Читать книгу: «Попытка №», страница 3

Глава 7

– Мы начнем с того времени, который нам известен, – сказал Смит, – Утром 5.12.2005 года, мистер Блек Р., шел на остановку, он опаздывал на работу и по дороге, через парк «Северная долина», практически бежал, – доктор посмотрел на отца и дочь, оба сидели с застывшими лицами, – он увидел в кустах, недалеко от тропинки, одежду. Как говорит сам Блек: «Меня это насторожило и я пошел немного дальше от дороги, посмотреть, нет ли в кустах еще чего-то!». Он прошел метров 30, сам не понимает зачем, дальше одежды не было, и обнаружил там тело девушки, обнаженное, она не дышала, как ему показалось, – Смит снова посмотрел на Еву и ее отца лицо не передавало никаких эмоций, кроме ужаса, – Продолжаем? – спросил он.

–Да, – прошептала Ева.

–Блек вызвал неотложную помощь и попытался согреть твое тело, он увидел, что из раны все еще сочиться кровь, посчитал, что это признак жизни, что ты еще жива, в чем оказался прав. Блек накрыл тебя своей курткой и кофтой, когда приехала скорая помощь, он стоял в одной майке и переминался с ноги на ноги. Блек боялся тебя шевелить, в общем-то, он все сделал правильно и по экспертизе, потом, выяснилось, что это не он на тебя напал, – Смит снова посмотрел на Еву, ни один мускул на ее лице не дрогнул.

–Потом тебя привезли сразу сюда, в больницу. Было проведено несколько операций, так как на теле обнаружили открытые раны. В ходе осмотра, выявлено следующее… –Смит посмотрел на Еву, – Все нормально? Готова?

– Да…

– Открытые, колотые, рваные раны на теле, на животе, спине, ягодицах и бедрах. Почти все пришлось зашивать. Вагинальные и анальные разрывы. Ты знаешь, что тебя…изнасиловали? – Смит посмотрел ей в глаза, в этот момент жертвы не выдерживают, глаза девушки наполнились слезами, она сжала руку отца, у него задёргалась жилка на виске.

–Да, – ответила Ева.

–Ева, ты очень сильная девушка… По данным обследования, ты можешь полностью восстановиться, сможешь иметь детей, сможешь бегать. Это не навредило детородным органам, – Смит замялся, – неуместно так говорить, но, можно сказать, тебе повезло. Ты пролежали, на холодной земле, без одежды, с открытыми ранами, больше 3х часов. Ты очень сильная… Полиция связывает дело с еще двумя эпизодами, обе жертвы не выжили. Его найдут, во всех случаях были оставлены биологические материалы. И, скорее всего, предстоит явиться в суд.

– В суд?

– Да, вызовут, дать показания, – он посмотрел на нее. – Это необходимо, с тобой еще свяжется полиция. Все эти процедуры, пока были отложены. Но конечно, в первую очередь, все зависит от самочувствия, – Смит откашлялся, – я не буду скрывать, тебе предстоит сложный период. Это не обесценивает то, что случилось, в любом случае все войдут в твое положение, но ты должна знать, что тебя ждет.

–Больше не могу, пап… – прошептала дочь.

– Все, закончим потом, – объявил Виктор и по щекам его текли слезы, но не одна мышца на лице не сократилась, он защищал своего ребенка и сейчас, она больше не могла это слушать. Доктора ушли.

Отец подошел к ее кровати и сел на самый край.

– Хочешь отдохнуть? – Ева кивнула. – Что-нибудь нужно?

– Нет, спасибо, – она взяла его за руку, – только не уходи, ладно?

– Конечно, дорогая, – папа поцеловал ее в голову.

Девушка молча лежала, сна не было, последнее время небытие было спасением от всего, но не сейчас, сейчас безумно страшно.

– Я не хочу его видеть..

Виктор посмотрел на дочь, она разглядывала свою простыть, свободной рукой отрывая ворсинки от одеяла. Ручки у нее стали совсем худые, как и лицо, впалые глаза.

–Я понимаю, – отозвался он.

– Мне страшно с ним встречаться.

–Ты боишься его?

–Да.

