Читать книгу: «Поэтический нарцисс», страница 6

Если хочешь любить, будь готов, что тебя не поймут.

Будь готов, что останешься в дураках.

И никто не познает твой сумрачный мир

И на пару с тобой не затушит свечу.

Нет, задушит, что было! Между людьми

Столько грубого, низкого, что чересчур.

Рассудительность

Приходи! Я жду,

Поглядывая через стекло.

Приходи, здесь, в Аду,

Тепло.

Приходи, посидим,

Как всегда.

Здесь от всех моих зим

Океан изо льда.

Возле глади пройдём,

Там полно сорняка,

Пахнет сыро. Нальём

Коньяка.

По глотку? По глотку.

Талый снег на весах.

Пусть на нашем веку

Разгорится весна!

Фундамент

Ты, вечно влюблённый в числа,

Ты, вечно уставший в беге.

А ведь для тебя написан

«Фауст», «Игрок» и «Онегин».

Хмурый, под облачным мелом,

Ты не подумал нисколько

Фрески твои – Рафаэля!

Штраус писал тебе «Польку».

Знай, если большего хочешь,

Каждый из гениев верил

В то, что ты тоже сколотишь

Что-нибудь тверже материй.

Песня о весне

Утопают в цветах белоснежно сады,

Ночи стали теплей, яркий день нарастает.

Я восторги тебе, я монетку, а ты

Спой, пожалуйста, песню о мае!

Спой, пожалуйста, песню о мае!

Прикасаясь к сердцам, ты к струне прикоснись,

Соберётся народ о Париже послушать

И ответит, послушав, что сладкая жизнь

Только в песнях и радует душу.

Только песни и радуют душу.

Возмутишься: но песни о ваших садах!

Раскраснеешься в споре от детской обиды,

А ведь правда в садах – а совсем не в Адах! –

Ты их вечно печальными видел.

Ты их вечно печальными видел.

Печали – держи при себе

Печали – держи при себе,

Кричать об успехе не стоит.

Поверь, ничего в твоей мрачной судьбе

Других подмастерьев не беспокоит.

Ни бури, ни глади твои,

Ни волны с серебряной гривой.

Им чуждо твоё пониманье любви,

Твоё ожиданье минуты счастливой.

Розе

Одинокая роза цветёт под окном.

Каждый год вместе с солнцем смеётся в глаза.

Словно ветреный друг, исчезает потом,

Унесённая чёрствой рукой на базар.

Целый сад подтвердит, как мне грустно без роз,

Как я ссорюсь потом от обиды в слезах

С тем, кто срезал её и из сада унёс,

С тем, кто любит лишь новые розы в садах.

Садит красные год, садит белые год,

Выбирает сорта, как козырную масть.

К сожалению роз, чем черствей садовод,

Тем изящней их стебли, до сердца стремясь.

Заговор

Всё истинное, мягкое, нежное, ожидаемое

По ветрености

Кончено и испепелено.

Как прекрасно в таком состоянии

Без печали и без отчаяния

Пить вино.

Сидеть на террасе в прекрасном Риме

Прямо в вечности

У белоснежных роз.

Ангелок прикоснётся к губам —

мы с ним оба испачканы в гриме! –

Значит, уже к обоим вопрос.

Он припрячет крыло

Под французский халат,

Засмеётся, мы лихо возьмёмся за сплетни,

Проболтаем весь вечер.

И кто виноват?

Мы нашепчем, чтоб ночь подлиннее была –

На свечи.

Спасённый

В продолжение «Разговоров». Сцена на мысе

– Вся грусть твоя – всего лишь миф,

Ты, как и раньше, глупый странник.

Смешно рыдать про виноградник,

Пустой бокал об пол разбив.

– Нет, я пришёл на этот мыс.

Я в море, спящее устало,

В раскаянии запоздалом

Сегодня брошусь.

– В чём же смысл?

За этот цирк на берегу

Ты ждёшь в раю, наверно, ложу?

– Я лгать доверчивому больше

С азартом старым не могу.

Святой отец

Учитесь сохранять лицо

Невозмутимым до черты,

Когда уходите с концом.

Ведь увядают, не заплакав, в саду прекрасные цветы.

Цветы – изящнейший пример,

Не надо затевать скандал.

Не существует в мире мер,

Которыми бы юный бог дух праведности измерял.

Он просто верит – есть масштаб.

Так верь и ты – настал конец,

Уйти, забыть, порвать – лишь так.

Потом заглянешь мельком в церковь, отпустит грех святой отец.

Сперва посмотрит свысока,

Потом простит, как на кресте.

Протянет руку – и рука

Блеснёт камнями в самой райской и самой светлой темноте.

Нельзя спасти пустой души,

А грязную отмыть легко.

