Читать книгу: «Поэтический нарцисс», страница 4

Какой огонь хранит алмазный сгусток –

Дар привлекательности, чёрное крыло

Всегда влюблённых? Трудная задача.

За каждой шалостью – шипенье плат.

Всё можно промотать, от чувств до внешних качеств,

Но – не любовника талант.

Да, это так. С одними вечность вместе,

С другими – объясненья при Луне;

Есть третьи – и у них маячит в каждом жесте

Ваш будущий успех наедине.

Старый район

Я тайком прихожу в этот старый район

В чёрной шляпе, надеясь влюбиться.

Это глупые ночи, но сердце моё,

Поумнев, перестанет биться.

Я влюбляюсь безбожно; мне дарят цветы,

Мне читают Рембо и Бодлера,

Мы гуляем – увы, нет в Москве темноты! –

Мы гуляем по жёлтым скверам.

Новым утром настанет провал – ничего! –

И над пропастью надо расстаться.

Мне французы из всех стали ближе всего.

Как они восторгаются иллюминацией!

Art is

Ироническое впечатление от посещения выставки «Art is» в Москве 05.12.2021

Грязно и людно,

Как следствие – грустно.

Здание – есть здания франты! – плохо одето.

Если искусство – это,

Значит, оно уже на люстре.

Само с верёвкой встало на табурет,

Сбросило кожаные мюли,

А те, кто взялся за краски на склоне лет,

Ножкой опору его качнули.

Кто моложе, те погасили свет,

И я из всего особенным вижу только –

Розу, увядшую в вазе, чудный предмет.

Кажется, ей освещать мою комнату долго!

Цвет – это цвет, который любил Бодлер,

Это его увядание – синий и зелень!

Всё, что способно в его пониманьях болеть,

Вся его смерть – это красивое зелье.

Я забираю её – розе здесь жить во вред,

Лишь вызывать у другого полотнища зависть.

Я уношу её – больше светильника нет

В этом пространстве, похожем на бедную занавесь.

Поэтесса и порядочный человек

Я чёрной буквой хочу напиться.

Крепче виски, слаще игристого!

Дождь принял за клавиши черепицу

И начал отстукивать Листа.

Тайной выскачет безобразие

В каплях-строчках страничек-кружек.

Я безоружна! И требую казни –

Смертной! – казни для безоружных.

Это гуманно. По-человечески.

Сверхкультурно и архичестно.

Разве не пытка лишённому речи

Жить по мотивам песенным?

С буковой печалиться и веселиться,

С буковой клясть любовную слабость.

Буква-буква, сухая птица

В странице, как под иглою бабочка!

Чёрной буквы – как светлой веры

Краской бы вылить в вселенский облик!

Гляну в окно – рассвет серый.

А у меня за абзац ни облака!

Скоро закрутится день зяблый,

И, может, признаюсь себе я вяло,

Что, примеряя чужие глазные яблоки,

По слепоте свои растеряла.

А потом, проглядев, подошвой –

Раз!.. Зрячей уже не стану.

Друг, ну за что вы настолько хороший

И так контужены воспитанием?

Чувственный поэт

Вас разбирают на цитаты, не зная,

Вы – вор.

У баров, у женщин, у улицы

Вы крали слова до сих пор,

За виски в халате из кашемира порок признавая.

Над нежным бутоном

В вазе на вашем английском столе,

Под лампой зелёной

Вы мир упрекали за то, что суетен он,

Что первая роза, как Ева, припала к земле.

Что нет элегантных мужчин,

Образованных женщин,

Что всё утонуло и выцвело в глупую массу.

А мир, закурив, отвечал: «Ты, дружок!.. Приукрасил».

А вы раздражённо бросали в ответ: «Преуменьшил!»

И правда вы нежно затушевали рукой

Масштаб некрасивости мировой.

О маленькой актрисе

Ты её покорил,

Ты ей ближе других,

Вы идёте вдвоём, вы счастливые люди.

До рассвета горят фонари,

И цветы распустились повсюду.

И ей кажется, что

Ты тот самый из всех,

Она смотрит так мило и нежно,

Но ты знаешь уже исключительно то,

Как расстанетесь вы, чувства нежа.

Ты ей снился всегда,

И она каждый раз,

Когда вы, обойдя бутики модельеров,

Пьёте виски – тебя грешно любит она,

Потому что она не имеет красивых примеров.

Ты её приручил,

Ты смеёшься над ней,

Но так сладко играть и до дрожи азартно,

А ведь чувства её – это солнца лучи.

Может быть, отгорел самый крайний у марта!

Секрет успеха

Ни доброта, ни красота

Не гарантируют успеха,

Успех – в чутье.

