Читать книгу: «Зимопись. Книга пятая. Как я был невестором», страница 3

– У меня был приказ. Ослушаться нельзя. Я мучился, я не мог придумать, как не нарушить обязательства и при этом не повредить Вам. Я люблю Вас, моя царисса!

У Томы навернулись слезы. Юлиан пнул Добрика:

– Сейчас последний шанс сказать правду. Рассказывай все.

– В крепости преподавали прослушивание и другие премудрости наблюдения, моя основная работа состояла именно в слежке. – Лицо Добрика поднялось к Томе в дикой мольбе. – Простите меня, я не мог сказать всего, не имел права, но делал все, чтобы не навредить. Верховная царица знала о покушениях, она знала, кто стоит за ними и кто все устроил. Тит и Чичан с семьями – в ее застенках, никто никуда не сбегал. Ваши разговоры я тоже слушал. Не все понимал, но понял, что у вас есть какая-то тайна. Но я никому…

Брызнуло красным, из горла выше кадыка с хлюпом вышел клинок.

– Он тебя обманывал. – Юлиан вытер меч об юбку. – Предал. Ты опять могла простить. Такое прощать нельзя.

Тело дворецкого рухнуло к ногам ошалевшей Томы. Все застыли. Я перехватил торжествующий взгляд Юлиана. Что он ни говорил бы, а в действительности – воспользовался случаем, чтобы избавиться от конкурента. Я в некотором роде тоже конкурент. Когда брызнет у меня?

Странно, что Юлиан до сих пор не нашел способа разобраться со мной. Любопытно: он ждет подходящего момента или боится Томиного гнева? Или я в очередной раз чего-то не знаю?

Вдали зацвиркали цикады.

– Тревога! – разнеслось по поляне.

Глава 5

Суета и движение заполонили пространство.

– Царберы! Бежим!

Бежать оказалось некуда. Всадники в желтых плащах несколькими рядами опоясали развалины крепости вместе с лесом вокруг. Сомкнутые ряды с выставленными копьями напоминали грабли, направленные в лицо. Внутри конного войска оказалась не только новая армия Томы, но и прежний отряд. Грозна вскочила, но меч остался в ножнах – одного взгляда ей хватило, чтобы не дергаться. Она гордо застыла на месте, легонько постукивая ладонью по рукояти.

– Всем сложить оружие и оставаться на местах!

Приказ исполнили беспрекословно. Даже Грозна, вздохнув, отбросила прощально звякнувший о землю клинок.

Тома, Юлиан и я тоже опустили наземь все, чем можно сражаться. Пиявку с Шариком мы уложили у ног – на коротких поводках, перехваченных почти у горла. Зверье порыкивало, но тоже боялось происходящего. То ли наша нервозность передалась, то ли Пиявка с Шариком сами поняли, что с количеством недругов, которые нас окружили, не справиться даже любимым всемогущим хозяевам.

Дождавшись полного разоружения, в центр поляны вошли спешившиеся царберы – строгой колонной, ступая в ногу. Красиво. Весьма разительный контраст с нашей разношерстной толпой.

Собрав оружие, царберы стали вязать заговорщиков. Все правильно. С точки зрения царицы, мы все – участники заговора с целью свержения законной власти. И попробуй возрази.

Царберы придерживались некой системы. Начали они с «воинов добра и света», собирали их по всему лесу, как грибы, и выковыривали из подземелий. Связанных ставили на колени. Тому со свитой пока не трогали. Когда с лесными заговорщиками закончили, ряды щитов разошлись, чтобы получился узкий защищенный коридор. По нему к нам прошествовала Верховная царица собственной персоной.

Правительница остановилась неподалеку от Томы, в недосягаемости от зверья, которое могло кинуться, и от меня с Юлианом, поскольку теоретически мы тоже могли кинуться. Оставленное расстояние гарантировало, что любого, кто двинется с места, успеют несколько раз проткнуть, покромсать на кусочки и даже, возможно, пожарить.