Ему хотелось кричать, что он убьет его голыми руками, свернет шею, и что тебе нечего бояться, ведь он, отныне и впредь, всегда будет рядом! Но посмотрел на нее и понял, что отныне и впредь, страх всегда рядом с ней и нет у него тех слов, которыми он может ее утешить.

–Милая, ты не чувствуешь себя в безопасности?

– Нет, мне постоянно страшно, когда я в сознание… Постоянно боюсь, что это вернется, что будет больно, – она заплакала, – этого уже не изменишь и невозможно это исправить, мне так мерзко от себя, он осквернил мое тело, – рыдания вырвались у нее из груди.

Он ничего не мог сказать, слова не утешали.

– Ева, прости меня… – произнёс он, дочь посмотрела на него, вытирая глаза тыльной стороной ладони, – что не встретил тебя в тот день.

– Ты не виноват…

– Я должен тебя защищать, ты мой ребенок. Я – твоя защита, я – твоя опора, если бы я мог все исправить…

– Ты не виноват, пап.

– Отцы должны встречать детей, если им предстоит возвращаться домой по темноте…

Спустя пару часов, когда Ева заснула, а жена пришла в больницу навестить их, Виктор все ей рассказал.

– Не пытайся взять всю вину на себя, дорогой, – сказала Кора, беря его за руку.– Это нечестно, не по отношению тебя, по отношению к ней. Я понимаю, понимаю, ты считаешь, мы могли этого не допустить, но это очень жестокая позиция, не вставай на эту сторону. Ты всегда ее защищал, ты всегда был с ней рядом и сейчас мы должны сделать все, чтобы помочь ей восстановиться. Если ты сейчас будешь винить себя и говорить ей об этом, она, рано или поздно, в это поверит, а это плохо. Она не должна чувствовать неловкость, стыд и тем более злиться, на то, что это ты что-то не предвидел. Мы должны быть сильными, мы должны ей помочь. Ева не может тратить силы, на утешения нас, на опровержение, что мы тут не причем. Я понимаю твои чувства Виктор, понимаю, но они ложные, я тоже с этим борюсь. Мы не виноваты, то, что произошло, это ужасно, но это не наша вина, не твоя, не моя и не ее.

Кора работала детским психологом в учреждение дошкольного образования, как это и подобает в семье психолога, иногда ее практика переходила на домашних. Однако, Виктор сразу это чувствовал и в случае, когда Кора не могла уже контролировать «сеанс» посреди обеда, он мягко ей говорил: «Дорогая, мы не твои пациенты», но не в этот раз. В этот раз она права, нечестно так себя вести по отношению к дочери, его не должны успокаивать, не тогда, когда все внимание, должно быть направлена на реабилитацию Евы.

Глава 8

На следующий день, психолог пришел к Еве утром. Она встречала его одна. На улице стояла хмурая погода, все затянуло туманом. Медсестра, которая пришла поменять повязки, открыла шторы, и все залило серым светом. От нее уже отключили практически все аппараты, капельницы ставили утром и вечером, вставать пока не разрешали, как это не странно, девушка в какой-то момент, поймала себя на мысли что мечтает сходить в нормальный туалет.

Ева лежала лицом к окну, отодвинув больничную рубашку, рассматривала те порезы, на которые повязки уже не накладывали. Останутся шрамы, много шрамов, если уж эти ранения выглядят так ужасно, она даже представлять не хотела, что было там, куда все еще накладывали бинты.

Дверь открылась.

–Доброе утро, Ева! Как ты себя чувствуешь?

–Доброе утро, говорят, что нормально.

Смит улыбнулся.

– У тебя есть желание и силы, немного со мной поговорить?

– Наверное, есть, – ответила Ева.

– Это хорошо, в любом случае, ты всегда можешь выставить меня за дверь! – Смит пододвинул стул в кровати и сел так, чтобы они были напротив друг друга, – Так комфортно? – Ева кивнула. – Итак, начнем. Как ты, после нашей вчерашней встречи?

– Сегодня лучше, вчера было не хорошо.

– Что было не хорошо?

– Узнать все это, то есть, услышать. Я же понимала, что это было, но тут пришлось поверить и все что вы рассказали… страшно.

– Ты не верила в это?

– Не знаю, во что я верила.

– Готова поговорить о том, что чувствуешь? – спросил доктор.

