Читать книгу: «Марат», страница 7
***
Марат оглянулся и замер. На середине коридора по-прежнему копошился уборщик. Сейчас на том конце ковровой дорожки появится один из громил. Марат знал это. Он снова посмотрел в сторону лифтов. Там, где красная дорожка выбегала на мраморный пол холла, возникла тень. Преследователь.
Еще в детстве Марат слышал от бедняков, каково в тюрьмах. Он не хотел умереть от лихорадки, лежа на деревянной койке в одной из комнатушек гнилого барака. Он не хотел рубить деревья на болотах или ведром вычерпывать нефть. Он не хотел день за днем наблюдать, как его ноги растворяются в отравленной воде, не хотел ночь за ночью нюхать пот и кал подыхающих мужчин.
В метре от него была приоткрыта служебная дверка. Он нырнул в нее. Здесь было крошечное помещение, с краном, но без раковины. На клочке бетонного пола громоздились ведра и щетки. Пахло хлоркой. Владения уборщика.
Марат закрылся и замер. Если уборщик успел заметить его маневр, он приговорен.
Сквозь щель он увидел, как по красной дорожке прошли ноги в черных ботинках. Ему захотелось выскочить и броситься в холл этажа, потом к лестнице… В коридоре громко заговорили. Значит, охранники встретились. К их голосам присоединились замечания уборщика, потом зашумел кто-то еще. Марат подумал, что это может быть тот человек, завтрак которого он украл. Он сидел в каморке всего несколько минут, но ему уже казалось, что это тянется очень долго. Его голова упиралась в поверхность необработанной стены, ноги скорчились между ведер. Он не шевелился, боясь, что оступится и поднимет грохот.
Голоса стихли. Потом черные ботинки снова прошли мимо, почти пробежали. Охранники решили, что вор опередил их. Марат услышал, как пикнула кнопка лифта; резкий искусственный звук отвратительно отдался в его похмельной голове. Громила выругался – видимо, лифт был далеко – и побежал по лестнице. Марат слышал его топот. Время уходило. Знают ли солдаты на первом этаже, что из отеля нельзя выпускать вора? Может, еще нет?
Марат выскользнул из своего убежища. Уборщик вскинул голову. Они уставились друг на друга. Чернокожий мужчина разогнул спину и сделал шаг к Марату. Марат показал зубы и зашипел. Взгляд поломойки остановился на куске мяса в его пальцах.
«Ты не знаешь, что делать, – подумал Марат, – но ты видишь мои глаза. Видишь, что я могу тебя убить». Уборщик не шевелился. Марат начал медленно отступать, пятясь, вышел в холл и услышал, как у него за спиной остановился лифт.
Он дернулся и оглянулся. В холле четырнадцатого этажа было абсолютно пусто. Единственное окно освещало выход на черную лестницу. За ним купол Нотр-Дам-де-ла-Пэ, освещенный блеклым красным отсветом скрытого за туманом солнца. Один из шести лифтов стоял открытый и пустой.
Секунду Марату казалось, что это конец, а потом он понял, что произошло. Этот лифт вызвал охранник, но получалось, что не для себя, а для него. Разве не забавно? Уборщик все еще не двигался с места. Марат зашел в лифт и нажал кнопку первого этажа. Он еще может их обойти, если приедет вниз раньше, чем туда прибегут громилы.
Марат видел свое отражение. Красивый молодой мужчина. Дорогая рубашка на сильном мускулистом теле. Мягкая смуглая кожа. Правильные черты лица. Черные брови и глаза. Легкая щетина на подбородке. Порочные губы. Белые зубы, перепачканные соком мяса. Давясь, он доел бифштекс. Он понимал, что его может стошнить, даже добивался этого. Тогда на время пройдет головная боль, и можно будет спокойно найти себе опий.
Кабина ехала вниз. Электронное табло показывало значения этажей. Двенадцать. Одиннадцать. Десять. Марат вытер руки о стену лифта. На металлической панели остался жирный след. Девять. Восемь. Семь.
Марат подумал, что лифт, должно быть, уже обогнал бегущих вниз охранников. У него будет двадцать секунд на то, чтобы спокойно пройти вестибюль первого этажа.
