Читать книгу: «Сын Нила», страница 9

Единство

Узнать какому богу служит тот или иной жрец можно практически всегда. В глупом стремлении понравится своим господам, которым до них нет никакого дела, жрецы стараются во всём следовать пути избранных богов. А быть может это спящая память мелких, безымянных божков, что дают им магические силы, заставляет их вести себя столь одинаково?

Аменхотепу это всегда казалось глупым и каким-то неприятно пугающим. Даже Двор не искажал так человека, как храм. Даже служители, что были гораздо более несвободными в своих поступках, казались принцу более настоящими, чем смирно стоящие перед статуями богов жрецы. Иногда Аменхотеп задумывался, не выглядит ли он со стороны так же? Может отнюдь не чувство внутренней силы, а это чуждое человеку родство заставляет многих жрецов обращать внимание на второго принца?

Но даже так были исключения. Мёртвая нынче Верховная не была похожа на жрицу Исиды, ей бы подошла коварная Менхит, богиня-чужестранка, что омывала берега благословенного Нила кровью египтян. Даже не помышляющая о том, чтобы склонить голову, легко отвергающая устои страны, даже её изменили храмы, и подобно Менхит, слившейся с Сехмет в одно ужасающее божество на страже страны, и жрица в результате стала служить Египту, пусть и по-своему.

Один из самых вероятных претендентов на звание Верховного – жрец Себека Бадру – тоже был из тех, кого сразу и не признаешь. Низкий, щуплый, хромой, с мелкими острыми зубами и подслеповатыми глазами, на фоне даже не жрецов, служителей храма Себека, он выглядел наиболее жалко. Яростный крокодил, защитник и воин, обрекающий служащих ему на бесконечные сражения, с собой или же врагами, никак не ассоциировался с этим недоразумением. Но именно его крокодилья принцесса Нефертити привечала более всего. И даже доказывала что-то ему, Аменхотепу. Глупая женщина, как будто ему было дело до Бадру, или же даже самого Себека. Тем более из-за этой новой интриги приходилось откладывать общение с теми, кто действительно нужен.

Аменхотеп не собирался вступать в конфликт с супругой, это был бы глупый шаг даже с его точки зрения, а уж как отреагирует Змей, принцу совершенно не хотелось знать. Учитывая, что они были двуедины, то очевидно очень неприятно, в стиле самого принца. Испытывать такое на себе? Пссссш… глупосссть.

Иногда лучи солнца не касаются твоего лица, но виновато ли в этом дневное светило? Быть может стоит выйти из по навеса, а не ругать строителей, что построили его для своих нужд? Мысль была верной, и вскоре небольшая ладья со вторым принцем на ней отплыла вниз по течению, в древний город Иуну. Город, где правила солнечная девятка, и пылал на небосклоне Атум – бог, что подобно Апопу появился из Хаоса. Сияющий змей, создавший всё, закатное солнце…

Этот бог существовал, ведь иначе Тот никогда не внёс бы его речи в свою Книгу Мёртвых – большое сочинение, посвящённое миру мёртвых. Но даже в ярких снах, которые Аменхотеп видел о своей божественной сути, не мелькало ничего о нём. Лишь строчка из той же книги. «Что создал уничтожу я, и обернувшись вновь змеёй, погружу всё в пучину».

Безумием казалось человеку знать о том, кто уничтожит мир – и служить ему. Атум возглавлял совет богов, Атум рождал богов, обратя свою руку в богиню Иусат, Атум был очень похож на Апопа. На Апопа, что поглотил солнце.

Не удивительно, что Змей именно в этом городе начал искать союзников. Кто как не те, что уже служат ему, пусть и в будущем, могут помочь сейчас. Кто как не они будут согласны отодвинуть Ра – глупое солнце, что только и делает, что плавает туда-сюда по небесной и подземной реке. Кто согласиться усилить слабого щедрого Атона, отодвинув любимчика фараонов Амона. Кто готов разрушить мир во славу своего бога.