И он приходит только к тем,

Кто обладает им,

Кто нежно Господом храним.

И если есть чутьё,

То всё, считай, твоё,

А если нет чутья –

Не протянуть руки к садам Небытия.

Аллегория души. Корабль

Ты – Фортуны красивый раб

Или, если угодно, Божий.

На какой бы ни сел ты корабль –

Каждый призрак твой сядет тоже.

Там возлюбленная, а здесь,

Может, смелый соперник сядет.

И промчится по тёплой воде

Быстрый ветер – ещё один всадник.

Верный друг и заклятейший враг,

Сомелье у стола, проводник,

Тот, с кем кофе ты пил в антракт,

Твой учитель и твой ученик.

Из тумана гореть будут ярче глаза,

Чем любовнее время суток,

Будут прятаться тени и липко сползать,

Капать с крыши в пустые каюты.

Когда слишком накопится их,

Ты, решительно встав у штурвала,

Крикнешь Богу (Фортуне): «Топи!

Тесно, видишь, и скучно стало».

Встреча порядочного человека с хамами

Без равнодушия, учись спокойным быть.

Противно равнодушие уму.

Люби – на свете важно, чтоб любили,

И если чушки вдруг в хлеву заговорили –

Молчи, феномен этот ни к чему.

Пусть говорят, кивни и выйди прочь,

Эстетски, твёрдо, но не равнодушно,

Будь сострадателен – им, чушкам, не помочь.

Пусть говорят, возможно, в грязи скучно.

Пошляк

I

Не бывает всё сказано,

Доказано, вычитано и решено.

Жизнь на то и терпка, как терпко вино,

Терпкостью желания и экстаза.

II

Идёшь по проспекту, он грязен весь.

Вглядываешься, падаешь как в толпу – как есть.

Толпа торопится, играют цветы на полях шляп –

В кафе, на веранде, сидит пошляк.

Он говорит о страсти, но страсти нет –

Есть странная тень на стене

В особняке с переписанным номером.

Упавшая в его объятия, изображая обморок.

Есть другая, которая не пришла,

Третья – подобие Беатриче.

В кафе, на веранде, богатый сидит пошляк.

Ему принесли вина, икры, дичи.

III

Он поправляет платок-паше,

Очарованный новой Дивою.

У него ничего на душе,

Но глаза у него красивые.

Цветущие луга

I

Ты чувством осенён, ты ослеплён,

Как лета, ждёшь, как счастья, ждёшь,

Приходишь ночью и зовёшь,

Надеясь: ночь тебе поможет.

Весь луг в цветах, и белым ложем

Под красным солнцем тоже ждёт,

Когда за лес оно зайдёт.

II

Заблещет золотом пыльца,

Луна повиснет круглой лампой,

И ветка скроет чёрной лапой

От всех черты её лица.

III

Тогда увидишь Музу ты,

В любви смутишь её, отравишь,

И в волосах её цветы

За ночь сто раз пересчитаешь.

Проснёшься поздно, встанешь с ленью,

Ещё поздней тебя – она,

Твоя фигура Возрожденья,

Присоединённая страна.

IV

Но помни, утром провожая

И память встречи сохраня,

Её и раньше побеждали,

Ведь это слабая страна.

Рай

Кружевные подолы,

С острым носиком туфли.

У дверей – красный пуфик,

И всюду гондолы, гондолы.

Идеи

Никто ни в чём не виноват.

Ни ты, ни общество, ни ценности,

Но, как ты видишь, жизнь черства,

И иногда подвластны тленности

Идеи жутче вещества.

Ведь вещество – его не вымарать,

Переродится, переплавится,

А что идея? Жизнью вымрет,

Иссохнет и обезобразится.

С ней, нищей, человек появится.

Она в руках забьётся, уродина,

В ней каждый нерв как прокажён.

Он громко скажет слово «Родина!»

И станет ясно – он чужой.

В кабаре

«Заблудиться снова, что ль,

В самой маленькой Вселенной?

Тело тленно – ну и что?

Чувство тоже тленно!» –

Он допел, дотанцевал.

«В самой маленькой Вселенной,

Заблудиться в человеке?»

Месяц в небе дотлевал,

В танце окунаясь в реки.

Пахло кофе, пахло дичью.

В ноты он не попадал,

Но был молод и порхал

У органа райской птичкой.

Он твердил, невечно тело,

Всё, что есть – не навсегда.

На щеке его звезда

Нарисованная тлела.

Несчастно влюблённому

Если б ты был стократно, стотысячно лучше – тогда бы!

Если б ты был элегантней, богаче, умней,

Если б ты был человеком другого масштаба –

Может, тогда ты бы тоже понравился ей.

