Читать книгу: «Драматические произведения», страница 3

Шрифт:

Выход в Город
Пьеса в 2 действиях по мотивам повестей А. Лавреева «Сучок в кармане Города» и «Тайна синей пирамиды»



Звучит третий звонок. За ним четвёртый и пятый. Пиликает дешёвый электрический будильник, поставленный на туго набитый рюкзак у изголовья раскладушки. Рядом примостилась гитара в чехле. Человек не глядя дотянулся до часов и «придушил», поставил на подоконник. Лежит ещё полминуты с открытыми глазами.

Почти пустая комната. Обои отстают от стен, из приоткрытой форточки дует. Слышно, как за окном прогудел тепловоз, и тут же – эхом разносится над железнодорожными путями холодный женский голос:

– Внимание, со стороны Города приближается скоростной поезд…

Такие комнаты сдают в пустующих общежитиях летом – переночевать. Не гостиница, конечно, но раскладушка есть, одеяло есть, чего ж ещё? Молодой человек сел на раскладушке, помассировав лицо руками, вытащил из кармана и надел очки. Спал он по-походному – не снимая джинсов и брезентовой куртки-штормовки, в комнате-то нежарко. Шнурует кеды. За оконным стеклом тусклое серое утро. Потянул с подоконника будильник, чтобы пихнуть в рюкзак, и при этом на пол упала забытая кем-то раньше книга, без обложки и страшно затрёпанная.

ЧИТАТЕЛЬ (читает страницу, где книга раскрылась при падении). «Какой сейчас месяц?» – отрешённо спросил я. – «Декабрь». – «А число какое?» – «Двенадцатое…» (Заинтересовавшись, углубляется в чтение.) Действительно, вчера было одиннадцатое декабря, но вчера была зима, а сегодня уже лето. Значит, опять этот мой полуденный сон. Город без названия… (Перевернул книгу обложкой кверху, чтобы прочесть название). Алексей Лавреев. «Сучок в кармане Города». Повесть.

Пожал плечами, кинул книгу на раскладушку. Завязал рюкзак, потом потянулся за гитарой, готовый наконец решительно встать и покинуть неуютный ночлег. Но стоило гитаре оказаться в руках, и ЧИТАТЕЛЬ невольно, прямо через матерчатый чехол, отстучал ритм только что пришедшей в голову мелодии. И вполголоса напел:

 
…Это всё полуночный мой бред,
это всё мой полуденный сон,
это память вторых этажей,
это вепря затравленный стон!
 

Он бы, может, и мелодию подобрал, но в этот момент за окном снова прогудел тепловоз. Теперь уж точно пора. ЧИТАТЕЛЬ мигом вскочил на ноги, закинул гитару за плечо… Секунду поразмыслил и пихнул затрёпанную книжку в карман рюкзака… Почему бы не почитать в дороге? Вышел.

Пустая комната. Обои отстают от стен, из форточки дует. И слышно, как за окном над железнодорожными путями разносится бесстрастный женский голос.

– Внимание, прибывает скорый поезд в сторону Города…



КАРТИНА 1. ТРАВМПУНКТ

Белые кафельные стены. В тяжёлом, с мягким сиденьем и подголовником кресле, какие бывают только в медицинских учреждениях, сидит ЛАВРИН – коренастый и темноволосый юноша, одетый в чёрные брюки, чёрные кроссовки, чёрную рубашку. Его одежда в пыли, местами порвана. Губа кровоточит, костяшки на кулаках сбиты. Он только что пришёл в себя, непонимающе озирается.

ЛАВРИН. Как я здесь очутился? Нет, это сон – надо ущипнуть себя за руку, и всё пройдет… Больно!.. Значит, не сон. Но тогда где же я? (Снова оглядывается, оценивая обстановку.) Стоматология? Травмпункт? (Поглаживает покрытые ссадинами пальцы.) Дрался я, что ли? (Скривившись от боли, выкарабкивается из кресла. Стоит, переводя дыхание. Говорит сам с собой, чтобы успокоиться.) Так. Вчера вечером. Вышел из кино – помню. Часов десять вечера было, темно, снег шёл. Мёрз на остановке в ожидании троллейбуса – помню. Он подошёл через полчаса. Сел в пустой салон, ехал до дома, вышел – всё это я прекрасно помню. А дальше? Провал памяти? А-мне-зия, Валерка так говорит… Ноги чертовски устали – где же это я шатался ночью, по холоду? Откуда кровь на рубашке?

Дверь открывается. Из яркого, с фиолетовой нотой света, выступает белая фигура – высокая и гибкая. Халат, маска, колпак, устало улыбающиеся глаза – ДОКТОР вернулся с операции. Мельком взглянув на ЛАВРИНА, врач проходит к небольшому столу с настольной лампой. Выдвигает ящик.

ДОКТОР (не глядя на пациента, но приветливо). Очнулся? Ну наконец-то. Я уж думал, проспишь до вечера. Легче тебе?

