Читать книгу: «Дашенька. Роман», страница 4
Глава 6. Аллочка
Была на селе ещё одна радетельница, которая даже во сне мечтала, как бы Кира от Дашки отбить. Какие только клинья, чтоб меж них вбить, ни изобретала в усердных и долгих раздумьях своих. Но большинство идей, рождённых под ангельскими золотыми локонами, так и отлетали мутным облачком, таяли без следа. Однако, чем дальше, тем больше желала Аллочка видеть свои идеи воплощёнными в дело. Всё несноснее ей было убеждаться, что Кирилл проходит мимо неё с таким равнодушием, будто она – пустое место. Вот что было совсем уж непереносимо.
Аллочка с первых дней жизни привыкла и принимала как само собой разумеющееся положение вещей, что не может быть никаких препятствий между нею и тем, чего она желает. В доме разве что живой воды не было. Мать баловала, отец потакал во всём. А как же – для доченьки-то единственной, да чтоб жалеть чего-то… В достатке дитё росло, в холе, всегда нарядная, как куклёнок, – а пусть глядят да завидуют!..
Так всегда было, да и теперь ничего не переменилось. Мать с отцом вроде и не замечали, как превращается Аллонька в избалованную и капризную красавицу, которая не знает слова «нет» и «нельзя», если дело касается её прихотей.
Всё-всё делилось у Аллы на две части: в одну входили желаемые ею вещи, а в другую – недостойные Аллочкиного внимания. В первой части на равных (особой разницы Алла не видела) существовали, к примеру, новые серёжки, платье «как-на-той-актрисе» и очередная жертва Аллочкиного очарования, а, точнее, её спортивного интереса. Она всегда была абсолютно уверена в своей способности вскружить голову любому. Да что она – сколь раз с досадой, обидой убеждались в том же девчонки, от которых она на спор, смеха ради, уводила женихов. Ну, правда, Аллочка всегда чувствовала, с кем пройдёт этот номер, а с кем нет. Кое-кто мог бы и усмехнуться в ответ на Аллочкин прессинг. Но это нисколечко Аллу не огорчало – все эти олигофрены находились в той части, которая абсолютно её не волновала. Это не они её игнорировали, это она сама плевать на них хотела.
А вот Кирилл плохо вписывался в Аллочкино мироощущение и систему её ценностей. С одной стороны, он, безусловно, входил в сферу её интереса. Но с другой стороны – она не могла заполучить его как всё прочее, чего ей хотелось. Тогда бы надо брезгливо оттопырить губку: «Придурок! Олигофрен!» Она так и говорила себе после очередной неудачной попытки завладеть вниманием Кирилла. Но в этом случае волшебные слова не срабатывали – не возвращали Аллочке её безмятежного покоя.
Алла не упускала ни малейшего случая попасть Киру на глаза, заговорить с ним и немедленно пустить в ход арсенал своих стократно испытанных средств. Она использовала и лёгкое, и тяжёлое вооружение. Обычно она была с ним мила и весела, но это сначала. Вопреки надеждам, в глазах его не загорался ответный огонёк заинтересованности, а наоборот, как будто угадывалась лёгкая усмешка. Тогда внутри у Аллочки начинало закипать, чего она ни за что не желала показать Кирке, и была уверена, что ни об чём он не догадается. Откуда ей было знать, что улыбка её становится злой и натянутой, а слова шутливые превращаются в подковырки, и цель уже другую имеют: не для весёлости говорятся, а чтоб выбить Кира из равновесия.
Как-то, совсем уж выйдя из себя, она язвительно прошлась по Даше… и мечта её почти сбылась – с Кирилла сошло бесившее её выражение снисходительности. Аллочка с живейшим и почти радостным интересом глядела, как он вышел из машины (на этот раз Алла углядела его, когда он сидел в кабине и ждал напарника, на минутку заскочившего домой). Она так и не угадала намерений Кирилла, пока её нос не оказался больно зажат между указательным и средним пальцами Кира.
– Отпусти, дурак! – гундосо вскрикнула Аллочка.
– Запомни, пупсик, ещё раз сунешься куда не следует, будешь с роскошной сливой ходить.