– Здравствуй, юная царисса. Извини за спектакль. Ловля на живца опасна, но ты чрезвычайно удачлива. Я рискнула и не проиграла. И ты тоже. Потому что я прощу тебя, если все это, – рука в позолоченном доспехе описала круг, охвативший ряды связанных, – ничего для тебя не значит. Они боролись с установившимся порядком. Они – враги равновесия. Ты либо с ними, либо со мной. Выбирай.

Слова упали в благодатную почву. Без колебаний Тома выбрала стан победителей. У меня же состояние было, будто вынули из морозилки и поставили в микроволновку.

Под трупом Добрика растекалась кровавая лужа, но до убитого теперь никому не было дела. Все, что произошло более минуты назад, превратилось в далекое прошлое.

Внимание царицы привлекли не мы, не наши звери, и даже не пойманная армия заговорщиков.

– Это та, о ком я думаю? – Царица не удержала изумления, увидев Грозну в Томиной свите. – Юная царисса, ты не перестаешь удивлять.

Грозна стояла, не шелохнувшись, не выказывая ни подобострастия, ни почтения. Но без дерзости. Она просто признавала за царицей высшее право решать.

Правительница быстро подавила эмоции, во взгляде вновь воцарились отстраненность и пустота.

– Царевна Есенина принята в семью и отныне является войницей Тамариной, – со смесью гордости и опаски объявила Тома. – Она принесла мне присягу.

Некоторое время царица раздумывала. В конце концов, вопрос, который сейчас не был злободневным, она решила не поднимать. Понятно, это всегда успеется – в более спокойной обстановке. Если понадобится. А может, и не понадобится, так как один из выживших в кровавой мясорубке могучих врагов превратился в соратника. Что может быть лучше? И снова – Тома. Повод для новой легенды.

Царственная рука сотворила сигнальный жест, Томе поднесли меч. Не тот, который отобрали. Новый был тоньше, изящнее, но длина не позволяла думать, что клинок легче. Царбер, долгое время державший его на вытянутых руках, уже прилагал усилия.

– Бери, – приказала царица. – Я знала, что рано или поздно они присягнут новой хозяйке. Без снабжения в лесу не выжить, а грабить они не стали бы из-за убеждений. Без сильной руки во власти у Паутины не было будущего, потому мы за тобой следили. – При взгляде на тело дворецкого у царицы вырвался легкий вздох. – Не были известны ни местонахождение базы, ни количество заговорщиков, ни состав и руководители. Другого пути взять всех разом не существовало. В деревнях еще остались информаторы, но без связи они ничего сделать не смогут. Вместо хвоста мы рубим голову, и, чтобы доказать, что твоя голова не должна слететь вместе с остальными, ты сама исполнишь приговор.

Колени Томы дрожали. О том, к чему идет дело, можно было догадаться, едва меч оказался у Томы в руках.

– Всех? – все же ужаснулась она.

Два ряда по нескольку десятков человек, которые поклялись отдать ей свои жизни – они никак не думали, что нужный миг наступит так скоро.

– Через одного, – разрешила царица.

Ее глаза улыбались.

В годы Второй Мировой офицеры из самурайских фамилий таким способом казнили китайцев. Приговоренных длинными рядами ставили на колени, и жертвы радовались легкому избавлению, подставляя шеи под острия офицерских катан. Возможно, и сейчас быстрая смерть спасет людей от кошмара допросов в застенках крепости.

Один раз с подобным испытанием Тома справилась – на коронации. Но здесь никто не опустил головы. Эти люди смерть презирали.

Многие лица были мне знакомы: Тихон, троица мародеров, лесной стрелок, от которого в первый раз мы услышали лозунг «Смерть ради жизни, за лучшую жизнь». Довелось ли им думать, что смерть настигнет их совсем по другому поводу? И вообще: думает ли кто-то о чем-то подобном, когда затевает ломку устоев родного государства?

Равновесие победило. Тома ступила на другую чашу весов, система выровнялась, и все, чем можно помочь недавним соратникам – сделать их смерть наиболее милосердной.

– Не убий, если это не враг, посягнувший на твою жизнь, семью и родину, – вдруг произнес Тихон, когда Тома подняла меч.