ЛАВРИН (невольно отступил к стене, свёл плечи; ответил по-заученному). Лаврин. Учащийся. Год рождения: семьдесят четвёртый. Курс лечения: второй.

ДОКТОР (с интересом). Тебя где так научили отвечать?

ЛАВРИН. Спецклиника для несовершеннолетних. Отучение от табакокурения. Два курса.

ДОКТОР (понимающе усмехнулся). Указ господина Президента? Пора бы уже забыть.

ЛАВРИН. Вы там сами лежали? На излечении? Ну вот вы и забывайте, а у меня не получается.

ДОКТОР в дискуссию не вступает. Вытащил из ящика шприц с ампулой, набрал лекарство, поднялся. ЛАВРИН послушно уселся обратно в кресло. Доктор подошёл, протёр кожу на руке перед уколом.

ДОКТОР. Помнишь, как сюда попал? Как всегда. Амнезия. Ты позвонил ко мне в дверь в два часа ночи. Я ждал тебя позже.

ЛАВРИН. Ждал?! Мы что, знакомы, что ли?

ДОКТОР. Ну теперь-то знакомы. (Делает укол.) Очень больно было? (ЛАВРИН пожал плечами – нет, мол, спасибо за оказанную помощь. И ДОКТОР уточняет.) Когда били?

ЛАВРИН. Я же не помню ничего! Я как сюда добрался, не помню. Я как вас зовут, не помню.

ДОКТОР (философски). Это как раз необязательно. (Снова устроился за столом, достал из ящика стола растрёпанную медицинскую карту, авторучку, пачку сигарет. Усмехнулся, закуривая.) Не волнуйся, это не спецклиника.

ЛАВРИН (решив разом всё выяснить). Хорошо. Где я?

ДОКТОР (пишет в карточке). У меня дома.

ЛАВРИН. Это вы так по дому ходите?

ДОКТОР. Работы много.

ЛАВРИН (упрямо). Какой адрес вашего дома?

ДОКТОР. Больше тебя ничего не интересует?

ЛАВРИН. Нет!

ДОКТОР. На шестьдесят четвёртой улице, пятый район.

ЛАВРИН. Это что, Нью-Йорк, что ли?

ДОКТОР. Это моя квартира.

ЛАВРИН (сдерживая раздражение). Город как называется?

ДОКТОР. Город. Всё, я тебя записал. Увидимся. Тебе какой автобус прямо до дому?

ЛАВРИН (машинально). Тридцать первый.

ДОКТОР. Остановка прямо за углом. (Разгладив ладонью историю болезни, прочёл вслух.) «Мы ходим вкруг да около, в тени большого Города». Это ты сочинил?

ЛАВРИН (недоволен и смущён). Ну я… Чего там делать-то, в клинике вашей…

ДОКТОР. Вот видишь. Странный вопрос, какой Город. Всё тот же. Куда он денется?

ЛАВРИН. Хорошо, где пальто моё?

ДОКТОР (спрятал историю болезни, задвинул ящик). Пальто?

ЛАВРИН (нервно). Пальто! Снег на улице. Холодно.

ДОКТОР (слегка удивлён.). Тридцать жары, а тебе холодно?

ЛАВРИН. Как это тридцать?

ДОКТОР. По Цельсию.

ЛАВРИН. Так. А месяц какой?

ДОКТОР. Декабрь. Плащ на вешалке, если хочешь.

ЛАВРИН увидел вешалку. Мнётся в нерешительности.

ЛАВРИН. Красивый.

ДОКТОР. Нравится? Забирай. Это же всё не моё. Приходят, как ты, оставляют.

ЛАВРИН (возится с плащом). Как вас зовут-то?

ДОКТОР (с улыбкой наблюдая). Да зачем тебе всех по именам называть? Просто Доктор. Просто Город.

ЛАВРИН надел плащ, глубоко сунул руки в карманы. Ему нравится.

ЛАВРИН. К нему бы шляпу ещё. А нету…

ЛАВРИН идёт к двери. ДОКТОР следом, как и положено, провожая гостя. Протягивает руку на прощание. ЛАВРИН пожимает её и смотрит на бейдж прицепленный к кармашку врачебного халата.

ДОКТОР (дружелюбно). Удачи!

ЛАВРИН. Теперь я знаю твоё имя.

ДОКТОР улыбается.

.

КАРТИНА 2. ГЕНКА

Двухкомнатная квартира в новостройке, каких много на окраине любого города. У стола, заставленного фотопринадлежностями, в кресле спит ЛАВРИН. Это его квартира, он дома.

Дверь с лестничной клетки в прихожую открывается без звонка или стука – видимо, не была заперта. ГЕНКА, сверстник ЛАВРИНА, проскальзывает в квартиру. Налево в кухню ГЕНКА не пошёл, а не разуваясь двинулся прямо в комнату. Похоже, ГЕНКА в этой квартире не впервые.

