Читать книгу: «Трип. Истории про дауншифтинг, рассказанные реверсом», страница 2
В Сиемреапе, дорогие товарищи. Вы хотя бы знаете где это – Сиемреап? Это место в Камбодже, где я полгода водил экскурсии по тысячелетним храмам Ангкора.
Ангкор – это вам не речка Квай-давай-давай с ее кокосовой фермой, ананасовой плантацией и слоновьим колхозом. Ангкор – это красота в чистом виде. Это энергетика, которую чувствует даже такой сундук как я.
А какие там дороги, о май Будда. Поездка на мотоцикле по вечернему Сием-Рипу – это вообще был ежедневный подвиг. Единственный способ избежать стресса – это накуриться и представлять, что ты играешь в компьютерную игру про гонки без правил. Задача проста: доехать из точки А в точку Б и не умереть. Сделать это не так просто. Коварные кхмеры поджидают, пока ты разгонишься, и выскакивают на своих мотобайках из подворотен на полной скорости; они специально встают на светофоре в крайний правый ряд, чтобы не включая поворотник повернуть налево; двигаясь по встречной полосе они обязательно набирают эсэмэску. А еще на ровной и прямой дороге, по которой так и хочется разогнаться, они вдруг неожиданно выкапывают яму без предупреждающих знаков, и если ты не заметил, то – все.
Но как ни странно, я покинул Камбоджу живым и здоровым. На этом основании прошу считать меня Дунканом Маклаудом.
Во двор нужного дома я заезжаю уже в темноте. Звоню на свой номер и слышу просьбу подождать две минуты.
Трехэтажный многоквартирный дом шумит на разные голоса – ведущим ток-шоу в телевизоре, певцом народных песен в колонках, ругающимися женщинами в цветастых платьях.
Из дверного проема появляется опрятная таечка лет двадцати с чем-то. Она подходит, застенчиво улыбаясь, и достает из кармана джинсов мой телефон. Мне становится стыдно за нож в багажнике и за натовские штаны.
– Сорри, мита, – говорит таечка по-английски, – мой парень иногда общается с плохими людьми.
– Ничего, – говорю, – бывает.
– А что у вас еще украли? – спрашивает она.
Я отвечаю, что кошелек. Она снова просит подождать и уходит в дом. Возвращается с каким-то пакетом и печально качает головой: кошелька не нашла. Я отвечаю, что не страшно.
– А может у вас украли часы? – Таечка раскрывает пакет, а в нем шесть или восемь наручных часов.
– Нет, – улыбаюсь я, – часов у меня не было.
И поблагодарив, уезжаю.
Я еду обратно и жадно верчу головой по сторонам. Мимо проносится обычная жизнь города храмов и борделей, со своими нехитрыми страстями и пороками. Через сутки я улечу в Москву, и никогда больше сюда не вернусь.
Октябрь 2014
В гостях у наркомана
Почти все мои знакомые могут похвастаться шрамами от соприкосновения с асфальтом. Не могут только те, кто уже умер. И тем не менее, все 300 тысяч населения города (150 тысяч коренных паттайцев и еще столько же нелегалов со всей планеты) ежевечерне вступают в неравную схватку с собственным вестибулярным аппаратом, садясь за руль пьяными или под наркотиками. Здесь после заката вообще сложно встретить трезвого, а особенно – среди водителей.
Вот история Сина, владельца компании, в которой я работал несколько лет. Син родился и вырос в соседнем Лаосе, а потом учился в Алма-Ате, поэтому говорит по-русски с казахским акцентом. Несмотря на то, что в Таиланде иностранцам запрещено работать в туристическом бизнесе, Син притворился тайцем и открыл свое экскурсионное агентство. Мы с ним отлично ладили, потому что оба были нелегалами.
Син сильно падал с байка три раза. Первый раз сломал ногу, второй раз что-то еще, а на третий ему распороло щеку от верхней губы до глаза, но даже после этого он не обзавелся шлемом. Шлем не может защитить от кармы, утверждает он. Если плохая карма – ты в любом случае упадешь и разобьешься, а если хорошая – то в любом случае нет.
С Сином у меня недавно состоялся следующий разговор.
– Тош, почему ты плохо продаешь туристам лекарства? – спросил он меня, подсчитывая комиссию с экскурсии. – Ты много говоришь про Будду-шмудду и совсем мало про тайскую медицину.
– Я – гид, а не продавец, – ответил я, – и не могу два дня рекламировать аптеку.
– Почему? – удивился Син.
– Мне кажется, это будет плохо для моей кармы.
Да, я так и сказал: «плохо для кармы».
– Плохо для кармы, – повторил за мной Син и произнес то же самое на лаосском, чтобы убедиться, что правильно понял. – Но почему, Тош? Почему продавать медицину и получать за это комиссию – плохо? Ты же знаешь, что медицина – хорошая. Ты же сам ее пьешь.