«Святой отец, я согрешил!» –

Вы скажете, смотря в окошко: не так уж солнце высоко.

К любви склоняет запах роз,

Не к той, которой Бог учил,

И у ступеней ветер снёс

Всю пыль веков и даже раньше грехи красивым отпустил.

* * *

Я всегда за открытья, за страсть,

А за совесть пусть ратуют мрачно

Или те, по кому уже жизнь прошлась,

Или те, кто родился невзрачным.

Недорогое заведение

Не опускай подбородок – грязно внизу,

Смотри исключительно вверх, ища иллюзорный Эдем,

И в окрик собравшийся уличный звук

Не слушай, приятнее скрипка, для скрипки мир подлого нем.

Чудесную, райскую, тонкую – и фальшь

Отдаёт сладковатой брусникою на язык,

Мелодия льётся, а сверху – строфа и строфа,

Тщеславный скрипач к помехам нетрезвым привык.

Вдруг кто-то нашепчет за рюмкой: «Сегодня поэт

Сказал, что купил на торгах городской проспект».

«И правда, и правда, – нашепчет тихонько другой. –

Он утром гулял на проспекте под ручку с богатой вдовой».

Иллюзии

Неискреннее обожанье лучше,

Чем напрямую ненависть и злость.

Лукаво всё: рассветный алый лучик,

Ночная тишина, нежданный гость.

Лукаво всё: и ветреность, и клятвы,

И, если верим людям и вещам,

Возможность выжить остаётся вряд ли,

Как и возможность столькому прощать.

Яркая

Не прячься за её судьбой,

Она сбежит, забудет, бросит.

Как ветер, листья вихрем скосит,

Придёт, как дождь, как град, как осень,

И попрощается с тобой.

Ты, растерявшись, глядя вслед,

Попросишь хоть на миг остаться.

Ты скажешь ей: «Зачем скитаться?»

Но деловитый грохот станций

Ей близок через тени лет.

Она без бурей не жила,

Как ты, она любить не в силах,

Она забыться попросила,

Соткав узор, за час разбила,

Как будто даже не ждала.

Фатум

Я на всё оформляю отказ,

От другого цветок не приму.

Я не верила в фатум до вас –

Только в стадное рвенье коммун.

А теперь заклинанье твержу,

Верю, ангел блуждает в раю.

Со смущённой душой ухожу

В беспардонную полночь кают.

Уезжаю в тоске об одном.

Роза жадно глядит в потолок.

Эта роза не выживет днём,

Это слишком игривый цветок.

Правда, фатум! Клянусь, колдовство,

На карету дают колею,

А на грешную душу – родство.

Я действительно вас люблю.

* * *

Если веришь в успех,

Обязательно (плюс ко «всему»)

Будь хорошим для всех

И не верь никому.

Шутка

А меня за тебя

Просклоняли уже везде.

Говорят, разврат,

Говорят, моветон.

Хоть бы кто

Мою тайную страсть проглядел!

Говорят,

Всё не так.

Обсуждают возможных нас.

Говорят, что последний дурак

Поумнее меня сейчас.

Это так. Приходи гостить,

Без тебя –

Снегопад и гром.

Даже если опять ты придёшь пошутить –

Приходи в тот же самый дом.

Из Мадрида

«Здравствуйте! – пишете. – Кто на сегодня с вами?

Расскажете?

Спрашивали, как сам.

Лучше вашего, я – в Испании,

Всё в том же доме, где жгли фимиам,

Где жили братья,

Бродяги, подобные мне,

Где небо, как ваше роскошное платье,

Где я,

Где фамильный портрет на стене.

Я убеждён, мне без вас хорошо и весело.

Только весы сломались беспечности ради…

Перевес? Недовесили?

Нравственные весы на духовном складе».

Игра

Будь осторожна – ты играешь с ним,

В такой игре конец всегда трагичен.

Над лесом песня пронесётся птичья –

И грянет тишина холодных зим.

Он не из тех, кто сможет проиграть,

Не добивайся каждой фразой боя,

Сдались тебе все сцены чувства – роем

Им над землёй и без тебя летать.

Оставь другим, другие в чувстве пусть

Вдыхают свежесть жизни на мгновенье,

Стремясь найти предел воображенья,

И в суете затем впадают в грусть.

Век прошёл – пожил

Век прошёл – пожил,

И каким ты был –

Наплевать.

Равнодушен ли был, участлив.

Ведь конечный вопрос

Для людей так прост:

Счастлив или несчастлив.

Диалог с сознанием

Сотри, прошу тебя, сотри

Дурацкий этот пейзаж!

И, сожалея, не смотри

На белоснежный берег наш.

Сегодня розы ни к чему,

Пусть всё испепелится, тая.

Не заставляй признать вину –

На смертном одре не признаю!