На ГЕНКЕ вызывающий «прикид»: кожаные перчатки, длинные волосы торчат из-под козырька кепки, украшенной символом, смутно похожим на свастику. Тот же угрожающий символ красуется на груди давно не стиранной белой футболки, ниже – лозунг «Нация сильна и здорова». А вот телосложение подкачало: ГЕНКА тощий и неказистый.

Незваный гость мог бы просто тряхнуть приятеля за плечо. Но замечает на столе репортёрский диктофон – пластиковую коробку величиной с толстую книгу, снабжённую ремешком, чтобы таскать на плече. Покосившись на спящего хозяина квартиры, ГЕНКА тянется к клавише и не без опаски включает воспроизведение. Магнитофон откликнулся мягким голосом Юрия Визбора:

 
Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены.
Тих и печален ручей у янтарной сосны…
 

ГЕНКА. Упс!

Туристские песни – явно не та музыка, которая ГЕНКЕ нравится, да и не то, что он рассчитывал услышать. Зато ЛАВРИН открывает глаза. Видит ГЕНКУ, узнаёт его. Дождавшись, пока Визбор споёт про

 
Милая моя. Солнышко лесное…
 

выключает диктофон. Всё это время ГЕНКА стоит рядом с насмешливым, но при этом недовольным видом.

ЛАВРИН. Доброе утро, Ген. Сколько времени?

ГЕНКА. Много времени! Добрый вечер, вообще-то! Дверь у тебя чего нараспашку?

ЛАВРИН. Ключ сломал.

ГЕНКА. Это хорошо, что я пришёл! А если бы нет? Если бригада из госпрокуратуры? Или ещё кто похуже?

ЛАВРИН. А почему светло? (Кивает на окно.)

ГЕНКА (пожав плечами). Белые ночи.

ЛАВРИН. В декабре?

ГЕНКА (торжествующе). Вот! Вот ты это своему Валерке повтори! Что лето от зимы уже не отличаешь! Тогда он, может быть, поймёт, у тебя или у меня с головой не в порядке!

ЛАВРИН (примирительно хлопает ГЕНКУ по лозунгу на животе футболки). У тебя всё в порядке, Ген. «Нация сильна и здорова»!

ГЕНКА (взвился). А чего смешного-то? Чего смешного? Может, не Валерка твой орал, что у каждого, кто смотрит шоу «Полигон», мозги набекрень? «Госпропаганда!» «Зависимость!» «Психотропное воздействие!» И потом – ты снова спутал! Я как раз не ору, что «Нация сильна и здорова»! Я не нацепляю юниформу, не бью витрины, я не бью морды, я просто смотрю шоу! Мне просто нравится, когда красивые девушки дерутся!

ЛАВРИН (стараясь закрыть тему). Не суть важна…

ГЕНКА (аж зубами заскрипел). Слушай! Я всё могу понять, я не злой. Могу понять Валеркино хамство. И твоё тоже – с кем поведёшься… Но не врубаюсь я, почему вы оба грамотно говорить не желаете? Что это – «не суть важна»? – поясни, будь любезен!

ЛАВРИН (оправдываясь). Ну, как бы, «не в том дело»… (Вылез-таки из кресла.) У меня, Ген, неполное среднее образование… И два курса лечения…

ГЕНКА (громогласно). «Не суть важно»!!! Запомни сам и Валерке объясни! Глагол-связка! «Суть – есть»! Не есть важно!! Не является важно!! Как ты в одежде можешь спать, не понимаю!

ЛАВРИН подошёл к окну. Отдёрнул чёрную штору. Открыл балконную дверь. ГЕНКА, заметив, что его не слушают, бухнулся в кресло и глянул на диктофон.

ГЕНКА. Валерка к тебе сегодня припрётся?

ЛАВРИН (пожал плечами). Вы ж не предупреждаете.

ГЕНКА (проницательно). Завтра финал сезона.

ЛАВРИН. Я в курсе.

ГЕНКА (голосом сыщика). Валерка – репортёр. Я знаю, как работают репортёры: один с диктофоном, другой фотографирует. Значит, Валерка собирается завтра утром делать репортаж для своих «Новостей». Ты при нём фотограф. Маленький оруженосец. Как всегда. Я в чём-то ошибся?

ЛАВРИН. Теоретически – не ошибся. Только я не фотограф. Я стихи пишу. Тебе Валерка зачем?

ГЕНКА (пренебрежительно). Вообще не нужен. Сто лет не нужен.

ЛАВРИН. Черёмуха цветёт. А мне декабрь снится…

ГЕНКА. Тысячу раз слышал! Что страшное плохое государство тебя, дурака, бесплатно лечило, и теперь тебе, бедному, кошмары снятся. Кто ж тебя заставлял курить, травить себя? Государство? Шоу «Полигон»? Или, может, я, грешный?