Он глубоко вздохнул, проглотил жирную отрыжку, расслаблено прислонился спиной к зеркалу. Франтоватый молодой араб, который никуда не спешит. Человек, на которого в гостинице никто не обращает внимания.
На табло вспыхнула новая цифра. Шесть. Лифт начал тормозить. Марат, чуть подобравшись, смотрел на дверь. Нет. Охранники не могут бежать так быстро. Это не они вызвали кабину на шестой этаж.
Двери начали открываться, и Марат увидел клетчатую рубашку с пальмой, наведенной поверх узора. Предупреждение об опасности, уже бесполезное, с новой силой стиснуло виски. Это был не охранник, но Марат знал, кто так одевается.
***
Впервые он встретил этого человека в середине зимы, когда долг перед Намон был выплачен на три четверти. Его звали Атреско. Он был чистокровный акан с кожей черной, как нефть ночью. В его руки стекались деньги со всех шлюх Ямусукро.
Атреско вышел из трущоб. Он с детства боялся ведьм. Узнав о долге Марата перед старухой, сутенер на месяц оставил его в покое. Но потом у них начались стычки. Атреско требовал, чтобы Марат два раза в неделю приносил ему половину своего заработка.
Президентский отель был не единственной гостиницей Ямусукро. А свое тело можно продавать не только в гостиницах. Атреско не мог объехать всех проституток, поэтому он предпочитал, чтобы они сами приносили ему деньги. Сбор осуществлялся в утренние часы, когда ночные бабочки покидают своих клиентов. Джип сутенера стоял на пустынном краю городского парка, на границе между богатыми и очень богатыми районами города. Марат знал эти места. Здесь когда-то началась его охота на Лесли.
Со времени первого предупреждения прошло уже несколько месяцев, но Марат так ни разу и не заплатил Атреско. Несколько раз его спасали ноги, но теперь бежать было некуда. Он стоял в кабинке лифта, припертый спиной к зеркалу. А Атреско стоял перед ним.
Они встретились взглядами еще до того, как дверь открылась полностью. У сутенера было мясистое лицо с маленькими мутными глазками.
– Еще одна нерасплатившаяся сучка, – сказал он.
Ему было плевать, мужчина ты, женщина, гермафродит или ребенок. Ты работаешь либо лежа на спине, либо стоя на коленях. Ты сучка, которую имеют. А поэтому тебя надо учить слабости и унижению. «Он меня убьет, – подумал Марат. – Мне нужен нож».
Он ударил локтем назад, рассчитывая, что отколет себе кусок зеркала, но оно не поддалось – было слишком толстым. Боль сковала руку. Марат шарахнулся в угол и замер. Атреско отступил в сторону. За его спиной был Хади.
– Не шуми и не убегай, – сказал Хади.
Его рука, небрежно направленная в сторону Марата, заканчивалась длинным черным пистолетом. Ствол старого американского «рюгера» нелепо разбух от глушителя. Крошечная точка дула на его конце казалась совсем маленькой. Из этого оружия можно убить прямо в гостинице. Марат представил, как лифт приедет на первый этаж, и там будет сидеть его труп с вытекшим глазом. А второй глаз будет пуст, как пусты глаза всех умерших. Он сглотнул.
– Это тебя ищут?
Марат молчал. Сутенер улыбнулся.
– Вниз.
Хади зашел в лифт первым. Он вдавил глушитель пистолета Марату в живот. Тошнота стала невыносимой.
– Босс задал тебе вопрос. – Хади тоже был акан, такой же черный, как и Атреско, но более поджарый. Во многих случаях Хади мог обойтись и без пистолета.
– Да, – выдавил Марат. Он чувствовал, что его кишки расступились, и черный провал дула смотрит прямо в позвоночник.
Атреско зашел в лифт, нажал кнопку второго этажа. Двери закрылись.
– Что ты сделал? Обокрал клиента?
– Да. – Марат мог бы ударить Хади в лицо, сломать ему нос, но знал, что это будет его последнее движение.
Атреско достал носовой платок, вытер капельки пота с оплывшей шеи.
– Мы ведь выведем его, да, Хади? Мы добрые ребята.
– Молодые дураки всегда попадаются. – Левая рука Хади ощупала зад Марата. Он вытащил золотые часики одной из канадских бизнесвумен, показал своему главному.
– Швейцарские, – оценил Атреско. – Умеет снимать богатых.
