дерева поцарапались, а стены пожелтели. Но все же это было по-прежнему одно из крутейших мест в кампусе. Арочные окна были украшены настоящим хрусталем, разделенным на маленькие переливающиеся прямоугольники. Под ними тянулся дубовый подоконник, на котором, как и в двадцатые годы прошлого века, сидели студенты со стаканами в руках. Я всегда думал, что это круто, но сегодня эти посиделки почему-то вгоняли в депрессию.

У Бриджера имелся старый университетский плакат, он висел под не работающим с шестидесятых камином и браво провозглашал: Esse Quam Videri. «Быть, а не казаться» – таков был девиз университета. Настрой, конечно, отличный, но то, что я сегодня видел у Бриджера в комнате, скорее напоминало «Видеть, быть увиденным, напиться в хлам».

Первая порция пива быстро была проглочена.

– Хочешь еще? – спросил я у Каллахан.

– Не очень, – сказала она, улыбаясь.

И меня это порадовало, поскольку я вряд ли донес бы его до Каллахан, не разлив. Со стаканом в зубах я продрался через толпу к бочонку с пивом, даже не отдавив никому ноги костылями. Бриджер выхватил стакан у меня из рук и наполнил его.

– Что случилось с тем осьминогом, что извивался перед тобой пять минут назад?

Он наклонил мой стаканчик, чтобы не было слишком много пены.

– Господи, мне пришлось соскребать ее с себя. Это младшая сестра Хэнка.

– Серьезно? Я думал, она моложе.

– В том-то и проблема. Ей шестнадцать, и она просто приехала на уик-энд. Теперь она нашла себе новую цель. Причем не кого-нибудь, а Фейр- факса.

Я осмотрел бурлящую толпу и на подоконнике заметил девушку с полузакрытыми глазами, обвившуюся вокруг нашего партнера по команде. Фейрфакс тоже не выглядел трезвым.

– Черт. А где вообще Хэнк?

– Понятия не имею. Не видел его уже давно. Вероятно, кто-то предложил ему покурить.

Бриджер протянул мне мой стакан, и мы оба стали смотреть, как пьяный Фейрфакс целует девушку, видимо, орудуя языком у нее во рту.

– Это как-то неправильно, – пробормотал Бриджер и обратился ко мне: – У тебя есть телефон?

– Конечно. Держи. – Я отдал Бриджеру стакан и отправил короткое сообщение Хэнку. «911. Хватит курить кальян, иди и забери свою сестру».

Бриджер и я пили пиво вместе и смотрели на дверь. Но Хэнк так и не появился.

– Чиорт! Неужели она только что схватила его за член?

Бриджер поморщился:

– Думаю, нам пора вмешаться. Если бы это была моя младшая сестра… – Он оборвал фразу. – Господи, она пьяна в задницу.

А значит, дело должно быть сделано.

– Прорываемся, – объявил я, и мы с Бриджером стали прокладывать путь в толпе.

Когда мы добрались до парочки, эти двое по-прежнему зажигали.

Я потрогал девушку за плечо.

– Прости, но Хэнк ищет тебя.

С хлюпаньем губы целующихся разлепились.

– Что? – еле ворочая языком, пробормотала она.

– Твой брат, – сказал Бриджер, отталкивая ее от Фейрфакса. – Прямо сейчас.

– Вот дерьмо, Дарси! – появился Хэнк, возвысившись над нами. Парень был почти семь футов ростом. Он положил одну гигантскую руку на плечо сестры, держа телефон в другой. – Спасибо, Хартли. За мной должок.

Я отмахнулся, и это заметил Фейрфакс. После того как Хэнк увел свою сестру, он бросил на меня взгляд, полный ярости:

– Так это ты мне кайф портишь?

– Серьезно? Очнись, чувак, я помогаю тебе. Детей лучше не трогать. Таков закон.

– Ну ты и ублюдок, Хартли. Вот почему ты всегда такой ублюдок?