Ты говоришь, я не права?

Ты ищешь вечности печать.

Роняй же, ну, роняй слова!

Потом придётся замолчать.

Я не позволю осуждать

Мою – ошибку даже если!

Мне на скандалы наплевать,

Ты это, призрак мой, не взвесил!

Сегодня жуткая гроза.

На яблонях плоды висят,

И мы всегда глаза в глаза –

В воде поверхность суши вся!

Но я не сдамся, замолчи!

Я смою всё с холстов до капли,

Все канут белые лучи

Во тьму мной возведённых капищ.

Всеобщий праздник

Сегодня бери, кого хочешь, себе в любовники,

Сегодня неважно, что зрело, как колос, в годах:

Местами меняются утром артисты и скромники,

И слугам подносят кофейный сервиз господа.

Угаснет вот-вот за планетами звёздное олово,

Никто ни на миг не припомнит, не скажет, кем был.

Сегодня не будет ни внешне, ни внутренне холодно,

И твой поцелуй не сотрут деловито с губы.

Прошлое

Закатный лучик пал к вину,

Нет на земле любви забытей.

Я, может, к ночи загляну,

Мы побеседуем о быте.

Я виновата – это факт,

За мной весь круг событий мерный,

И это всё со мной не так,

А ты – обыкновенный смертный.

Я принимаю всю вину

На свой набитый жизнью горбик.

Я, может, к ночи загляну

В твой бастион тоски и скорби.

Любовь талантливых людей

Майский вихрь

Напевает в потоках, что лето придёт,

Что любой одинокий обитель найдёт.

И сирени цветы нашу ночь озарят,

И судившие злобно – теперь замолчат.

Не поверят, что всех воскресила весна,

Что опять ничего не стоит на весах.

Очень просто: ни чувства из прошлого нет!

Стих написан и продан парадный портрет.

Разумный срок

Хватит, ангел! Спасибо на слове.

Ты уверен был столько лет,

Что везде голливудский свет

И гримёр везде наготове.

Ты считаешь, что молод вечно,

Но всему есть разумный срок,

Срок иллюзий уже истёк.

Протрезвей от дурацких мечт!

Помнишь, в Риме? Найдя моложе,

Ты предал ни за грош семью,

Ты надеялся, я люблю.

Я нашла помоложе тоже.

Подарок из Дании

Упрекаешь меня в твоём вечном страдании.

Говоришь: «Не стойте! Езжайте!

Обвенчайтесь под куполом где-нибудь в Дании,

Стройте вместе наш дом с лужайкой».

Никогда, ты заверил, не встретимся снова мы,

Я пожну ещё, что посею,

Все дороги назад окончательно сломаны.

Ты решил, что вернёшься на Север.

Ты пытался обрушить, любя, мироздание –

Посмотри, оно устояло.

Я тебе обещаю отправить из Дании

Два, как небо, лазурных бокала.

Иллюминации

Ты говоришь: «Прощай!»

Ты думал, мне печально расставаться,

Ты думал, я люблю. О Боже, прекращай!

Милее солнца мне покой иллюминаций.

Ты думал, я скажу:

«Попробуем ещё!» И счастье состоится.

Я в нашей суете зерна не нахожу,

Мне надоело лгать и праздно суетиться.

Ты прав сто раз: прощай.

Твой радостный приют всегда в твоей Сибири,

Забудь меня и впредь не нарушай

Сомнительный баланс в моём интимном мире.

Огарок

Я без тебя не в силах дня прожить!

Любовь слепа, как путник без огарка,

– без светской лжи,

– без нежной лжи,

– без маленьких подарков.

Я принимаю самый глупый план.

Хотя я доказала точно, страсти:

– сплошной обман,

– большой обман,

– чистейшее на свете счастье.

Всё в мире в сотый раз перемешалось

Всё в мире в сотый раз перемешалось,

Известное мы пробуем на зуб

И за трагедию готовы выдать шалость,

Смешно на шалость навязав слезу.

Идя по улице, неся нарциссы –

Прекрасный поэтический букет! –

Мы забываем тех, кто нас до звёзд возвысил,

Мы заметаем сами нужный след.

Мы требуем непаханое поле,

Как только мы научены сажать.

Лишь иногда нам слабо жаль, что после

Нас тоже перестанут вспоминать.

* * *

Ищи в себе причину неудач.

Мух не притягивают розы,

Как глупый новорожденный не плач:

Внутри твоей души – твоей душе угрозы.

Я тебя оправдаю

Мы смело бросаемся в сказочный омут,

Потом извращаем события гибко.

Какому-то пишем – неважно, какому! –

Случайному другу о старых ошибках.

Готовы поверить, что счастливы будем,

Ведь верит всегда до слезы наблюдатель,

Что сможет найти себе ласковых судей

И сбросит безумие собственных мантий.