Если б ты ездил в Париж, где готовят фламбе,

Если б на свежую ягоду лили бренди

И обжигали десерт в сладком сахаре при тебе –

Может, тогда поклялись и тебе бы.

Если б ты знал, скажем, пять или шесть языков,

Если б у моря ты розы растил и оливы,

Может, тогда б и её посетила любовь –

Да и не только, ещё бы других красивых.

Если б ты в Опере царскую ложу снимал,

Жертвовал театрам, любил добродетель,

Если б ты даже не знал, что бывает зима –

Может, тогда никогда б ты её не заметил.

Если б смотрел ты на небо в осеннем пурпуре

И просыпалась мелодия рая в тебе,

Может, тогда б ты не маялся этой дурью,

Ездя в Париж, где прекрасно готовят фламбе.

Вода в Неве

Чернеет вода, а когда-то давно

Смотрели монархи в неё и пили вино.

Чернеет вода, а когда-то давно

Смотрели монахи в неё и пили вино.

В каретах у этой воды проезжали цари,

И страх, даже глубже неё, в них кипел и царил.

Они заходили молиться в часовню у этой воды,

Как смертные люди, не перед, а после беды.

Им ветер, паря над водой, напевал в унисон,

И скалились здания только рядами широких колонн.

Над их головами кроваво горела заря,

Копытами цокала лошадь, под чёрные ноги смотря.

Они выходили молиться к великой воде,

И в радости даже молились сильней, чем в беде.

Туда, где к воде восторженно камень приник,

Где лилией пахло и листья качались, как лик.

Потом для царей наступила другая пора,

И листья сменили на чёрной воде катера.

Мироздание. Вечер

Моё проклятие, всех звёзд мерцание,

Не повернуть уже назад,

И розовеет небо, как фасад

Мне в части видимого здания.

Все притяжения и всё желание,

Всё упоение, горячность, страсть,

Все понимания непоминания

Отдельно каждого и вместе нас.

Моё призвание, моё смущение,

Всё ожидание сошлось в тебе,

И ночь холодная и ясный день,

И даже, может быть, моё прощение.

Известно всё и всё волнительно.

Закат расплавится, как всё, текуч

Для ночи сладкой, долгой изумительно,

А завтра снова ляжет между туч.

Чёрствость

Я не пришла, когда была нужна.

Конечно, мне за это – ничего.

Я не пришла, когда была должна,

Не осушила слёз его.

Я слушала мольбы и, встав к стене,

Твердила: «Нет!» сквозь равнодушный сон.

Я не пришла, как не пришли ко мне.

Хотя, конечно, не пришёл не он.

Воплощение страсти в грозе

Две ели, как скала,

И цвета, как топаз,

Иголок тысячи, зелёных глаз,

Подняли вверх, а там гроза была.

Там молния неслась

И искушала гром,

Рукой горячей то, то золотом волос.

Невидимо вставал он во весь рост,

И сокрушался, повторяя: «Страсть!»

Об облако стуча

Широким каблуком,

Он приближался к ней,

Она – к нему рвалась,

Под ними ели две, стояли, как скала,

И страшно было им под метким огоньком.

Время

Как быстро мы становимся никем

Для тех, кто так легко и вдохновенно,

Так деловито представлял нас всем,

Так пошло и обыкновенно,

Не очарованных ни песнями весны,

Ни ароматом роз, ни вставших возле Граций,

Кто бутоньеркой сделал наши сны

И ей украсил свой несвежий лацкан.

Изгои

Всем лучшим перевоплощениям по вопросу изменения человеком пола посвящается

Когда изящное разбито,

Как можно объяснить изгоям,

Что Аполлон, став Афродитой,

Компрометирует обоих?

Возведение статуй в саду

Я предлагаю отыскать ту улицу, тот дом,

Пройтись по старому Монмартру

Или по Вене, где кругом

Сирени шлют приветы марту.

Где на пороге утром ты

Встречаешь солнце с лёгкой мыслью,

Озёрной полный чистоты

И, как сапфир, небесной выси.

Возможно, мы войдём в тот дом

И сказочно помолодеем.

Но мы измучены трудом,

И что таить – мы лицедеи!

У нас теперь стоят в садах

Венера, Зевс, царица Гера.

И кто погибнет в чьих ногах,

Не скажут слуги Люцифера.

Когда наступит вечер, тишь

Повиснет грузно над гранитом.

Меня так манит мрамор мышц,

Что в песню сложится молитва.

Да, неизбежны снег и гром,

За все дела с нас взыщут плату.

Но всё равно – отыщем дом!

Пройдём по старому Монмартру.

Артист

Ты грим нанёс, выходишь в свет,

Свет зол и склочен,

И ничего на сердце нет,

Что было ночью.