Я инстинктивно сжал кулаки.

– Ну уж нет, – сказал Бриджер, приложив руку к моей груди. – Ты не будешь бить Фейрфакса на моей вечеринке. Не важно, каким уродом он сегодня был.

Но моя кровь уже закипела. Это чертово слово. Почему люди используют именно это чертово слово?

– Чувак, остынь, – упрашивал Бриджер, удерживая меня уже обеими руками. – Отпусти его. Если ты поранишь его, он скажет тренеру, а из этого ничего хорошего не выйдет. И парень в стельку пьян, Хартли. Он даже не вспомнит обо всем этом утром.

И как будто в доказательство его правоты, Фейрфакс стал валиться на подоконник.

Я стряхнул руки Бриджера, но Фейрфакса трогать не стал.

– Доброта наказуема, – напомнил мне Бриджер, протягивая костыль, который я уронил.

Да уж. Ну, по крайней мере повеселились.

Я молча развернулся и пошел к Кори и ее насесту – подлокотнику дивана. Сам диван был занят двумя парочками, находящимися в разной стадии прелюдии, но стена рядом с Кори была пуста, и я произвел ряд маневров, чтобы опереться на нее спиной. Пива в стакане осталось на треть, и я мог держать стакан двумя пальцами и одновременно висеть на костылях.

– Все в порядке? – мягко спросила она.

– Нога сегодня адски болит, – признался я, уставившись на остатки пива.

Кори сдернула сумку с плеча. Покопавшись в ней, вытащила пузырек адвила. Благослови ее господь, она сунула две таблетки мне в руку.

– Ты прелесть, – сказал я, забрасывая их себе в рот.

– Ага, – сказала она, закатывая глаза.

Я подмигнул ей, а пак банни, стоявшая напротив нас, бросила на Кори злой взгляд. Это была растрепанная, напоминающая чирлидера девица, обтянутая блестящей кофточкой.

– Стейша уехала, и ты чувствуешь себя как рыба, выброшенная на берег, да? – спросила девица.

– Как это ты вычислила? – бросил я, перенося вес так, чтобы было удобнее опираться о стену.

Я был довольно жалок, а ведь едва перевалило за десять вечера.

– Она гуляет по Парижу, а ты застрял тут, в солнечном Коннектикуте. Разве это справедливо? Целый семестр без перспектив. – Девица отбросила волосы назад, и стало очевидно, что она готова во всем заменить Стейшу.

Я подмигнул, тряся телефоном в руке.

– Теперь смотри, для чего нужен скайп. – Девушка и ее подруга нервно захихикали, а Кори снова закатила глаза. – Единственная сложность – это собрать все в единую картину.

Я держал камеру на вытянутой руке и пытался сделать так, чтобы в кадр попали костыли, и это вызвало новый взрыв смеха. Я осушил свое пиво, размышляя, как я до такого докатился.

В этот момент парень, которого все называли Существом, прорвался ко мне, оттеснив девчонок, и я был очень этому рад.

– Привет, чувак. Как жизнь? – спросил я. – Ты знаком с малышкой Каллахан?

– Приятно познакомиться. – Существо пожал руку Кори.

– Тренировка сегодня была жесткой, Хартли. Сначала спринты на треке, потом убийственная отработка на льду. И никакой игры. Мясорубка и скучища одновременно.

– Да ну, – сказал я, сминая свой стаканчик.

– Поверь мне, чувак. Это был день, когда, пропуская тренировку, ты не пропускаешь ничего.

– Не шутишь? – спросил я, но при этом подумал: полная хрень.

Я бы сделал все, чтобы оказаться на тренировке сегодня, вместо того чтобы лежать с куском гипса на ноге. Мельком взглянув на Кори, я увидел ее понимающую улыбку.

Да. Она была единственным человеком в комнате, кто понимал.

Когда Существо ушел, Кори снова надела сумку на плечо и взяла костыли.

– Мне пора, – сказала она.