– Придурок чёртов! – зажимая нос ладошкой, в ярости выкрикнула Алла.
Вот этого она не могла простить Кириллу. Во-первых, Аллочка не на шутку перепугалась, как бы нос и в самом деле не посинел, а во-вторых… обращаться так с нею! Ну, он ещё пожалеет, он ещё приползёт прощения просить!
Может, ярость внесла просветление в мозги Аллочки, но она вдруг поняла, кто стоит у неё на пути и из-за кого рушатся задуманные планы. Дашка! Удивительно, но прежде Алла как-то и всерьёз-то портнихину дочку не принимала: Ну да, ходит с ней Кирка. Но это же просто так. Неужто она Аллочке соперница? Смехота! Вот как только до дубоголового Кира дойдёт, что есть ведь Алла, и она вовсе не против, чтоб Кирка за ней приударил – да он же и не глянет после этого на ту замухрышку.
А тут, как психанула она всерьёз на Кирку, так и дошло внезапно, что с Дашкой всё не так просто. Вон как Кир за неё, прям вдыбки поднялся. Так вот кто главный Аллочкин враг! Вот против кого планы строить надо!
С той минуты мысли Аллы потекли в ином направлении. Теперь только и думала Аллочка об том, как отвадить Дашку от Кира. Но, к сожалению, было в тех думах больше мечтаний, чем реальных планов. Представлялось Аллочке, как идёт она с Кириллом в ДК, к примеру. Кир, конечно, счастлив безмерно и глаз с неё не спускает. И рукой за плечи нежно обнимает он Аллочку. А Дарья, понятно, тут как тут, навстречу идёт, и глаза у неё делаются по полтиннику, и стоит она как громом поражённая. Они же проходят мимо, Кир глядит на неё с тем же интересом, как на придорожный столб, нисколько не больше. Потом близко-близко наклоняется к Аллочке и говорит что-то смешное про Дашку, и они, проходя мимо, вдвоём хохочут ей в лицо.
Мечты эти очень развлекали Аллочку. Она так ясно рисовала подобные картины, что они как бы переходили в реальность, и порой Аллочка на несколько секунд даже терялась – что правда, а что фантазии? А, может, что-то уже сбылось? Ведь говорят же, если чего-то сильно-сильно хочешь, то оно обязательно сбудется.
Однако сбывание мечт лучше самой поторопить. Хорошо, зайдём-ка с другой стороны. Если Кирка будто в шорах и, кроме Дашеньки своей, ничего и никого не видит, так может Дашка поподатливей будет? Кирка – он избалованный бабским вниманием, привык, потому и оказался такой огнеупорный. Взять вот её, Аллочку, для сравнения. Начни ей сейчас навязываться какой-нибудь парнишка, так что, заторопится она ответные знаки внимания оказывать? Как бы не так! С какой такой радости? Вот то же самое и Кирка, тут они схожи, два сапога. Совсем не то Дашка. Обычная девчонка, не принцесса. Её излишним вниманием не баловали, потому для неё любой поклонник желанный, для самоутверждения. Хоть бы и в собственных только глазах. И Кирка не помеха. До поры до времени. А дальше всё будет зависеть от этого самого «поклонника». Только где же его взять, да ещё такого, чтоб для Дашки он стал лучше Кирилла?
Ну вот засада – Аллочка сколько ни думала, а особо-то выбирать оказалось не из чего. И пришлось ей лепить соперника Кириллу из того, что под рукой оказалось.
А если из того, что было, то кандидат быстро нашёлся. Этому – да ей только глазом моргнуть, он тут как тут будет, готовый служить душой и телом! И почему в жизни всегда так – Аллочке этот придурок вовсе не нужен. А нужен тот, которому она не нужна, даже задаром.
Поздний летний вечер был тихий, тёплый. Мужская рука на Аллочкином плече оказалась неприятно влажной, липкой даже. Аллочка вроде бы ненароком вывернулась из-под неё, заговорила:
– Можешь одно дело для меня сделать?
– Для тебя – хоть два!
– Ой, для начала попробуй хоть минут десять не балаболить, а? – Аллочка снова увернулась от его руки.
– Запросто! Ну, давай, говори, чего там у тебя?
