Читать книгу: «Дашенька. Роман», страница 5

Глава 8. Матери

Вечером того же дня Мария нежданно-незвано пришла в дом Кирилла. Татьяна, матушка его, обернулась на стук двери, лицо посмурнело.

– Вечер добрый, – поздоровалась гостья.

– Проходи, Мария, садись к столу, ты как раз к чаю. Мы со старой почаёвничать собрались.

Отвернулась было к плите, где чайник закипал, шумел сердито, да не удержалась, опять повернулась к Дашуткиной матери:

– Только, Мария, ты, если на Кирилла пришла с обидами, так я-то ведь что могу? Он такой у нас… если чего решит, так его не своротишь.

Старая бабушка близоруко щурилась на гостью.

– Ой, что ты, Татьяна! Я и пришла – вроде повиниться, что ли. На сына твоего не наудивляюсь. Это правда, что он своего добьётся, хоть ты тресни, я уж заметила. А только… – она как бы недоверчиво-удивлённо покачала головой. – Как ты его такого вырастила, Татьяна? Настоящий мужик, хозяин!

– Я вырастила! – насмешливо повторила хозяйка. – Чего я там могла вырастить? Сам поднялся, откуда что взялось. Правда, что заботливый да хозяйственный. Просить иль напоминать не надо ни об чём, весь дом в руках держит, всё хозяйство.

– Да ведь он теперь и об нашем так же заботится! Мне аж неловко, я ж как его гнала. Тебе жаловаться приходила. А теперь – сколь уж раз спасибо ему сказала! Он-то вроде и не помнит никакого зла, а мне иной раз смотреть на него неловко. Вот, пришла хоть тебе про это сказать.

– Это ничего, – улыбнулась Татьяна. – Кира добрый, и понимает всё. Ты ведь тоже не со зла. Нешто не понятно. А Дашуня чего? Не переживаешь больше, мол, обидит?

– Нет, Татьяна, нет! Какое там обидит! На руках носит.

– Дай им Бог, – улыбнулась мать. – У нас с тобой, как погляжу, жизнь у обоих не шибко задалась, так хоть на деток бы порадоваться.

Она поставила на стол ещё одну чашку, налила чаю.

– Мама, ты с вареньем или с сахаром будешь? – спросила она свекровь.

– Сахарку мне, сахарку положи.

– Гляди, не обожгись, потихоньку, – предупредила заботливо старуху. – А ты, Мария не стесняйся. Вот, хошь варенье бери, малиновое. Это уж нонешнее.

– Не сердишься на меня? – спросила Мария, медленно помешивая ложечкой чай.

– Я и не сердилась. На что было серчать? Нешто не знаю, какая слава вперёд сынка моего бежит? Так понятно, какая тебе, матери, от такого кавалера радость? Тут не знаешь, на кого и серчать надо. На Кирилла? Дак на него тоже, – могу ли я?

– Кира хороший у нас, хороший, – подала голос бабуля. – Вы его не забижайте. У него душа мягкая.

– Это правда, – покачала головой Татьяна. – Поглядишь на него – как стенка каменная, надёжный, твёрдый. Не пробьёшь. А он не в панцире, нет, мягкий он, как дитё. Его ранить легко.

– Да неужто так?

– Правду говорю. Я сама иной раз забываю, кажется, сколь не вали на него, все свезёт, любую беду руками разведёт и за спину откинет. Сам себя так ставит, не пожалуется никогда, не скажет, что не могу, мол, нет, всё умеет, всё может. И вроде его ничто не возьмёт. А, иной раз, вдруг как-то откроется, и такая жаль на меня найдёт, до слёз… «Ах, дитёночек мой, – думаю, – не от сладкой жизни ты с малолетства привык хозяином себя выказывать, все главные заботы в доме на себя брать, не по годам…»

…Даша услышала, как перед домом просигналила машина, и заторопилась выйти к Кириллу – удивительное дело, она давно уже могла отличить сигнал его грузовика хоть среди сотни других.

– У тебя что, рабочий день ещё не кончился? – удивилась она.

– Скотницы попросили соломы привезти. У них там для телят на подстилку нет ничего. Поедешь со мной?