– Я провожу тебя, – тут же вызвался я.

Она повернула к дверям, и я последовал за ней, пытаясь не раскидывать встречных костылями.

– Тебе не обязательно меня провожать, – заметила она, когда мы достигли лестничной площадки. – Зачем лишних два раза ходить по ступенькам?

Боль в лодыжке заставила меня скривиться.

– А я и не собираюсь. Просто использую тебя, чтобы ускользнуть. – С великой осторожностью я спустился на первую ступеньку. – Давай, теперь ты можешь это сказать. Это был абсолютно пустой вечер.

– Думаешь? Честно говоря, он не был таким плохим, как я ожидала. Никто не наблевал на меня, и я не упала лицом в ступеньки.

Каллахан преодолела одну ступеньку, затем вторую. По сравнению со мной она была практически газелью.

– Думаю, все дело в ожиданиях, – пробурчал я, справляясь со второй ступенькой.

– Всегда все дело в ожиданиях, – тихо согласилась она.

Глава 6
Веселее только в Диснейленде

Кори

Отправляясь на учебу в понедельник, я увидела просунутую под дверь записку. Это был сложенный кусок бумаги с надписью КАЛЛАХАН на верхней стороне. Развернув его, я прочитала:

Я не могу пойти на экономику, так как сегодня утром мне ввинчивают в колено два винта. Поделишься со мной конспектом? Умоляю. Х.

После обеда я написала ему сообщение:

Получила твою записку. Операция? Чертовски сочувствую.

Через пару часов он ответил:

Не сочувствуй. Анестезия – это круто. Тебе не обязательно навещать меня, но, если соберешься, принеси чего-нибудь поесть.

Я:

Какой еды?

Хартли:

О боже, да без разницы. Больничная еда – блевотина.

Я рассмеялась, потому что это было правдой.

Когда я заглянула в палату Хартли, первым, что увидела, было его перевязанное колено, прикрепленное к аппарату, который то сгибал, то разгибал его.

– Весело тут у тебя, – сказала я, мысленно отметив, что массивная гипсовая повязка исчезла с ноги Хартли, уступив место маленькому гипсовому сапожку на ступне.

– Веселее только в Диснейленде.

Хартли повернул голову в мою сторону и подарил мне блеклую улыбку. На нем была больничная одежда, а из капельницы что-то вливалось в вену.

Я содрогнулась от того, насколько все это было мне знакомо.

– Держись, – сказала я. – А почему тебя оперируют?

Он снова опустил голову на подушки.

– Тренер хотел, чтобы меня посмотрел его любимый ортопед. И этот ортопед сказал, что нога заживет быстрее, если в ней будут винты.

– Ну… Это ведь неплохо, да?

Он пожал плечами:

– Это хорошо для колена. Но лодыжка будет заживать с той же скоростью, что с ней ни делай. И теперь я лежу, пытаясь понять, что изменилось, кроме того, что теперь я частично человек из стали.

– Еще ты будешь повелителем металлодетекторов, – сказала я, въезжая в палату. – Ты не против, что я заскочила? Я сама всегда ненавидела посетителей.

Хартли вскинул голову.

– Ты ненавидела посетителей? Что ты имела против людей, которые хорошо к тебе относились?

– Я не хотела, чтобы на меня смотрели, вот и все. Это унизительно – быть распластанной на кровати, немытой и практически голой – за исключением больничной одежды.

– Тут мы расходимся, – сказал Хартли, приподняв голову. – Я ничего не имею против отсутствия душа. И обнаженки.

Я вытащила из сумки белый бумажный пакет.

– Что ты мне принесла?

– Итальянский сэндвич и пачку чипсов. И «Гаторад»⁶.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты чудо?

– Ты – каждый раз, когда я предлагаю тебе что-то поесть.

– Не поспоришь. Дай-ка.

Он протянул руки, и я передала ему сумку.

Я посмотрела на капельницу и вещества, текущие ему в руку.

– А тебе можно есть?