– Отбей Дашку у Кирилла.
Костик изумлённо посмотрел на неё и со всей душевной щедростью предложил:
– А Луну с неба достать?
– Да погоди ты! – с досадой перебила его Алла. – Что уж тут такого невиданного? Дашка – самая обыкновенная девчонка. Для тебя задурить ей голову – раз плюнуть, – неуклюже попыталась она польстить Костику. – Только захоти, уведёшь как тёлушку на верёвочке.
– Ага. Я у Кирки. Дашку. Да запросто. Вам к которому часу?
– Слушай, заткнись, – начала закипать Алла. – Вот же балаболка!
– Нет, это ты что, всерьёз что ли? Это и есть твой серьёзный разговор?
– Всерьёз, конечно.
– Ох и дура ты, Алка!
– На себя погляди. Чего это я дура? Между прочим, я ведь не за просто так прошу, я заплачу тебе.
– А-а-а… И, сколько, интересно?
– Доволен будешь.
– Ты, может, натурой собралась рассчитаться? Только знаешь что, детка, раньше, чем ты со мной расчёты производить начнёшь, Кир мне уже голову отвернёт. А без головы, сама понимаешь, мне ни денег не надо будет, ни натуры твоей распрекрасной. Он, ведь, чёрт сумасшедший, дыхнуть в её сторону не даёт, не то чтобы ещё там чего…
– Костик, я же неспроста к тебе именно. Ты ведь горазд на проказы всякие. Ну пошевели мозгами-то, можно ведь это дело как-нибудь так повернуть, что Кирка и не рыпнется. Мало ли бывает, ходят, дружат, а потом раздружатся. Что, прям, все брошенные так и откручивают головы своим сменщикам?
– Алка, а чего ты так хлопочешь, а? – сощурил глаза Костик. – Тебя оно трогает?
– Конечно! Понаедут тут всякие, да будут лучших парней к рукам прибирать! Ещё чего!
Костик расхохотался:
– А меня, тебе, значит, не жалко приезжей отдавать! Ну, спасибо, Аллочка!
– Ну, ты, это… – на секунду смешалась Алла. – Да никто тебя не отдаёт, чего выдумываешь-то? Ты же потом бросишь Дашку! Ты только разбей эту парочку, дальше мне без интереса.
Костя молча смотрел на неё и покачивал головой.
– Ну, Костенька, договорились, а? – заискивающе спросила Алла. – Сделаешь?
– Нет уж, это как-нибудь без меня. Я погляжу, вы с Киром – два сапога пара, и мне меж вами встревать, это как на один камень голову положить и ждать, когда другим прихлопнет.
– О! Вот видишь, видишь! Сам говоришь, мы с Кириллом – пара. А Дашка – так, встряла случайно. Так что случайность эту надо исправить, сам ведь понимаешь теперь.
– Вы с Киркой, знаешь, какая пара? Камни есть такие, белые. Их друг об друга чиркнешь, искра проскакивает. Вот вы эти камни и есть: вас столкнуть, только искры полетят!
– Ну так что, Костик? Попробуешь с Дашкой, а? Я даже не понимаю, чего ты волынку тянешь? Думала, тебе моё предложение понравится, ты же любишь всякие хохмы. А ты чего-то так упираешься, как будто я тебя уговариваю на ней жениться! – рассмеялась она. – Хотя… если ославишь её на всё село, я тебе хорошо приплачу.
– А стерва ты, Алка, оказывается. От тебя надо подальше держаться. А то вот так, нечаянно, душу дьяволу-то и запродашь. Чего ты так на девчонку эту взъелась? Будто она тебе соли на хвост насыпала.
Аллочка зло усмехнулась:
– Не договорились, значит? Жалко. Слизняк ты, Костик. Ладно, подбери сопли, я без сопливых обойдусь. Только ты имей ввиду, сболтнёшь кому о чём у нас разговор был – сильно жалеть потом будешь. Я точно знаю, мамуле моей очень не понравится, что распускаешь обо мне такие сплетни, а за клевету она тебя быстренько под какую-нибудь статью пристроит. Так что, получается, тебе выгоднее всех язык за зубами держать. Хорошо меня понял?
