Читать книгу: «Гармония преображения», страница 113

А, между прочим, случай показательный случился-приключился – по ходу движения женщина узнаёт, и встречно узнавшую узнаёшь, понимая сознанием, что нечто длительное должно в прошлом связывать, но вот ответить с уверенность, что именно, никакой возможности не обнаруживается – память дальше простого узнавания определённо имевшего неоднократную возможность попадаться в прошлом на глаза образа, что-либо более конкретное выдавать отказывается для опознания категорически. Как результат вот так, словно завис между необходимостью признать некую прошлую общность, нечто объединяющее, и невозможность подкрепить такое признание пониманием, на чём же такие ощущения единства в прошлом могут быть реально обоснованы.

Теперь можно написать несколько строк о том, что тогда открылось в плане внешней зрелищности того, как должен представляться образ, что всех молящихся, что всех, на кого всеми такими молящимися и совершаются все такого самого разного рода моления. Учитывая, что описания, это, всё-таки, далеко не устная речь, картинка может получиться весьма любопытная. И так, первое и основное, базовое, что ложится основой на восприятие – прежде всего, следует чётко понимать, что даже в самом лучшем случае эта картинка образности тех, в чью сторону направлены эти самые моления, и образы, что и высвечиваются, собирая в себе весь этот духовный Свет от молений, оформляются самые разнообразные. Полагаю, здесь в самую пору напомнить о главной открывшейся основополагающей истине – самое главное всё-таки не так вот высветиться благодаря направленному в сторону почитающегося образа, каким-либо вариантом оформленного моления, главное, всё-таки, добиться, чтобы собственный духовный Свет исходил, и именно этим оказался при духовном общении Светел. Именно это означает подарить собственный Свет. Что же до тех, что светлы образом через молитвы других, то тут что можно первое сказать из приходящего – даже если это в прошлом жившие, и не звери, ставшие центром для моления, и не расписанные камни-палки какие-нибудь, в любом случае эти жившие как жили телом своим, так уже умерли, и благодаря молитвам высвечивается там оставшийся после случившейся жизни получившийся образ, который более, раз смерть пришла, развития дальнейшего не имеет. Вот и выглядит планета в глазах Творца этаким скопищем всполохов, поднявшихся духовно может быть и повыше обычной обыденности, но, в самом лучшем случае, собирающих моления живущих, чтобы стараться донести, не осознавая смысла и сути происходящего, призывы молящего до сознания Высшего. Кстати, если представить сколь разнородным должен выглядеть такой ёршик, там же пусть мелочными, но всполохами должны проступать представители самой различной всячины, на какую только не молятся на планете, и как только представишь, какая образность там только не проявится, так просто оторопь берёт. Но и самые наиболее ярко и полно собирающие на свой образ поток страждущих обращений, если задуматься, как подобный образ начнёт выглядеть при подобном освещении? Ведь при подобной постановке вопроса такой центр молитвенного внимания должен собирать на своей персоне внимание тех самых живых, участие этих живых, свет жизни живущих должен становиться, от малого к многому, тем огнём, которым выявленному подобным вниманием и гореть? А вот что с тем огнём? Насколько он всё-таки именно огонь, а насколько столь необходимый для посмертного проявления своего сформировавшегося при жизни образа, столь необходимый Свет? Об образе говорят всё-таки светлый, не пылающий, и вместе с тем те слова про икону среди пламени – и это всё не в виде некой формы наказания. Если не брать в расчёт христианских религий, изначально обратившейся лицом к почитанию образности неких святых людей, у остальных обычно в наличии какой-то один образ, который обычно богом и называют, и которому обычно как этому самому богу и поклоняются. Можно попытаться расставить по позициям – кто и где и в каком виде будет располагаться. На первых позициях при рассмотрении вопроса выходят, вне сомнения буддисты с христианами. У мусульман позиции уж если и отстанут, то уж точно не на много, и в основном всё только потому, что непосредственного образа для поклонения у них нет – ниша в храме с чем-то, что в лучшем случае напоминает звёздное небо. Здесь почитается Аллах и славословия поют Аллаху, и образ Высшего при молении у каждого, как надо понимать, свой, и потому, пусть это моление и рождает перед ликом Создателя лишь нечто тёмное и не имеющее очертаний, такой образ обращения наиболее близок к обращения именно к Всевышнему, а не через кого-то ещё к организующему всё Творцу. Что касается непосредственно Христа и Будды, каждый из них несёт обязательства в отношении тех, что в процессе вознесения своих молений обернулись лицом в сторону, что одного, что другого. Одинаковых людей не бывает, люди по характеру, по своей организации, чувствам, пристрастиям, тем приоритетам, что тянут в разную сторону крайне разняться. На это всё можно влиять, можно стараться воспитывать людей, указывать на нечто, что с точки зрения, личной либо общественной, будет выглядеть более интересным, приоритетным, приглядным, хоть