– Какая разница? Я голоден. – Он развернул сэндвич и надкусил. – М-м-м-м, – восхитился он. – Красота.

– Я или сэндвич?

– И ты, и он. – Хартли откусил еще. – Каллахан, а ты долго лежала в больнице?

От этого вопроса все у меня в груди сжалось. Я не любила говорить о несчастном случае.

– Шесть недель.

Его глаза расширились.

– Это слишком долго для того, чтобы есть отвратительную еду.

Я кивнула, хотя плохая еда даже не входила в первый десяток пунктов списка, который включал все, за что я ненавидела больницу.

– Много в школе пропустила?

– Три месяца. Я вернулась на последние несколько недель. К счастью, я отправила запрос в Харкнесс рано, так что мое разрешение пришло еще до травмы.

– Но ты закончила школу вместе со всеми?

– Школьный округ прислал мне репетитора, как только я отправилась на реабилитацию.

– Вот это жестко.

– Да? – Я вздохнула. – Все равно мне было нечем заняться в свободное время. Лучше уж решать уравнения, чем просто сидеть и думать целыми днями. – Я указала на его колено. – Признайся, что сам лучше бы оказался вместо всего этого на лекции по экономике.

Он на секунду задумался.

– Конечно, но только если бы мне разрешили оставить сэндвич.

Он открыл пачку чипсов и предложил их мне. Я взяла один, и с минуту мы хрустели в молчании.

– Каково это – вернуться в школу в инвалидном кресле?

Я вздохнула.

– Серьезно? Собираешься заставить меня откровенничать об этом?

Он развел руками.

– Не отвечай, если не хочешь, но ты ведь знаешь, как говорят: если, живешь в Риме…⁷

– Было именно так ужасно, как ты и подумал. Окружающие были со мной очень-очень милы, но легче мне не становилось. Я убивала разговоры. Когда я проезжала мимо, все как по команде прекращали болтать про выпускной и тому подобном. Они почему-то решили, что именно так и должны делать.

Хартли помолчал минуту.

– Да, дерьмово. Но тебе пришлось вернуться?

– Ну не то чтобы пришлось, просто дома было еще паршивее. Родители психовали, и я подумала, что, если вернусь в школу, они, может быть, перестанут балансировать на грани нервного срыва. К тому же мне надоело, что меня рассматривают, как жука под микроскопом. – А теперь мне надоело говорить на эту тему. – Кстати, Дана сейчас тоже на грани. Завтра вечером станут известны результаты прослушивания.

Хартли подарил мне еще одну слабую улыбку.

– Да? Если завтра я все-таки откинусь из этой тюряги, то посижу и подожду с вами. Придется сыграть пару раз в хоккей, конечно.

– Само-собой, – согласилась я.

Когда я пришла из библиотеки следующим вечером около девяти, дверь в комнату Хартли была распахнута. Заглянув внутрь, я увидела, что он сидит на кровати. Больная нога покоилась на офисном стуле.

– Привет, Каллахан, – сказал он, вырывая кусок бумаги из тетради и комкая его.

– Привет и тебе. – Я внимательно посмотрела на него, отметив бледность и утомленный взгляд. – Выглядишь не очень.

– Спасибо за комплимент.

Он кинул бумажный комок в корзинку на отдалении. И, конечно, попал. Потому что Хартли – это Хартли.

Я проковыляла глубже в его комнату.

– Я серьезно, ты в порядке?

– Скоро буду. Второй день всегда худший, так? Мне просто нужно выспаться. Ты же знаешь, что такое больницы. – Он покосился на меня снизу вверх.

– Да, знаю. – Я аккуратно уселась рядом – так, чтобы не задеть его. – Сколько раз они будили тебя, чтобы проверить жизненные показатели?

– Потерял счет. – Он наклонился, поднял бутылку с водой с пола, затем осушил ее. – Каллахан, ты не против подлить сюда воды?