Жрецы уже ждали Аменхотепа, и стоило второму принцу сойти на берег, как солнечные слуги склонились перед ним в столь глубоком поклоне, что не видал даже нынешний Фараон. Змей внутри человека приветственно склонил голову, принц обозначил довольный кивок и, минуя дворцы вельмож, отправился в главный храм, где спокойно уместился прямо на алтаре Атума. Жрецы начали хлебную песнь, а второй принц закрыв глаза наслаждался всеобщим обожанием.

– Да будет город ваш ярок, но не ослепляющ, Пусть будет земля тёплой, а посевы да не сгорят под лучами Атума. Пусть любое зло вспыхнет бессильным пламенем от внимания солнечного змея. Я так сказал. И так будет!

И так было.

***

Рождённый в бесконечности собственных братьев и сестёр, ты никогда не был один. И всё равно ты никогда не находил того, кого хотел бы видеть рядом дольше, чем пару циклов Ра. Сам же старик-солнце был рождён один, от цветка, что расцвёл благодаря тебе. И лишь Уаджет могла стать ему собеседником.

Но бог-отец был слаб. Не найдя утешения в пустом существовании, он взял остатки цветка, и из души первой жизни на земле создал двух детей своих, Шу и Тефнут – ветер и воду, свободу и закон. Мужчина и женщина, брат и сестра, одна душа и суть на двоих. Так и появились первые слуги Ра.

Шу был птицей, что летал высоко и быстро. Он верно служил солнцу, карая и помогая, но Тефнут такой не была. Суть её женского начала, Маат, цветок, что породил всё, не могла быть лишь верным Оком Ра. Поссорившись с отцом, Тефнут покинула земли, отправившись в пустыню, и Шу сбился с ног, разыскивая свою невесту.

А ты… ты смотрел на это из своих пещер, ты шептал богине закона о сущности мира, ты говорил правду. Правда великое оружие, а справедливость – величайшая ложь. Но Тефнут смешала всё в одном мировом порядке, заразив и людей и богов. Лишь ты остался чист – ты появился гораздо раньше могучей богини и даже её первой сущности, что, впрочем, тоже осталась чиста. Кто знает, может потому Маат и отделилась от Тефнут? Тогда Тоту не мешало бы сказать тебе спасибо! Надо в следующий раз ему об этом сообщить…

Шу удалось вернуть сестру, уговорами о умирающих без дождя землях, о трещинах на земле, коих не должно быть по закону, о несправедливости, что терпит земля. И вскоре, поженившись, они начали править миром. Но Ра всегда был над своими детьми. Он приказал им покарать и разлучить их детей, землю и небо, лишь за то, что те мешали ему пребывать в покое. Тебе тогда показалось это забавным. «Не гоже брату с сестрой не разлучаться даже в момент ссоры. Не справедливо дочь твоя, Нут, рождает и поглощает звёзды. Ты есть воплощение матери, и не тебе закрывать глаза и молчать».

Ты уж и не помнишь, сам ли нашептал эти слова, или Уаджит сказала их богине, но вскоре та наказала мужу разорвать объятья тех, кто был рождён как единое целое. С тех пор ослаб порядок в мире, а закон пошатнулся. Ослабела первая богиня, потеряли слова её силу закона. Склонил голову от стыда могучий бог ветра, взвалив на свои плечи ношу, которую дочь его не могла вынести в одиночестве.

С тех пор Шу и Тефнут держат дочь над землёй, пока Ра плывёт на ладье своей по животу богини неба. И лишь ночью, когда бог солнца опускается к тебе, и лишь о тебе думает, родители дают детям вновь встретиться.

С тех пор, как ты впервые увидел солнце у себя на землях, ты желал пожрать его. Уничтожит ли это мир, изменит ли основы мироздания, какая разница? Ты переживёшь это, а что тебе до других?

«Пока ладья Ра плывёт по поземному Нилу, мы можем быть свободны!» – говорит Уаджит, и дети первого бога вновь и вновь нарушают запреты Ра. «Когда-нибудь Великий Змей поглотит солнце, и всё будет так, как и должно. Закон вернётся на землю» – продолжает твоя сестра.

Никто не знает так ли это. Но Тефнут верит, и верят в это их дети и внуки, верит в это Тот, пишущий книгу бытия, верит в это Сет, что продолжает бороться, верят в это люди. А потому никто и никогда не убьёт тебя – Апопа, даже если ты разрушишь мир. Потому что это будет справедливо.