– Соблюдай закон! – громко напомнила царица другую заповедь. – И да не дрогнет твоя рука во исполнение закона, ведь закон справедлив, когда он выполняется – всегда и всеми, наперекор всему. Вот высшая мудрость. Исполняй!

– Алле хвала! – с содроганием выкрикнула Тома и с размаху рубанула того, кто оказался ближе – первого с краю длинного ряда.

Мужчина вытаращил глаза, голова дернулась и, недорубленная, повисла на жутких ошметках. Тому затрясло, меч вывалился из рук. Ближайший царбер одним ударом прекратил мучения недоказненного.

– Достаточно, – довольно сказала царица. – Остальных допросим.

Тому подхватил Юлиан, я обнял обоих сзади.

– Я хотела как лучше… – Тома еле слышно всхлипнула.

Потекли слезы.

Верховная царица улыбалась.

– Всем скажем, что это ты нашла и покарала заговорщиков. Ты и твой невестор. – Пронзительный взор ударил мне в зрачки и пробился в мозг в поисках улик, явок, паролей. – Почему твой невестор так рвался сюда?

Хорррро-оший вопрос. У меня ответа не нашлось бы.

Тома подняла красное от слез лицо:

– Он не знал, что заговорщики собираются признать мою власть. Он хотел уничтожить угрожавшую своей цариссе опасность.

Верховная царица задумчиво поглядела на нее, затем вновь на меня, потом пронизывающий взор скользнул по Юлиану и вернулся к Томе.

– Ты веришь в интуицию?

У Томы даже глаза высохли.

– Да, – ответила она, стараясь сообразить, к чему ведет вопрос.

– Я не верю, но иногда прислушиваюсь. Что-то мне говорит, что от твоих долинных невесторов можно ждать неприятностей, а неприятности – это нарушения равновесия, за которое я несу личную ответственность. Потому пришло время разобраться с твоими невесторами. Чапа и Юлиан, подойдите.

Копья почти упирались в бока и грудь, когда мы с Юлианом, передав Томе поводки, медленно двинулись вперед. Нас подпустили близко, насколько позволяли меры безопасности. Остановившись на песчаной площадке, мы опустились головы. Не смотреть же царице в глаза. Могут принять за дерзость. А проблем у нас и без того хоть половником хлебай.

– Нарисуйте карту долины. – Царица указала нам под ноги.

Юлиан в таком деле не специалист, и я, упреждая вопрос, откуда мне известно про карты, спросил:

– Это как бы вид сверху?

– Именно.

В глазах царицы что-то пряталось.

– Сейчас нарисую, – выдал я то, что требовала ситуация. – Тома показывала, как рисуют карты.

– А ты показывал моему осведомителю. – Царственное лицо совершенно без эмоций указало на валявшийся труп. – За что вы его?

Очень хотелось сказать, что не мы, а заговорщики. Но их допросят, и правда выяснится.

– Это я, – объявил Юлиан сокрушенно. – Почувствовал угрозу цариссе Томе, и вот. – Он совсем по-детски развел руками: дескать, не виноват, оно само разбилось.

Одна бровь царицы поднялась.

– Теперь я понимаю, почему ты выбрала в невесторы именно их, – сказала она Томе.

За время разговора я начертил ногой очертания двух груш, соприкасавшихся верхушками.

– Снаружи – горы, – начал я объяснение. – Посередине и в ближней части долины находятся два озера. Жилища – прямо внутри гор, вроде пещер, только обжитые. Правитель… ница живет посередине, в высоко расположенных комнатах, как в башне. Лес сохранился только в горах и у ближнего озера, остальное засажено садами и распахано под поля.

Царица всмотрелась в карту.

– Озера, как понимаю, не чета нашим?

– Намного больше, – кивнул я. – Главное – не заходить далеко вглубь, там бывает очень глубоко. Вот если бы они текли, как Большая вода…

– Наслышана, как вы на Большой воде пожирателей прогнали. Хорошо придумали с человолками. Теперь придумайте, как вернуть население долины в лоно единой власти, желательно тоже без жертв.

Сердце екнуло. Начинается.