– Конечно, не против. – Я вскочила. Обмотав ремешок бутылки вокруг пальца, сходила в ванную и наполнила ее.

– Тебе уже можно принять новую дозу адвила? – спросила я, заметив пузырек на раковине.

– О да, – сказал он.

Я достала две таблетки из бутылки и положила в карман. Потом отнесла воду Хартли. Это было страшно – видеть его больным и беззащитным. Я едва узнавала его. Поддавшись неожиданному порыву, я протянула руку и положила Хартли на лоб. Его большие карие глаза вопросительно уставились на меня.

– Жара нет, – сказала я. – Послеоперационные инфекции могут быть очень опасны.

Он закрыл глаза, и его голова опустилась мне на руку. Долгое время я не двигалась. Я знала, что мне нужно отойти, даже если совсем этого не хотелось, а хотелось обнять его и никогда не отпускать. Если бы я только знала, что он мне позволит, то, не раздумывая, так и сделала бы.

Вздохнув, я убрала руку и вложила бутылку ему в ладонь. Когда он выпрямился, я достала таблетки.

– Только две? – спросил он хрипловатым голосом.

– Но этого же достаточно! Ты принимаешь больше?

– Обычно по три или четыре.

– На бутылке написано две, Хартли.

– Я тебе вот что скажу, Каллахан. Я сейчас сяду на тебя верхом, а потом ты мне объяснишь, почему моя дозировка должна равняться твоей. – Его губы растянулись в улыбке, но глаза оставались печальными и усталыми.

– Ну ты и заноза в заднице, Хартли, – сказала я, чтобы скрыть беспокойство за него.

Я отправилась в ванную еще за одной таблеткой.

– Спасибо, – прошептал он, когда я вернулась. За один присест проглотив все таблетки, он откинулся на спинку кровати с гримасой на лице. – Сколько сейчас времени?

Я взглянула на часы.

– Почти девять.

– Нам нужно пойти посидеть с Даной, – сказал он.

Я моргнула. На мгновение я абсолютно забыла, что сегодня у Даны большая ночь. Очень скоро все вокальные группы начнут бегать по Лужайке новичков, приглашая лучших вокалистов.

– Точно! Ты уверен, что хочешь пойти?

Он закрыл глаза на мгновение, а потом опять открыл их.

– Хорошо, что для этого нужно всего лишь пересечь коридор.

– Подожди, – сказала я. – Дай мне сначала все подготовить.

Я проковыляла обратно в нашу комнату, убрала несколько книг с дивана и подготовила импровизированный журнальный столик для колена Хартли. Затем меня осенило: я вытолкнула свое инвалидное кресло за дверь, провезла через коридор и втолкнула в соседнюю комнату. Это было идеальное решение, так как сама я добиралась до библиотеки Бомонта (где было всего три лестничных ступеньки) с помощью скоб и в кресле не нуждалась.

Он стоял, когда я вошла.

– Смотри, – сказала я. – Теперь тебе не нужно никуда идти.

– Ну, спасибо, – вздохнул он.

Я подтолкнула кресло к Хартли, и он сел. Я быстро отрегулировала подножку перед ним, подняв его больную ногу вверх. Он положил руки на колеса и толкнул их.

– Так вот как мир выглядит для Каллахан, – сказал он, направляя кресло к двери.

– Дана, мы здесь! – сказала я, когда мы въехали в общую комнату. – И уже девять. Что будем делать?

Она выскользнула из своей комнаты.

– Просто подождем.

– Можно, я включу футбольный матч? – спросил Хартли.

Дана насупилась.

– Без звука. Иначе я не услышу, как к нам постучат.

Хартли хватило такта не указывать Дане на то, что с распахнутыми ей самой окнами и входной дверью под боком мы ни за что никого не пропустим. Он молча взял пульт от телевизора и нашел игру. Потом пододвинул мое кресло к дивану и принялся подыскивать способ пересесть.