– Я чувствую страх.

Смит посмотрел на Еву, слегка прищурил взгляд. У него были белые волосы и брови, и голубые, как будто выцветшие глаза.

– Это нормально, – ответил Смит, – чувствовать страх.

– А что не нормально чувствовать? Радость? – Ева, начала раздражаться. Он сидел тут, весь такой, с идеальной внешностью, как герой кинофильма, в идеально белом халате, даже без намека на то, что в нем работают, какой-то чересчур пропорциональный и симметричный, с идеально ровной спиной. Фраза: «это нормально», дежурная у психологов и она это знала и это разозлило.

– Мы можем прекратить разговор, если ты не настроена…

– Я настроена! – она глубоко вздохнула. – Знаете, моя мама детский психолог, у вас есть семья?

– Пока нет, ну то есть родители, но я один сейчас живу.

– Вот знаете, когда у вас будет семья, не будьте дома психологом.

Смит засмеялся.

– Спасибо за совет!

Ева поморщилась, шрамы немного стянуло. Она вдохнула.

– Знаете, вы скажете – это нормально. Дело даже не в страхе, ну не в том страхе, о котором вы думаете, я не боюсь ходить по паркам, ну пока что, не боюсь всех маньяков мира или что там бывает обычно с жертвами насилия. Я тело не ощущаю.. – она потрогала себя, как бы проверяя.

– Не ощущаешь? – спросил Смит.

–Как будто, это не мое тело уже, – она раздвинула рубашку и оголила шрамы на животе, показывая их доктору. Зеленые рубцы, с торчащими нитями, Ева пальцем провела по одному из них. – Посмотрите, видите? Он не тело испортил, он меня из него выскреб, мою душу. Это его отметины, его теперь тело.

– Ева, извини, ты ведь не говоришь о том, что чувствуешь к нему привязанность?

–Вы не должны так прямо задавать вопросы, доктор, – Ева усмехнулась, продолжая рассматривать свой живот. – Нет, конечно, нет. Я не о том, что привязана к нему, просто не чувствую себя внутри, хозяйкой себя. Это странно, вот моя рука, – она подняла руку перед собой, с тонкими пальцами, худыми настолько, что было видно венки на ни, – но, в то же время, чужая! Узнаю ее, мои пальцы, только, как если бы это было управление роботом. Это меня пугает.

– Ты как думаешь? – Смит посмотрел на нее. – Что-то же ты думала об этом?

– Думала, что если вернусь. Мне надо будет как-то принять, что мое тело осквернили, надругались надо мной. Изнасилование – это худшее, что может произойти с женщиной.. – она откинулась на подушки.

– Ты осталась жива, – Смит пододвинул к ней стул, – ты сейчас здесь. То, что ты не ощущаешь себя в своем теле, это защитная реакция, от осознания, того, что ты уже сама сказала. Осознания, что тебе причинили вред. Возможно, тебе сейчас лучше и побыть в гостях у себя, у своего тела? Позаботиться о нем, привести в ному, как мы заботимся о друзьях или родных? Ведь если бы, это случилось не с тобой, а с близким человеком, ты бы помогала ему восстановиться, несмотря на осквернение? Когда будешь готова, ты это сама поймешь, вернешься в себя, это будет не легкий путь.

– А что же делать с душой? – спросила Ева. – Душа тоже ранена.

– Оставь пока душу в покое, сосредоточь внимание на своем теле. В таких случаях, как показывает практика, нужна система, чтобы восстановиться. Ты ранена, Ева, и я говорю, не только о твоем теле, но и душа ранена. Чтобы исцелить душу, нужно физическое здоровье, я прошу тебя, сосредоточиться на этом, потому что твой настрой очень много значит. Я вижу, что ты пренебрежительно к себе относишься, смотришь на свои шрамы с отвращением, поблагодари его, что оно сохранило твою жизнь. Ты ведь пролежала, на холодной земле больше 3х часов, и если бы не это тело, не его сила, мы бы с тобой не разговаривали сейчас, это достойно восхищения и благодарности.

– Лучше бы не сохраняло … Как вообще с таким жить и как примириться с этим? – она все еще смотрела в потолок. – Не понимаю.

– И не пытайся понять, не надо. Сейчас главное, оздоровиться. Хорошо?