Ты знаешь, что справедливость – ложь. Но даже если ты об этом расскажешь, тебе никто не поверит. Ведь Апоп всегда врёт. Особенно когда говорит правду.

***

Каждый житель дельты Нила знает – боги покинули людей. Давным-давно, ещё во времена Золотой эры, это было не так, но сейчас людям осталась только память, жрецы, фараоны да множество артефактов. Даже Гор, пусть и задержался много больше иных, но уже давно не посещал землю. И лишь солнце продолжает вставать с утра, пусть и покидает людей на закате.

Крестьянин видит, что солнечный круг, не смотря на всё его величие, всего лишь небольшое пятно на животе небесной коровы. Но умный человек знает, если свет костра видно со всех улиц города – это очень большой костёр. Если солнце одновременно видно со всех земель Египта и ближайших стран, то солнце невероятно велико. И столь великая вещь, разумеется, не под силу никому, даже самому великому богу.

Больше всего о солнце, разумеется, знали в Иуну. Даже греки, пусть и не признавали богов египетских, но называли этот город Гелиополь: город, что принадлежит солнцу. Атум, солнечный змей, царствовал здесь, и велик был соблазн для Аменхотепа прославить именно его. Но слишком очевидная была параллель, слишком быстро умирающие жрецы, вернув себе память, донесли бы об этом другим богам из тех, что имеют власть и имя. Именно поэтому Апоп выбрал солнцем безобидного Атона.

«Атум не ползает сам по небу, – говорил жрецам солнечного города Аменхотеп, повторяя речи Змея так, как понимал их он сам. – Ибо мало ли дел у того, кто создал мир. Говорят от отдаёт солнце Ра и тот возит его в своей ладье по небу. Но разве Ра не стар? Разве сам Ра не отдал трон фараона своим потомкам? И разве Ра не стал бы вмешиваться в жизнь людей, как это делал всегда, всю Золотую эру?»

Жрецы солнечного города кивали, соглашаясь со словами второго принца. Ра – более известное воплощение бога солнца, действительно не казался им достойным. Ведь он всего лишь небесное светило, так почему именно его восхваляют на рассвете?

«Амон есть фараоново солнце. И пусть я и ношу его имя, но не ослеп от сияния короны египетской. Пусть Амон освещает путь властителя страны, но жизнь травам, тварям земным и небесным, людям, что не ведут своего рода от Гора, дарит не он. Разве может он быть истинным солнцем?»

Эти слова с восторгом были приняты не только жрецами и служителями, но и обычными горожанами, что пришли в храм тем днём, который принц выбрал для начала своего пути к солнцу. Принц, признающий что богу, что дарит силу лично ему, другие люди поклоняться не должны… это было дерзко, неожиданно, безумно. Справедливо.

«Гор, что взял солнце и сделал его собственным Оком, чтобы смотреть через него на мир и знать всё, разве достоин он быть солнцем? Быть может иногда Атум и даёт ему такое право, но бог-создатель не глуп. Неужели мы, люди, обладающие разумом, можем поверить, что жизнь дарующее солнце – это инструмент мстительного Гора? Того, причиной рождения которого было желание крови и обида? Разве может он щедро одаривать нас светом и теплом?»

Гор был любимцем египтян, дольше всех остающийся с людьми, отомстивший за милосердного Осириса, которого любили ещё сильнее, бог неба и солнца. Но в семёрке богов Иуну сокологолового не было, и этим принц и воспользовался. Тем более что тут было не мало дрецов Сета – мрачных и хитрых, знающих о том, что Исида оболгала своего младшего брата и Гор, рождённый ей, в их глазах был лишь оружием гордыни этой богини. Слова о том, что Атум не дал бы солнце Гору, легли на благодатную почву.