ЛАВРИН (продолжаете вспоминать). Там был травматологический пункт. Доктор говорит: почему на тебе пальто? Я говорю ему: декабрь – холодно…

ГЕНКА. Медсёстры там были, в этом сне?

ЛАВРИН. Нет.

ГЕНКА. Упс! Извращение. Должны сниться женщины. Со стройными ногами.

ЛАВРИН. Указ господина Президента.

ГЕНКА (недоволен, что перебили). Чего?

ЛАВРИН. Доктор спросил. Я ответил, что меня отучали в спецклинике по указу ГП.

ГЕНКА (устало). Так! Вот опять! Что это – «Гэ-Пэ»? Что за «Гэ-Пэ» такое, которое указы издаёт?

ЛАВРИН. Ну ты же понял.

ГЕНКА. Да я-то всё понял! Я понял, что ты, как всегда, за Валеркой всякую чушь повторяешь. Валерка скажет в «Вечерних новостях», а ты повторяешь! «Гэ-Пэ» это – государственная прокуратура! Официальное сокращение! Карательная, погрязшая в коррупции структура, которая спит и видит, чтоб шоу «Полигон» закрыли. «Гэ-Пэ» мне сильно мешает. А господин Президент не мешает! Господин Президент недавно сказал, что ему тоже нравится смотреть шоу «Полигон»! Так что не надо сокращать!

ЛАВРИН. Ты что, голодный?

ГЕНКА (насторожившись). А что?

ЛАВРИН. Ты пришёл без приглашения – значит, тебе что-то надо. Валерка тебе сто лет не нужен. Денег ты просишь по телефону. Когда просишься на ночлег, стараешься с порога не орать. Значит, ты просто голодный. Блины будешь?

ГЕНКА Блины я не ем! (Пауза.) И я на тебя не орал…

ЛАВРИН. А, ну да, ты же утром на «Полигон». На метро экономишь?

ГЕНКА (досадливо). Да какое метро? Ты сам уйти можешь? Погулять где-нибудь? Ночь белая. А ты, вон, дрыхнул целый день.

ЛАВРИН (недоверчиво улыбается). Ген… Ты, что ли, с девушкой познакомился?

ГЕНКА (спешит поделиться). В поезде с ней ехали вместе, прикинь! Она рыжая! Ей негде ночевать! У тебя есть пустая квартира, у меня нет. Чего непонятного?

ЛАВРИН (понимающе). И длинные ноги в камуфляжной юниформе?

ГЕНКА (не в силах сдержать раздражения). Да у вас с Валеркой паранойя у обоих! Не каждая красивая девушка дерётся на Полигоне, не каждая даже знает про Полигон, поймите вы это оба! А меня устраивает! Устраивает! Я её на трибуны пригласил на завтра. Прикинь, если пойдёт?

ЛАВРИН (голосом сыщика). Волосы собраны за спиной, спортивная сумка через плечо, белые кроссовки, рубашка клетчатая? (Довольный эффектом, оборачивается от окна.) Только что стояла у подъезда, изучала номера квартир. Ты ей уже и адрес дал?

ГЕНКА. Упс! (Затравленно глядит на часы.) Слушай… Подожди…

ЛАВРИН. Я-то подожду. Лифт уже едет. Ты ей, значит, просто сказал, что это твоя квартира? Или я в чём-то ошибся?

ГЕНКА. Ты чего на меня орёшь? Так прямо и говори: выметайся, Геночка! И плевать, что девушке ночевать негде, и плевать, что ты, Геночка, может, в первый раз в жизни…

Звонок в дверь. Полюбовавшись ужасом ГЕНКИ, ЛАВРИН говорит громко, чтоб и в прихожей слышали.

ЛАВРИН. Не заперто!

На пороге прихожей возникает та самая особа: рыжая, длинноногая, довольно тощая, явно только что с поезда. С интересом оглядывается.

ЛАВРИН (галантно). Дверь в этой квартире не запирается. Дело в том, сударыня, что её хозяин – человек открытый. Во всём. Правда, Ген?

ГЕНКА (осторожно улыбаясь). Привет.

ГОСТЬЯ (подождав продолжения, усмехается). Ну, ты либо познакомь, либо сумку возьми. Или хоть объясни, где тут удобства.

ГЕНКА послушно хватает сумку и озирается.

ЛАВРИН (радушно). Гена о вас уже рассказал, сударыня. Так что мы, считайте, близко знакомы. Удобства – там коридор на кухню, в нём две двери, не ошибётесь.

ГОСТЬЯ. Спасибо. (Выходит.)

ГЕНКА (не знает, куда деть сумку). Джентльмена строишь из себя?

ЛАВРИН (негромко). Как хозяину квартиры напоминаю. Диван разложишь в той комнате. Одеяла и простыни там же, в шкафу. Плитой на кухне пользоваться умеешь, надеюсь. Погуляю по белой ночи. Мне вот это «Гена-подержи-сумку» сто лет не надо.