– Да я уроки учу.

– А, ну тогда конечно! Вдруг завтра пару схватишь?!

– Ой, да ну тебя, Кир! – засмеялась Даша. – Нет, чтобы поддержать, условия создать, так нет, ведёшь себя как двоечник, ещё и добрых людей c панталыку сбиваешь.

– Ну, – развёл Кирилл руками, – извиняйте нас, неучей и хулиганов. За людей не знаю, людей нам тут не надобно, а тебе условий хоть сколько создам! Вот поехали со мной, по дороге я буду проверять, как ты уроки учишь. Расскажешь, что задали. Про всякие синусы-косинусы перескажешь мне, или чего там у вас завтра? Да-а-аш… Поехали, а? Мне без тебя скучно. У меня уже рефлекс условный, понимаешь, в это время я должен к тебе бежать. С рефлексом не поспоришь.

– Слюна выделяется, да? Как у собачки Павлова?

Кирилл расхохотался:

– Дашка, ты язва! Ты едешь или нет?!

– Ну, а что с тобой делать? – Даша накинула на дверной пробой щеколду и забралась в кабину.

Кирилл, широко улыбаясь, смотрел на неё.

– Кому мы тут, интересно, лыбимся? – высокомерно спросила Даша.

– Тебе.

– С чего бы это?

– Телята без подстилки сидят, а я тут уговариваю тебя три часа.

– Да-а-а, это, конечно, причина от уха до уха улыбаться, – понимающе закивала Даша.

– Дашка ты моя, Дашка! – Кир взял её руку, прижался к ней лицом. – Я соскучился по тебе, девчонка ты моя маленькая.

– Тебе очень странные маршруты выписывают, всё мимо школы. Сегодня тридцать три раза проезжал, я тебя видела, – улыбнулась Даша.

– А я нет, – огорчённо вздохнул Кирилл. – Только окно, за которым ты сидишь.

– И в которое я то и дело смотрю. Меня скоро отсадят на самый последний ряд.

– Ну уж! Кто это даст им обижать мою Дашеньку? Ну, рассказывай, – велел он, трогая машину.

– Про синусы-косинусы, что ли? – засмеялась Даша.

Кирилл кивнул, потом ещё раз:

– Про них тоже. Сначала расскажи, чего новенького было сегодня.

– Ничего, – пожала плечами Даша.

– Ты же даже не подумала, лентяйка, не повспоминала.

– А… ну сегодня я была в библиотеке…

– Вот! Это же интересно очень!

– Будешь перебивать, рассказывай за меня сам.

– Я не перебиваю, я наводящие вопросы задаю.

– Ну и вот, Людмила Петровна, заведующая, зазвала меня к себе и уговаривала поступать в институт, на библиотекаря учиться.

– Ишь ты!

– Говорит, что дадут направление, и чтоб потом к ним вернулась.

– А ты чего? Тебе нравится профессия?

– Сама не знаю, – пожала плечами Даша. – И одно нравится, и другое, и третье. Мне вот нравится с мамой модели в журналах разбирать или помогать придумывать что-нибудь особенное – к празднику там, или свадебное. Вроде бы совсем уже решила на модельера идти учиться… Ой, Кир, не знаю.

– Ну и не переживай. Время есть ещё. Подрастёшь, поумнеешь и решишь.

– Ты всё смеёшься надо мной, вредина-медведина!

– Дашуня, – Кирилл влюблёно посмотрел на неё, – чудонько ты моё, я же знаю, что ты всё решишь как надо. А я тебя представляю то в одной профессии, то в другой, и ты мне каждый раз страшно нравишься! Я просто в каком-то умилительном восторге от тебя – это же надо быть такой умненькой, всё-всё уметь!

С обеих сторон потянулись скошенные поля, и Кирилл свернул с дороги к копёшкам соломы – под колёсами захрустела колючая золотистая стерня.

Он без усилия поднимал и закидывал в кузов большие навильники соломы, а Даша смотрела на него и чуть улыбалась чему-то своему, задумчиво и немного печально.

– О чём думаешь, Дашунь?