А ночью был прекрасный сон

И поцелуи.

Ты молод, свет в тебя влюблён –

И ты танцуешь.

Роскошный шумный ресторан,

Ты обожаем,

Все говорят, какой ты франт –

И обсуждают

Твои глаза и цвет волос

Так увлечённо,

Твою осанку и твой торс,

Такой точёный.

Цветут нарциссы под окном,

И вдохновенно

Твой взрослый зритель пьёт вино,

Смотря на сцену.

И он кричит: «Танцуй ещё!»,

Он – твой ведущий.

Тебе в душе нехорошо,

Но ты послушен.

Этой ночью черта уже пройдена

Этой ночью черта уже пройдена,

Твоя страсть – не моя вина!

В небе так же, как мы, одинока Луна.

Предлагаю без пафосной лжи

Выпить вместе за новую жизнь!

Предлагаю не вместе великолепно зажить!

Не свободы ль мы оба хотели давно?

Снова делаешь вид: тебе всё равно,

Может быть, ты и прав – давно!

Только смотришь тоскливо в глаза, а там

Наши встречи и наши места,

И предательства наши, и пустота.

Всё забыто уже, прощено,

Снова делаешь вид: тебе всё равно,

Но осталось ведь что-то, что было давно.

Потому ты меня и рад отпустить,

И есть безнадёжное в этой радости!

Прелюдия

Засиделись. Скоро рассвет.

Сквозь Moet в бокале поблёскивает звёзд колье.

Говоришь, что хотел бы любви на десерт –

И, конечно, не прямо; читая Бунина мне.

Улыбаюсь, лукавя: «Кто не хочет любви?

Кто в такую счастливую ночь совладает с собой?»

Разумеется, тоже не прямо, а взглядом и

Цитируя оригинальные строки Рембо.

Холодает, от ветра сирени шуршат,

Возвращаемся в дом. И тогда, задержавшись в дверях,

Я тебе признаюсь, неровно дыша,

Я сдаюсь тебе нежностью в синих глазах.

Простая драма

Ты слишком стар! Не думай о разводе.

Да, я тобой увлечена сейчас,

Но это до того, пока не станет в моде

Разоблачать за увлеченьем нас.

О, свадьба – нет! Друг, ты впадаешь в детство.

Фата, печати – это пошлый цирк.

За ним последует делёж наследства,

Когда ты, извини, отдашь концы.

Такой разврат! Не обижайся, милый,

Мне правда близко то, чем ты живешь.

Мне жаль, что время нас разъединило,

Но время только страстью не возьмёшь.

А на любовь я не потрачу силы,

Они ещё нужны на глупые мечты.

Я тоже перестану быть красивой,

Состарюсь, загуляю – как и ты.

Я смотрю по сторонам – люди-звери

Я смотрю по сторонам – люди-звери.

Им не нужен ни Бодлер, ни на лацкан шёлк.

Как я рада, что в отчаянии ко мне ты пришёл

И все мерки мои перемерял!

Я сказала: «Это жуть!» Ты не верил,

Распалившись, твердил мне, что

Это просто не любил их никто,

А возьмись, полюби – образумятся звери.

Перестанут жить дрянью и вором,

Выть без повода, что бросает в дрожь,

За спиной, ухмыляясь, носить грязный нож,

Чтоб в Палермо достать у собора.

Ты твердил, не бранить, не карать их,

Чтобы каждый шанс наперёд имел,

Чтобы в небе рассветный огонь горел –

С кем бы ни был кто (и за что) в кровати.

Что такие они не с рождения,

Ты меня уверял горячо,

Что с рождения все подставляют плечо,

А безнравственность – вырождение.

Это правильно, друг! Пусть найдутся

В их судьбе любовь и восторг.

Пусть они поскорее возьмутся за ум

И наденут костюм!

Но они не возьмутся – видит сам бог.

Подарок

Присядем у камина. Аполлон

На нас двоих посмотрит гипсово,

Блеснёт на столике коробка с клипсами,

Сапфиры в ней – июньский небосклон.

Ты хочешь заплатить – да, должен ты.

Ты прав, когда решил платить за лучшее!

И всё-таки я возвращаю купчую,

Благоразумная до темноты.

Квартал

С дождливым суетным весенним балом

По случаю я прихожу в один квартал –

Там кофе аромат взовьётся с белым паром,

И за окном туман спадёт на губы скал.

Там весело, и там, дрожа от страсти,

На небе светится далёкая звезда.

Я там сожгу мосты к доверчивому счастью,

Краснея от досады и стыда.

Беспечность

Как проклятая, я люблю беспечных,

Мне не хватает их беспечности.

Смешно, минутно погружаясь в вечность,

Завидовать этой спокойной вечности.