– Армию через гору не переправить. – Теперь я не прятал взгляд, а смотрел прямо в лицо, от которого веяло смертельной опасностью. – Только один из многих переберется, и то, если будет без оружия, чтобы ничего не мешало и чтобы легче было цепляться за скалы.

– Сколько людей живет в долине?

– Много. Десятки десятков.

– Сколько воинов?

– Любой умеет обращаться с оружием.

Слово «мужчина» после «любой» я добавлять не стал. Так выгялдело страшнее.

– Чем вооружены жители?

– Металла нет, в ходу каменные топоры, дубины, копья и гнуки со стрелами. У метательного оружия все наконечники тоже из обработанного камня.

Царица выудила главное:

– У вас в ходу запрещенное оружие? – В голосе лязгнули металлические нотки.

– С каменным наконечником оно не пробьет настоящих доспехов, а человолков, если сунутся, поражает издалека. Если его запретить, то всех съедят.

Верховная царица на секунду задумалась.

– Как в долине расположены гарнизоны?

– Какие гарнизоны? – Я позволил себе улыбнуться. – Каждый сам себе воин. Воевать не с кем, поэтому оружие почти не используется.

– Почти?

– Иногда человолчья стая забредает.

Объяснение царицу удовлетворило.

– Сколько в долине всадников, готовых достаточно быстро выступить против внешнего неприятеля? – продолжился допрос.

– Конницы нет вообще, так как нет коней, а также волков и других животных. Всех выбили задолго до нашего рождения.

– Как по-твоему, сколько войск и с каким вооружением необходимо, чтобы привести долину под руку истинной власти?

А сейчас нужно повертеться ужом на сковородке. Долинники должны выглядеть безопасным неагрессивным соседом, но с таким учетом, что завоевать их сложно, почти невозможно, а главное – не нужно.

– С нынешним отрядом, – я обвел рукой царскую охрану, – можно уничтожить всех бойцов долины, но тогда там вовсе не останется населения, и некого будет приводить под вашу руку. У защитников нет даже кожаной амуниции вроде рыкцарской. Воин в доспехах пройдет сквозь вооруженных местных как сквозь туман, от каменного оружия защитит бронза, а местных от меча и копья ничего не спасет. Но главное: захотят ли покоренные подчиниться тому, кто начнет с убийства?

– Рассуждаешь правильно, это хорошо. Плохо, что рассуждаешь о том, что тебя не касается. Как у вас передают сигнал опасности? К примеру, о тех же человолках.

– Дозорные разводят дымные костры.

– Дозорные есть везде, по всему периметру долины?

– По пи-ри-ме-тру? – Вряд ли в долине знали такое слово. Нужно быть начеку.

– Я справшиваю – они расположены вдоль всей границы?

– Конечно.

– Зачем? – Взор царицы сказал: вот ты и попался, голубчик. – По твоим словам, проходимо только одно место на одной горе.

– Долинники не знают, где именно горы проходимы, они вообще не знают о проходимости, они считают, что человолки появляются волшебным образом, а стая подкрепляет эту веру, когда, попав на ту сторону, проходит в облаках по верху гор и потом спускается с разных сторон. Отряд, в котором были мы с Юлианом, нашел переход только потому, что преследовал стаю по пятам. А из всего отряда, повторю, выжили всего двое.

– Значит, переходить гору нужно в тумане облаков, когда не видно. Хорошо. Ответь еще на такой вопрос: можно ли обмануть дозорных, если развести костер в одном месте, а с войском в облаках зайти с другой?

Ей понравилось выражение «в облаках», она дважды повторила его, словно заклинание. Теперь мне предстояло как-то отговорить летать тех, кто рожден ползать.

Такой возможности мне не предоставили, царица обратилась к Томе:

– Сейчас твои невесторы из неведомой долины отведут туда мою армию. – Вскинутая рука царицы остановила готовый сорваться вопрос. – Ты не пойдешь с ними. Не дело цариссы лазать по скалам, подставляясь под стрелы. Собственно, даже двое не нужны, лучше, если поведет один. Этот.