как-нибудь лучшим, но при любом стечении обстоятельств человек поступит так, как посчитает лучшим для себя, исходя из собственных выводов, но вот то, что при этом он почитал именно определённый образ божественным и ведущим по пусть и довольно скользкому пути может сыграть с обладателем подобного образа довольно злую шутку. С одной стороны, трудно найти того, кому не возносили бы моления, и кто не угрожал бы всем молящимся воздать всем провинившимся после смерти чем-то жутким в адском пекле. И вместе с тем со всеми этими посмертными наградами и наказаниями всё настолько зыбко-неправдоподобно смотрится, что, как можно обратить внимание, в последнее время, при затрагивании темы, те, кому всё-таки приходится об этом говорить, стараются, в меру возможности, детализации при рассуждении на этом фронте избегать. Те фразы, всё о том, что может этим дали там приблизится к Всевышнему, но видимость такая, что теперь за то таким избранникам в огне пылать, довольно показательна. Что там с огнём сказать по-прежнему довольно сложно, но тут идея в чём проступает – стал концентратором молений многих, похоже, надобно нести ответ и за грехи таких молящихся, смотрящих ликом на определённый образ. И может там и не горит, а пламенеет вместе с теми, что горят, ища спасение для веривших, но есть предпосылки и весомые предположить, что это далеко не самая приятная забава. Есть зрелище Иисуса в чреве огненного пламени, которому, для спасения, необходимо протянуть туда руку, ещё есть прорисовка образа Будды, при которой сидит сей центр молений именно закрыв глаза, потому, что представляет из себя там, где сидит, островок спасения, сидящий именно с закрытыми глазами, среди бушующего, ослепительного моря пламени и света, к которому из этого моря пламени и света со всех сторон ища спасения тянутся страждущие. Вообще всё это крайне, необычно любопытно, только при том не надо забывать, что у молящихся и других центров молений точно уж хватает, и с избытком. А с этими то что? Тут, кстати, различных из индийского набора показали, словно попрёк звучало – а что о подобном можно хоть чего-нибудь сказать, когда в подобном религиозных устремлениях-толкованиях-молениях не понимаешь ничего? Кто здесь, с чего, к кому, зачем взывает, что просит при своих воззваниях? Поди-ка объясни такое хоть кому-то постороннему! Хотя, с другой стороны, все молящиеся в воззваниях своих обычно однотипно одинаковы и просить свойственно что-то, способное обрадовать и даровать проблески ощущения счастья себе любимому или своим родным. Конечно, есть моления и за иных, но это проблески участия уже и уровнем сознания повыше, и искренность в таких воззваниях обнаружится далеко не часто. О чём ещё здесь можно попытаться рассуждать? О тех, кто молится на в изобилии раскрашенную палку, которой было выдумано и присвоено при изготовлении что-то вроде некого, не оставляющего в покое сознание образа, или образ некого зверья, которому так же, путём брожения бурной фантазии присваиваются черты некой эпической в возможностях и проявлениях личности? Прежде всего, что можно ожидать в плане появления пред ликом Создателя, когда подобные моления совершены, что именно за образ должен возникнуть перед Высшим Взором после свершения подобных ритуалов, и как всё это нечто уж воистину по меньшей мере трудно объяснимое должно представить тех, кто совершал подобные моления? Как надо понимать, жизни за спиной подобного творения фантазии нет, а если есть, то это жизнь какого-то животного, прожившего жизнь обитателя природы, вследствие чего существование подобного образа обыденно лишено мыслей, здесь инстинкты, чувственные, именно из пожеланий, направляющие хоть куда-нибудь позывы, однако, что за позывами начнёшь в подобной ситуации руководствоваться, когда остался только проступивший образ, тела нет, и потому всё, что когда-то привлекало и вело по жизни, как голод, холод, страсти инстинкта размножения, всё это в принципе не применимо, но зато, последствием таких молений, становится весьма высокой вероятность, что самым непосредственным образом заполыхаешь от огня таких молитв. О том, чтобы тут оформилось сознание, целенаправленно просящее нечто для кого-то из молящих так даже рассуждать немного несерьёзно – в случае животном здесь следует ждать рёв страдальца, не понимающего, как же выбраться из столь нешуточной перипетии и вновь вернуться в мир простых запросов и ответов, где можно просто есть и бегать размножаться. Там где моления на палку или камень, которым был присвоен образ, выдуманный изначально, тут следует подумать о другом. Образ, способный как-либо ответить на моления своим участием рождает жизнь, но выдуманные пугала, какими бы там свойствами не наделяла всё это фантазия молящихся, подобными страшилками как были, так и остаются – тут сколько не старайся, а за грань отпущенного не уйдёшь. Другое дело если кто-то из уже проживших и пожелает воспользоваться таким образом выдуманного и порождаемого фантазией пугала для удовлетворения своих возникших и далеко не лучших интересов. И здесь, если попытаться присмотреться, можно обнаружить далеко не столь уж мало любопытнейших нюансов. Прежде всего, пугало, названное богом, на которое проводятся