Часики блестели в ярком свете потолочной лампы. Лифт шел вниз. У Марата потемнело в глазах. Он чувствовал, что его сейчас стошнит, но понимал, что любое движение будет означать выстрел.
– Ты еще плохо меня знаешь, – сказал Атреско, – иначе бы уже умолял о прощении.
– Может, он так испугался, что говорить не может, – предположил Хади.
Лифт начал тормозить. Сутенер наполовину повернулся к двери.
– Когда ты расплатился с ведьмой?
– Три месяца назад.
– Видишь, – возразил Атреско Хади, – все он может. Но ничего не понимает.
– Тебе придется научиться уважать господина Атреско, – сказал Хади, – иначе ты умрешь, ища свои кишки в помойном баке за отелем.
Лифт остановился, двери открылись. Марат почувствовал, как давление дула ослабло, а потом исчезло. Двое аканов вышли в холл второго этажа. На мгновение Хади потерял Марата из виду. Тот мог бы в этот момент прыгнуть на противника сзади, но вместо этого наклонился и начал блевать. Запах похмельной рвоты моментально заполнил кабину, от него ело глаза.
– Эй, урод, – брезгливо поторопил сутенер, – шевелись, а то сядешь в тюрьму, и тогда я покажусь тебе самой маленькой из твоих проблем.
– Может, бросить его? – сказал Хади. – Пусть сгниет в джунглях. А то будут неприятности.
– Ты знаешь, я редко убиваю своих должников. Это лишило бы меня заработка.
Марат, шатаясь, вышел из кабины. Дуло уперлось ему между лопаток – в коридоре было пусто, и Хади открыто держал свой «рюгер».
– Веди его в номер. – Атреско протянул руку в уже пустой лифт и нажал кнопку первого этажа. Кабина уехала без пассажиров. Теперь охранники не посчитают нужным остановиться на втором этаже. Но Марату было слишком плохо, чтобы оценить ловкость этого поступка. Его желудок уже был пуст, но живот, отдавленный пистолетом, все еще продолжал сокращаться, выбрасывая в рот густой горький сок.
Атреско обогнал пленника и открыл дверь номера. Хади ввел Марата внутрь. Еще одна дверь. Ее Марат открыл сам: дуло заставляло слушаться. Он увидел санузел дешевого номера.
– На колени, – приказал Хади, – и обнимай его.
Они стояли напротив толчка. Марат не двигался. Хади ударил его рукояткой пистолета в основание шеи. Мир вспыхнул яркими желто-красными цветами. Боли совсем не было. Марат увидел лампочку. Мгновение он мог смотреть на нее невооруженным взглядом, а потом все стало черным, и он забылся.
***
Марата разбудила холодная вода. Он лежал на кафеле. Во рту – кляп, руки – прикованы к решетке в полу душевой кабины наручниками, обрамленными розовым мехом.
– Хватит, – сказал Атреско, – он достаточно мокрый.
Хади выключил воду. Марат понял, что Атреско использует дешевый реквизит для извращенцев. Он напряг руки, но порвать цепочку не мог. Наручники только выглядели игрушечными.
Марат чувствовал, как слюна натекает в полую резинку кляпа. Его снова начало тошнить. Он испугался, что захлебнется в собственной блевотине, и поборол спазм.
Он сумел встать на колени и снизу вверх смотрел на двух чернокожих мужчин, которые могли сейчас делать с ним все, что хотят. Им даже не придется слушать его проклятия, потому что он не может говорить.
– Ты научишься уважать господина Атреско, – обещал Хади, – и станешь образцовой шлюшкой. Не будешь больше задирать нос и создавать проблемы.
Он натянул тонкие резиновые перчатки. Такие же были у доктора Анри. Марат понял, что слышит собственное дыхание, сиплое и частое, прорывающееся сквозь кляп вместе с белыми пузырями слюны.
– Осторожнее с этой штукой.
– Обижаете, босс.
Марат заметался. От его рывков решетка в полу глухо звякала. «Курица, – подумал он, – я как курица со связанными лапками. Я понимаю, что сейчас мне перережут горло, но ничего не могу сделать». Он вспомнил свою мать. Ее жалкие содрогания в последние секунды перед смертью. Она тоже пыталась вырваться.