Она чуть пожала плечами, но помедлив, проговорила:

– Ты вот сейчас сказал про профессии… и вообще…

– Чего я сказал? – прервал Кирилл паузу. – Опять чего-нибудь не то ляпнул?

– Нет. Просто ты так говорил… мама очень похоже говорит, хоть и про другое. Но получается – про то же. Я когда спать ложусь, мама приходит спокойной ночи мне сказать – она-то за полночь ложится, всё сидит шьёт или ещё чего делает. Ну вот, мама подсаживается ко мне, и мы разговариваем с ней обо всяком. А недавно она мне стихами вдруг сказала. Грустно… и хорошо. Знаешь, – улыбнулась Даша, – я теперь их чуть не каждый вечер прошу, как раньше сказку просила. Уже наизусть знаю.

– А мне расскажешь?

– Ну, слушай.

 
Больше не плетёшь косичек, доченька моя!
И не носишь бантов-птичек, доченька моя!
Ты восторженно взрослеешь, доченька моя.
Не спеши, ещё успеешь, доченька моя.
Ах, побудь ещё девчушкой, неумехой, хохотушкой
С беспечальными глазами,
С беспричинными слезами.
Не бросай ещё меня, дочка, доченька моя!¹
 

Кирилл воткнул вилы в землю. Помолчав, спросил:

– Скажи честно, твоя мама всё ещё против меня?

– Нет, конечно! – удивлённо ответила Даша. – С чего ты вдруг об этом? Странно на тебя стихи подействовали, – чуть растерянно улыбнулась она. – Про это там, вроде бы, нет!

– Как раз про это и есть. Дашунь… – он повернулся к ней, посмотрел пристально. – Я тебя никогда-никогда не обижу. Только ты не уходи от меня, ладно?

– Куда же я от тебя уйду? – совсем растерялась Даша.

– В другую жизнь, где я буду лишним.

Взгляд её стал другим – серьёзным и строгим. Он будто и испытывал, и спрашивал, только кого? Кирилла или её саму?

– Такого просто не может быть, – тихо и твёрдо сказала она. – Я тебе обещаю.

– Постой! – прервал Кирилл. – Не обещай ничего. Я не хочу. Людей другое должно связывать, а обещания… – он усмехнулся: – Это, как скованные одной цепью.

– Получается, что в себе ты уверен, коль сам обещаешь, а во мне сомневаешься! – Даша как будто даже рассердилась.

– Жизнь бывает жестокая. Бывает, что человек сам себе не хозяин.

Она посмотрела долгим-долгим взглядом и серьёзно сказала:

– Я не знаю, что может такое случиться… – и прерывисто вздохнула. – Я просто не могу представить, что проснусь утром, и буду знать: тебя в этом дне нет. И завтра не будет, и послезавтра… и никогда-никогда больше не будет. А зачем они мне всё тогда? – жалобно спросила Даша, и на глазах заблестели слезинки. Она быстро шагнула к Кириллу и ткнулась ему в грудь: – Зачем ты меня пугаешь?

У Кира в голове зашумело и поплыло, даже мысль испуганная мелькнула: «Я же не пил!» Он осторожно сжал худенькие плечи, более всего боясь, что ударит в ладони дурная сила. Господи ты Боже мой, какая же она невозможно маленькая, хрупкая, такими и не бывают! Да её на шаг нельзя от себя отпускать! Вот так взять на руки и не спускать на землю, это ему, медведю, пристало топать по жёсткому.

– Дашенька…

Как близко-близко её лицо! И слезинки на щеках. Кирилл осторожно стирает их губами. И влажными от солоноватых капелек находит её губы. Они медлят… то ли в растерянности, то ли в испуге… и доверчиво раскрываются навстречу первому в жизни поцелую.

Глава 9. Алла негодует и радуется

– Ты мне что обещала? – Галину Георгиевну застал врасплох сердитый Аллочкин вопрос.

– Что? – не поняла она.

– Как что?! – негодующе-изумлённо выгнула Аллочка свои красивые бровки. – Ты забыла наш разговор?!

– Извини, но я в самом деле… Ах, это про Кирилла что ли?

– Да! Ты что, и думать забыла даже? Ну ничего себе!