ГЕНКА (очень задет). Слу-ушай! Никто мной не командовал! И хватит из меня клоуна делать!

ЛАВРИН (заметив, что ГОСТЬЯ уже умылась, говорит громче). Куда ж я плащ подевал? К сожалению, знакомство наше окажется недолгим. И без того уже задержался непозволительно…

ГОСТЬЯ (деловито). Гена, а халат у тебя есть?

ГЕНКА (сбитый с мысли). Чего?

ЛАВРИН (подсказывает). Халат есть? Ну есть у тебя дома халат? Вот у меня дома, например, нет халата.

ГОСТЬЯ. Ген, на вокзале мой чемодан, тяжёлый. Съездишь?

ГЕНКА (поражён, насколько реальность не совпала с планами). Сейчас? За твоим халатом?

ЛАВРИН (ненавязчиво). Так, может, мне по дороге? Заеду на вокзал, возьму ваш чемодан, сударыня… Куплю тебе чипсов, Геннадий… Ты ведь любишь чипсы…

ГОСТЬЯ (улыбнулась шутке, но настаивает). Гена, ну я тебя просто прошу. Камера хранения, ключ А-триста шестьдесят пять. Съездишь? Ага?

ГЕНКА (машинально взял ключ). Ага. (Но покосился на ЛАВРИНА.) Чего лыбишься?

ЛАВРИН (тихонько). Не суть важна.

ГЕНКА (привычно понял, что над ним издеваются). Смешно, да? Очень смешно? Ну, посмейтесь тут, а у меня настроение пропало! Ночевать есть где? Ну и всем спасибо! Упс!

Суёт ЛАВРИНУ ключ в руки и громко хлопает дверью, которая, однако, открывается снова, и слышно, как ГЕНКА орёт где-то на нижних этажах:

– Одеяла в шкафу, диван в комнате, где халат – не знаю! Всем спокойной ночи!

На кухне кукует кукушка в ходиках.

ЛАВРИН (уважительно, но без одобрения). Сударыня. С вашим талантом в чужом городе и гостиницы не надо.

ГОСТЬЯ (не без юмора). А вы тоже уходите?

ЛАВРИН (твёрдо). Дела, сударыня.

ГОСТЬЯ. Какие, если не секрет?

ЛАВРИН. В общем, секрет. Но вам я доверюсь: мне позарез нужно взять на одном вокзале один чемодан. Когда я вернусь, вы будете уже спать.

ГОСТЬЯ. Значит, вы тоже в этой квартире ночуете?

ЛАВРИН (честно признаётся). Да. Иногда.


КАРТИНА 3. КАМЕРЫ ХРАНЕНИЯ

Зал ожидания на вокзале. Вдали светит синяя табличка с белой стрелкой, обрисованной квадратом. Под сводом вокзальной крыши гулко разносится обычный шум – отзвуки шагов, разговоров. То и дело по трансляции повторяется музыкальный перелив, и женский голос напоминает:

– Подземный переход временно закрыт. Пользуйтесь выходом в город.

ЧИТАТЕЛЬ нашёл свободную лавочку в закоулке вокзала у закрытого фанерной створкой окна. На фанере мятый лист бумаги: «Перерыв 15 минут».

ЧИТАТЕЛЬ (дочитывает вслух). «…Человек этот носил шляпу, плащ и солнечные очки. На улице его иногда принимали за шпиона, а ночью, в глухих подворотнях, за грабителя, и поэтому уступали дорогу. Хотя был он на редкость мирный, непрактичный, и сам себя он именовал просто – Теоретиком. Потому что не Практик». (Перевернул страницу.)

Глава пятая. «Кукушка из часов».

Откладывает книжку, достаёт гитару и подбирает мелодию к только что пришедшим в голову словам:

 
Неизвестный человек выходит из дому ровно в полдень.
Он идёт по маршруту, намеченному вчера.
Серое пальто, серый костюм, серая шляпа.
И пусть на улице жара,
но человек из ниоткуда,
человек из ниоткуда
уходит в никуда…
 

Допеть не удалось. С грохотом отодвинулась задвижка на окне камеры хранения, и выглянул на редкость неприятный СТАРИК-приёмщик – маленький, с неаккуратной жёваной бородой и в засаленной шляпе. Он похож на бомжа или похмельного гнома. СТАРИК с желчной ненавистью глядит на пассажира с гитарой. ЧИТАТЕЛЬ ничего не говорит.

СТАРИК. Вот это на хранение не принимаем! (Предполагая, что его не поняли.) Инструменты без чехлов на хранение не принимаются! (Видя, что ЧИТАТЕЛЬ пожал плечами и начал паковать гитару, добавляет, повысив тон.) И в чехлах не принимаются!

Он бы ещё много сказал, но по трансляции объявили:

– Начинается посадка на скорый поезд. Стоянка поезда десять минут. Нумерация вагонов…

ЧИТАТЕЛЬ (поднимается и берёт вещи). Счастливо оставаться.