Хади сел на корточки. Он был так близко, что Марат мог сосчитать крошечные волоски щетины на его подбородке. Он видел поры кожи, лиловую точку прыщика на щеке. В руках у Хади в руках был длинный черный предмет с заостренными штырьками-усиками на конце. Марат не знал, что это такое. Ему стало совсем страшно.
– Это почти не испортит твою шкурку, – успокаивающим тоном заверил Хади, – зато вправит мозги.
Он что-то сделал со своим непонятным оружием, и Марат увидел, как между металлическими усиками устройства вспыхивают короткие белые молнии. Электрошокер стрекотал – негромкий, сводящий с ума звук. Слившиеся в непрерывный треск щелчки разрядов.
Рывок, еще рывок. Из-под кляпа брызнула пена. Глаза Марата вылезали из орбит. Хади слегка отстранился, чтобы не попасть под капельки слюны.
– Будет не больно, – сказал Атреско, и сам рассмеялся своей шутке. – Будет очень больно.
Хади мазнул шокером по плечу Марата – не по голому телу, а по мокрой ткани рубашки. Раздался шипящий звук. Над местом, где пробежала серия разрядов, поднялось маленькое облачко пара.
Марат припал к полу. Он кричал и дергался. Приглушенные вопли застревали в глотке. Удар тока прошел по всему телу, делая мышцы слабыми. Сердце захлебнулось, пронзенное страшной болью.
– Давай еще, Хади, – поторопил сутенер.
Шокер коснулся руки Марата. Удар был сильный.
– Ставлю сто баксов, что с третьего раза он обделается, – сказал Хади.
– Нет. Но он обделается. Ему положено по удару шокера за каждую неделю, которую я оставался без денег.
– Я бы сдох от этого спорта.
– И да, ставка принята. Если не обделается, я вычту эти бабки у тебя из зарплаты.
Хади укоризненно глянул на босса, рукой в перчатке задрал майку Марата и повел шокером от низа живота вверх. Дымящийся след на коже. Крик было слышно даже сквозь резиновую пробку. Он взлетел до фальцета, потом оборвался.
Хади убрал шокер, но тело Марата еще полминуты продолжало дергаться. Атреско дал подчиненному звонкий подзатыльник.
– Так нечестно. Ты специально ударил его сильнее, чтобы он обделался.
– Неважно, – угрюмо ответил Хади. – Его дерьмо все еще при нем.
Судороги кончились. Ноги Марата выстрелили назад, и он обессилено растянулся во весь рост, чувствуя боком холодный кафель.
– Сколько еще? – спросил Хади.
– Раз шесть. Надо бы больше, но иначе он сдохнет.
Хади ударил в шею. Голову Марата отбросило назад и вбок. Кричать он больше не мог, только мычал.
– Ты начинаешь уважать господина Атреско? Отвечай.
Марат молчал, вцепившись зубами в резинку. Удар. Удар. Удар. Мышцы Марата больше не слушались, дерьмо выплеснулось в штаны, вспухая темным пятном между ягодиц. Ванная наполнилась зловонием.
– Как я и говорил, – прокомментировал Атреско. Электрошокер продолжал стрекотатать – все тот же ровный, нервирующий звук.
– Восьмой, – сосчитал Хади. Он полоснул Марата по руке. Вода уже подсыхала, и из-за этого на коже остался ожог, похожий на небрежно написанную восьмерку.
– Хватит, – решил Атреско. – А то ты его убьешь.
– Как скажете, босс. – Хади снял наручники и кляп. Марат был свободен, но даже не попытался изменить позу. Он мелко дрожал. На его щеках остались широкие вмятины от ремня кляпа, из уголка рта стекала слюна, из носа – сопли. Его дыхание стало поверхностным. Расширенные зрачки смотрели на сутенера.
– Ну, как он? – спросил Атреско.
– Готов.
– Хочешь лимонаду? – спросил Атреско у Марата.
И тут Марат вспомнил сон, который мучил его этой ночью, мучил ясным видением, явившимся посреди алкогольно-опиумного бреда. Сон про изгнание из школы, сон, в котором Сангаре говорил о слабости и унижении.
– Эй, шлюшка, с тобой говорит господин Атреско.
Марат издал хлюпающий звук. Хади принял это за мольбу о пощаде. Но на самом деле Марат бормотал о том, что ему уже предлагали лимонад и что он не хочет его пить.