– Аллочка, – улыбаясь с лёгким упрёком, Галина Георгиевна притянула к себе дочку. – Да я уверена была, что ты давно выкинула его из головы. Ты же у меня умница. Зачем такой принцессе, как ты, эта деревенщина неотёсанная? Да на кой он нам сдался?

– Ты… Ты… – от негодования Алла растеряла слова и только гневно смотрела на мать, отпихиваясь от неё руками. – Ты мне наврала???

– Алла, успокойся немедленно! Что ты ведёшь себя как капризный ребёнок? – начала сердиться Галина Георгиевна. – Или мы разговариваем как взрослые люди, или вообще нет никакого разговора.

– Как прикажешь с тобой разговаривать, когда ты обещаешь, а выполнять и не собираешься даже?!

– А когда ребёнок капризничает и просит звезду с неба, ему и обещают звезду, чтоб успокоился.

– Ах, вот как, да? Чтоб успокоился, да?

– Алла, прекрати! – Галина Георгиевна жёстко пристукнула ладонью по столу.

– Мамочка, это ты на своих прокурорских стучи, ладно? На меня не надо.

– Хорошо. Всё. Обе прекращаем психовать. Давай поговорим спокойно.

– Только если ты собираешься говорить в духе – «зачем он тебе нужен» – то лучше не надо. Или я за себя не отвечаю.

Галина Георгиевна приподняла бровь, помедлила, потом сказала:

– Идёт. Я попробую. Но знаешь, не стоит всё же цепляться к словам. Разве мы не можем говорить откровенно, всё что думаем, и не выбирать слов. Если не с тобой, то с кем мне ещё так говорить? Вот что: говорим откровенно, но без обид и без психа.

– Тогда и ты, мамуся, имей в виду: я взрослая, и ты мои желания за детские капризы не принимай.

Галина Георгиевна кивнула:

– Ну, давай, как взрослая, спокойно объясни мне, чего ты хочешь.

– Я совсем немного хочу. Выйти замуж за Кирилла.

Галина Георгиевна покусала нижнюю губу, потом верхнюю, и сказала:

– Ты собираешься всю жизнь прожить в этой дыре?

– Какое это имеет отношение к Кирке?

– Самое прямое. Твоё место не здесь, Аллочка, ты понимаешь, что ты – звезда, тебе нужен небосклон, а не эта грязная лужа. Доверься мне, девочка моя, я уверена, ты вскоре будешь блистать в столице, за границей. Для этого и надо-то немного – правильно выйти замуж. Тебя признают и примут, ты сразу станешь своей. Подумай, разве Кирилл стоит так дорого, чтобы отказаться от блестящего будущего, только лишь бы получить взамен одного этого мужика?

– Да мне не от чего отказываться! У меня пока что и нет ничего! А Кирка – вот он!

– Будет! У тебя всё будет, это уж ты мне поверь. Только подожди чуточку, не напорть сама себе. Осталось-то подождать всего ничего. Вот закончишь школу, и у тебя начнётся другая жизнь. Аллочка, подумай, не пройдёт и года, и ты будешь запросто сидеть за одним столом с людьми, которых сейчас обожаешь и считаешь недосягаемыми, с эстрадными звёздами, с актёрами, писателями, да с кем хочешь! Я тебе клянусь, так будет!

Аллочка молчала. Перспективы, которые открыла перед ней мама, завораживали. Она ни на минуту не усомнилась, что они достижимы – коль мамочка сказала, значит так и будет. Нет, она нисколько не против посидеть за одним столом с Андреечкой Губиным, например, испытать на нём свои чары. А он будет смотреть на неё своими бархатными глазками… Аллочка улыбнулась мечтательно. Галина Георгиевна воспользовалась переменой в настроении дочки:

– Я твёрдо тебе обещаю: ты получишь всё это, Алла. Только доверь мне строить эту дорожку наверх, не мешай. Ну на что тебе этот парень. Ты ведь сама видишь – он сюда никаким боком! Аллочка, деточка, да ты ещё не видела настоящих мужчин! Здесь их нет. Но они будут у тебя, много. А Кирилла ты, если и вспомнишь, так не иначе как со смехом. Брось думать о нём. Хорошо?