СТАРИК. Паршивец! (С грохотом запирает окошко.)

ЧИТАТЕЛЬ снова пожимает плечами. Заметив, что чуть не забыл на лавочке книгу, пихает её под клапан рюкзака. И тут по ступенькам в тот же закуток спускается ЛАВРИН. Он налегке, но в плаще.

ЛАВРИН. Простите, здесь камеры хранения? Они работают вообще?

ЧИТАТЕЛЬ (хмыкнув). Я не понял. Мне и не надо. Там посадку объявили.

– Подземный переход временно закрыт. Пользуйтесь выходом в город.

ЛАВРИН. Счастливо доехать.

ЧИТАТЕЛЬ кивает и выходит. ЛАВРИН стучит по фанерке, как в дверь. СТАРИК мгновенно открывает.

СТАРИК (доверительно ЛАВРИНУ, кивая вслед ушедшему). Во паршивец-то! Вот откуда я знаю, что там в чехле у него? Может – из этих… Откуда ты знаешь?

ЛАВРИН (улыбнулся). Теоретически – всё может быть. А из кого «из этих»?

СТАРИК (рукой махнул). Да какая разница?! Паршивцы все. Мы такого в своё время не то что позволить, подумать не могли. Свобода! Довели до кондиции, теперь расхлёбывайте. Чтоб девчонки сопливые на арене ноги ломали – это свобода? А? Скажи ты мне!

ЛАВРИН (безразличным тоном). Президент сказал, что с удовольствием смотрит шоу «Полигон». (Протягивает ключ.) А—триста шестьдесят пять.

СТАРИК (угрюмо). Ясно! (Шаркая обувью, уходит за стеллажи, на ходу переполняясь злобой.) Теоретически… Теоретик паршивый…

И вдруг пропал шум вокзала. Шаги СТАРИКА отдаются гулким эхом, будто на вокзале никого больше нет. И снова слышен женский голос по трансляции.

– Подземный переход временно закрыт. Пользуйтесь выходом в город.

ЛАВРИН с независимым видом, сунув руки в карманы плаща, садится на лавочку. И обращается к воображаемой собеседнице голосом лихого ловеласа.

ЛАВРИН. Доброй ночи сударыня. Раз уж так получилось, что вы ночуете в моей квартире… (Выбранный тон и слова самому ЛАВРИНУ не нравятся. Подумав, он начинает фразу заново.) Доброй ночи, сударыня. Уезжать в дождь, говорят, – хорошая примета. Приезжать в снег – плохая. А майской ночью волочить тяжеленный чемодан – что за примета? Честно говоря, устал как собака и рассчитываю на моральную компенсацию… (Этот вариант тоже не показался удачным.) Доброй ночи, сударыня. Я принёс ваш сундук с кирпичами. На вокзале меня приняли за полигонщика, пришлось отстреливаться… Перевяжите мне раны…

Инстинктивно поднял руку – так же, как в травмпункте. С удивлением смотрит на ладонь. На пальцах – пятно крови.

ЛАВРИН встаёт с лавочки и оглядывается. Кругом уже совсем темно. Только в отдалении по-прежнему светит знак «Выход в город», нарисованный синей краской на белом квадратном стекле.

ЛАВРИН (стараясь говорить спокойно). Я взял ваш чемодан на вокзале, сударыня. Я еду домой в метро. Я заснул в вагоне, и мне снится кошмар. Со мной так теперь бывает. Это сон! Сон. А там… Выход в Город?..

Эхом отдаётся в темноте трансляция.

– Пользуйтесь выходом в город… Город… Город…

ЛАВРИН бросается к синей табличке… Бежит наугад, мимо тёмных стеллажей камер хранения, вагонов идущего поезда, кирпичной стены… А со всех сторон слышен странный шёпот – вкрадчивый, благодушный, сытый. Как будто кто-то очень рад видеть бегущего человека:

– Удача… Ниточка к ниточке, палочка к палочке…

– Удача… И верёвочная лестница готова.

– Добро пожаловать!

ЛАВРИН не успел. Вывеска со стрелкой разлетелась на куски со стеклянным звоном, как будто по ней выстрелили. Тут же в темноте включилась такая же. Совсем в другой стороне. ЛАВРИН снова бежит. Вслед ему – то же бессвязное бормотание:

– Ниточка к ниточке, палочка к палочке… Удача!

Снова звенит разбитое стекло… Снова исчезает вывеска. ЛАВРИН падает на колено, чтобы перевести дыхание. Оглядывается. Но выхода больше нет. Со всех сторон из темноты несётся торжествующий ШЁПОТ.

– Удача… Добро пожаловать!

– Удача… Добро пожаловать!

СТАРИК-приёмщик выступает из темноты и тоже озирается, но не затравленно, как ЛАВРИН, а цепко и внимательно, подмечая, откуда ждать нападения.