Сутенер расстегнул ширинку и помочился на лицо своего должника. Хади ловко ткнул голову Марата мыском своего ботинка, повернул ее так, чтобы струя била прямо в приоткрытый слюнявый рот.
– Проливаешь бесплатный лимонад, – укоризненно сказал он. – Когда еще будет возможность выпить за чужой счет?
– Когда? Считай, что он пил за мой счет все эти месяцы. – Атреско застегнул ширинку и зло, изо всех сил, ударил должника мыском ботинка под дых. Марат поперхнулся остатками мочи. Хади убрал ногу от его лица, давая возможность откашляться.
– Ну что, босс? Запасной выход?
– Да. – Атреско слегка наклонился к Марату. – Помнишь, мы обещали, что выведем тебя? Так вот, это правда.
Марат смотрел на своих палачей. Его глаза покраснели, но он не моргал.
– Это особенный номер. Такой есть только у меня. – Атреско повернулся к Хади. – Сбрось его.
Хади пинком перевернул свою жертву на живот и за брючный ремень поднял вверх. Марат был тяжелый, его обессиленные руки волочились по полу. Хади сопел, но ни разу не остановился отдохнуть, пока не дотащил его до окна. Дешевый номер выходил на пустынный технический двор гостиницы; прямо под его окнами стояли открытые помойные контейнеры, заполненные мягкими мешками с мусором. Хади крякнул и швырнул Марата вниз, на них.
Отбросы амортизировали падение. Марат приземлился с чавкающим звуком. Его правая рука провалилась в пакет с картофельными очистками. Все его тело дрожало. Он чувствовал, что тонет, погружается в слизь. Он не мог понять, что с ним случилось, не мог этого переварить.
Его мир стал пуст. Он лежал очень тихо и слушал, как внизу, под грудой отходов, пирует стая крыс. Час проходил за часом. Начало смеркаться. Рабочие забросили в контейнер новые вонючие мешки. Они не видели, что в центре кучи лежит человек.
«Я жив», – подумал Марат. Это была его первая мысль с тех пор, как он вспомнил про лимонад Сангаре. Жив. «Странно, я чувствовал себя, как курица, которой сворачивают шею. Мне казалось, что я дергаюсь так же, как перед смертью дергалась моя мать… Но все это прошло, а я жив».
Он вспомнил старуху Намон, вспомнил, как просил ее дать ему новую жизнь. «Я хочу жить среди врагов, которые не смогут меня убить».
– Да, – сказал Марат. – Никто не может меня убить. Даже Атреско и Хади не могут.
Что еще он просил у ведьмы? Поиметь много белых женщин? Он имеет их. Доставить много боли? Марат задумался. Много ли боли он доставляет? Ему показалось, что мало. Надо бы больше. Его мысли описали медленный круг и вернулись к сутенеру.
– Атреско не может меня убить. А я могу убить Атреско?
Медленно, неуклюже, как сонное насекомое выбирается из своего кокона, Марат выбрался из мусорного контейнера. Он выглядел ужасно и невыносимо вонял, но не чувствовал этого. Его заполнила одна мысль, одно устремление. Он пошел к реке. Его магнитом тянул к себе старый нож-бабочка.
Глава шестая
Комната с циновками
Наступила новая зима. Дождь лил сквозь туман. В Абиджане что-то случилось, и теперь через Ямусукро день за днем шли военные колонны. Было позднее утро, где-то за облаками взошло больное солнце, но грузовики ехали с включенным дальним светом. Их фары – призрачные огни – редкой неуверенной цепочкой двигались вдоль середины улицы.
Марат бесшумно шагал по изломанному краю асфальтового покрытия. Там, где не было асфальта, начиналась хлябь. В разъезженных колеях бурлил мутный поток. Марат промок. Его броский светлый пиджак был небрежно расстегнут. Он провел ночь в опиумной курильне, и теперь все казалось ему медленным и холодным. Мир вращался вокруг него, полный тумана, даже капли дождя падали медленно. Марату казалось, что он может сосчитать брызги, на которые разбивается каждая из них.