– Ну и стерва… – покрутил Костик головой. – Таких ещё поискать.
Вот этакие нешуточные страсти разгорались вокруг Кирилла и Даши. И, если правду сказать, так были и ещё, кому отношения этих двоих стали неожиданным и неприятным сюрпризом. Нет, против Даши, в общем-то, никто ничего не имел – она как-то так умела повести себя с людьми, что всем мила была. Добрая она была, Дашуня-то, так незлоблива, что и на неё зла держать не получалось. А только всё ж мало радости в том сельские девчата увидали, что вот откуда ни возьмись приехала обычная совсем девчонка – ни красавица, ни принцесса, да и присушила лучшего парня, об котором не одна из них вздыхала да мечтала в ночной бессоннице. Впрочем, любой выбор Кирилла был бы «одобрен» точно так же, потому что за всеми этими мыслями скрывалась одна, главная: «Почему не я?! Я-то хуже что ли?!» Но какие бы думки не витали в юных головёнках, а только одна Аллочка дала им полную волю, да устремилась любыми способами исправить то, что ей шибко не по нраву пришлось.
Глава 7. Встречи
А Кирилла и Даши всё это будто и не касалось вовсе, они, прикипая друг к другу всё более, ничего дурного вокруг себя не замечали. Да и какое может быть дурное, если чувства их так светлы, отношения так чисты – что плохого можно в них усмотреть?
Кир свою Дашуню боготворил. До того она была проста, естественна во всём, – он не переставал удивляться на неё. Напрасный труд было бы искать в ней кокетство да жеманство – ни капли, ни в чём.
С Кириллом она так доверчива была, что ему даже и в голову не приходило воспользоваться этим доверием. Вот ведь тоже, странность. Раньше, как приходилось какую подружку по сумеркам до дому провожать, так первым делом в голове мысли крутились: в каком бы укромном местечке приобнять, потискать в шутку как бы, а с другой стороны, вроде разведку провести, как далеко разрешено будет «шуточкам» зайти. А вот к Даше это «потискать» не могло иметь никакого отношения, кроме оскорбительного. Кирилл разозлился бы на себя, прошмыгни вдруг такая мыслишка. Дашу можно было обожать, любоваться ею, восхищаться, радоваться тому, что она почему-то остаётся с ним рядом, не уходит, не бросает. Замирать сердцем от нечаянных прикосновений – какая у неё нежная, прохладная, бархатистая кожа! Никогда раньше он не знал, сколь радостно может быть от такого коротенького случайного касания…
А раз как-то шли они по берегу речки, и, когда берег обрывом подниматься начал, да всё выше и выше, Кир потянул Дашу спуститься к воде, на пологую песчаную полоску. Спрыгнул вниз и к Дашуне руки поднял, но не поставил её на песок, а опустил к себе на плечо. Так и понёс. С того вечера Кирилл часто и без устали носил Дашу на плече в их долгих вечерних путешествиях. Ему это так нравилось, что голова кружилась от счастья. А в тот вечер она глянула на него вопросительно сверху, разглядела в ответ улыбку в темноте и сказала:
– Как Таис Афинскую.
– Это кто такая? – спросил Кир.
– Книжка такая есть, Ивана Ефремова. Так и называется – «Таис Афинская».
– А-а, видел я в библиотеке.
– Она была гетерой, очень красивой. Возлюбленной Александра Македонского.
– Гетерой? О-о-о! И Александр Македонский вот так же её носил?
– Знаешь, – задумчиво проговорила Даша. – Мы вот историю учим… И всё в одной куче оказывается… Что пещерные люди, что декабристы, или Пушкин с его Натали. А ведь они так недавно жили. И даже Александр, Таис. Или кто-то похожий на неё. Они были точно такими же как мы, обыкновенные люди. Чувствовали как мы, чего-то боялись, и мысли такие же думали. До них близко так – только руку протяни. А нам кажется, всё, что до нашего рождения было, всё незапамятные времена. И от людей тех остаются только имена, сухие, как формулы. Ты меня не понимаешь?
– Понимаю. Вот мы любим, переживаем. А через сто лет… хорошо, если кто-то будет ещё имена наши помнить, но за именем уже мало чего от нас останется. Наверно, есть какой-то смысл в том, что мир так устроен.