– Я попробую.

–Вот и отлично. Я зайду завтра, если захочешь, поговорим еще.

– Доктор, Смит? – спросила она, приподняв голову.

–Что?

–Вы не носите очки?

– У меня контактные линзы, – ответил он.

– Знаете, вам бы пошли очки, такие, в черной оправе, пластиковой.

–Спасибо за совет, – Смит засмеялся и вышел.

Ева пролежала в больнице около месяца. За это время все ее швы почти зажили, и она снова научилась ходить. При первых шагах, все тело отдавало болью. Папа помогал ей проходить некоторое расстояние каждый день, она действительно сосредоточилась на восстановление своего физического здоровья.

За время реабилитации, ее мучитель был пойман и посажен за решетку, до суда. 28.12.2005г. Еву выписали из больницы.

Глава 9

29.12.2005г.

Комната для допросов выглядит интересно, только в сериалах, возможно еще в книгах. В жизни, это комната, где, скорее всего, нет естественного света, а если есть, то незаметный. В комнате для допроса, все сосредотачивается вокруг стола, ее можно сделать очень уютной, с мягким диваном и кофе-машиной, но ты все равно будешь себя чувствовать как на раскалённой сковородке.

Конечно, семейство Евы, не отпустило бы свою, только что выписанную из больницы, дочь, одну, в полицейский участок. Но и в комнату с ней им заходить нельзя, Еве уже 19 лет, фраза: «она для нас все равно ребенок» не работала, закон говорил, что девушка совершеннолетняя.

Энди отвезли в школу, Виктор и Кора сидели в просторном холле с кофе в бумажных стаканах, давно уже остывшем. В дальнем углу висел телевизор, туда-сюда слонялись люди в форме. Невыносимо долгое ожидание, сводило Кору с ума, она чувствовала себя как оголенный нерв.

– Они сказали, что она сегодня не будет с ним говорить, – сказал Виктор, больше себе, чем жене, – зададут пару вопросов, и поедем домой.

– Что можно у нее спрашивать? Он ведь во всем сознался. Что она должна сказать? – спросила Кора, больше у себя, чем у мужа.

– Это такая процедура, ты же знаешь. Она должна его узнать, и что там еще они говорили.

– Да-да, знаю, – Кора взглянула на дверь, куда 20 минут назад зашла Ева, – она только вчера домой приехала. Могли бы хоть до нового года ее в покое оставить.

Как обычно бывает в таких случаях, время тянется предательски медленно. Слонявшиеся люди раздражали.

В комнате Ева теребила в руках стакан воды. Молодой полицейский, минуты три раскладывал перед собой бумаги, потом похлопал по карманам, извинился, сказал что, что-то забыл и вышел. Вернулся то ли с карандашом, то ли с ручкой.

– Итак, Ева! Я – детектив Страйкер. Можешь звать меня Билл. Не буду долго тебя задерживать, сегодня у нас формальная встреча. Мы вызвали тебя для показаний и все. Понятно? – Ева кивнула, – Отлично. Итак, по нашим данным и со слов самого подозреваемого Джереми Дугласа, в ночь с 04.12.2005 года, он совершил нападение в парке «Северная долина», на незнакомую ему девушку. Утром 05.12.2005г. в парке обнаружили тебя и доставили в больницу. Ты можешь рассказать, что ты помнишь?

Глубокий вдох-выдох, снова глубокий вдох-выдох.

– Я в тот день везде опаздывала…, правда, буквально с самого утра. Вечером, мы с подругой, пошли в кино и сеанс задержали.

Страйкер слушал ее, время от времени делая какие-то пометки.

– А как зовут твою подругу, мы можем с ней связаться? – спросил он.

– Наоми Линкор, мы с ней в школе вместе учились. Она приехала на выходные домой, но сейчас, наверное, уже не в городе.

– Мы выясним, продолжай, – пояснил Страйкер.

– Ладно… Сеанс начался позже где-то на 15 минут, то есть в 7:45 и в 9:45 закончился. Я опаздывала, мы с родителями договорились, что после фильма, они будут меня ждать. Хоть от кинотеатра и близко, но я все равно решила сократить… – Ева отпила воды, – Я никогда не сокращала дорогу через парк, не знаю почему, просто не сокращала. Правда! Я пыталась вспомнить хотя бы один случай и не могу, в парке мы были либо с друзьями, либо с родителями, но это был первый раз, когда я зашла туда одна!