На углу рыночной площади он остановился. Тень, смутный силуэт, за которым он следовал, стала слишком отчетливой. Он боялся, что девушка заметит его прежде времени. Она не оглянулась, пошла дальше. Марат снова двинулся за ней, чувствуя сталь у себя в руке, скользя пальцами вверх-вниз по металлу. Он не раскладывал нож, но знал, что может сделать это в любой момент. И тогда лезвие метнется сквозь дождь, как голова потревоженной ядовитой змеи.
Этот нож был опытным убийцей. После убийства Клавинго он затих, чтобы долгие годы пролежать в тайниках. Он прятался под половицей в комнате Камилы, купался в масле, зарытый у реки в старой пластиковой бутылке. Он сотни дней не видел свет. Но в середине этого лета он снова вышел на поверхность, испытанный тьмой и забвением. Он был зол, голоден, и вот он снова убил, и с тех пор уже не мог остановиться. Его блеск стал красным, жажда – безмерной.
Марат помнил, как достал его на следующую ночь после столкновения с Атреско. Он пришел к реке в темноте и долго не мог найти выступающую над землей крышечку бутылки. Пронизываемый слабостью и дрожью, он рылся в грязи и искал. Он думал о своей неуязвимости как о бессмертии. Он хотел ощутить заветное оружие в своих пальцах. Его трясло от этого желания. Но он пересилил себя и не стал торопиться. Он нашел бутылку, свинтил крышку, за нитку вытянул нож – но не коснулся его, а осторожно повесил оружие на ветку дерева над собой.
Взошла луна. Лезвие заиграло зеленовато-желтыми бликами. С него капало машинное масло. Марат разделся, вошел в реку и начал мыться. Из воды он смотрел на крошечный светлый предмет, висящий в трех метрах над берегом. Он ничего не боялся. Ему мнилось, что он стал одним из великих злых лоа и теперь может вместе с крокодилами лежать в тине, высматривая себе жертву. Он смыл с себя запах женской блевотины, мочу Атреско, дух гнилых фруктов и картофельных очисток. Он смыл с себя время своего покоя. Он снова выходил на войну. Он чувствовал, что снова, как шесть лет назад, может охотиться на человека.
Он взял нож, когда был готов и чист. Он наслаждался гладким скольжением металла. Он взмахнул оружием, и оно раскрылось, направленное к луне. Он засмеялся, совершенно безумный.
***
Порыв ветра принес новый шквал, дождь стал плотнее, и Марат потерял жертву из виду. Это вырвало его из воспоминаний. Он ускорил шаги, почти побежал. Несколько секунд ему казалось, что она исчезла. Он вглядывался в движущееся, шелестящее тело стихии, но не видел ее. Он заметил силуэты двух мужчин, которые шли вслед за ним, но не обратил на них внимания. Это была рыночная площадь, место, через которое ходят все.
Наконец, Марат разглядел фигуру девушки слева от себя: она повернула и теперь шла к окраине трущоб, в район одноэтажных домов, где жили бедно, но не слишком плохо. Раньше, когда всем здесь заправляла протестантская община, проститутка не смогла бы поладить с соседями. Но теперь община таяла, все больше людей перебиралось в Абиджан, а другие уезжали в двухэтажные домики на богатой стороне города. Чем лучше они жили, тем меньше ненавидели соседей. На улицах, где когда-то боялась появляться мать Марата, теперь свободно играли арабские дети и даже появлялись белолицые буры. Шлюха, если она умела врать и не нарушала покоя соседей, тоже могла здесь жить.
Марат чувствовал, что его догадка верна. Девушка шла все быстрее – так усталый человек, чувствуя близость дома, ускоряет шаги. Скоро. Марат улыбнулся, перевернул нож в пальцах. Стальное жало показалось на мгновение, как металлический язык, подцепило своим концом несколько пролетавших мимо капель и снова спряталось в ладонь.
Девушка обернулась, как будто почувствовала его взгляд на своей спине, и он замер. Он знал, что его светлый костюм сливается с дождем. Полусогнутой в локте рукой он прикрыл лицо. Он прятался прямо посреди улицы, прятался и улыбался, чувствуя, что его хитрость достойна крокодила. Между ними было всего двадцать шагов, но она не увидела его. Он знал это, потому что она не побежала – просто прошла дальше. Он – за ней.
Теперь он держался ближе. Когда идет дождь, к ним надо подходить все ближе и ближе. Так, чтобы слышать стук их каблучков, когда они входят на свою улицу, чувствовать тепло их тела, когда они открывают свою калитку. И только когда они войдут в свой дом, они должны заметить, что ты стоишь у них за спиной.