«Так какого же бога мы видим каждый день, кому Египет должен возносить молитвы, и лишь по глупости людской не возносит? Понять это просто, стоит лишь глядеть не на ослепляющий своим величием диск, а на плоды его. На тёплую землю, цветуще поля, пустыню, что защищает нас от врагов. На то, как солнце красит и вельможу и рыбака, без различий. На то, что во время мира встаёт оно, и во время войны. Во время радости и во время мора. Когда праздник у бедняка и праздник у фараона. Солнце щедро, и не делает различий. Оно даёт нам стимул жизнь, но не показывает пути. Мы видим это каждый день. Каждый из нас знает это, как бы не кричали иного нам служители Амона или же Ра. Так кому Атум отдал солнечный диск?»

Аменхотеп смотрел в глаза собравшихся людей и видел в них осознание. Но и сомнения во взглядах было не мало. Атон был слабым богом, и назвать его истинным солнцем было безумием. Быть может принц ещё слишком юн, чтобы понимать истину?

«Я знаю, что слова мои кажутся вам странными. Но я благословлён Атумом сказать их вам. И доказать их я смогу. Жрецы чувствуют мою силу, но что есть жрецы? Быть может я сам жрец? Но это не так, и вся сила моя – сила бога, а не потомка его. Завтра будет затмение, завтра Апоп попытается поглотить солнечный диск. Это высчитали по звёздам служители и предсказали жрецы. Египет погрузиться в мрак. Но я проведу ночь на площади в молитвах Атону. И тогда лишь Иуну не покинет солнце. Даже Апоп не дерзнёт напасть на истинное солнце там, где в него верят. И тогда вы узрите истину».

На следующий день город Иуну принадлежал второму принцу. Видеть, что даже малая тень не коснулась солнца, тогда как весь Египет, пусть и не на долго, погрузился во мрак, было невероятно. Горожане шептали, разносили весть о посланнике богов, а может и о воплощении, кто знает? А принц спал, отсыпаясь за человека, что всю ночь стоял на коленях перед равнодушным Атоном. И за Змея, что впервые в жизни, пусть и только над одним человеческим городом, упустил из пасти почти поглощённый диск. И это стоило Апопу настолько больших усилий, что Аменхотеп, засыпая, успел подумать о том, что худший враг Змея всё таки не Сет. Его самый сильный враг – собственная жадность. Но ему ли винить свою божественную часть? Нет, второй принц собирался стать очень жадным фараоном.

Черта

Кто такой идеальный царедворец? Это услужливый, но гордый человек. Тихий, но яркий, умный, но не возражающий. Богатый и самостоятельный, но желающий денег и покровительства. Идеальный царедворец – это кто-то, кто не может существовать под светом солнца. К большому сожалению Змея.

Люди не утруждали себя идеальностью или предсказуемостью. Это боги чувствовали мировой закон как собственное дыхание и следовали ему и в гневе, и в радости. Но Двор, повязанный по рукам и ногам нормами и ритуалами, всё время искажался, как многоголовая гидра, меняя то ведущую голову, то размеры собственной раскормленной туши.

Оставленная в Фивах Нефертити всегда чувствовала движения этого сверкающего чудовища, даже в детские годы. Но сейчас, слушая доклады сбежавших из столицы жрецов, что пришли засвидетельствовать почтение принцу, Аменхотеп понимал, что упустил одну важную вещь. Нефертити, не смотря на родную кровь, высокого покровителя и звание принцессы, была во Дворе чужачкой. Чужачкой, что слишком верила в то, что она своя.

Крокодилья принцесса оказалась прекрасным символом для царственной четы и хорошим подспорьем для столицы. Многочисленные молебны, раздача пищи и шоу, устроенными ручным крокодилом Неф стали прекрасной рекламой для сильного, но не яркого Бадру, ставшего в результате Верховным жрецом. А чаепития в кругу «семьи» были хорошим местом для того, чтобы в обмен на ничего не стоящую информацию узнавать о втором принце всё из первых уст. Зачем посылать шпионов, чтобы следить за строптивым Аменхотепом, портить отношения, тратить ресурсы, если наивная принцесса, верующая, что отец и Царица желают принцу счастья, сама всё расскажет?