– Ева, послушай, я понимаю, тебе тяжело, извини, что заставляю вспоминать, нам сейчас нужно только хронологию восстановить. Хорошо? Рассказывай так, чтобы тебе было хоть как-то комфортно, – он кивнул. – Можем прерваться, если хочешь?

– Нет, все нормально, – она тряхнула головой. – А мне точно нельзя сюда папу позвать?

– К сожалению, нет. Продолжай, если можешь.

– Там не горели фонари, может мне это показалось, но там было чересчур темно.

– Фонари горели. Но они там загораются очень поздно, возможно, когда ты зашла в парк, они еще были выключены.

– Наверное, – Ева помялась. Переходить к этой части было больше неловко, чем страшно. – Ну и я зашла туда, и пошла к другому выходу, очень быстро, это было где-то в 9:50, не помню точно. А потом, я почувствовала, как меня дернуло, и я обо что-то ударилась. Честно говоря, дальше мои воспоминания очень расплывчатые, – она вздохнула и допила воду, – я почти выбралась…

–Попробуй рассказать то, что помнишь? – попросил детектив.

– Помню как упала, как будто села спиной к чему-то и большую фигуру, лицо не помню, он весь темный, – ее начало знобить. – Потом он схватил меня за ноги и как будто стянул на спину. Все мутное. Он раздвигает мои ноги и пытается снять штаны, в руке у него что-то было, не помню что, – она на секунду прикрыла глаза, – а потом, он это вонзил мне в бедро, вот тут, – она указала на место, где недавно были швы. – И я закричала, мне кажется, так сильно, что горлу стало больно. Дальше темно и боль в голове. Потом я очнулась, а он держал мне рот рукой… у него такие шершавые пальцы… А потом.. – она замолчала и потерла нос, плакать не хотелось, – дальше все совсем мутно, помню боль в животе, помню, как очутилась спиной вверх, помню, как по спине стекало что-то теплое, потом уже, больница, забвение и так далее, – слезы все-таки побежали, она смахнула их обеими руками и запрокинула голову.

– Мне очень жаль, – сказал Страйкер.

– Да, мне тоже.

– У меня есть его допрос, все сходится с тем, что ты сказала. Тебе предстоит дать показания в суде и это будет единственный раз, когда ты с ним встретишься. Если хочешь, я могу дать тебе его версию, именно касаемо тебя?

– Ох нет, пожалуй не хочу, спасибо, – ответила девушка, выставляя перед собой руки.

– Понимаю, – сказал Страйкер, убирая листок. – В любом случае дело у меня и если ты вдруг захочешь, можешь взять. Ну что же, у тебя есть еще вопросы? –Ева покачала головой. – Тогда можешь идти, на слушание тебя вызовут.

Она уже встала уходить и направилась к двери.

– Детектив.. Э Билл?

– Да?

– А что с другими? Нас было трое? Что случилось с ними?

– Да, было трое. Ты из всей тройки самая молодая. Особой внешней схожести не было, все жертвы разные, да и места преступлений. Собственно, даже ничего спланировано не было, поэтому мы так быстро его нашли. Две другие жертвы, были найдены за городом, слишком поздно, к сожалению, – он почесал подбородок, встал из-за стола и закрыл папку. – Мотив, так толком и не обозначен, Дуглас жил один, работал охранником на стройке компании «ООО «ПИКа», родители умерли, в общем-то, друзей нет. Он сказал, что жертвы выбирались случайно и раньше такого не совершал, этот факт мы еще проверяем.

– Он похож на сумасшедшего?

– У меня не большой опыт, Ева, – Билл покачал головой. – Экспертиза показала, что Дуглас вменяем, и отчет своим действиям отдавал. Он не охотился за тобой, хорошо это или плохо, ты просто оказалась не в том месте, не в то время. На допросе, он сказал, что рад тому, что ты осталась жива.

– Ужасное откровение, – сказала она, держась за ручку.