Они не знают вечности, считая,

Что всё подвержено в итоге тленности,

Всё разлагается, сгорает, гибнет, тает,

Нет исключения для радости и верности.

Нет постоянного – хотя бы только в жизни! –

Всё обязательно спадает к тленности.

Беспечные капризны, но, чем капризней,

Тем при раскаянии во взгляде больше нежности.

Молодые

Все любят молодых – особенно когда

Погашена свеча и всюду снежно,

Потеряны за днями берега – все берега! –

Потеряна некупленная нежность.

И так берет досада, что, живя,

Гнал жизнь, твердил: «Скорее!» и «Скорее!»,

Не сохранил, а рассорил себя.

Все любят молодых – особенно старея.

Образованность

«Красивая, умная,

Все говорят: модель или актриса!

Такие не ищут уютный дом», –

Он думал о ней свидании на восьмом

В партере на месте за десять триста.

«Она образована, элегантна.

Захочет – сейчас же сожжёт мосты,

Исчезнет, как сон, на рассвете!»

Он думал, даря ей на праздник цветы

По двести за штуку в роскошном букете.

«Изящная, милая.

В ней подкупают манеры, эстетство, ум!

Но тратиться так, хоть имеются деньги!..» –

Он думал, портному платя за костюм,

Платя ювелиру за кольца и серьги.

«Она бесподобна.

Мадонна. А лучше б такой не была!

И лучше б вообще никогда не бывала бы в свете!»

Она эту разность не меньше его поняла

Свидании где-то на третьем.

Так ведь не расстались,

И кто виноват – кто не смог?

Неясно, бывали в Париже и в лондонском цирке,

В валюте посчитан был летний визит в Нью-Йорк,

Он грустно считал; и её занимали такие же цифры.

Представление о женщинах

Все мужчины по складу немного Данте.

Все решительно строят конструкт,

Начиная от цвета волос и от нежности рук,

Завершая сапфирами и бриллиантами.

Всё продумав о месте прощаний и встречи,

Чуть подкрасив закат, белый снег серебря,

Отдаляя рассвет – ты придумал меня,

И винить мою тень просто не в чем.

Это вовсе не я, это холст, это масло,

Это кисти, и это всего лишь узор,

Просто призрак у снегом засыпанных гор,

И тебе его контура мало.

Зеркало

Скажи, в печальном тёмном зазеркалье

Ты – я, у нас душа одна?

С моим желанием, с моей печалью

По коридорам мечется она?

Встав у дверей широких, слышит точно,

Что говорят другие отражения,

И ей от них становится так тошно,

Что жутко замедляется движение.

И, замерев, она пытает взглядом,

Она, в истерике прося: «Спасись!»,

Не знает, каждый новый день – преграда,

Чтоб сохранить растраченную жизнь.

В её глазах то ночь, то разгорится пламя,

И я могу понять её грехи и драму,

Упав передо мной, хватается руками

Она, распятая, за кружевную раму.

Песня о Париже

Запах этих духов – запах вечера,

Стол накрыт и гостей полно,

Мне не спрятать любовь за узорами веера,

Чувство в сердце живёт давно.

Разливайте любовь, разливайте шампанское!

Свет горит до утра в домах парижан,

И, вставая, светило гигантское

Будит зря эту лучшую в мире из стран.

До обеда никто не подумает выглянуть,

Только выйдет красавица на балкон,

Чтобы розы засохшие выкинуть,

И продолжит свой чувственный сон.

И исчезнет её увлечение с розами,

Обещания все отзвучат.

Потеряла я веер свой розовый

И забыла ваш ласковый взгляд.

Рыбаки

Что сказать? Не имею слов.

На такое совсем не бывает фраз.

Это был взаимно хороший улов,

Но уже под котлом огонь погас!

Под завистливым взглядом других рыбаков,

Им запомнилась наша страсть,

И они ходят с сетью вдоль берегов

И добычи ждут, не смеясь.

Так проходит которая ночь,

И сидит у зелёного камыша

Неизбежная в мире из нош –

Развалившись и плача, душа.

Слышен шорох шагов по песку,

Но ведь скоро начнёт светлеть.

Никому на этом веку

С нашим кладом не вытянуть сеть!

Человеческое одиночество

Когда сосуд разбит,

Когда на окнах снег и жизнь остановилась,

Не забывай упорно делать вид,

Что ничего на свете не разбилось.

Верь в этот вид всегда,

Когда на сердце хмуро и если слёзы душат.

И завтра ты отыщешь берега,

Которые ни вихрь, ни годы не разрушат.

Как эта тень на мраморной стене,

Играй со светом, подражай движениям.

Все были одиноки, но все

Готовы сострадать проклятым отражениям.