СТАРИК (задиристо кричит, перебивая). А если разобрать верёвочную лестницу?

ШЁПОТ стих, как будто задумавшись над вопросом. СТАРИК уже рядом с ЛАВРИНЫМ, поманил его рукой, а потом легонько толкнул в темноту, заняв его место. Вызывающе поглядел вверх.

СТАРИК. Из ниточек можно сделать удавочку! Из палочек – эшафот! А всё вместе – виселица!

ШЁПОТ оглушает, рушится, неистово ревёт:

– Удача! Добро пожаловать!

– Добро пожаловать! Лети!

Слышится звон разбитого стекла и вой сирены. СТАРИК срывает шляпу и успевает отшвырнуть, прежде чем, закрыв глаза, валится замертво. А ещё через секунду всё погружается в темноту.

.

КАРТИНА 4. НОЧЬ

В темноте без толку щёлкает выключатель. Это ЛАВРИН пытается включить свет в прихожей собственной квартиры. Не удаётся, и он наощупь приоткрывает дверь в ту комнату, что поменьше. Света нет и там.

ЛАВРИН (в темноте, беззвучно). А, ч-чёрт!

Едва заметный шорох. Нет, ГОСТЬЯ не спит на диване. Она где-то за спиной у ЛАВРИНА.

ЛАВРИН (устало предупреждает). Я вас не вижу, сударыня, так что не надо бить меня по голове. Я принёс ваш так называемый чемодан. Генка не появлялся?

ГОСТЬЯ (на секунду осветив комнату огоньком зажигалки). Знаешь, у тебя получилось меня напугать. Проснулась, где – не помню, в прихожей кто-то спотыкается, света нет вообще…

ЛАВРИН (без особых церемоний берёт зажигалку из руки девушки, пошарив на полке, находит свечу). Теоретически это может означать только одно. Или авария, или конец света. Поскольку бога нет, значит, на станции опять коротнуло, третий раз за месяц.

ГОСТЬЯ. Ты знаешь, сколько раз в месяц гаснет свет в квартире и где тут лежат свечи. Объясни, пожалуйста, у кого я всё-таки заночевала?

ЛАВРИН. Встречный вопрос: какими кирпичами набит твой чемодан? Я заснул в вагоне метро по пути обратно. Мне снилось, что меня с этим гробом в руках приняли за участника шоу «Полигон» и повязали.

ГОСТЬЯ. «Полигон»? Какое-то военное состязание?

ЛАВРИН. Только не говори, что впервые слышишь!

ГОСТЬЯ. Гена в поезде упоминал. Что у него есть друг-репортёр, который этим интересуется. Это он про тебя говорил?

ЛАВРИН. Репортёр – Валерка. Я просто наклейки на кассеты клею, чтобы ему не перепутать. А Геннадий-то редкостное трепло…

ГОСТЬЯ. Я просто слушала, что он рассказывает про своих друзей…

ЛАВРИН. Это неправда. Геннадий всегда рассказывает исключительно о себе. А ты его не слушала. Ты искала где переночевать.

ГОСТЬЯ (пожимает плечами). Твой приятель притащился к тебе домой с девушкой, выставил тебя на улицу. Мне его что, пожалеть?

ЛАВРИН (поясняет). Кто в итоге в кровати, а кто на улице? Вот! И у него так всегда, всю жизнь. Но ты жалеть, конечно, не обязана. Ты с ним в песочнице не играла.

ГОСТЬЯ. Крепкая мужская дружба?

ЛАВРИН. Точно. Она же – жалкая, сопливая лирика песен под гитару, из которой взрослая ты выросла. (Напевает.) «Милая моя…»

ГОСТЬЯ (продолжает наугад). «Солнышко лесное»?

ЛАВРИН (оценивающе). Ого! Тебя точно надо Валерке показать. Правда, ты куришь. Это он в женщинах ценит невысоко…

ГОСТЬЯ. Он такой знаток женщин, твой приятель?

ЛАВРИН. Теоретически.

ГОСТЬЯ. Теоретически? Интересно, как?

ЛАВРИН (усмехнувшись, цитирует). «Женщина всегда уйдёт. Всегда будет ждать момента. К кому, на чью сторону – неважно. Главное запомнить её той, что есть. И не дожидаться ухода».

ГОСТЬЯ (сочувственно). У твоего приятеля умерла девушка? Это печально.

ЛАВРИН. Тебе не печально. Тебе скучно. Потому что всё это ты уже слышала от Геннадия. Поезд идёт восемь часов. Так что и про меня, и про Валерку, и про завтрашний репортаж ты знаешь уже всё. Если интересно, включи завтра «Вечерние новости» – и всё услышишь.

ГОСТЬЯ (рассмеялась). Гена приглашал меня на трибуны завтра. А ты пойдёшь?

ЛАВРИН (в тон ей). Нет, слава богу!

ГОСТЬЯ (беззаботно). Нет же бога! Просто авария на станции!