Аменхотеп только качал головой, упрямо оставаясь в Иуну. Избранная супруга, посмевшая связать его клятвами, пусть они и были ему на руку, должна была справиться с этим сама. Догадаться, избежать ядовитого дыхания, промыть глаза от золотой пыли ласковых слов и вновь решить, на чьей она стороне. Горькая, жестокая, равнодушная свобода или мягкая удушающая лесть подчинения. Аменхотеп собирался стать солнцем для жителей Египта. И лишь супруге решать, будет ли стоять рядом крокодилья принцесса или небесная Царица.

– О, повелитель, вести из Фив! – в молельный зал храма Атума вбежал очередной спешащий гонец, с новыми, важными как казалось людям, вестями. – Принцесса Ситамон и Царица объявили о ухудшении самочувствия Тутмоса!

Принц нахмурился. Они решили самостоятельно, без борьбы, отдать ему звание Наследника? Или Тутмос совершил что-то, что было слишком опасным?

– Сейчас они пытаются уговорить Наследника завещать свою супругу младшему принцу, юному Косею! Правда ваша сиятельная супруга успела первой.

– Моя супруга сама решила выйти за Косея? – Аменхотеп аж привстал от таких новостей. Он не любил Нефертити, но в её кристальной верности был уверен, а тут такое! От тени, в которой до этого мирно дремал Змей, явственно потянуло холодной яростью и обидой.

– Нет, что вы, повелитель! – докладывающий жрец явно почувствовал силу бога и тайком пытался прикрыться от внезапного липкого холода, напоминавшего влажные подземелья, не видавшие солнечного тепла. Учитывая наполненность храма солнцем, и до того явственно ощущаемое от принца тепло, это пугало.

– А что же она успела?

– О, принцесса крокодилов убедила Наследника в том, что Ситамон решила пожертвовать собой во имя своего супруга. И теперь благородный Тутмос делает всё, чтобы «спасти» супругу.

– Ты много знаешь.

В храме наступила тишина. Довольно молодой жрец, продолжающий трястись от холода, внезапно резко поднял голову.

– Наследник дружен со жрецами Фив. Мы сделаем многое, чтобы он смог отправиться в Царство Мёртвых не преданным и не забытым. Вы станете фараоном, принц. Но если это возможно, если вы желаете видеть после себя не только жрецов Иуну, оставьте Наследника нам! – На последней фразе голос жреца неприятно скаканул вверх, явно показывая страх говорившего. И, кажется, именно этот страх заставил Змея вновь скрыть свою силу внутри тени принца. Пока ещё слабое тепло возвращалось в обитель Атума.

– И что же, так думают все жрецы столицы?

– Не все, принц. Но так думают те, кто останется с вами. Так думает главный служитель Себека, он не доволен тем, как быстро покинул крокодилью принцессу хитрый Бадру. Так думают жрицы храмов Исиды и Хатхор, ведомые новыми жрицами. Об этом просит храм Амона. И об этом говорю вам я, жрец Ра.

– Я собираюсь заставить людей отвернуться от Ра, знаешь ли ты об этом? – Удивился принц, глядя в глаза наглецу.

– Вы собираетесь заставить людей славить солнце, а как его называть… Солнце на небе одно, мой принц. Я служу ему, а значит служу и вам. Атум, Ра, Амон, или же избранный вами Атон, это всё единое и неделимое солнце.

– Что ж, я услышал, – Аменхотеп улыбнулся мысли о том, как многие люди могут ошибаться, произнося при этом истину. – Сейчас я нужен здесь, Тутмоса же защищает моя супруга. Вам не помешает помочь ей в этом, если вы хотите добиться своей цели.

– Как скажете мой принц, – поклонился жрец Ра, спиной вперёд покидая храм Атума.

– Стой! Как твоё имя, жрец. Я хочу, чтобы ты и далее говорил мне о том, что хотят жрецы. Ты смел и откровенен, это хорошо.

– Меня зовут Маду, господин. И пока солнце освещает ваш путь, я буду вашими глазами!

***

Ты помнишь, когда впервые встретил отражение одного из богов? О, это была прекрасная минута! Ты тогда наблюдал за тем, как глупый старик Ра играет со своей ручной львицей – Сехмет, и испуганными людишками. Это было забавно, ведь сам Ра во весь голос говорил, что именно ты должен уничтожить мир, а потом взял и приказал богине-воительнице убить всё живое. А после, вдоволь насладившись ужасом и вкусом текущей к нему Ба, как нашкодившую кошку ткнул львицу в её же жестокость. Тогда-то в облике Сехмет и проявилась Мехит.