Я посвящаю вам моё «Люблю»!

Я посвящаю вам моё «Люблю!»,

Моё «Прости!», я посвящаю вам мой самый лучший день,

И ночь вам лучшую я тоже отдаю,

И эту гипсовую розу на плоскости высоких стен.

Когда вас нет – и счастья тоже нет,

Моё «Люблю!» особенно для вас и лишь для вас,

И это не «Люблю!» – «Прощай!» и не «Люблю!» – «Привет!»,

И не «Люблю!» – «В какую цену час?»

Не то «Люблю!», где лгут, где делят пополам

Итог, где выгоду потом годами ждут свою,

Из всех значений, смыслов, видов вам

Я посвящаю чистое «Люблю».

Дом без фарфора и льняных скатертей

В одну из снежных личных зим

Я ссорилась до слёз с судьбой,

И между встречами с другим

Я виделась с тобой.

Мы при закатах золотых

Прощались молча у дверей,

Стол был так прост – ни хрусталя и ни льняных

Красивых скатертей.

И стены угнетали без

Лепнины и картин,

Ты приходил – тогда как мир, печальный весь,

Преображался в мир хрустальных ночных витрин.

Они светились за окном,

А дальше – дальше только страсть,

Вся ночь в любви, в мечтах, вдвоём,

Всю ночь хотело небо жадно к земле в объятия упасть.

И души были не пусты!

Спасибо, мой любимый гость,

Что приходил счастливым ты

В мой дом, который был так прост.

Обаяние

Страсть к красивым не уйдёт из моды,

Не померкнет никогда в годах.

Те, кто эротичен от природы,

Больше не нуждаются в дарах.

В мире скучном, постоянном, сером

Два луча сливаются в флюид:

Взгляд, который смотрит прямо в сердце,

Тембр голоса, который опьянит.

Не забывайте любовников и любовниц

(Шутка)

Ты говоришь, что это безобразие.

Я думаю, таланта больше нет,

Чем научиться, не нарушив связи,

Завершать лирический сюжет.

Кто умеет, тем легко живётся,

Чувства их не колют, как игла.

Ведь когда любви не остаётся,

Остаются иногда дела.

Над землёй

Взгляд от земли рискнул преступно оторваться

И в наказание завистливо блуждает

Там, где прошедший век и новый в вихре, в танце

Кружит водоворот, а белокурый бог планеты замышляет.

В масштабном поэтическом пространстве,

На покрывале облаков красуется молоденькая нимфа,

В попытке ангела завлечь поёт романсы,

Но ангел любит хор – и все попытки мимо.

Под вечер нимфа, не дождавшись ласки,

Тунику скинув с плеч, бросает нервно к тучам,

Всё небо искупав в её бордовой краске,

Ложится; как назло, ей светит на лицо янтарный звёздный лучик.

Она раздражена, и утешает только

Единственная мысль – её последний парус,

Что это про неё прекраснейшую польку

Когда-то написал австрийский гений Штраус.

Любовь к человечеству

Любовь очаровательно невинна

В манящей искренности лица.

Где нет любви – там всё непоправимо,

Где нет любви – там подлость без конца.

Там перемешаны понятия и цели,

Нет принципов и каждый вектор сбит,

Там всё погребено в прекрасной колыбели,

Где первая душа, не пробудившись, спит.

Молодой человек

Глаза – бескрайний океан,

Ни бурь, ни волн, ни ветров,

И не знаком ещё обман

Гулящим возле берегов.

Улыбка – безупречный свет,

Но будет грусть – и будет тень,

Как будто бы её букет

Отбросил – расцвела сирень.

Весёлый нежный хрупкий смех,

Душа изящна и чиста,

Но мне не верится в успех

Такого существа.

Он поменяется, клянусь,

Улыбка, голос, жесты, стать –

Всё поменяется, боюсь,

И будет даже не узнать.

Письмо о новой жизни

Говоришь, в Риме холодно жуть?

Ничего, полегчает потом!

Я в Москве не могу уснуть,

Потому что такая же песня кругом.

Все ветра в страшный хор собрались,

Воздух влажный, тяжёлый стал,

И последний качается лист

На сирени: уже опал.

Я уйду в эту ночь, просчитав

Каждый сладкий грешок наперёд.

Я сторонник свободы, ты прав.

Ты поэтому выбрал её!

Дориан

В прекрасный гроб упасть! Ты смотришь вниз.

Ты красотой красив жестокой, дикой, громкой,

Здесь принимают каждый твой каприз

Как шалости любимого ребёнка.

Тебя зовут в Нью-Йорк поговорить

Так много женщин – молодых и взрослых,

И парни смотрят вслед – кем надо быть,

Чтоб не задать тебе все на земле вопросы?