– Пью, – кивнул я.
– Когда ты в Камбодже продавал туристам пиццу с марихуаной, это не было плохо для кармы?
– Не было. Они сами просили.
– А на Ямайке? Ваня говорит, что ты там постоянно продавал туристам наркотики, – продолжал Син тоном прокурора.
– Нет, не продавал, – сказал я.
– А Ваня говорит, что продавал.
– Ваня преувеличивает. Я просто переводил, когда мои туристы общались с барыгами. Знаешь как сложно русскому туристу понять язык ямайского барыги?
– И это тоже не было плохо для кармы?
– Не было.
Серьезно. Возможность взорвать косяк у могилы Роберта Неста Марли, самого известного курильщика косяков на планете – это часть погружения в культуру страны. Многие летят 12 часов без пересадки специально ради этого.
– По-твоему выходит, что продавать наркотики – хорошо для кармы, а продавать лекарства – плохо, – медленно произнес после долгого молчания Син. Мрачный, с эффектным шрамом на лице, в этот момент он был похож на босса мафии из голливудского фильма.
– Выходит, что так, – вздохнул я.
С тех пор он ни разу мне не звонил.
О боги, я бы столько мог рассказать про эти метания между наживой и кармой, но не буду. Комиссия – побочный продукт экскурсии, а не наоборот, я всегда это утверждал. Ваня однажды пошутил, что этот афоризм будет выбит на моем надгробии, когда я умру голодной смертью.
Но это все юмор. А если серьезно, то однажды я поехал в Лаос, чтобы оформить полугодовую тайскую визу. Подав документы в консульство, я вечером наелся псилоцибиновых грибов, и со мной случился приход. Известно, что приход – это всегда отражение переживаний человека. Поэтому мне привиделось, что у меня берет интервью Джа Растафарай, и я рассказываю о своей работе. Диалог был примерно таким:
– Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Меня зовут Хайле Селассие Первый, и в эфире очередной выпуск передачи "В гостях у наркомана". Сегодня мое императорское величество беседует с Антоном П., москвичом из Паттайи. Привет, Антон.
– Привет, о великий Джа.
– Итак, без лишних предисловий, расскажи общественности о своей работе.
– Я работаю гидом в туристическом агентстве "Сабай Красивый Тур" – вожу русских туристов на двухдневную экскурсию в провинцию Канчанабури. Каждая такая поездка – это что-то среднее между детским садом на выезде и коллективным приемом пациентов у психиатра, но сейчас не об этом. Я рассказываю туристам обо всем, что они видят. Я – именно тот человек, который формирует их представление об этой стране. Я создаю для них целую новую вселенную – под ключ с нуля. И поэтому я хоть и немного, но все-таки твой коллега, о Создатель.
– Хм. Я в полной мере уважаю заблуждения простых смертных, но не кажется ли тебе, Антон, что ты несколько преувеличиваешь свою экзистенциальную роль? Ты ведь просто комментируешь готовую картинку. Ты – всего лишь автор субтитров к уже снятому фильму.
– Наоборот. Визуальный ряд – это только дополнение к моему рассказу. Вот смотри, за окном растет сахарная пальма. Если туристы про нее спросят, то можно рассказать, как из ее стебля добывают сок и делают из него сахар, так? А можно и про то, как во времена красных кхмеров в целях экономии патронов врагам системы резали горло ее листьями. И то, и другое – правда, и именно я решаю, какую из правд узнают люди.
– Очень интересно. Тогда расскажи, долго ли нужно учиться, чтобы обладать всеми необходимыми для гида знаниями?
– Недолго. Точнее – нисколько. Владельцам турагентств неважно, что ты говоришь на экскурсии. Главное, чтобы туристам все понравилось и чтобы они потом сделали комиссию в подконтрольной аптеке тайской медицины.
– Очень интересно. Довольно непыльная у тебя работа, коллега.
– Да-с. Я – классический дауншифтер, хоть показывай меня в музее эмиграции.
– А вот здесь, коллега, позволь моему императорскому величеству с тобой не согласиться. Дауншифтеров и дауншифтинга на самом деле не существует. Дауншифтинг был придуман офисным пролетариатом, после того как он слетал в отпуск на Гоа. Бросить должность менеджера по менеджменту и уехать в Индию кажется ему нереально смелым шагом, вот только он видит все это не как перестройку сознания, не как возврат к истокам и отказ от ненужного. Для него это лишь переход к новой форме потребления, в которой проституток и шмали больше, а стоят они при этом меньше. Но юмор в том, что та же самая страсть к потреблению заставляет его бояться потерять уже имеющиеся блага, и поэтому он все еще мечтает о дауншифтинге, давясь бизнес-ланчем, а ты уже пару лет как здесь.