Взгляд-клинок резанул по живому. Меня внутренне содрогнуло, скрутило и выпотрошило, но другого и не подразумевалось. Кто, если не я? Юлиан-то отведет, но с каким результатом? В общем, даже хорошо, что я. Как бы мне от того ни было плохо.

Юлиан переглянулся с Томой. У нее на лице читалось облегчение.

– А чтобы твой дружок чего-то не отчебучил, когда окажется в родных краях, вы дождетесь его под присмотром десятки децибала Евпатия.

Один из царберов, отличавшийся от соратников более пышным султаном на шлеме и мечом, похожим на двуручный, сдержанно кивнул.

– Прости мое недоверие, но ты на моем месте разве не поступила бы так же? – Царица дружелюбно улыбнулась.

Глава 6

– Вот откуда она свалилась.

– Кто?

– Девка, у тела которой сидел парень. Тот, которого юная царисса на церемонии порезала.

Я понял, что царберы говорили о Хлысте. Ива сорвалась и погибла, а он спустился за ней и был схвачен. Чтоб они все отсюда грохнулись!

Над нами нависал уступ, состоявший из нескольких выдающихся вперед покатых карнизов. К нему вели почти отвесные стенки с трещинами и выпуклостями, за которые с трудом цеплялись пальцы. Ноги соскальзывали, из-под подошв сыпались мелкие камни, и казалось, что вслед неминуемо полетим и мы сами. Вершина была уже близко. Всего один хороший рывок, и глазам тех, кто доберется, откроется вид на долину. Но сил почти не осталось. «Глаза боятся, руки делают» – на протяжении многих часов это был единственный принцип, с помощью которого передвигалось звенящее бронзой воинство. Мы карабкались по казавшимся неприступными скалам, и вперед вело только знание, что обратного пути нет. Меня вел страх смерти, царберов – приказ, невыполнение которого тоже грозило смертью, причем позорной и предельно мучительной. Вот и получалось, что проще убиться самому, чем положиться на изощренную фантазию царицы и сестричества.

Одно дело взбираться здесь в обличье тренированного ежедневной растяжкой человолка, чувствуя камень всей кожей, совсем другое – в полном доспехе и вооружении. Царберы несли мечи, копья и огромные прямоугольные щиты, а их доспехи были не сравнимы с моими – никаких голых локтей или коленей, защита везде, причем защита абсолютная, не пробиваемая ни мечом, ни стрелой. Одна проблема: танки не созданы лазать по горам. А сопровождавшие меня двуногие танки выполняли дополнительную роль грузовиков, в любую секунду рисковавших превратиться в самосвалы – за плечами каждого висел мешок с вещами и провизией. То, что по земле возили лошади, здесь поднимали на своих плечах.

Меня лишним весом не нагрузили, но минимум три солдата всегда находились поблизости. Похоже, на той стороне меня вновь возведут в статус ровза (то есть, конечно, найдут некий аналогичный), и ошейник наденут, чтобы не сбежал. А по исполнению миссии – сожгут. Почему нет? Кто помешает?

– Видите уступ? – Вскинутый красный рукав командирши указал вверх. – Там сделаем остановку.

У солдат прибавилось сил. Всегда проще что-то сделать, если виден конец пути. Копать от забора до заката – неэффективно.

Ветер усиливался. Облака неслись над землей гораздо выше нас, хорошая видимость позволяла разглядеть внизу воинство, возглавляемое Верховной царицей. Где-то среди них, окруженные царберами, остались Юлиан и Тома со всей разросшейся свитой. Если поход затянется, им предстоит стать настоящими пленниками. А если меня раскроют…

Неправильно. Экспедиция состоялась, и вместо «если» можно смело говорить «когда».

Лучше об этом не думать.

В долину отправили не армию, как грозилась царица, а три десятка царберов. Их не выбрали из окружающих, а вызвали специальным сигналом. По зову прибыло отдельное соединение, вроде спецназа в обычных войсках. Представить страшно, что они умеют, если даже простых царберов никаким местным оружием не возьмешь. Теперь, иногда поглядывая на командира, они штурмовали гору в указанном мной направлении.