Ева еще пару секунд постояла, деревянная дверь, бессмысленного цвета, скрывает все тайны в этой комнате. Так же, как и ее, которая могла остаться здесь, а возможно и должна была это сделать.

– Знаете, лучше бы он меня убил.

Страйкер взглянул на нее, и удивления в его глазах не было.

– Считаешь?

– Это пройдет?

– Возможно, со временем. Ты ходишь к психологу? – спросил он.

– Моя мама психолог, – она вновь взялась за ручку. – Но да, хожу, завтра пойду. Он наверняка спросит, как прошла наша встреча.

– Наверняка, – отозвался детектив.

Она вышла, мама и папа подлетели к ней, ничего не спрашивали, Ева схватилась в папину руку, которая стала каменной. «Лучше бы он меня убил» – думала девушка.

Глава 10

Январь 2006 г.

После продолжительных праздников, веселья и запаха мандаринов, настала пора снова возвращаться в реальность. На время каникул все связи с вешним миром были прерваны. Психолог дал выходной, судебные разбирательства отложили и в полицию их пока не вызывали.

Первая встреча с доктором души была назначена сразу же, после посещения доктора по телу. На приеме они проверили ее зажившие рубцы, померили температуру, проверили чувствительность глаз. Спросили, хорошо ли она ест и спит, взвесили и выяснили, что с выписки Ева практически не набрала вес.

– В целом динамика положительная, – сказала доктор Шермони. – Я довольна. Шрамы, конечно, останутся, ты сама понимаешь.

В ответ Ева кивнула, застегивая блузку.

– Да, понимаю.

– Только вес меня не устраивает, у тебя недостаток, но анализы крови хорошие, – заключила она больше для себя, чем для пациентки.

– У меня и до всего этого был такой же вес, практически, – сказала Ева.

– Сколько ты весила?

– Ну, где-то 50 килограммов, может 51.

– А сейчас 46, – улыбаясь, сказала Шермони. – С аппетитом, точно все хорошо?

– Да, я нормально ем…

Доктор задумалась на секунду, листая какие-то бумаги и доставая из-под кипы листов, какой-то талон.

– Вот что, я тебе верю, что ты хорошо ешь, но все-таки направлю на прием к диетологу, с анализами, ладно? Просто пусть скажет свое мнение, может, подберете питание. Договорились?

– Как скажете, – отозвалась девушка, натягивая ботинки.

Шермони заполнила бланк, дала указания куда идти и что сдавать и на этом встреча закончилась.

Поднимаясь по пролету больницы, на этаж психотерапии, Ева вспоминала, задание от Смита на каникулы, которое она, конечно, не выполнила. Смит просил ее, вроде бы, смотреть на себя в зеркало, каждое утро. Замечать и запоминать себя, потому что настал момент, когда свое тело нужно принять. Она, честно пыталась, но получалось с трудом, то есть смотреть то на себя, не составляло никаких проблем, но как только в голову приходили мысли: «И это теперь я», стоять и пялиться становилось невыносимо. В какой-то момент, она вообще стала пробегать мимо зеркала. Доктор, конечно же, об этом спросит и врать ему она не собиралась.

Холл на этаже огромный и светлый, так и не подумаешь, что сюда приходят люди с перевернутыми мозгами. У кабинета стояли большие, уютные, белые диваны, когда садишься, буквально проваливаешься. Ева не успела до них дойти.

– Здравствуй, – окрикнул ее знакомый голос. Смит с планшетом и видимо, ее картой, шел по длинному коридору к ней на встречу, – заходи сразу в кабинет, я сейчас подойду.

– Добрый день, хорошо, – ответила она и сделала, как велели.

Кабинет у доктора хорош, просторный и уютный. С бежевой кушеткой, двумя огромными креслами, разделенными журнальным столиком и посередине всего этого располагался письменный стол. Ева на кушетку не садилась, ей казалось, что это как в дешевом кино, лежит человек, рядом с ним сидит доктор с планшеткой и спрашивает :«Что вас беспокоит?», а пациент отвечает: «Я не знаю в чем смысл моей жизни!». Она уселась в кресло.

На столике разбросаны журналы, в углу на стене весит телевизор, огромное окно, почти во всю стену, показывает, что сейчас творится в городе, за ним не спеша падает снег, хлопьями, идеальный снегопад. Это был бы хороший день, если бы не больница, врачи, шрамы, психолог.