Что скажет: «А вы бы сумели иначе?»

Что крикнет: «Ведь я не тряпичная кукла!

Есть пылкое сердце – биение значит,

Что есть неразрывные радость и мука.

Я глуп, я бессилен на плахе акаций,

На плахе горячего вечного чувства!..»

Послушают судьи и с ним согласятся,

Ведь выбраны судьи похожего вкуса.

И снова пыльный квартал

И снова пыльный квартал.

Ты от событий устал,

Но нелегко разорвать

Круг порочный.

Коньяк на белом столе,

Не первым ты на земле

Уединяешься ночью.

И эти тени вокруг –

Всё тот же замкнутый круг,

И им не тронуть в тебе,

Не взять струны.

Они стекутся в рассвет,

Растает прошлого след –

И ты увидишь: мир умер.

Но возродится ещё,

И неба синего шёлк

Ты тронешь в чувстве рукой –

И поверишь.

И нет уже пустоты,

Апрелю радостно ты

Откроешь старые двери.

Растраты

Речь совести всегда тиха,

Но вслушайся в неё – речь очень не напрасна.

Потратив жизнь на поиски греха,

Ты потеряешь жизнь на поиск счастья.

Ты не поверишь в радость, в свет,

Ты не найдёшь любви, а ведь любовь – основа.

В пороке эстетического нет,

Порок всегда доходит до смешного.

Скромный поэт

Я верила любому обещанию,

Не дождь, казалось – сердце говорит.

Ты был поэт, но не хотел признания,

Людская скромность – это ль не магнит?

Под лунным светом я без промедления

Давала клятву на твою в ответ,

И открывала без разбора двери я,

Когда был пылен твой вчерашний след.

Кто б ни пришёл – мне ни в одном не нравилась

Спесивая и чёрствая душа,

Хотела быть особенной – не справилась,

Хотела чисто – а живу, греша.

Из Франции бегу на час в Испанию,

Но, чувствую, нигде покоя нет.

А ты? Ты до сих пор не за признание

На книги переводишь цедру лет?

Письма

С такой бесконечностью Рим сокрушён и гибли Помпеи,

С такой бесконечностью звёздам по сумраку плыть.

С такой бесконечностью точно никто не умеет

Любить.

А я? Посмотри, я, ведь зная, чем кончится дело,

Готова растратиться в ноль ради места в аду,

Во мне никогда не бывали рассудок и тело

В ладу.

Я письма пишу – ты, естественно, их не откроешь,

Ты вспышки боишься нелепостей очередной.

Ты весь неудачный фрагмент на полотнище смоешь

Водой.

Возрождение

Ты ищешь ответы в старинных книгах –

Зачем мы погибли, за что погибли?

Как Фауст, просишь послать видение

В разъяснение.

Напрасно ты целое утро листаешь Библию –

Из Библии всё (почти) с задумкой «до грехопадения».

А ты уже тысячу раз упал и ни раз не поднялся,

С какой же любовью ты хочешь прийти к возрождению?

Сад снова на множество роз и фиалок распался,

И каждая роза нашёптывает наваждение.

Ты думаешь, это легко! Испарится душевная смута,

И станешь счастливее всех и влюблённей на свете ты,

Ты правда считаешь, что можно спалить за минуту

Те чувства, что маялись в сердце десятилетия?

Наивно. В наивности все мы немного похожи!

Напрасно твердишь ты под нос настоящие истины.

Теперь тебе времени надо стотысячно больше,

Стотысячно больше, а силы-то надо – неистовой…

Шепот

Всего один с отравой кубок

Сведёт с дороги – в ночь сведёт.

Один чудовищный поступок

Сто добрых дел перечеркнёт.

Одно бесчувственное слово –

О нём твердили столько лет!

И взгляд один во взгляд другого

Испепеляет ваше: «Нет».

Одна забившаяся злоба

Приводит в длительную месть,

И одиночество в ознобе

Одно – а кажется, не счесть.

Лишь шепоток во тьме проклятой

И кажется, что далеки

Единственная ласка чья-то

И долгое тепло руки.

* * *

И даже в самый страшный вечер

Не забывайте за чертой,

Что хамство вежливостью лечат,

А злобу лечат добротой.

Идеалы

Слишком просто – не тот,

Не для яркой и ветреной жизни,

Как на Royal Ascot –

Не хватает харизмы.

Слишком сладко – зачем?

Иногда обаятельна горечь,

Слишком ярко – в луче

Не расплавится горе.

Идеал – ну и что?

Зародившийся в будничном склепе,

Идеал в первый шторм

Превращается в пепел.

Слишком громкая речь –

Тишина притягательней часто,

Новый друг в ноябре –

Слишком поздно для счастья.