Возглавляла отряд святая сестра, она двигалась одной из первых. Сапожки из мягкой кожи хорошо держались на камнях, ножны с мечом постукивали, отпущенная на свободу накидка развевалась, впервые открыв для меня нижнее одеяние сестер. У сестры Вероники, как нам ее представили, кольчужные элементы защищали голову, грудь и часть спины, они прикрывали кожаную защиту, из-под которой выглядывала обычная тканевая одежда. Кольчуга, без сомнений, была стальной, как и меч сестры Вероники, потому что бронзовый клинок, будь он такой формы, просто не выполнит свою функцию – спасать жизнь владельца и губить чужие. Поверьте мне, как усердному кузнечных дел подмастерью.

Сестре Веронике можно было дать лет двадцать, не больше. Командирские взгляд и голос совершенно не портили лица, которое с первой секунды внушало безграничное доверие. Обаяние сочилось из каждой черточки, большие глаза одновременно требовали сдаться и звали на подвиги, а невообразимые ресницы работали опахалами, овевая негой и вызывая неясное томление. В кино сестре Веронике доверили бы главные роли – играть искусительниц и совратительниц. Напарница главного героя, девушка Бонда, мечта поэта, да вообще любого мужика – вот такая она, сестра Вероника. Мерилин Монро, только брюнетка. Собственно, Монро, когда звалась Нормой Джин, тоже блистала отнюдь не светлой шевелюрой. Но и символом женственности в то время не была. Сестра же Вероника была им в полной мере, о чем говорили неустанно зацеплявшиеся за ее достоинства взоры царберов.

Каменный уступ, указанный сестрой Вероникой как место привала, находился недалеко от вершины и состоял из нескольких выдающихся вперед покатых карнизов. Привал превратился в ночевку. На высоте ветер пронизывал неизвестным внизу холодом, люди ежились, но дисциплина оставалась отменной – на осыпающихся карнизах вырос пусть некультяпистый, но вполне жизнеспособный лагерь. Вместо палаток сооружались небольшие навесы, в скалы вбивались бронзовые клинья с отверстиями, продетые в них веревки становились страховкой сидевшим на краю пропасти бойцам.

– Всем спать, – распорядилась сестра Вероника и села рядом со мной.

То ли чтоб не сбежал, то ли чтобы советоваться.

Советы молодой командирше не понадобились. Распределив часовых, она привязала себя к колышку с проушиной, свернулась калачиком и мгновенно отключилась.

Я тихо поднялся.

– Стоять! – Из закутанной фигуры вылетел тонкий клинок и замер у моей шеи.

– Я по надобности.

Взгляд замершего лица смягчился, испепеляющий огонь погас.

– По малой?

Я кивнул.

– Отвернись и делай. – Сестра Вероника снова закуталась. – С места не сходить.

– Как скажете.

Я не стал артачиться. Так же как ерепениться, хорохориться и выкобениваться. Или стал. Точное значение слова, которе я бессознательно употребил, мне неизвестно. Например, вместе со всеми реальными и виртуальными знакомыми я под словом «нелицеприятный» подразумевал что-то гадкое и отвращающее, а любой филолог с удовольствием разъяснит, что правильное значение нелицеприятности – беспристрастность и справедливость. О, святые Яндекс и Гугл, как же трудно без вашего карманного всезнания.

Итак, без всякого артаченья и прочего выкобенивания я приступил к делу. Обрыв, конечно, это обрыв, да и то, что соседка вроде бы не смотрит (хотя – поди проверь) – это хорошо. А как объяснить боевой тетке, привыкшей к райским условиям низин, что справление малой нужды вблизи лежащего соседа и сильный ветер – понятия иногда совсем не совместимые? Ну и ладно, плевать, у меня приказ. Перед тем, как что-то сказать, нужно думать, а если отдается команда – тем более. Я только слегка повернулся, чтобы горячая струя летела куда угодно, только не на меня. И уже представлял анекдотический разговор, что просто обязан был состояться:

«Дождь?» – «Нет. Ветер».