моления – это одно, обычно у таких раскрашенных страшилок и история не столь уж малая, уходящая во времена почти что первобытные, да и моления такого рода чаще всего передаются именно семейственно, то есть религии такие если и распространяются, то именно наследственно. Если не брать в расчёт поклонений дьяволу, где чаще всего за основу берётся изображение именно козла, и распространение поклонения если и идет, то скорее по принципу личного-индивидуального противопоставления в жизни тому, что делают другие, то прочие образы из которых большинство обычные церкви скорей всего способны назвать демоническими, как раз этим и отличаются, что чаще всего распространяются по принципу – наши предки подобному поклоняются, вот и мы поклоняемся. То есть, образ пугало со всеми приписанными ему выкрутасами создаётся давно, уж во всяком случае задолго до тех, кто на определённом периоде совершает свои ритуалы своего, и как тут втиснуться, сконцентрировав на своём посмертном образе последствия подобного ритуала пока не очень понятно. На данном фронте более приемлемой выглядит ситуация, при которой само порождение такой фантазии, оформившейся в виде подобного пугала, уже происходила не без стороннего участия такого вот, некогда жившего, скончавшегося, не достигнув в развитии духовном слишком высоких результатов, но увидевшего в подобном сотворении божка для убогих сознанием возможность наполнять образность свою столь желанным свечением. Один вопрос, что за Свет при подобных выкрутасах будет наполнять образ подобного рода? Сколь наполнит такое Светом, огнём, всё равно – ведь подобные молитвенные отщепенцы обычно крайне бедны на молящихся, да и образ, что даруется таким молящимся при их молении – каким образом такое отразится на образе кого бы то ни было, кто бы ни пожелал подобным воспользоваться? Здесь, кстати, можно вернуться к накладыванию собственного образа, тенью ложащегося на то, что создашь. Такая палка или камень, согласно фантазии молящегося на нечто подобное наделённые каким-нибудь особым могуществом, по сути своей, то же творчество, образ создававшего должен оставаться на том, что оказалось подобным образом создано. Но это сразу же намекает и на обратный эффект – если даже у такой палки или камня нет в основателях образа из демонических, творившего всё это целенаправленно и помогавшего неким сторонним воздействием возникновению такого рода религии, сам подобный вариант результата чьих-либо молений должен по определению порождать, с одной стороны, как результат концентрации такого света жизней, возникновения чего-либо безликого, но пылающего, с другой стороны, стороны возвращение подобного пламени тем, кто потрудился над творением подобного, а это уже намекает уже на тот самый обратный эффект – принятие образа тем самым адским горением-пламенем, о котором так много и самым разным образом сказано. То есть, творцы таких демонических палок горят в Свете молений обращающихся к подобному? Что ж, впечатляет. Но что тогда там с Иисусом? Когда сотворивший образ несёт такой ответ за сотворенный образ, что же там тогда с теми, кто молится на распятие? В чём тут вина тех, кто видит в подобном спасение? Или тут важное значение имеет направленность мысли – Иисус, на кресте ли, или не на кресте, это всё же не пугало, тут, скорее, намёк на некое начало как раз неких формул добра? Ну, ладно, развернём полотно – молится на распятие дело не просто обычное, распятие чуть ли не у каждого на шее висит. Если касаться вопроса построения образа, то какого именно образа, и что же за след от образа участвовавшего в подобной постройке при таком понесёшь отпечатком? Да ещё когда подобный результат в процессе моления богом назвал? (Кстати, а именование богом это признание состоявшегося результата такого творения? Или лиши обращение к желательному, мол, пусть станет? Минору из храмов у православных никто не изгнал, так что ситуация может рассматриваться как двойственная.) Теперь представим образ, который по результату должен возникать перед Высшим Обличием. Что могут породить моления на изображения распятого трупа на кресте, висящего с дырками на теле свесив голову на строну и не смотрящего в глаза ни одного из молящихся? Образ Иисуса, теперь всем знакомый, с открытыми глазами, как-то спонтанно быстро распространился во времена распространения картин средневековья, а до этой поры? Евангелие говорит о появившемся теле с дырами от того самого распятия, но оно хотя бы общалось с этими самыми учениками и ни один не жаловался потом на отсутствие взгляда. Наполнение светом и вознесение, всё это здорово звучит в описании страждущих, а там, где подобному телу проступать после подобных молений, там что за образ, наполненный светом молений молящихся верующих должен возникнуть как результат? При этом каждый твердящий молитву участие духом и образом принят в создании чего-то такого, что, как результат, после всех таких трудов получилось. Вот и гадай теперь, в огне результат такого творчества, или всё же, согласно наполнению Светом и вознесению, этим самым Светом объят, и от того, уверовавшие и молившиеся тоже частицей Свет подобный частью духовного облика своего от такого своего центра молений всё-таки переняли?