Знаю всё, но, любя,

Одного я прошу – умоляю!

Бесстандартно тебя

Я из всех выбираю.

Ночь. Луна за занавесками

Ночь. Луна за занавесками,

Белые улыбки роз

И с невидимыми лесками

В небо брошен бисер звёзд.

Тишина. Нева и сумерки,

Сладкий аромат цветов.

Мечты с годами умерли,

И от этого светло.

Это вовсе не бесчувственность

И не чья-нибудь вина.

Я люблю свою задумчивость

И люблю гулять одна.

Грусть

Хватит болеть.

Смотри!

Это тот билет.

Смотри!

Это россыпь та,

Наша майская темнота.

Хватит грустить.

Внутри

Чувство грузить

На страх.

Было, прошло – забудь,

Вылечись как-нибудь.

Столица

Я не поверю никогда,

Что есть ревнивей города.

Милей и тише все ревнивцы.

В тревоге, в мыле и в слезах

Сбеги на сутки из столицы:

Её Арбат стоит в глазах.

Вот встали розы, вот музеи,

Вот нищие, на хлеб прося,

Вот умудрённые, как змеи,

Ненастоящие друзья.

И льющиеся звуки вальса

Из-под двери на тротуар.

Всё манит, шепчет: возвращайся!

Твой Ритц и твой Тверской бульвар.

Это чайное платье тебе к лицу

Это чайное платье тебе к лицу,

Только волосы собери слегка.

Хорошо, что открыта по локоть рука,

Что подол расцветает лиловым к концу.

Только серьги сними и колье отложи,

Вместо них предлагаю любовь.

В этом платье с цветами мне видится жизнь,

С этим платьем готов согласиться любой.

Даже тот, кто надменен, кто резок и строг,

Даже самый бездушный и злой

Прочитает твои кружева между строк

И, читая, не сможет браниться с тобой.

Новая встреча

Любила, но не обещала.

А ты опять ревнуешь!

Брось.

Ребром поставлен наш вопрос,

Уже история не шалость.

Ты до того привык к скандалу,

Ты так привык разоблачать!

И наших встреч разбить печать

Всё время силы не хватало.

Всё кончено, забот не надо,

И для тебя не тайна – он!

Я с ним! Мы пишем у колонн

Элементарную балладу.

А той, особой, не начну я.

И ты сказал, что всё прошло,

Но смотришь ты местами зло.

Ты с первых встреч любил, ревнуя!

И всё равно у колоннады

Твой взгляд ловлю среди чужих –

В нём драма, вечность, крики, жизнь…

Я это жду. Мне это надо.

Твой взгляд, любимый взгляд, усталый,

Ты – мой порок и мой каприз!

Я провожу то вверх, то вниз

По ножке винного бокала.

Ты замечаешь.

Ближе к ночи

Мы покидаем карнавал.

Ты любишь, ты не забывал.

Хочу того, чего ты хочешь…

Рассвет оранжевым рисует.

Ты оживил мечты мои.

Но, стоп! С другой ведь по любви?

Ах да, любви не существует.

Есть центры маленьких вселенных,

И я ещё скажу в конце,

Что ты – мой центр.

Любовь и скандалы

Ты в поисках другой, а я – другого,

Мы в ссоре уже больше двух недель,

С мартини начинается апрель

И завершать скандал – желанья никакого.

У всех свои привычки, и бывает,

Что жить спокойно – не предел мечты,

Что каждый день есть кайф сжигать мосты,

Всё строить заново, как только рассветает.

Покой логичен в идеальных парах,

А мы не идеальны – что на вид,

Что в глубине души. Скандал бодрит.

Все чувства, всё острей и ярче всё в скандалах.

И сколько лет, сходясь и разлучаясь,

Друг с другом мы не попадаем в такт,

Мы любим так, живём, мы шутим так,

Мы признаёмся так друг другу и скучаем.

Один из тех, кто меня вдохновляет

Не обернувшись, я,

Спеша, о прошлом мыслями горю,

И, может быть, горя,

Я так тебя храню.

Озноб, ветра, метель –

Ты – жизнь и тепло, ты нужен мне.

Ты – Цвейг, ты – Рафаэль,

Ты – Гёте, ты – Моне.

Нет в книгах ничего,

Не существует статуй и картин,

Увы, для одного,

Но пишет сам один.

Литейный проспект

Забудь! Но дело же времени,

Хотя твержу без остатка порой.

Вернётся кто-то один и примет кто-то другой –

За этот точно закон могу я требовать премию.

Ищи – и встретится лучшая,

Меня красивей в сто раз и нежней.

Ты будешь счастлив, клянусь, в районе месяца с ней,

Но станет скучно потом, и вспомнюсь в Питере я.