Всё ещё витая в облаках мечтаний, Аллочка согласилась:

– Ладно, я попробую.

Галина Георгиевна удовлетворённо улыбнулась: «Не так уж и сложно оказалось!»

В семье Елецких прошло несколько почти безмятежных дней, и ничто не предвещало сюрпризов, когда Алла вдруг сообщила:

– Мама, я решила: выхожу за Кирку замуж.

– Вот как? – Галина Георгиевна даже растерялась от неожиданности. Она считала эту тему закрытой, и вот на тебе! Чтобы выиграть минуту-другую и сообразить, что и как теперь говорить дочери, Галина Георгиевна начала почти машинально, не задумываясь: – Вообще-то я думала, мы об этом всё выяснили. Значит, ты всё взвесила и выбрала то, что оказалось для тебя всего весомее – Кирилла. Ну, что ж, поздравляю! Нет, в самом деле, Алла, не каждая ведь сможет ради минутной прихоти вот так запросто пустить прахом всё своё будущее.

– Ой, мам! Да ничего я прахом не пускаю! Никуда оно от меня не уйдёт. Я немножечко побуду замужем за Киркой, а потом разведусь с ним и тогда выйду за того, кого ты скажешь.

– Ах, во-о-он ты как придумала! – удивлённо протянула Галина Георгиевна. – Ну, я даже и не знаю, что сказать…

– А чего ты собираешься мне говорить? Я твёрдо решила, и ты меня не отговаривай. Нет, ты сама подумай, мама! Ты говоришь, что я красивая, я звезда, вот я и хочу проверить, какая я звезда. Кирка-то на меня и не глядит. Втюрился в какую-то мышь серую, будто и нет больше никого вокруг. Это почему я должна уступать всякой дуре приезжей, а? Хочу, чтобы Кирка моим был!

– Это что ещё за мышь приезжая?

– Дашка! Ну, я же говорила тебе, приехали в прошлом году. Мать у неё портниха, в ателье работает.

– Портниха? Что-то припоминаю… Говорят, хорошо шьёт.

– Да мне какое дело, кто чего шьёт?! До её матери мне вообще нет дела! Я тебе про Дашку говорю, ты мам, глухая что ли?

– Ну-ну, обороты-то убавь. Ты меня послушай лучше, Алла, брось ты это! Я на тебя удивляюсь – на кой шут тебе они сдались?! Шоферюга и дочка портнихина – парочка самое то, и пусть они свою любовь крутят. Чему тут завидовать, Аллочка? Тому, что от него всю жизнь будет бензином вонять? Тебе это нужно?

– Мам, ты кончай мне по ушам ездить, а? Я тебе про одно говорю, а ты мне про другое совсем петь начинаешь. Какое мне дело, чем от него воняет? Я тебе говорю: не хочу, чтоб Дашка мне дорогу переходила. Я в жизни никогда и никому этого не позволю. Это ты можешь понять? И я сделаю, что Кирка мой будет. А как потом – об этом у меня голова не болит. Замуж выйду, а потом хоть на другой день ноги об него вытру и за двери выпну.

Галина Георгиевна с интересом посмотрела на дочку, потом усмехнулась и покачала головой:

– Вот ты у меня какая… А скажи мне, как ты собираешься сделать, чтоб он женился на тебе? Как я поняла, он никого не замечает, кроме этой мышки?

– Ничего… Заметит. Уж я придумаю, как.

– И давно любовь промеж них?

– Давно. С прошлого года.

– А что же, ты до сих пор не пыталась отбить Кира?

– Не-а.

– Да не поверю!

– Ну… так, не всерьёз. Предложила раз Шалому Дашкой заняться, – Алла презрительно махнула рукой.

– В каком смысле – заняться?

– А во всех.

– Та-а-к-ак… а ещё лучше ничего не могла придумать? Ты с ума сошла что ли? В тюрьму за подстрекательство захотела?

– Ой, мам, – скривилась Алла, – не говори ерунды! С этим олигофреном и связываться не стоило! Он Кирку страсть как боится.

– В общем, так, радость моя. Не вздумай ещё чего наподобие выкинуть. Такие дела по-другому делают.