О, эта дама оказалась ещё страшнее и опаснее своего «ручного» отражения. Ба, питавшее её, было не таким тёплым и сладким как египетское, давно тебе привычное. Нет, оно было пряным, жгучим, пьянящим. Мехит пришла из Нубии как пожар, сметая не людей, как это сделала её сестра, а пытавшихся возражать богов. Сильная, уверенная в себе и не во что не ставящая бога-солнце, она приходила вместе с гневом богини-воительницы, и уходила когда вздумается. И не только она одна. Впрочем знакомые тебе боги тоже не брезговали посетить соседние миры.

Привыкшие к множеству своих воплощений, боги легко отнеслись к отражениям, и лишь те немногие, что никогда ранее не делили себя, смотрели на пришельцев с осторожностью. Ты начал действовать одним из первых. Найти собственные отражения в других мирах было просто – они не скрывались. Эти Змеи, озлобленные, дикие, полуграмотные, подавленные иными богами, не доставляли проблем, но даже так оставлять их ты не собирался. Великий Змей Апоп стал разрушителем миров Апофисом. Впрочем тебе ли не знать, что Апофиса не существует – стоило твоему воплощению появиться на свет, он был поглощён. Ты себе нравился изначальным. И лишь Атум портил всю картину.

Солнечный змей, воплощение ли он желаний Апопа, или его более удачное отражение? Змей, создавший мир, а после милостиво отдавший силу солнца Ра, чтобы в конце времён вернуть её себе. Первый и самый сильный бог. Воплощение мудрости, хитрости и власти. Бог, которого видели все, кроме тебя. Иногда ты думал, что Атум слишком идеален, как будто не он плохая копия тебя, а ты сам всего лишь воплощение его самой слабой ипостаси.

Отражение твоей мечты, воплощение триумфа или ипостась страха солнечного бога? Почему Атум не показывается тебе на глаза? Почему твоё человеческое воплощение такое тёплое?

***

Принцесса Египта это титул, о котором мечтают многие девушки, от романтичных простолюдинок, до первых дочерей вельмож. Ведь если тебе не повезло родиться с нужной кровью, всегда есть брак! Тем более что далеко не все принцы убивают своих братьев в борьбе за корону страны. Быть одной из многих принцесс достаточно безопасно, но при этом власть, богатство и уважение тебе гарантированы такие же, как носителю царской крови.

Нынешняя семья фараона не спешила развеивать эти убеждения. Вот только титул принцессы упорно доставался реальному носителю крови. По рождению ли, для рождённых в браке, или сговариваясь со «спрятанной кровью». Именно ради сохранения этой чистоты божественной крови отец и закрывал глаза на измены Царицы, хотя любую рабыню, наложницу или даже младшую супругу казнили при первом же подозрении за оскорбление Фараона. Именно поэтому Тия, которой по сути и принадлежала власть в стране, карала любого, кто предлагал ей «избавиться от недостойных по крови приживалок» во Дворе – будь это очередные девушки на ложе Фараона, или же отпрыски от этих связей.

Но для того чтобы стать Царицей кровь – последнее дело. Бывали случаи когда ради женщины уничтожали прошлую династию. Аменхотеп знал историю, о трёх великих фараонах, что были супругами одной и той же царицы. Но ещё больше он знал пар, когда цариц рядом с фараонами не было. Им не хватало сил, а значит и права сидеть на троне.

Мысли Аменхотепа всё чаще возвращались к супруге. Змей видел в ней ту силу, что сможет держать Египет. Да и сам принц был согласен, что Нефертити была наивна, но никак не слаба. Но сейчас он всё чаще в этом сомневался. Горделивая крокодилья невеста всё никак не могла взять себя в руки и восстановить собственную власть при Дворе. Пора было признать, что Змей ошибся.

– Мой принц, к вам желает попасть какой-то воин из Фив! У него с собой символ отряда господина Эйе! Пускать?