– Это воистину гениально, о великий Джа!
– Согласен. На этой глубокой мысли мое императорское величество прощается с вами до следующего выпуска передачи "В гостях у наркомана". С вами был лев-победитель из колена Иудова, избранник бога, царь царей Эфиопии Хайле Селассие Первый. До новых встреч!
Сентябрь 2014
Зомби-апокалипсис
Мы с моим другом Ваней сидим за столиком в баре у наркодилера Кея. Ваня заказал ром с колой, а я – просто содовую.
Сегодня утром я в очередной раз прилетел в Таиланд, потому что меня депортировали с Ямайки, где я работал гидом последние шесть месяцев. Теперь мне снова придется водить экскурсии на реку Квай. Я делал это четыре года подряд.
– Ну что там нового у вас на квайщине? – спрашиваю я. Ваня морщится и делает большой глоток. Затем он достает сигарету и обстоятельно ее закуривает. Держать внимание аудитории – его любимейшее занятие, поэтому он – один из лучших гидов Паттайи.
– У нас на квайщине сплошное крушение идеалов, – наконец изрекает Ваня, выпуская струю дыма вонючего тайского Мальборо. – Знаешь, что любопытно? В детстве нас учили, что богатые – злые и скупые подонки, а бедные – полны духовности. Но что мы наблюдаем в объективе реальности? А то, что в пик сезона к нам со всей России слетается офисный пролетариат с маленьким размером всего, что только можно, но в первую очередь – зарплаты. И вот на две недели отпуска узники корпоративных застенков перевоплощаются в королей. Заметь, не имея для этого ни фантазии, ни финансовых оснований. И чем меньше у них зарплата, тем больше гонора.
Ваня замолкает и начинает остервенело помешивать трубочкой лед в своем стакане. Длинно говорить о коротких вещах – профессиональная привычка квайщиков, потому что пока автобус едет 500 километров до конечной точки, гид должен что-то рассказывать. Но Ванина мысль проста, и выражается одним безрадостным предложением: туристы стали агрессивны и неплатежеспособны.
– А, например, богатые ведут себя гораздо культурнее, – продолжает наконец он. – Поэтому я богатых люблю больше, чем бедных. – Мой друг смотрит на меня в упор, и в его затуманенных глазах я вижу классовую ненависть.
– Граф Влад Цепеш однажды созвал всех нищих своего графства на бесплатный обед, – говорю я, – а потом запер в большом амбаре и сжег.
– Уважаю, – Ваня поднимает свой стакан и морщится, потому что у меня только содовая, – за борьбу с нищетой! – тем не менее провозглашает он и залпом допивает.
– Аминь, – соглашаюсь я.
…Рассказывают, что еще в 2009-ом году, в самом конце сезона дождей, за столом в национальном парке "Эраван" собрались старейшие квайщики. Это было в середине августа, спустя ровно сорок лет после открытия фестиваля Вудсток, день в день. Так, по крайней мере, рассказывают.
Во главе стола сидел Доктор, естественно, обдолбанный. Ему, как пассионарию, доступно видеть больше других. Он налил себе рому, затянулся травой из трубки и обратился к присутствующим с такой речью:
"Двухтысячные заканчиваются, дорогие друзья, а вместе с ними заканчиваются и тучные годы туризма. Оглянитесь вокруг, принюхайтесь к этому воздуху и вы непременно почувствуете едва уловимое, но уже очевидное движение всего сущего по направлению к ебеням. Комиссии уже никогда не будут такими большими, туристки – такими доступными, а река Квай – такой полноводной".
После этого он ни с кем не чокаясь залпом осушил стакан. И как будто бы с того дня все и началось…
Мы расплачиваемся, прощаемся с Кеем и уходим. В кармане у каждого из нас лежит брикет спрессованной марихуаны, только что приобретенный. Я сажусь за руль Ваниного мопеда, он – сзади, и мы выезжаем из переулка.
– Как ты думаешь, сколько весит Кеевский брикет? – говорю я, разгоняясь на безлюдной, залитой солнечным светом улице.
– Тридцать грамм, – отвечает Ваня.
– Ты взвешивал?
– Вроде того.
И он рассказал, как во время прошлого несезона, когда все заработанные деньги бесповоротно кончились, они с Федором N. поехали к Кею и на последние пятьсот бат купили марихуаны. Они выбирали между марихуаной и возможностью пообедать, но колебались недолго. Холодильник был пуст, и из еды были только несколько одноразовых упаковок кетчупа, оставшиеся от лучших времен – когда можно было заказать доставку из Бургер Кинга. И тогда они решили узнать вес купленного товара. Федор держал руки над столом, и на левой ладони у него был брикет, а на правую Ваня клал по одному пакетику кетчупа.