***
Марат выследил эту девушку в парадном дворе отеля. Она плавала у края бассейна. Он увидел, что мулатка в черном купальнике вертится, соблазняя двух пьяных и смешливых белых толстяков. Те стояли у воды, в американских шляпах, с бутылками джина в руках.
Он понял, что она проститутка, и начал ждать. Она появилась в вестибюле только к середине следующего дня, на одном из тонких пальчиков сверкал мужской перстень. В отеле она носила его открыто – значит, не крала, однако перед выходом на улицу предпочла снять – значит, боялась за дорогую вещь.
– Плати, – приказал ей Марат, когда она вышла. – Теперь я твой хозяин.
Она ударила его сумочкой и бросилась бежать. Он рассмеялся. Она подписала себе смертный приговор, как и они все.
Это было неделю назад. Сегодня он увидел ее снова и пошел за ней.
Девушка свернула на маленькую улицу. Он свернул следом. На углу перекрестка он снова обернулся. Тропический ливень превратил сточные канавы в маленькие стремнины. Марат видел, как мимо него проносятся пакеты с мусором. Где-то там, куда их уносил новорожденный ручей, притаились две тени. Люди? Деревья? Столбы вдоль дороги? Еле различимый шепот говорил Марату, что это те же мужчины, которых он видел на рыночной площади, что они идут за ним от самого отеля. Но шепот был слишком тихим.
Марат двинулся дальше. Поворот остался позади, и вот канавка уже скрылась из виду. А девушка была все ближе. Он понял, что слышит стук ее каблучков. Разрыв сократился до предела. Марат сунул левую руку в правую подмышку, где в специальной портупее носил свой трофей – бесшумный пистолет Хади. Если она сейчас обернется, то увидит его. Тогда все пропало. Ему придется застрелить ее. Она умрет быстро, ее глаза потускнеют, а душа убежит от него прежде, чем он успеет насладиться ее страхом. К тому же, он потратит одну из трех последних пуль. Не оборачивайся, не оборачивайся, не оборачивайся.
Девушка замедлила шаги, и Марат пошел медленнее. Он уже видел цвет ее волос. Один из локонов она покрасила в красный. Яркая прядка намокла и прилипла к стройной бронзовой шее. Не оборачивайся.
Девушка шла медленнее, потому что искала ключи. Сумка поглотила ее внимание. Марат впитывал взглядом детали ее одежды. Она носила темно-фиолетовое европейское платье с точками яркого узора. Ткань промокла и подчеркивала формы ее тела. Марат подумал, что если все получится, он не будет срезать платье сразу, а сначала натянет его, чтобы сквозь мягкую ткань пощупать ее грудь.
Девушка остановилась у калитки, начала перебирать ключи. Марат услышал их позвякивание. Он подошел к ней совсем близко и тихо убрал пистолет в кобуру. Он уже может убить ее ножом. Она оглянулась и посмотрела на дорогу, по которой только что прошла. Он оглянулся вместе с ней. За серой пеленой дождя остановились две тени. Быть может, они переговаривались. Девушка заторопилась, и Марат понял, что она тоже их видит. Их, не его. Настоящий охотник стоял прямо у нее за спиной. Она могла бы его заметить, если бы повернулась кругом. Но она не сделала этого. Ее напугали тени вдалеке, и она хотела закрыться в своей маленькой крепости, прежде чем они до нее дойдут.
Она отрыла калитку. Марат сзади взял ее под грудь. Его сильные пальцы вдавились ей в солнечное сплетение. Он оторвал ее от земли, потащил, и они ввалились на территорию участка. Она открыла рот, чтобы закричать, но он сунул туда раскрытое лезвие ножа. Она машинально сомкнула губы, издав только один нечленораздельный звук – безупречное лезвие рассекло ей язык. Вкус крови пришел прежде, чем боль.
Марат запрокинул ей голову назад и уложил затылком себе на плечо. Он чувствовал на своем кулаке тепло ее дыхания, чувствовал, как кровь начинает булькать у нее во рту, чувствовал запах одноразового мыла, которое можно найти во всех номерах Президентского отеля. Чувствовал ее страх. Есть вещи, которые делают человека почти совсем беспомощным. Например, нож, воткнутый в язык. Он не позволяет ни кричать, ни говорить, ни кусаться, ни вертеть головой.