Крутой ответ остался незадействованным. Выглянув, святая сестра поморщилась и снова свернулась в комок, обратившись в смесь личинки и мумии. Казавшаяся плотной накидка от холода не спасала, навес беспощадно трепало, а ночь только начиналась. Сестра Вероника сделала нужные выводы, и когда я закончил, и последовал новый приказ:

– Ложись со мной. Если попробуешь дотронуться до оружия или без разрешения подняться, скормлю волкам.

– Как скажете, – объявил я, соглашаясь сразу и без раздумий.

Опять приснопамятное: «Один индеец под одеялом замерзает, два индейца под одеялом не замерзают».

Едва я присоседился к жертве обстоятельств в лице морозов и меня, как жертва решила не выглядеть жертвой.

– Не так, – объявила она, разворачиваясь кл мне лицом.

Пришлось устроиться к ней спиной. Сзади меня словно обтекла и впитала мягкая губка, сверху накрыла и завернула накидка, и через несколько минут у нас синхронизировался теплообмен, обрадовавшийся новым мощностям.

А вот глаза лучше сразу закрыть, чтобы не выдерживать десятков завистливых взглядов. Но душа болела: зачем оставлять неподготовленных людей на морозе, если существует простое решение, только что подтвержденное практикой?

– Вообще-то, всем желательно сбиться в кучу, – громко сообщил я. – Здесь можно замерзнуть.

– Мы и так замерзли. – Сестра Вероника прижалась ко мне еще теснее.

– Я имею в виду – насмерть.

– Если кто-то заболеет, у меня с собой есть средство против простуды. Но никто не заболеет, царберы не зря всю жизнь тренируются.

Вот они какие, янычары страны башен. Даже не болеют. Худшим последствием холода мои спутники считают простуду, а о том, что замерзнуть можно насмерть, они еще не догадываются. Пусть будет как будет, ведь в порыве человеколюбия я забыл главное: царберы идут к Малику, и чем меньше их окажется в дееспособном виде на той стороне горы, тем лучше. Эта мысль успокоила, и я уснул.

Ощущение, что меня душат, вырвало из сна. Я дернулся, но тут же получил пинка за чересчур резкое движение, а стиснутое тело сдавило будто клещами. Наша с командиршей поза за время сна не изменилась, только на бедре у меня теперь лежала перекинутая нога соседки, а на груди грелись обвившие руки. Нижняя рука больно давила на кадык. Я закашлялся, вытянул шею и обнаружил, что кроме нас никто не спит.

– Что это? – Голова проснувшейся от моего рывка сестры Вероники тоже поднялась.

Удивление на лице командирши быстро сменилось опасливым смятением. Ни святая сестра, ни царберы не понимали происходящего.

Как говорится, хоть стой, хоть падай.

– Обычный снег. – Я слизал с руки единственную долетевшую до меня снежинку. – В горах такое бывает.

– Он опасен?

– Это дождь, который замерз по дороге.

Всего несколько снежинок – а устроили такой переполох. Что будет, если с неба повалит по-настоящему?

Поудивлявшись, отряд снова улегся. На этот раз сестра Вероника доверила мне свой тыл.

– Смотри у меня! – последовала угроза, напоминанавшая о суровом наказании.

– Куда уж в таких условиях, – честно ответил я.

Поразмыслив над моими словами, святая сестра позволила себе улыбнуться.

– А ты не так прост.

– И вы не так просты.

Сказанное не было комплиментом, мои пальцы в этот миг ощупывали кольчугу – пришелицу из другого мира. Откуда здесь сталь и другие технологии?! Возможно, артефакты приносит секретная торговля с более развитой цивилизацией. Где она, такая цивилизация, может находиться: за горами, за морями, или в другом измерении? Хорошо, если существует еще один портал. Тогда почему кроме нескольких предметов другая цивилизация больше ничего не поставляет?

Стоп. Факт, что я чего-то не видел, не означает, что не видимого мной не существует.

– Неплохо держишься в присутствии старшей по полу, званию и положению, – донеслось в ответ на уже забытую фразу.

Хорошо, что сестра Вероника не добавила «и по возрасту». Ведь тоже правда, но меж стиснутых обстоятельствами представителей разных лагерей чувственности такое вслух не говорят. Даже здесь. Несмотря на весь феминистский выпендреж местных жительниц.