Ты – терапия! Безупречный яд,

В тебя влюбились все, попав в силки природы,

Владельцы вилл, особняков и яхт,

Владелицы домов высокой моды.

Ты с ними бренди пил и под Луной гулял,

Они тебе: «Прощай!» сказали вдруг небрежно.

Клялись быть нежными, но так и не узнал

Ты, милый Дориан, что существует нежность.

Циник

Ты обычно шутишь зло и груб,

Никогда не пленник вдохновения,

Но сегодня ты молчишь и в глубь

Смотришь ты ночного сновидения.

Там весна, там соловьи поют,

Веселятся тени-привидения,

И в слезах ты говоришь: «Люблю!»

В этом странном-странном сновидении.

Время встало, время не течёт,

Ты там связан страшными веригами,

Ты, до гроба сделавший расчёт,

Плачешь там, как самый нищий – выгнанный.

Наяву ты человек большой.

Что ж ты веришь в суть перерождения?

Может быть, ты всё ещё с душой

В этом колком-колком сновидении?

Навсегда

Я с тобой навсегда останусь!

Я хочу разделить твоё счастье и слёзы –

Для меня это лучшая в мире малость,

Это самая сладкая тайная грёза.

Очень быстро любовь превращается в шалость.

Не ругай меня за беспечность.

Я с тобой навсегда останусь! –

Но никто ведь не мерил вечность.

Клеопатра

Сибирски синее стекло;

Похолодало – холод будит.

Немного времени прошло,

Но мы уже другие люди.

Готовя сердце ко всему,

Мы влюблены и вечно в паре,

Но ты не счастлив. Почему?

Ты мечтал о Клеопатре.

Ты мечтал о молодой,

О безупречной, дерзкой, хваткой,

Ты вырастил меня такой,

Я – не мечта и не загадка.

Я не могу любить до слёз,

Не нарушая нежной клятвы,

Я не могу любить всерьёз.

И путь отрезал мне назад ты!

Тебе – уже, наверно, вам,

Понять бы в вашем зимнем смоге:

Мои побеги по ночам –

Всего лишь плата за уроки.

Друг радости

Метель, снега. Бросает в дрожь.

Весь мир в серебряной росе.

– Друг радости! Куда идёшь?

Поправив шарф: – Иду, как все.

Шарф в цвет его большим глазам,

В них ветер заглянуть хотел.

Как много, Боже, места там!

И ничего – снега, метель.

– За чем идёшь? Один идёшь?

Снег падал под ноги, шурша.

– Один. Кого в метель найдёшь? –

Спросил он, замотавшись в шарф.

– Метель не вечна. Ты гулял,

Не мысля, что бывает снег!

Ты столько времени терял,

Весёлый старый человек.

Он промолчал, он вспомнил вдруг,

Что я не лгу, что в мире есть

Дни без метели и без вьюг,

Но для него уже не здесь.

Неприятное расставание

Как много неглупых людей клялись, что ты будешь страдать,

Твердили: «Таких, как она, нелегко удержать!»

Но ты их не слушал, ты думал, они – дураки,

Ты виделся с ней то в партере, то около розы и лунной реки.

Она обещала любить – как правило, только в кровати,

Но ты ей поверил, ты столько своих поцелуев растратил!

Подарки, признания, нежность, горячие сцены –

Ты думал, что найден предмет, не имеющий цену!

Что найдено самое тонкое чувство на свете

И, если угодно, лекарство от скуки и смерти.

И где бы ты ни был – в партере, в гостях, у реки,

Ты ждал эту радость протянутой в шутку руки.

Когда вы шампанское пили, ты думал украдкой: «Однако

Она – Клеопатра, Шанель и Вероника Франко!

Но, кроме того, как ни странно, она Афродита,

И в ней ни одна из высоких черта не забыта».

И ты не ошибся с её повседневным укладом,

Она целовала тебя под пулей завистливых взглядов.

Она танцевала с тобой, обнимая развязно,

И ты наслаждался публичностью вызревшей связи.

Но женщинам ведь забывается всё, что угодно,

Но женщинам ведь забывается всё, что удобно.

Тебе говорили неглупые старые люди,

Что этот роман она тоже однажды забудет.

Но ты им не верил, ты думал – они старики

И сами не реже клялись у весенней реки.

«С тобой, как во сне!» – уверяла она; «драгоценность» и «солнце».

Кто ж знал, что твоя Афродита так быстро проснётся.

В стеклянном зале

За ужином в стеклянном зале,

Встав у подсвечника-цветка,

«Я уезжаю!» – вы сказали.

«Решительно?» «Наверняка!»

Насколько ночь искусный шулер,

Как затуманивает взгляд.