Звезда на небе качается,

И очень скоро мосты разведут,

Мы по проспекту пройдём, мы здесь у всех на виду,

Здесь зародилась любовь. Любовь не кончается.

О долгах

Не приставай. Я развлеклась!

Я человек – имею право.

Я развлеклась и развелась.

И все твердят: вполне! на славу!

Постыдны страсти без любви,

Пустая блажь пустых агоний.

Кругом долги, долги, долги,

А должника ни одного нет.

Но это ведь не мой закон,

И я тоскую, я страдаю,

Смотрю на римский небосклон,

Жду вечер – и всегда сбегаю.

Лихтенштейн

Один сказал: «Я так не в силах больше!»

Он был неглуп, объездил много стран,

Из кожи крокодила чемодан

Имел в шкафу; собрал – и дёрнул в Польшу.

Когда приехал, там случился кризис,

Он так рыдал, что слов не нахожу.

«Другие в Мексику теперь вывозят бизнес –

Я ничего уже не вывожу!»

Второй жил в Питере – он был богатым,

И он извёл прогнозами меня.

Он опасался месяц, как огня,

Того, что финнов принимают в НАТО.

Он говорил, счастливей всех скиталец,

А что случится – знает только бог,

И он уехал слухи о Китае

Копить к партнёрам во Владивосток.

Был третий – он имел счета в Стамбуле,

Имеет всё-то, только снять нельзя,

И вроде как турецкие друзья

Его не в полном смысле обманули.

Четвёртый – человек с отменным вкусом,

Он говорил всегда, и это так:

Костюм задуман свыше как искусство,

И кто не наслаждается – дурак.

Он чувствовал сезон, он тренд предвидел,

Он люкс из самых лучших стран возил.

Теперь он третий раз банкротит магазин,

Два первых раза были при ковиде.

И все они твердят: я хорошею,

А отчего – мол, не поймёт никто.

Я завтра улетаю в Лихтенштейн,

Читать Мюссе, гулять и пить вино.

Монолог

Стон легкомысленной виолончели

И небо звёздное.

Качели звука готовы разбиться в воздух.

Поздно! Порозовели дворы

Фонарями и зажелтели окнами блёкло.

Парит перед грозой и вот-вот в ливень заблещут стёкла.

Ночь; расплывчатая.

Редкие визги сирен.

Сирень, отцветшая гулко, улыбчато –

Я, кстати, помню день

Начала цветения.

Тени, сутуловатые тени-сплетения

Судеб и часовен выученные набаты.

Объятия Толмачевского и Арбата.

А что до ума – ума! – шепчет, всё скоро кончится.

Да, разумеется, но, господин примат,

Пока-то – давай, давай, давай! – ночь ведь! –

Споём! Время за хвост укусится

Неизбежно, пройдёт, растает,

Станет бабочкой душа-гусеница

И примкнёт к хоропоющей стае,

Но не сегодня! Сегодня веселье,

Сегодня всё пустяково и ничего не страшно.

Сегодня я только в преддверии погребенья под селью

Камня моей вавилонской башни.

Созерцание увядающей розы

Ураган внутри,

Наружный камень.

Заглушая крик,

Развожу руками.

Милый друг, прощай!

Не грусти, что поздно.

Посмотри, в плющах

Увядает роза.

Крошками шипы,

Лист печально скручен,

В чернь растрачен пыл,

В тень рассвечен лучик.

И в её глазах –

Ветхость наших вер.

Эта роза – прах,

Просто прах теперь.

Мила

Холодный воздух,

Рассвет плыл винно,

Крушилась в воду

Большая льдина.

И видно было,

Как солнце встало,

Как солнце мыло

Песок и скалы.

И чуждо грусти,

Вне зал, вне часно

Мерцали грозди

Смородин красных.

Играла Мила

На фортепьяно.

Твой взгляд ловила

Своим упрямым.

Она любила,

Как ангел в сонме.

Ты помнишь Милу?

Немного помнишь.

Лунный свет в тополях

Звезду за взгляд

И небо за вздох.

Лунный свет в тополях,

Серебрится порог.

Мы одни. Ты пришёл,

Как и в том сентябре.

Ночи призрачный шёлк

Укрывает наш грех.

Розы красно цветут,

Пахнет влажно травой,

И глядит в ровный пруд

Одуванчик седой.

Ты клянёшься всегда

Быть моим в сентябре.

Хлынул ливень – вода

Поползла по стене.

И мне кажется вдруг,

Что приду я в свой дом,

И не будет разлук,

И не будет бить гром.

Будет кофе дымить,

Будет ужин стоять,

Будем счастливы мы,

Буду счастлива я.

Будто правда приду

В жизни лучшей, другой,

Где тебя не краду

Вороватой рукой.

Посиделка с вином

Посиделка с вином. Заходи, раз говоришь, что ждал.