– Смысл в том, что люди беспамятны? Обидно. Какое богатство вокруг нас: каждый человек – как огромный мир. Сколько людей, столько миров вокруг, а уходит человек, никто не горюет, не думает, что разом целый мир умер.
– Не знаю. Об чём-то другом горюют. Потому, что эти миры всегда параллельные, живут друг с другом рядышком.
– И никогда-никогда не пересекаются?
– Иногда пересекаются, иногда рядом идут, но, пожалуй, один с другим никогда не сливаются. Ведь люди разные очень, как им совпасть?
И вот эти необычные разговоры Кириллу тоже очень нравились, раньше он ни о чём таком не говорил, и даже не знал, что способен, например, целый вечер воображать себя кем-нибудь и по-щенячьи ликовать в душе в ответ на Дашин самозабвенный смех. С Дашей всё получалось так здорово, естественно, с ней хоть о чём можно было и говорить, и фантазировать, и дурачиться, не боясь, что будешь выглядеть преглупо.
Темнело уже, когда Даша возвращалась домой, – по маминой просьбе относила заказчице готовое платье. Вечер стоял тихий-тихий, зорька расплескалась в полнеба. Проходя мимо дома одноклассницы, Даша на минутку остановилась перекинуться парой слов с подружкой. Та поила телёнка у ворот, придерживая ведро с пойлом. Телок нетерпеливо толкался в него лобастой головой, вскидывался – того и гляди вышибет ведёрко из рук и всё разольёт. Юная скотница и ругала неслуха, и смеялась. Даша тоже посмеялась, глядя на их сражение, и помахала подружке рукой:
– Ладно, я пошла!
В прозрачном вечернем воздухе далеко разносились звуки. Заполошный утиный гомон донёсся с берега маленького пруда: хозяйка вышла с миской зерна, и прожорливые птицы немедленно окружили её, раскрякались нетерпеливо. Недовольно мычала бродяжливая корова, наладившись в путь по деревне, а девчушка с длинной ивовой прутиной сердито заворачивала её к дому, в распахнутые ворота летнего загона. Рядом в огороде хозяин включил поливалку, с шипением пошла вода, широким веером вскинулся над грядками серебристый фонтанчик, и крупные капли умиротворённо зашумели в огуречных листьях. Где-то неподалёку кололи дрова, и звонко разлетались поленья.
– Привет, курносая! – услышала Даша и обернулась.
В нескольких шагах позади себя она увидела молодого мужчину, которого видела много раз, здоровалась, но ни разу он не пытался с ней заговорить. Фамилии его она не знала, а слышала, как называли Костей.
– Здравствуйте, – с долей удивления ответила Даша.
Костик невольно улыбнулся и покрутил головой:
– Ишь ты! А знаешь, Дашуха, меня в жизни никто на «вы» не называл! Ты первая.
– Вы же старше, – пожала Даша плечом.
– Домой идёшь? Пошли, и мне в ту сторону.
Даша молча зашагала дальше, Костик рядом.
– Что, нравится вам в деревне у нас? – спросил он, но чувствовалось, что спросил так, лишь бы не молчать.
Даша и ответила так же, лишь бы ответить. И дальше разговор был такой же, ни о чём. Пока не свернули в Дашин переулок. Вот кто колол дрова по вечерней прохладце! Кирилл стоял посреди изрядной кучи поленьев, свеже белеющих обнажённой древесиной, и устанавливал на здоровенном чурбане очередную берёзовую чурку.
Дрова эти он сам же и привёз без лишних спросов-расспросов – подъехал днём, да и вывалил у дома здоровенную кучу напиленных чурок.
Мария с работы пришла и только руками беспомощно развела:
– Ну ты погляди, чего он делает!
А вечером встретила Кирилла хмурым вопросом:
– Тебе что, думать не об ком? Чай, свой дом есть.
– А у меня теперь два дома. Я по одной машине к каждому свалил. Вы, тёть Маш, за меня не беспокойтесь, меня и на два дома хватит. Тёть Маш, а я голодный. Мои бабоньки в гости на два дня отпросились. Я дома-то управился, а вот сварить… – Кирилл с комичной виноватостью развёл руками.