Она уронила сумку. Ее маленькие коготки вцепились в его кулак. Она ключами распорола его кожу, но он был слишком сильным, чтобы ей удалось отвести его руку. Марат захлопнул калитку. Та глухо стукнула. Он прижался к ней плечом, закрыл до конца, свободной рукой нащупал щеколду и задвинул ее. Он не хотел, чтобы ему помешали какие-то тени из тумана. Особенно теперь, когда она уже начала пищать.
Ее зубы стучали о лезвие. Марат почувствовал эрекцию. Его член, скрученная пружина под молнией брюк, сквозь слои ткани терся об одну из ее ягодиц. Ее попка была упругой и мягкой – не то, что у старух, которых он раньше трахал за деньги. Он попробовал на ощупь ее грудь. Она оказалась не хуже, чем задница.
Проститутка продолжала сопротивляться. Ключи были тупые, но она все же исполосовала кожу Марата длинными рваными порезами. Кровь стекала по его изодранной руке прямо на лицо девушке, смешивалась с клокочущим алым потоком, выплескивающимся у нее изо рта.
– Не надо было убегать от меня, – прошептал Марат.
Она попыталась ударить ключами назад, целила ему в глаза. Он выкрутил связку из ее пальцев. Ситуация изменилась. Теперь она прижалась к нему всем телом. Ей это было нужно, чтобы создать упор. Ее руки напряглись из последних сил и начали отстранять оружие от лица.
Марат зарычал. Девушка тоже. Они боролись. Его мышцы вздулись, из ноющих ран бежала кровь. Он сложил ключи вместе, усилил ими свой левый кулак и ударил ее в бок, под сердце. Он слышал, как затрещали ее ребра. Ее дыхание сбилось, руки ослабли. Она поперхнулась кровью и начала хрипеть.
Он протащил ее через участок. Здесь все было ухоженным, не таким, как у Роберта, земля которого в сезон дождей превращалась в жидкую грязь, такую глубокую, что жалкие вымокшие куры боялись выходить и сидели под навесом у себя на жердях.
Они вошли в сухое пространство под коньком крыльца. У двери дома девушка стала кашлять. Марат отпустил ее, побоявшись, что случайно заколет. Ноги ее больше не держали. Она повалилась на ступени, выплюнула изо рта кровавый сгусток, попыталась позвать на помощь. Ей стоило бы отдохнуть и подождать – сквозь шум дождя пробивается только самый громкий крик. Она же закричала слишком рано. Марат ударил ее ногой в живот. Девушка дернулась, отлетела к перилам крыльца. Попыталась ползти, как тот мальчик-баскетболист. И, как тот мальчик, обессилено упала, когда Марат нанес второй удар.
Марат смотрел на нее и улыбался. Он не складывал нож. Лезвие было красным. Новый блеск, который так идет оружию.
– Шлюха, – сказал Марат.
Она не ответила. «Как моя мать, – подумал он, – только не арабка». Он наступил ногой ей на голову. Ему нравилось выражение немого удивления на ее лице, огромные, распахнутые от страха глаза, опухшие порезанные губы. Она не могла закрыть рот. Слишком много крови. И все это под его каблуком.
Он спокойно перебрал ключи. Он знал, что она начнет сопротивляться снова. Но пока у него было время. Она плохо соображала. Своим ножом он перепутал речь у нее во рту. От этого сбились мысли. Своим кулаком он разрушил ритм ее сердца. Ударами ноги он причинил ей страшную боль. Марат понимал, зачем он сделал каждую из этих вещей, хотя и не смог бы об этом сказать. Он знал, что она чувствует. После того, как Марти натянул ему на голову пластиковый мешок, после того, как Гилла вбил его ударами своего автомата в дорожную грязь, после электрошокера Хади, Марат знал, что есть такие вещи, которые лишают человека сил. Есть удары, после которых ты не сразу встаешь на ноги. А есть такие, после которых ты не встаешь уже никогда. Она еще может встать. И когда она это сделает, он поиграет с ней, как кошка с мышкой. Он даст израненному существу попрыгать и поволноваться. Он будет убивать ее медленно.