Смит зашел через пару минут, прошел к своему столу, положил бумаги, покопался в ящиках, что-то взял и сел рядом с Евой, на соседнее кресло.

–Прекрасно выглядишь, как себя чувствуешь? – спросил он.

–Нормально.

Он улыбнулся, пролистав папку с записями у себя на коленях, наконец, поднял голову. Лицо его ничего не выражало, как обычно. Ей с ним всегда сначала неловко говорить, ровно до момента пока их беседа не перетекала в дружескую. Когда именно это происходило, она не замечала, доктор знал про нее уже столько, что его следовало убить как свидетеля.

–Так, ну что? Расскажи, как прошли твои праздники? Может, хочешь что-нибудь попить?

–Нет, не хочу, – она крутила на пальце прядь волос, за время больницы, каникул и восстановления, ее локоны отрасли почти до талии, а сходить подстричься не было ни сил, ни желания. – Хорошо все прошло, мы почти никуда не ходили, были дома, приезжала бабушка! – она вдруг усмехнулась. – Когда, интересно, на меня перестанут смотреть жалостливым взглядом?

– Кто смотрит на тебя жалостливо? – спросил доктор.

– Почти все, даже вы иногда, кроме бабушки, – она улыбалась, – я ей за это благодарна.

–Расскажешь про бабушку?

– Бабушка Френни, мы ее зовем. Она мамина мама, не смотрит на меня жалостливо, вообще, я сначала, подумала, что она не в курсе ничего, а потом, она говорит: «Ева, теперь, когда самое худшее в твоей жизни уже произошло. Чего бы ты хотела? Неужели не кокосового торта?» и засмеялась, – она пыталась, пародировать старческий голос своей бабушки и тоже немного улыбалась, – так странно. Но кокосовый торт, я все-таки съела, ужасно сладкий, ничего кроме сахара не чувствуешь.

– Я люблю сладкое, а вот стоматолога не очень, приходиться себя ограничивать, – улыбнулся Смит.

– Врачи говорят, состояние зубов, не зависит от того что ты ешь, тут больше дело в иммунитете.

– Это правда, Ева, но психологически у нас сладкое равно кариес, практически у всех.

В этот момент, доктор перестал быть доктором, а стал просто другом, Ева этого не заметила, но расслабилась.

– Я не смотрела на себя каждое утро, – призналась она, – то есть, пару раз попробовала, но потом перестала.

– Почему?

– Не могу принять себя, совсем. Дело не в шрамах, они меня не пугают. Просто не получатся, все чужое.

– Расскажи мне, что ты чувствовала? – спросил Смит.

– Ничего, я ничего не чувствовала. Подхожу утром к своему зеркалу и начинаю смотреть, вижу все шрамы, смотрю долго, и в какой-то момент кажется, будто за кем-то подглядываешь. Мне это ничего не дает, просто перестаю смотреть и все.

– А потребности тела, ты хорошо чествуешь? Голод, нужду?

–Да, вроде бы да. Я чувствую, когда хочу в туалет, не хожу же под себя, – она засмеялась. – Голод тоже! Хотя доктор Шермони отправила меня к диетологу, у меня недостаток веса. В остальном, снятся кошмары, встаю поздно, все как у типичных жертв насилия.

– Кто такие типичные жертвы насилия?

– Это затворники, упивающиеся своим горем и им снятся кошмары.

– Ты изучала жертв насилия?

– Ага, прочитала пару статей. Ничего нового не узнала, – пояснила Ева.

– Зачем?

– Чтобы понять, как другие справляются. И я не пойду на групповую терапию, говорят, такая есть, если вы меня отправите, я не пойду!

– Не отправлю. Расскажи про кошмар?

– Все тот же вечер, парк, меня хватают и насилуют, еще ножами тыкают, только я уже не кричу, просыпаюсь, ощущаю свою постель, немного нервно дышу и сплю дальше. Мама перестала ко мне соскакивать и это хорошо.

Смит посмотрел на нее в упор и в этот момент из друга, снова превратился в доктора. Он постучал ручкой по своему колену, поджал губы в длинную линию, затем откинулся на спинку кресла.