ЛАВРИН. Теоретически!

И тут врубается электричество в квартире. Оба щурятся. Диван в комнате не застелен. ГОСТЬЯ одета всё в те же джинсы и рубашку.

ЛАВРИН. Ну точно, это не конец света. (Идёт к шкафу, чтобы достать простыни и одеяло.) Так что приятных снов. При электричестве ни Генка, ни Валерка, ни я тебе не собеседники. Жаль, нет нашего общего друга Серёжи. Он обаятельный. Но бросил маяться дурью, нацепил на шею галстук и потеет теперь следователем в Госпрокуратуре.

ГОСТЬЯ. Не очень-то я люблю потных мужчин в галстуках. А у тебя на всё своя теория есть? «Слава богу, теоретически». Это как?

ЛАВРИН. А что ж тут сложного? Жил-был две тысячи лет назад человек. Жил себе и жил. К карьере не стремился. Революцию сделать не пытался. Что нация сильна и здорова, тоже не орал. Жил себе в двухкомнатной квартире… Со сломанным замком на двери…

ГОСТЬЯ (со сдержанным одобрением). А лет ему сколько было, если не секрет?

ЛАВРИН (застилая диван). Да поменьше, чем тебе, ему было, когда он заметил странную вещь. С ним разговаривают, и его слушают. Разные люди. Совсем разные. Вежливые и хамы. Умные и не очень. Знакомые мужчины и малознакомые женщины. Он их ни в чём не убеждал, ни к чему не призывал. Просто с ним было всегда можно поговорить, он выслушивал и отвечал теоретически. А при следующей встрече обычно звучало: знаешь, а твоя теория оказалась правильная. И постепенно он привык к тому, что люди ему верят.

ГОСТЬЯ. А потом исполнилось ему тридцать три?

ЛАВРИН (подхватывает). И тогда он подумал: ведь каждый мне верит. Ведь они просто привыкли, что мои теории всегда верные. Так может, сказать им? Сказать, что карьера – это подлость. Что злоба – это смерть, а думать только о себе – это значит не думать совсем. Может, сказать женщине, чтобы она не предавала мужчину. А мужчине – чтобы он, если уж решил забыть, забыл бы, а не врал самому себе? Что бога нет или ему плевать на нас, но гораздо правильнее думать, что он есть и любит нас.

ГОСТЬЯ. Так этот человек и сказал?

ЛАВРИН. Нет. Его что-то насторожило. Почему все и всегда меня слушают? У меня неполное среднее образование. Я лечился в спецклинике. Но незнакомая девушка в три часа ночи ведёт со мной философскую беседу. Слишком хорошо, чтобы быть просто так. Значит, это кому-нибудь нужно?

ГОСТЬЯ. Кому это может быть нужно?

ЛАВРИН. Странный вопрос. Кому может быть нужно, чтобы кому-то верили? Кому-то, в кого-то, во что-то? Неважно во что, лишь бы верили. В конец света. В то, что «Нация сильна и здорова». В храме на коленях или в строевой колонне с повязкой на рукаве, лишь бы верили… Веровали!

ГОСТЬЯ (заинтересованно). Зачем?

ЛАВРИН. Когда кому-то из года в год, из века в век постоянно что-то нужно, создаётся единственное впечатление… Что этот кто-то этим чем-то просто питается. Кушает. Ест. Хавает.

ГОСТЬЯ. А сам-то он верил? Этот, который жил в двухкомнатной квартире? Рассказывал кому-то?

ЛАВРИН. Верил. Не веровал слепо, а верил, проверял, подмечал детали. Вот очень кстати погас в квартире свет. Вот меня попросили накормить толпу семью хлебами и двумя рыбёшками. Я смогу? Я знаю, что смогу. Я даже в цирке с этим выступать мог бы. Только нужно это кому-то другому. А значит, не мне.

ГОСТЬЯ. Сложное положение. Значит, он молчал?

ЛАВРИН. Конечно. Какой смысл убеждать, если тебе всё равно поверят. Если поверят в любом случае. Даже в полную ерунду. Поверят. Встанут на колени, нацепят повязки на рукава…

ГОСТЬЯ. А если это не ерунда?

Ходики на кухне шуршат, хлопают дверцей, и кукушка хрипло кукует три раза.

ГОСТЬЯ (словно бы извиняясь). Три часа ночи. Как ты спишь с этой птицей? Я каждый час вздрагиваю.

ЛАВРИН (туповато шутит). С птицей не сплю.

ГОСТЬЯ (примирительно улыбается). Правильно делаешь. Спокойной ночи, Теоретик.

200 ₽
Возрастное ограничение:
18+
Дата выхода на Литрес:
10 августа 2022
Объем:
417 стр. 46 иллюстраций
ISBN:
9785005643216
Правообладатель:
Издательские решения
Формат скачивания:
epub, fb2, fb3, ios.epub, mobi, pdf, txt, zip

С этой книгой читают