Мы укутались в позе сложенных ложек. Все углы идеально сошлись со впадинами, плоскости большей частью сомкнулись, но для некоторых у меня не хватило объема – вдавленное стало плоским, остальное закруглялось передо мной невероятными холмами, не казавшимися настолько огромными, пока не очутились в пределах досягаемости. Я без стеснения обнял командиршу, она спокойно дожала меня к себе заведенными назад рукой и ногой. Против промозглого ветра, когда на ресницах образуется иней, лучше не придумать.

– Не боишься? – Судя по голосу сестры Вероники, она довольно улыбалась.

– Чего?

– Проблем.

– Все, что не убивает, делает нас сильнее, – парировал я старинной мудростью.

Для меня – старинной. Сестра Вероника некоторое время обсасывала в голове сказанное.

– Хорошо сказал, – наконец, кивнула она. – А если все-таки убивает?

– Не верю, что существует законный повод поступить со мной таким образом.

– Пока нет, но кто знает?

– Верховная царица назначила меня проводником. Чтобы избавиться от моего присутствия до окончания похода, вам понадобится очень уважительная причина. От меня такой причины не дождетесь.

Я уверен, что на языке соседки вертелось «Верховная царица далеко, а я здесь». Святая сестра показала, что владеть собой умеет.

– Еще разок ляпнешь что-нибудь двусмысленное, – сказала она, – и причина найдется.

На некоторое время мы затихли. В спину нестерпимо дуло, зато спереди у меня была большая мягкая грелка.

Не то, чтобы я нарывался, но интерес у меня был – не тот, что мог показаться святой сестре. Вряд ли еще доведется попасть в похожую ситуацию, и сейчас требовалось выпытать как можно больше секретов. При этом не выдать себя и не огрести из-за неправильного понимания.

– Какая интересная защита. – Я провел ладонью по гибкой кольчуге.

Накидка сейчас была сверху, над нами, и все скрываемые прежде тайны – вот они, впритык и даже ближе. Рассмотреть не рассмотришь, а пощупать можно рискнуть. Это же не приставание, а чисто профессиональный интерес.

Святая сестра не стала ни возмущаться, ни откидывать мою руку, просто остановила на одном месте, прижав ладонью. Вместо разговора о тайнах я получил следующее:

– Ты, случаем, не донжуган?

– А вы, случаем, не нарушительница семейного права? – Я процитировал: – «Ибо кто ляжет с невестором чужим, то оба да будут преданы смерти: мерзость сделали они, кровь их на них… Не оскверняйте себя ничем этим, ибо всем этим осквернили себя народы, жившие до вас».

– Молодец, знаешь законы. Вношу три поправки.

– Поправки? Закон не может трактоваться, он должен исполняться, – попробовал я тягаться в знаниях с представительницей законотворческого сословия, – «всегда и всеми, наперекор всему, вот высшая мудрость».

– Умница. Только поправки я вношу не в закон, а в твою речь. Закон говорит о греховном восхождении на ложе, в нашем случае таковой умысел отсутствует.

– Вы уверены? А мне, когда прозвучал приказ возлечь с вами, показалось…

Вероника пихнула меня задом.

– Не дерзи.

Немного отведя бедра назад, я мстительно пнул ответно:

– И не думаю.

Сестра Вероника не ударила в грязь лицом, новый толчок могучей середины едва не выбросил меня в пропасть.

– А мне кажется… – начала она.

– Когда кажется… – я запнулся лишь на миг, – молиться надо!

От падения вниз меня спасли цепкие руки и страховка, но сердце громко колотилось. Вот и поговори с такой о всяком-разном. А говорить надо. Столько тайн рядом, и ни одна не раскрыта.

– Я молюсь, – серьезно ответила соседка. – «Я помогаю окружающим, ведь потом они помогут мне». Сейчас мы друг другу помогаем, и о грехе не может идти речи. Если, конечно, один из нас не сотворит нечто неподобающее.

– Или скажет, – дополнил я.