– Привет, ребята! – сказал Бриджер, заходя с пакетом льда. – Специальная доставка. Я уберу это в твой мини-холодильник, братан?

– Спасибо, чувак, но я бы охладился прямо сейчас.

Бриджер исчез, и Хартли переключил внимание на другую задачу – он хотел выбраться из моего кресла.

– Ты можешь просто остаться в кресле, – предложила я. – Побереги ногу.

Хартли рассмотрел мою идею, а потом отрицательно покачал головой. Он встал на здоровую ногу и, откинувшись, переместился на диван.

– Мне лучше здесь, – сказал он тяжело дыша.

И отвел глаза.

Я молча отодвинула кресло от дивана. Но, если честно, мне было обидно. Очевидно, Хартли не мог вынести мысли о том, что будет сидеть в кресле, когда в комнату впорхнет стайка девушек-вокалисток. Я всегда чувствовала, что кресло превращает меня в невидимку или в лучшем случае в объект для жалости, и Хартли только что подтвердил это.

Удручающие мысли прервал топот за окном. Лицо Даны застыло в ожидании.

Я быстро проковыляла в коридор и открыла дверь. Двенадцать девушек в красных футболках пробежали мимо меня в комнату. Они соединили руки и запели «Уважение» Ареты Франклин еще до того, как я вернулась в комнату.

Допев песню, девушки предложили Дане стать новой вокалисткой «Веселых полнозвучий». Я задержала дыхание, так как не знала, что ответит Дана. «Полнозвучия» не были номером один в ее списке. С другой стороны, девушки пришли за ней очень быстро, а значит, и правда были заинтересованы заполучить ее.

– Возможно, – ответила она быстро.

Допустимыми ответами были: «да», «нет» и «возможно», но стоило иметь в виду, что после десяти вечера группа имела право отдать место другой вокалистке. Получалось, в запасе у Даны оставалось всего сорок пять минут.

– Надеемся, ты изменишь решение на «да»! – сказала ведущая солистка и дала Дане карточку со своим номером телефона.

После этого они побежали к следующему кандидату из их списка.

– Блин, – проворчала Дана, когда они ушли. – Может, стоило согласиться? – Она снова заняла свою позицию у окна. – Я правда хочу в «Нечто особенное», – прошептала она. – Но, наверное, я хочу слишком многого…

– Я тоже хочу нечто особенное, – ухмыльнулся Хартли, закинув руки за голову.

– Хартли! – возмутилась Дана.

– Похоже, ты тащишься от обезболивающего – пробормотала я.

Бриджер вернулся в комнату с пластиковым пакетом, полным льда, который Хартли осторожно опустил себе на колено. Но тут зазвонил его телефон. Даже минимальное движение, чтобы аккуратно достать телефон из заднего кармана, заставило Хартли вздронуть от боли. Он взглянул на дисплей и выключил звук.

– Что-то поздновато Стейша звонит, да? – спросил Бриджер.

Хартли повел плечом.

– Она, наверное, пьяная и звонит мне из какого-нибудь клуба. Я не смогу справиться с ней и с болью одновременно.

Бриджер фыркнул:

– Напомни, почему ты хранишь верность девушке, которая даже не знает, как расслабить чувака, когда ему больно?

– Не лезь в это, Бридж. – Голос Хартли прозвучал так, будто у него совсем не было сил.

– Ладно, но тогда не трахай мне мозги речами о том, какой я развратник, если сам выставляешь отношения в таком прекрасном свете.

– Я не хочу трахать тебя, Бридж. Ты не в моем вкусе.

– Спасибо, что признался этом, – поблагодарил Бриджер, и я рассмеялась.

На другом конце комнаты Дана, кажется, не слышала ни слова из нашего разговора. Она теребила карточку в руке и расхаживала туда и обратно. Ее собственные феи надежды, должно быть, трудились сверхурочно, нашептывая ободряющие слова и прогоняя страх.

– Держись, Дана, – сказал Бриджер, указывая на экран телевизора. – Где звук, чувак?