Заходи, будем смотреть на полотна – нескучные графики гор! –

Вести об искусстве (возможно, высоком искусстве) горячий спор

И не заметим, как поползут по стеклу утомлённые капли дождя.

А они поползут! Скользкие и блестящие от красной большой луны,

Многие-многие – множество бусин янтарных и золотых,

И в каждой такой окажутся жутко, жестоко погребены

Два силуэта, изломанных и кривых.

Два силуэта на посиделке с вином.

Заходи, раз рассказываешь, как вожделенно ждал.

Может, иной раз встречу с нескучным графиком гор, глядящим в окно –

И уже совсем-совсем без дождя.

Цвет-пион, или о первой любви

Сидишь, для себя незаметно, а всё-таки чуть покраснев.

Рассказываешь про «до бессонниц» – о всяком таком;

Непрошибаемый снег

За вытянутым окном.

Спрашиваешь, помню ли я.

С трудом на задворках памяти уместишь

Вселенскую глупость! Но, знаешь, сегодняшняя ярь,

Как та, сегодняшняя тишь,

Как та. Тёплый, спокойный вздох.

И каждая клеточка тела пьяна;

Помню. Тот маленький погребок

Первого чувств видения от вина.

Синее небо, радужек глаз в тон,

Плод коллективных мук, плод коллективных скук.

Под «Незнакомку» Блока спрятанный цвет-пион –

Мысль, потерянная на скаку.

Беззаботность

Какой огонь во мне способен мрак разжечь!

Когда иду по улице немой я,

Когда играет ветер скрипачом на чёрной хвое

И скалы у морей стоят настороже.

Смотрю на небо я, смотрю на неба рай

И замираю с мыслью тревожной.

Мне, разумеется, взрослеть пора.

И невозможно. Я не могу!

Любовь внутри неся,

Гуляя с беззаботностью по рани,

Хочу

Пора…

Пора…

Поранить…

ся.

Остроконечным расставаньем.

Мёртвый огарок

Мёртвый огарок. Сколько любви в этой графике!

Глазами гуляю от строф к статье.

Долго Вы, друг, на севере Африки

Будете перешивать Cartier?

Чёрствый Вы, чёрствый Вы, вашу матерь,

Вам тонкострунные стоны – бред,

Вы – стопроцентный предприниматель!

А я – поэт.

Встану и, будней ломая склеп,

Там, где по разуму плачет ворон,

Буду в бриллиантах льда на стекле

Ваш силуэт искать чёрный

Снова.

Буду! И пусть станет зарёй распят

В письмах ненужных прошедший вечер.

Разве не слышно, мой признаётся взгляд –

Мраком обманут, огнём засвечен! –

В том, что куда б Вас ни забросил Бог,

Жертвой ни стали б какой заразы,

Я Вас всегда пущу на порог

И разделю Ваш худший соблазн.

Склеп

Бог на небе задул свечу.

Я смеюсь и до слёз молчу.

Скучно!

В городском пропадаю склепе,

Только розы вдыхаю всласть…

Как змея на посох Асклепия,

Тьма на белый храм забралась.

Прогуляться? К кому – к нему?

Не хочу. Надоело жутко!

Страх из страха и мука из мук,

Шутка из шуток –

Вот! Про любовь. Не так?

Из пустот пустота

Пустейшая!

В ночь шаг, в день шаг –

И ведёт не душа,

А ноги (физиология).

Батрак

Ты ведь можешь не знать, насколько ты дорог.

Думать, это всё чушь – капризы.

А это всё до бессонниц и судорог,

Мигреней и кризов.

Любовь – очень коварная штука.

Ничем не взвесишь и не измеришь.

Она иногда сводима к тому, чтоб подали руку

И верить заставили в час, в который не веришь.

Чтобы сказали: «В минуту любого несчастья

Я – за тебя бесконечно, милый.

С ложечки буду кормить тебя мыслями страсти!»

И чтоб не врали, и чтоб кормили.

А ты эти мысли чтоб каждый день проглатывал

И старую душу, разуму потакая,

Чтоб пропускал через делающую заплаты

Машинку влюблённого батрака.

Звёзды гаснут

Звёзды гаснут, не то что люди и свечи;

Так задумано было, увы.

И я погасну, и вы погасните,

И, скорее всего, напрасно:

И я, и вы.

Вам однажды наскучит дым, зной,

Перестанете быть резок,

И глаза небо голубизной

Будет вам до судорог резать,

Вам, из железа

Сердце несущему столько лет,

Сколь планеты качают оси!

Наконец, вам носить его станет лень,

Руки чёрство его бросят.

И тогда вы в мою постучитесь дверь,

Скажете громко, ясно:

«Кончилась пытка! Веришь? Верь!» –

И рукой оботрётесь красной.