– Нет, ну ты погляди на него! – опять изумлённо повторила Мария за неимением других слов и повернулась за поддержкой к дочери.
Даша весело расхохоталась. Не удержавшись, засмеялась и Мария.
– Садись за стол, лихоманка, – сдаваясь, махнула она рукой.
Увидев впереди Кирилла, Костик остановился. Кир тоже увидел их и теперь стоял, опершись на топор.
– Мне это… оказывается, совсем не в эту сторону надо, – пробормотал Костя и, к удивлению Даши, круто повернулся и пошёл назад.
– Чего ему от тебя надо? – недовольно спросил Кирилл.
– Да ничего. Так, сказал, что ему по пути.
– Ну-ну, я вижу, как ему по пути.
– Он что, тебя испугался? – засмеялась Даша.
– Мало ещё испугался. Этот шалопут третьей дорогой обходить тебя будет.
– Ой, брось, Кира! – с укором сказала Даша. – Чего ты?
А время знай себе, идёт: худое ли у человека, радостное ли – всё ложится во Время-реку и уплывает вдаль. К человеку же, не спросясь, подступают новые испытания, и новые радости, и новые печали. И не заставить Время-реку вспять потечь, ни даже приостановиться на коротенький миг – не трогают её ни мольбы, ни слёзы, и сами мольбы точно так же канут в мутных тихих водах и уйдут прочь… прочь…
Подошёл к концу август. Вдоволь нагляделись Кирилл с Дашей на дожди-звездопады, желания на падающую звезду загадывали. А там начался сентябрь, а с ним и последний Дашин школьный год.
Аллочка первого сентября в школу не явилась, и ни второго, ни третьего. Лишь недели через полторы осчастливила она школьные стены своим появлением – повзрослевшая, загорелая нездешним загаром, волосы выцвели на жарком солнце до льняной белизны. Сама же Алла стала ещё красивее: смуглая эффектная блондинка с фигурой супермодели из модного журнала.
– Ах, мы в круизе были, – с томным небрежением отвечала она на расспросы одноклассниц. – С кузиной и её женихом.
За полтора месяца, пока Аллочка не была дома, за обилием впечатлений как-то подзабыла она домашние свои проблемы. Да и уверена была, что теперь они сами собой разрешились. Право, с какой бы стати Кирке столько времени за одну юбку держаться, когда все знают, он бабник известный и постоянством никогда не отличался, пенки снял – и дальше. А оказалось – всё ещё держится он за Дашкину юбку и бросать её не собирается, как пришили его! Это был удар. Как же так?! Полтора месяца Аллочка чувствовала себя королевой. Какие мужчины дарили ей цветы и комплименты! Смотрели с восторгом! Да ей бы только пальцем шевельнуть – любой бы псом лёг у ног! А этот… чурка деревенская… что он о себе думает?! И Дашка! Ведь не подошла даже, когда девчонки окружили, охали и ахали на сообщение о круизе, расспрашивали, ловили каждое словечко! А эта сидит, учебник листает, будто невесть что найти там собирается! Лишь бы только назло ей, Алле!
Алла места от злости не находила – всю радость эта уродина тощая ей испортила! Если б не Дашка, Аллочка и тут себя королевой бы чувствовала. Снисходительно повествовала бы о летнем путешествии, о поклонниках, каких эти замухрышки-одноклассницы только в кино видели. Да они все в рот бы Аллочке заглядывали! Нет, всё, всё Дашка испортила!
А на предпоследней переменке ещё того хуже случилось. Погода солнечная была, теплынь летняя, даром, что сентябрь на дворе стоял. Из душных классов все на двор повысыпали. Малышня игры затеяла: девчонки прыгали по расчерченным мелом классикам, пацанята шныряли меж большими, то ли догоняя друг друга, то ли прячась.