– Как? Ты меня научишь, мамуленька?

– Я подумаю.

– Ой, мамусик! – Аллочка кинулась к матери, обняла её за шею и, что есть силы, прижала к себе.

– Алла! Ты меня задушишь!

– Ни за что!!! Вот теперь Кирка у меня, вот он где! – она потрясла сжатым кулачком.

– Алла! – Галина Георгиевна отстранила дочь и строго посмотрела на неё: – Дай мне слово, что сама ничего не предпримешь.

– Ну конечно! Я тебе сто слов даю, мамусик! Я же знаю, ты всё сделаешь в сто раз лучше, чем я!

А время шло, и Алла начала проявлять нетерпение. Опять приходила из школы раздражённой, грубила матери, и за всеми её словами и поступками ясно читался вопрос: «Ну? Когда?»

Заводить открытый разговор она не решалась – отец загрипповал, потом получилось осложнение, и «глава семьи» засиделся на бюллетене, то есть почти постоянно был дома. Если и ходил на приём к врачу, то делал это с утра, а к Аллочкиному возвращению из школы (и к её досаде), уже был дома. При нём Алла удерживалась от вопросов, потому что Галина Георгиевна заранее предупредила:

– Язык за зубами крепко держи, знать про всё будем ты да я. Не вздумай отцу про наш заговор проболтаться. Он у нас правильный шибко. Мало, что начнёт зудеть, как муха надоедливая, как бы ещё чего похуже не выкинул. Короче, с ним будут лишние заботы, а оно нам надо?

Честно говоря, дочке было глубоко наплевать на опасения матери и нотации папаньки, но сейчас ей вовсе не хотелось сердить мать и портить с ней отношения.

Впрочем, видя, как дочка нервничает, Галина Георгиевна сама с ней заговорила:

– Ты, радость моя, беситься-то перестань. Наберись терпения. Ты получишь себе новую игрушку, но не завтра и не на следующей неделе.

У Аллочки вытянулось лицо.

– А ты что, и вправду надеялась все дела за недельку обстряпать? – усмехнулась Галина Георгиевна. – Тебе сколько лет, деточка? О каком замужестве речь?

– О-о-о… – разочарованно протянула Алла. – Так это ещё вон сколько ждать что ли? До дня рождения?!

– Ничего, подождёшь. А чтоб легче было, попробуй смотреть на Кирилла и его подружку другими глазами. Мол, давайте, радуйтесь! Я-то знаю, чем всё кончится. Сделай из этого шоу, и не важно, что зритель всего один будет – ты сама. Играй! Как актриса играй. Разговаривай с девочкой этой, изображай сердечную подружку, что без ума рада за неё, что у ней с Кириллом так всё замечательно. А в душе смейся над ней, над доверчивостью, наивностью, глупостью, найди или придумай, над чем можно посмеяться. Тебе понравится, я уверена, и сразу станет легче. Поверь, умение притворяться в жизни всегда пригодится. Уж женщине – обязательно. Потренируйся, не трать время даром, тем более, случай-то какой удобный!

Алла рассмеялась:

– Слушай, мамусик, золотая, ты у меня просто умница! Это же будет ужасно весело! Мне прямо не терпится игру затеять.

– Не перестарайся только, – улыбаясь, поучала мать.

Выхлопотав себе отсрочку, Галина Георгиевна снова успокоилась. Она очень надеялась, да уверена просто была, что до дела не дойдёт, и ей не придётся выполнять взятые перед дочкой обязательства. Ведь самый хороший способ испытать вздорные желания на прочность – время. Чтобы к цели сквозь время пройти, тут целеустремлённость нужна, постоянство, упорство. А за Аллочкой таких качеств отродясь не водилось.

Галина Георгиевна считала, что чувства Аллочкины произрастают не из искренней симпатии к Кириллу, а из зависти и эгоизма. Но если Аллочке удастся посмеяться в душе и над ним, и над соперницей своей, то зависть должна приутихнуть. Алла страстно хочет оказаться на месте этой… Даши. Но когда соперница представится в смешном, нелепом виде, кому захочется на её место?

Нет никаких сомнений, Аллочкина прихоть пройдёт без следа.