Вы объяснили: «Здесь – я умер.

Без воскрешения назад!

Я понимаю, вы в обиде

И бесконечно правы вы.

Но даже Бог, конечно, видит,

Что Рим прекраснее Москвы!»

Я предложила вам с кокетством:

«Раз воскрешенья нет назад,

Оставьте мне тогда в наследство

Ваш дом и ваш античный сад».

Вы разозлились; так же, стоя

У свеч, вы стали возражать.

И вы подумали, а стоит

Так однозначно уезжать?

Разве можно спешить, если пьёте кофе?

Разве можно спешить, если пьёте кофе?

Не смотреть на живые цветы в окне?

Пропускать в веществе застывшие строфы,

Точно зная: незрячих зароют в земле

И земля будет долго молить о пощаде?

Но в неё равнодушно опустят гробы,

И пустоты в земле, как в берёзовой пади

Острова без лесов, станут эхом мольбы.

Выгнанный

Мой дорогой, бесценный,

Уходи! Мой драгоценный!

Люби другую нежно или смело,

Я не тебя всю эту ночь хотела!

Прости! Я удивительно капризна.

Ты – лишь портрет, другого точный призрак.

Аллегория соблазна

– Глоток – всего один глоток!

Порыв к манящей так воде…

И ты, не ощущая ног,

Войдёшь на них в Эдем.

(Молчание.)

– Грешок – всего один грешок!

Твой глупый стыд сожжёт заря.

И ты уже сказать бы мог,

Что был рождён не зря.

(Молчание.)

– Поклон – всего один поклон!

Короткий, но живой.

И твой лазурный небосклон

Навечно – сад с Луной.

– А свет Луны красив? – Красив!

Смотри! – свет засиял;

И он уже в ответ игрив,

Но не поцеловал.

– Красиво! Вечность бы светил

Через хрусталь росы!..

И он, целуя, ощутил,

Солёный вкус слезы.

Сентябрь

Разбила – я!..

Не хотела вдребезги – нет!..

Не стыди меня.

Хочешь совет?

Гаснет заря,

Но ещё любовь в голове.

Если врёт та самая –

Верь.

* * *

Ты опекал меня, как друг.

Вдруг заявляешь: ты – мужчина,

И надо было знать причины,

О них ведь знали все вокруг.

Каприз

Без сомнения, мне это только казалось,

Это вовсе не я признавалась.

Это было неправдой, как, знаешь,

Просыпаешься утром, листаешь

Воспоминания в мыслях,

Стоя во сне на высоком мысе –

Всего один каприз!

Всего один на жизнь.

Без сомнения, больше не повторится,

Разве можно печальней влюбиться,

Это только туманный полдень,

Это пресная ода свободе,

Самый частый мираж на планете

В тусклом-тусклом вечернем свете –

Всего один каприз!

Ещё один на жизнь.

Чужой на пристани

Смотришь, как море чисто и спокойно,

Слушаешь ночью, как смело, но стройно

Ветры поют.

Кажется мир одиноким, пустынным,

Пахнет от берега розово-дымным –

Запах кают.

Думал, тебя в этом городе встретят,

В утреннем смоге, в утреннем свете –

Нет ни следа.

Верил, что кто-то, пришедший на пристань,

Выпьет с тобой по бокалу игристого –

Но не беда!

Глянь, сколько милых брюнеток-морячек,

Бросься к ним в руки, обиду не пряча,

Всё расскажи!

Утром проснёшься с одной, поболтаешь,

Сердцем воскреснешь и пошагаешь

Заново жить!

Любимый человек

Когда бы ни пришла – ты открываешь двери,

По классике часов не замечая бой.

(Шёпот.)

«Я не любовь!

Ты зря в меня поверил».

Встречаешь, говоришь, как искренне и долго

Ты ждал её, надеялся: придёт.

(Шёпот.)

«Ты идиот.

Мне нужно так немного.

Ни ожидания, ни ночи и ни встречи,

Ни долгие парижские звонки.

Тепло руки.

В нём – очевидно вечность».

Ты же не думал, что это надолго

Ты же не думал, что это надолго?

Разлука – такое бывает часто.

Ты же не верил в действительность счастья

(Или похлеще – в действительность Бога)?

«Нет!.. Ни секунды, ни каплю, нисколько.

Что бы теперь ни сказала – всё пусто!»

Правда? «Да, правда, хотя и колко.

Что уж поделать – беспомощно чувство!

Умерло! Нет! Растворилось, исчезло!»

Смотришь в глаза мне так нежно и смело…

Что же ты делаешь? Я не железная!

Что же ты делаешь?..

Диалог со свечой

Свеча, погасни! Я устала.

Пусть месяц светит мне в окно.