И тут остановилась у школьной ограды машина, и в кабине Аллочка увидала Кирилла. У неё аж сердечко ёкнуло от радости: ну-ка, Кирка, давай, глянь на меня! вот я какая! А он помахал рукой: «Общий привет!», по Аллочке глазами мазнул. Видел! Она не ошибалась, он её видел, и… ничего… Скользнул глазами мимо, разулыбался… Дашке! А она прям засветилась вся… Подошла быстренько… как собачонка на свист подбежала. Кирка чего-то сказал коротко, перекинулись словами… глаза бы не глядели!
Аллочке так тошно стало, аж живот заболел.
– Девчонки, я домой пошла. Скажите, что заболела.
– Ты и правда, бледная какая-то… Может, к медичке зайдёшь?
– На фига она мне, ваша дура-медичка!
Алла повернулась и пошла в класс, вещи свои забрать. Ноги показались чужими, как ходули негнущиеся. Шла на этих ходулях и думала, что все смотрят ей в спину и ухмыляются, подсмеиваются…
Аллочка ещё за дверью услышала стрекот печатной машинки, и это подлило масла в огонь её раздражения.
«Секретарша у неё, интересно, для чего юбку протирает? Пусть бы она и таскала работу домой, и стучала бы там себе, сколько влезет! Нет же! Мамочке обязательно надо притащиться с этим и долбить, долбить. Дятел! И плевать ей, что у меня голова раскалывается!» Алла забыла, что у неё вроде бы совсем не голова болит, а живот.
Хмурая, что осенняя туча, она вошла в комнату, где работала мать.
– Аллочка? – удивлённо глянула на дочь Галина Георгиевна. – Что так рано сегодня?
– Голова болит, – буркнула та недовольно.
– Голова? Вот, тебе на! Ни с того ни с сего. Ты голодная?
– Нет. Не хочу ничего.
– Ну иди, приляг, золотко моё, отдохни. Я сейчас закончу и приду к тебе. Мне чуть-чуть осталось допечатать.
Алла прошла молча и села на диван. Галина Георгиевна вопросительно посмотрела на неё, но ничего не сказала, снова принялась за работу. Некоторое время Аллочка молчала, потом объявила:
– Я выхожу замуж.
Галина Георгиевна оторвала взгляд от клавиш и поверх очков посмотрела на Аллу.
– Вот как? И кому так повезло? – она решила поддержать шутку дочери.
– Кирке, придурку этому!
У Галины Георгиевны брови поползли вверх:
– Неужели он сватался к тебе? – рассмеялась она. – В самом деле – придурок!
Отсмеявшись, сказала:
– Ой, Аллочка, не смеши ты меня! Дай я закончу, это срочно, – и повернулась было к машинке, но то, что произошло дальше, заставило её о работе забыть.
Алла подхватилась с дивана, в ярости подскочила к столу и смахнула на пол толстую папку, лежавшую перед Галиной Георгиевной, – листы документов веером разлетелись по паласу.
– Да! Кирка придурок, олигофрен! Втюрился в эту Дашку! Но женится он на мне, а не на ней! Тебе понятно?!
– Аллочка… – Галина Георгиевна опешила. Она, в общем-то, привыкла к неожиданным желаниям и внезапным капризам, но вот такой, как сейчас, она никогда ещё свою дочь не видела.
Алла была как будто не в себе. Кровь прилила к лицу, оно побагровело. Красивые волосы обычно выглядели прекрасно даже в живописном беспорядке, но сейчас казались растрёпанными, всклоченными. Большие глаза как будто воткнулись в Галину Георгиевну, и в них она не узнавала свою милую Аллочку. Напротив, как взведённая пружина, стояла чужая Алла, злобная, ненавидящая её непонятно за что. Казалось, ещё мгновение, и она кинется на мать и будет колотить, колотить своими кулачками куда попало.
– Алла, деточка, успокойся… – Галина Георгиевна встала, тихонько обняла дочь за плечи, привлекла к себе. – Всё будет, как ты хочешь.
Алла отстранилась, упёрла в лицо матери колючий взгляд:
– Он женится на мне?!
– Конечно! Конечно, женится. За счастье небывалое сочтёт, ещё и благодарен будет! Успокойся, моя хорошая. Да было бы об ком так переживать! – уговаривая дочку, Галина Георгиевна тихонько повела её к дивану, села рядом. – Кто посмел обидеть мою золотую, мою красавицу?