И уйдёте, и – как же! – вернётесь вы;

Не впущу, ваши слёзы пустяк, отвечу.

Это вы мне прощали, а я не прощу

Ваш, быть может, и не бывший вечер.

Чтобы кто-то спросил: «Пройдёмся?», если рядом тверской

Чтобы кто-то спросил: «Пройдёмся?», если рядом Тверской,

Чтобы кто-то шутил, если сердце в печали,

И всегда рисовался перед тобой,

Даже если его разгадали.

Но не гнусно, а искренне, горячо,

Как хороший артист на хорошем концерте.

Чтобы, если попросишь, подставил плечо

И без просьбы – в мирской круговерти.

Чтобы кто-то шепнул: «Ты торопишься?» «Нет!» –

Отвечал за тебя, ты была бы согласна,

Чтобы все вас двоих замечали в толпе,

Чтобы было – волшебно, прекрасно.

Вертеп у камина

У камина на тумбе поставлен вертеп,

Вдруг заходит она в платье длинном и синем.

Он увидел её – и от счастья ослеп,

Он решил, что простит, что прощенье всесильно.

Он сказал, всё прошло, и они обнялись;

Она снова сбежала от слёз, от обмана.

Она кофе пила и сказала, что жизнь –

Это язвы, нарывы и мерзкие раны.

И вообще человек очень слаб: существо

В человеке – небеспредельно.

Он кивал ей в ответ. Через год Рождество

Эти люди встречали раздельно.

Гоголевская шинель

Ты любишь деньги.

Кольца на руках – тебе как дети.

Ты не ищешь цель,

Ты строг с другими, чтоб болтать не смели.

Твои дома, машины – как шинель

У Николая Гоголя в «Шинели»

(Отнять – умрёшь).

Ты любишь их – они тебе как боги,

Твои часы, бриллиантовая брошь.

Они как идолы, но идолы жестоки,

И почитателя они не ставят в грош.

Я не аскет и не люблю аскетов,

Но, я считаю, следует в душе

Знать истинный функционал предметов

И истинную цену для вещей.

За шагом ровный шаг

Как дальше мне дышать, как жить мне, не смотря

В глаза, без чистой музыки которых

Я молча рву листы с календаря

Рукою обокравшего себя,

Рукою обманувшегося вора?

Просчитывать за шагом ровный шаг,

Искать тот самый взгляд среди настолько многих

И повторять: как жить, как верить, как дышать?

Без чувства мы до слёз печальны и убоги,

И в выборе ведущей вдаль дороги –

Какой бы ни было! – наш неразборчив глаз.

Без чувства мира нет и нету в мире нас.

Высшее предназначенье

Не только дьявол водит нас кругами,

Есть также высшее предназначенье.

Бывает, человек, ища порок годами,

Находит вместе с ним большое отвращенье.

И прозревает вмиг. И вдохновенно

Берётся за развитие таланта,

Который в каждом есть, который непременно

Нуждается в труде весь день и до заката.

Работа у таких идёт серьёзно,

Над ними не довлеет заблужденье,

Что время не пришло, что рано или поздно

Исполнить вечное для них предназначенье.

В поисках личного счастья

Они вроде бы клялись быть в ответе,

Но сломались перед первой бедой.

У него теперь новые дети,

У неё теперь сожитель другой.

Вероятно, что и в будущем ловко

Они сменят ориентиры – ведь с кем

Это просто шахмат перестановка

На их грязной житейской доске.

Им забавно, их ничуть не задело,

Не смутило, как и многих людей,

Что у них вместо чёрного белый,

Что в игре не бывает ферзей.

Так, живя в кромешной тьме – не на свете! –

Они в поисках и им наплевать,

Что их старые и новые дети

Будут в те же абсурды играть.

Я давно говорю, что во всём виновата я

Я давно говорю, что во всём виновата я.

Гибель Рима, Помпеи, Столетние войны,

И я правда считаю, вы счастья достойны!

Так пойдите, возьмите его, не таясь.

Вы действительно самый спокойный из всех.

Ни талантов, ни мечт, ни серьёзных пороков,

Вы могли бы, наверно, примкнуть к пророкам

И, я думаю, даже имели б успех.

Но сложилось иначе. Вы просто делец,

И теперь, когда нас эта ночь разлучает,

Я вам только скажу, что хороших концов не бывает,

Нашей страсти конец – это честный конец.

Двое в комнате

«Не сказать, чтоб пуд соли с тобой

Я не съела совсем. Вопрос – в дефиниции.

Для меня ведь с таким, как ты, соединиться –

Это уже был полный сомнений бой.

У меня не прозрачна душа,

О которой ты столько сказал, упрекая!

Среди любящих всех – я действительно очень плохая,

А вот жизнь среди всех у меня хороша.