Принц поморщился, но кивнул. Кто бы не послал этого воина – сама Нефертити, или её названный отец, это было не разумно. Тайно он сюда уже не попал, раз о его приходе теперь знают местные служители, а для открытой передачи послания такой курьер оскорбителен. И такое поведение было с их стороны очень большой ошибкой. Критичной.

Вошедший в храм мужчина был молод и, казалось, растерян. Но стоило ему посмотреть в глаза принца, как он тут же гордо вскинул голову и собрался. Аменхотеп подумал что он чем-то напоминает напакостившего кота, которого застали за воровством еды. Вроде и опасается, а вроде и «я священное животное, что ты мне сделаешь?».

– Принц Аменхотеп, меня зовут Сменхкар и до вчерашнего дня я был частью отряда господина Эйе. Но к вам я пришёл как свободный человек.

– Ты соврал моей страже и воспользовался чужим знаком, – нахмурился принц, а вот от затаившегося Змея наоборот повеяло заинтересованностью

– Это так и я готов понести своё наказание. Как воин вашей армии.

– Наглец.

Двое мужчин, один подтянутый, готовый к бою, с какой-то дерзкой решимостью во взгляде, второй холёный, лениво развалившийся в приалтарной зоне, с холодными змеиными глазами, смотрели друг на друга. Разговор зашёл в тупик и им предстояло из этого выбираться. Принцу было интересно, зачем этот юноша проделал сюда весь путь из столицы, но упрощать задачу гостю он не собирался.

– Честно говоря, говорить я не особо умею, потому и стал воином. Но я многое вижу и знаю. Принцесса Нефертити сильна там, где царствует закон, но закон во Дворе в руках правителей. А она одна и без реальной власти. Вы же сделали ставку на жрецов, мой принц, но нашей страной правят люди.

– Ты пришёл сюда обсуждать мои решения и мою супругу?! – из губ принца вырвалось шипение, которое Аменхотепу не удалось сдержать целиком. Впрочем он начинал подумывать, чтобы не сдерживаться, не будут же его обвинять в исчезновении какого-то жалкого воина.

– Вот и она так отреагировала… – еле слышно пробурчал Сменхкар. Веселящийся в тени Змей подался вперёд и этот интерес его божественной сути немного привёл принца в себя. А воин тем временем продолжил. – Ваша слабость в том, что вы слишком сильные. Вы богоподобный принц и она, идеальная принцесса. Но ваши враги мерзкие и коварные твари, как комарьё, слабое и безобидное, но способное скрывать в себе смертельную болезнь. Или мыши, что могут попортить то, чего не понимают.

– И ты полагаешь, что мы не способны справиться с мошками и грызунами?

– Способны, принц. Всё что для этого нужно, это заполнить ваши покои не только жрецами и вельможами, чьи помыслы слишком высоки и чисты. Иногда вам нужен дворовый кот, что будет ловить гадящую мелочь.

– И ты хочешь быть моим… котом? – Аменхотеп засмеялся под лёгкое шипение такой-же веселящейся тени. – Тебе пойдёт.

– Я знаю, принц.

– И всё же, с чего ты решил предать своего господина и переметнуться ко мне? Тем более что мы на одной стороне.

– Я не придавал его, принц. Однажды господин Эйе, делая меня телохранителем своей воспитанницы, приказал сделать всё, чтобы она была в безопасности. И я готов сделать всё.

«Любовь…» насмешливо облизнулся Змей. К счастью сейчас его слышал только принц. «Бедный бродячий котик влюблён в нашу ручную крокодилицу, ну что за прелесссссть. Не упуссссти….»

– Ты сам это сказал, Сменхкар. Я даже не прочь приблизить тебя к своей супруге, ибо знаю что она не променяет принца на блудливого кота. Но для этого тебе действительно надо заняться истреблением досадных мелочей. А раз ты многое видишь, то думаю поймёшь какого мелкого крысёныша я бы желал придушить. Вот только его покои слишком хорошо охраняют от такого зверя, как я.

– Я вас понял, мой принц. Я вернусь.