– Я красивая? – требовательно посмотрела Алла. Вспышка непонятной ярости, так испугавшая Галину Георгиевну, ушла, но глаза всё ещё были жёсткими, злыми.
– Господи, Аллочка! – от изумления Галина Георгиевна всплеснула руками. – Да тебе ли об этом спрашивать?! Такой красоты, какая у тебя – одна на тыщу, да и то, едва ли. С таким личиком, с такой фигуркой, да у тебя, знаешь, какой муж будет? Он тебя золотом за одну красоту осыплет!
Алла дёрнулась и резко села, с неприязнью глядя на мать.
– Я же тебе сказала!
– Да про Кирку-то я уже и не говорю! Этот вообще будет тебе ноги мыть и воду пить! Правда, о чём тут расстраиваться? Ты лучше ляг и усни, – она подложила под голову Аллочке подушку, укрыла своей большой вязанной шалью, в которую любила завернуться, и села поближе. – Ах, глупенькая, нашла о чём переживать! – она стала тихонько гладить дочку по голове. – Закрывай свои глазоньки, усни, моя девочка, моя красавица. А проснёшься, и всё будет хорошо…
Сколько раз Аллочка вот так, как сейчас, обиженная, расстроенная, лежала с закрытыми глазами и слушала тихий материн голос, и тёплая рука гладила её волосы, и она знала, что, и в самом деле, всё будет хорошо, уж мама об этом позаботится. И от маминой нежности и её любви, для которой преград не существовало, Аллочке становилось так уютно. Уходили все недовольства и беспокойства, и такое умиротворение нисходило на неё, что она, обычно, сладко засыпала. Так же случилось и теперь – достаточно оказалось маминого слова, чтобы улетучились все треволнения и переживания дня.
Галина Георгиевна сидела рядом со спящей дочкой и любовалась ею.
«Выросла моя малышка, – думала она, с улыбкой глядя на дочку. – И игрушки другие понадобились. Надо же, – замуж! А губа у малышки не дура, ишь, какого самца выбрала. Самого-самого».
Галина Георгиевна и сама при случае любовалась на парня, а какая баба могла на него равнодушно глядеть? К тому же, прокурорша была довольно цинична, про любовь и прочую романтику давно всё знала, а так же и про их точную стоимость, которая, в зависимости от обстоятельств, была ниже или выше, но никогда – слишком высока. На Кирилла она, бывало, посматривала оценивающе, и где-то глубоко слегка завидовала тем, с которыми, она знала, парень водил шуры-муры. Но всерьёз Галина Георгиевна никогда не ставила себя и его рядом. Зачем он ей? Испытать очередное разочарование, как чаще всего бывало? А этот парнишка… что он может знать и уметь, мужлан? Каким таким тонкостям обучили его деревенские клуши?
А Аллочка, глупышка, клюнула на заманчивую игрушку. Галина Георгиевна улыбнулась и покачала головой. Да если бы девочка и завладела этой игрушкой, так он, наверняка, скоро надоел бы ей. К игрушкам она никогда не привязывалась и не жалела их: когда надоедали – ломала.
Ах, да пройдёт это у девочки! Завтра-послезавтра успокоится, и Галина Георгиевна найдёт, какими словами и какими посулами изменить дочкины прихоти. Шоферюга, неуч, безотцовщина! Такой ли Аллочке-красавице нужен мужчина? Нет уж, Кирилл, выкуси, этот цветочек не тебе срывать. У дочки будет такое будущее, о котором мечтает Галина Георгиевна. За рубеж она будет так же запросто ездить, как другие в соседнюю деревню ходят. Она услышит слова восторженных комплиментов в самых элитных столичных обществах. Денег, разумеется, у неё будет… ой, много! Аллочка стоит дорого. А о нарядах и украшениях и говорить нечего!
Галина Георгиевна обнаружила, что сидит и улыбается своим мечтаниям. Спохватилась и оглянулась на рассыпанные по полу бумаги: «А-а, плевать! Аллочкин покой дороже».
Прокурорша и не вспомнила о какой-то Дашке, упомянутой дочкой, мол, втюрился в неё Кирка! На эти слова Галина Георгиевна и внимания-то не обратила.