–Хорошо, вот что я скажу, ты обесцениваешь свои чувства, кошмары, и тело, вообще все. Да, это клише, но это нормально, ты наверняка знаешь, – сказал Смит, выставляя руку, чтобы не дать ей себя перебить. – Нет, Ева, так не пойдет. Жалеть тебя еще долго будут, это так, но нам надо разобраться с состоянием, твоя мама предложила взять академ до следующего года, что думаешь?

– Думаю послушать ее. Она с ума сойдет, если я сейчас уеду в колледж, – сказала она. – А сама не знаю, как правильно поступить, меня настораживает предстоящий суд, а еще опознание, но там вроде я не увижусь с ним с глазу на глаз.

– Не увидишься, это будет процедура за зеркалом, знаешь о такой? –Ева кивнула. – Тебе просто надо будет выбрать, кто больше подходит под твои воспоминания, хотя ты говорила, что лица не помнишь? – Она снова кивнула. – Слушай, сложнее всего, как бы мне не хотелось в этом признаваться, работать с теми, у кого эмоций вроде нет. Эмоции, конечно, у всех есть, но вот ты их запечатала. Поэтому, я спрашивал про базовые потребности. Ты сейчас выглядишь, совершенно непонятно, человек с самым высоким уровнем эмпатии, не понял бы, что ты чувствуешь, потому что ты и сама не знаешь, – он придвинулся ближе на кресле. – Но, как бы ты не старалась и не запечатывала свои истинные ощущения, свои чувства и мысли, когда все это кончится, когда я вынесу вердикт: «Здорова», – он сделал вид, что пишет это слово в ее карте, – когда доктор Шермони тебя выпишет, закончится суд, и все оставят тебя в покое, вот там, в конце всего этого пути, – он машинально указывал куда-то за окно, глядя прямо ей в глаза, стараясь донести смысл слов, – тебя ждет встреча с самой собой! – Смит немного отклонился и потер подбородок. – И эту встречу, никак не обойти. Тебе придется отвечать на вопросы, на которые ты тут даешь «правильные» ответы, те какие от тебя ждут, но там, ты себя не обманешь. Когда это произойдет, ты должна быть готова, отвечать перед собой, это не отвечать перед мамой, папой или мной. Если ты считаешь, что скрывать свои чувства можно всю жизнь то ты ошибаешься, если ты считаешь, что можно забыть раз и навсегда о том, что с тобой было, ты ошибаешься, если ты считаешь, что на этом пути ты одна, ты ошибаешься! Дай себе помочь сейчас, не потом, ни когда все от тебя отвалят, не один на один. Сейчас, будь честна, давай выстроим систему восстановления, давай продумаем план, я готов тебе помочь, сейчас!

Ева крутила прядь волос, сердце стучало, даже подумать о том, чтобы истинно чувствовать, было страшно. Она отклонилась на кресле и посмотрела в окно, все еще падал снег, в кабинете было светло, уже прошло много времени, но тут оно течет быстро и не заметно. Смит хороший психотерапевт, это правда, но что он понимал о ней? Мужчина, в белом, выглаженном халате, огромном кабинете в лучшей клинике города. Что он мог знать о чувствах девушки, которою изувечили? Чью волю сломали, которую погубили?

– Я не знаю, что сказать на это, – пожала она плечами.

Смит вздохнул, иногда так бывает, и они не поддаются, а потом приходят через год, разгневанные и убитые. От осознания не убежать, оно ее настигнет и ему хотелось, чтобы она была готова.

– На самом деле, – вдруг сказала Ева. – Мне очень страшно, знаете, постоянно. Сейчас, дома, на улице, – она вздохнула. – Вы хотите мне помочь, это ваша работа, но когда я вот так закрываюсь, это как будто спасение. Я нарочно хожу одна, не по темноте конечно, в темное время суток, я вообще боюсь быть на улице. А вот так, когда светло, сижу в парке, хожу в торговые центры, и иногда мне так страшно, что ничего не спасает, хочется бежать домой и только отключением, я могу себя контролировать, иногда кажется, что это теперь всегда будет со мной, вот этот страх! – Ева зарылась руками в волосы и почесала голову, собирая их сзади в хвост, – Если чувствовать себя, равно бояться, то я не хочу…