Читать книгу: «Отец марионеток», страница 2
Поэтому молодой кукольник только снисходительно усмехнулся. И сказал, рассматривая хижину: «Хорошая еда, вино, крыша над головой, теплая постель…» Помолчал и добавил: «Каждый день!» А когда уходил, задержался в дверях и внятно произнес: «Ну-ну. Подумай». И хлопнул дверью.
Фео прислонился спиной к стене и устало закрыл глаза. Дремота одолевала, но он не хотел спать, потому что в последние дни видел один и тот же повторяющийся сон. Снилось ему, что в хижину входит старик, похожий на него самого, только более бледный и костлявый. Он шаркает по земляному полу, надрывно кашляет, ставит в углу свою косу, затем ковыляет к стене, снимает с гвоздей марионеток и одну за другой швыряет в жаркое пламя очага. Что ты делаешь, кричит Фео, зачем? Постой! Но старик не слышит, он угрюмо и монотонно делает свою работу. Королей – в огонь! Принцесс – в огонь! Героев и злодеев, уродов и красавиц, стариков и детей, слуг и господ – всех в огонь, без разбора! Когда последняя марионетка вспыхивает, охваченная пламенем, старик медленно поворачивается к старому кукловоду и смотрит на него в упор своими черными пустыми глазницами. Фео протягивает руку к огню, видит серебристую нить, протянувшуюся от ладони, и в изумлении замечает, что он тоже стал марионеткой, и от его рук и ног тянутся вверх, в темноту под потолком, упругие нити. А старик, кашляя, уже бредет в угол и возвращается оттуда, сжимая в костлявых руках сверкающую косу. Нет, шепчет Фео, не надо, но страшный гость безжалостно размахивается и рассекает первую нить, вторую, третью… Нити лопаются звонко, как струны, а старик все не унимается, и вдруг кукловод видит, что на самом деле это Берт машет косой и весело кричит: «Все думаешь? Ну-ну!» И уже последняя нить отчаянно звенит, натянутая до предела, а жуткая коса замерла, словно в раздумье, и Фео не в силах отвести взгляд от языков пламени, безумно пляшущих на отведенном в замахе остро отточенном лезвии…
Старик проснулся и открыл глаза.
Светало. Было холодно и очень хотелось есть. Огонь в очаге погас, но даже в полутьме хижины Фео видел, как марионетки улыбаются ему полустертыми нарисованными ртами. Он слабо улыбнулся в ответ. Странно. Сколько лет они вместе? Почти полвека… За это время самые разные люди прошли сквозь его жизнь и покинули ее, не оставив почти никакого следа в слабеющей памяти. А эти игрушки по-прежнему с ним, и будут с ним до конца.
Нет, не игрушки, сказал себе старик с мягким упреком. Они никогда не были для него игрушками. Никогда. Он всегда любил их, как живых. А они…
Фео засмеялся и тут же закашлялся, судорожно схватился за грудь, будто желая избавиться от раздирающего горло приступа, но, прокашлявшись, снова стал смеяться. Берт – глупец! Ему никогда не стать мастером, даже если старый кукловод будет ползать у его ног на коленях и стирать рукавом пыль с его сапог! Куклы Фео были живыми, потому что он изо дня в день, из года в год вкладывал в них свою душу. Марионетки Берта всегда будут мертвыми, потому что животворящая сила человека не коснулась их бездушной деревянной плоти.
Тебе не понять этого, Берт, думал мастер, ты привык тянуть соки из своих кукол. Ты безжалостно выжимал из них остатки жизни, вместо того, чтобы подарить им свою, тебе нужно было родиться сборщиком налогов, но не отцом марионеток. Тебя спасают только человеческая глупость, жадность и сластолюбие. Но когда-нибудь люди поумнеют, Берт, они обязательно поумнеют, думал старый кукловод, и тогда никто не захочет смотреть на тот свиной хлев, который ты по своему скудоумию называешь жизнью. Жизнь не такая, Берт, она не может быть такой, она не должна быть такой. А если нет – провались она пропадом вместе с тобой и тебе подобными!
Надо уходить, подумал Фео. Здесь не заработать и не прожить. Но куда можно уйти с одной медной монеткой в кошельке? Пойти к Берту? Не насовсем, на время, только на самое маленькое, короткое время…
Старик отчаянно стиснул кулаки. Нельзя. Молодой кукольник обязательно заставит его играть новыми марионетками, а они мертвые! Как он возьмется за нити, на концах которых – висельники? Нет, конечно, я мог бы вдохнуть в них жизнь, думал старый кукловод, мог бы, но… я слишком стар, чтобы заводить себе новых детей. Если Берт станет умнее, он сам сделает это. Если же нет… Что ж, мало ли в мире мертвого дерева? Больше ли, меньше – какая разница?