Прошло около трёх недель, прежде чем гонец от Фараона с приказом немедленно возвращаться в Фивы и принять участие в траурных мероприятиях сообщил принцу, что Сменхкар действительно «многое видит». Столица разрывалась от слухов, Царица Тия буйствовала и обвиняла кого-попало, крокодилья невеста вопреки своему положению, но с полным попустительством Фараона, не решающегося что-то сказать впавшей в горе супруге, действовала как хозяйка Двора, готовя всё к церемонии прощания с младшим принцем. Семилетний бойкий и умный ребёнок умер в собственной постели, его лицо и руки обглодали неизвестно откуда взявшиеся помойные крысы, изгваздав всё что можно и скрыв следы любого возможного убийцы. Единственным следом можно было считать лишь отпечаток кошачьей лапы на ложе почившего принца. Вот только никому кроме Аменхотепа это не могло сказать ничего полезного.

– Вы вернулись, супруг мой.

– Вернулся. Я рад, что ты смогла воспользоваться ситуацией в свою пользу. Подданным следует видеть, что нынешняя Царица упускает власть, но новая всегда готова её подхватить.

– Разве может быть иначе, ведь на нашей стороне боги! Жаль только, что не все жрецы способны рассмотреть своего бога за лживыми словами.

– Проблемы, моя принцесса?

– Ты был прав, когда говорил, что жрец Себека слишком дурной для твоего жреца. Увы, я надеялась что он сможет рассмотреть в тебе Яростного Крокодила. Он не смог. Глупец.

«Или наоборот слишком умён», подумал принц.

– Это будет для тебя той ошибкой, что сделает тебя сильнее, Нефертити. А пока отбрось гнев. Верховный будет читать сопроводительные молитвы для моего «брата». Сейчас время для скорби.

– Это так. Я не подведу. Но если позволите, у вашей супруги есть идея…

Над спокойными водами Нила, что отражали свет десятков факелов, жрец Бадру читал молитвы, что должны были помочь душе принца Косея найти приют в Царстве мёртвых. Царица тяжело переживала смерть любимого сына, Фараон был мрачен, но стоко переживал случившееся. Первый принц, судя по всему, больше думал о отражении огня в воде, а его супруга Ситамон посылала пылающие гневом взгляды в сторону принцессы Нефертити. Второй принц с супругой отрешённо стояли у самой воды, в унисон повторяя строки молитвы. Они были печальны и сосредоточены, казалось церемония поглотила пару и ввела их в какой-то священный транс. Последние кровавые лучи солнца скрылись за горизонтом и до того спокойный, уже высыхающий Нил взбурлился, как будто негодуя происходящему.

– О, Себек, не гневайся! Дай нашему возлюбленному принцу спокойно доплыть до подземного царства, прояви милость! – не громко взмолилась Нефертити. Ночной воздух в резко наступившей от зрелища бурлящей реки тишине, далеко разнёс эти иссуплённы слова крокодильей принцессы.

– Да будет так, как сказала моя супруга, да успокоится Великая река, и путь твой, брат мой Косей, да будет мирным!

Аменхотеп говорил гораздо громче, как будто не прося, а приказывая, и Нил услышал его голос. Многие жрецы, особенно знающие о не случившемя затмении в Иуне, упали на колени, возводя молитвы не только богам, но и божественному принцу. Жрец Бадру присоединился к молитвам, но проходя мимо молодой пары с ненавистью шепнул принцессе, чей почерк узнал в этом представлении:

– Себек пожрал бы тебя за такие слова, принцесса. Но ты видишь только то, что хочешь!

– Эту ошибку я уже совершила по отношению к вам, Верховный. Больше я её е повторю.

К счастью для участников перепалки, этот разговор никто не заметил, кроме юной жрицы Исиды, что шла следом за Верховным жрецом. Нефертити церемонно кивнула сестре, отмечая что траурные дорогие наряды храма совершенно не идут Беренмут, а юная жрица лишь на мгновение крепко сжала руку принцессы и не что-то беззвучно сказала, шевельнув губами. Принцесса с трудом сохранила серьёзное выражение лица, а Аменхотеп был готов поклясться, что жрица назвала Бадру «Беззубой хромой ящерицей».