Напомнить себе про важность присутствия взгляда со стороны объекта, в сторону которого и происходит моление? Возможно подобное было бы немаловажно. И здесь полезно было бы воскресит в памяти, что распятие, да и изображения довольно многих святых ни на кого не смотрят – подумать об этом, возможно, не помешало бы. (у демонического творчества обычно с глазами смотрящими даже избыточное изобилие, только глаза эти зачастую не всегда человеческие) И тут вопрос любопытный вроде бы в самую пору задать – а через только ли глаза формируется образ мира вокруг? Казалось бы, нет, тут, по всем признакам, телу целиком впору бы постараться. Другое дело, что глаза на этом фронте работ наиболее значимы, им предлагается в первую очередь привнести образ, который впору формировать именно внешним, рисующим все очертания Светом. А что за глаза нарисуют-представят живущему то, что очертит-представит сознанию внутренний Свет? Этот самый Свет жизни? По всем признакам, именно опираясь на подобный рисунок оформленья достигнутого и начнёшь развиваться. Так что здесь за глаза здесь такие – сознательное-особое осмысление происходящего, особенный, должным образом изменяющийся чувственный фон восприятия происходящего в целом?

Не знаю, что об этом всём можно было бы что-нибудь написать в дополнение к пережитому, но сама по себе вся процедура, пока летал над городом, благословляя всё увиденное, и в голове эти голоса гомонили, уведомляя о готовности выполнить всё, всё-таки, как не крути, скрывать тут нечего, несказанно понравилась. Чем бы там всё не закончилось, это всё по большому счёту даже значения не имеет, важно само ощущение счастья, которое испытывал во время протекания самого процесса, а уж насколько всё уложилось в надлежащие рамки или же что-либо не получилось, что ж, главное что живёшь, в событийности совершается действие, и действие подобное действительно очень затронуло, радуя, что же до тех результатов, которых стремился достичь, то будем надеяться, что и на этом направлении обязательно улыбнётся удача, или уж во всяком случае всё происходившее никак не останется чем-то минувшим бесследно, и след этот не из дурных и марающих чем-то не самым приятным.

Что ещё описать из случившегося – можно коснутся того, из-за чего там лишился штанов. Здесь можно отметить, что испражнения рвались наружу столь усиленно, и вышли так стремительно, что штаны попросту не успел скинуть, хотя большей частью всё выплеснулось на газон со словами, что раз собакам можно, и в данном случае будет впору. Полиции было две машины, одна приехала вслед за другой, но вести куда-либо ни одни не желали, потому и вызвали скорую. Эти и отвезли в Александровскую, где и произошло столь впечатляющее знакомство с тем положением, о возможности существования которого был, похоже, информирован некогда ранее. А всё потому, что словно бы прочёл перед тем нечто литературное в стиле – между ангелом и бесом. Хотя, по нечто подобное, при построении материала, в принципе, могли подстраиваться. В любом случае вся картинка, когда с нею познакомился, она не столько оказалась к настроению пугать – смущать, сколько рождала массу любопытства. Если тот, больше привлекавший на себя внимание столь противоестественным в плане реализации косоглазием был в выделившейся паре бесом, то тому, второму полагалось почитаться ангелом, но чтобы этот, вечно на вторых ролях, какими-то особыми особенностями выделялся – не упомню, и чтобы выделился чем-то явно необычным тоже как-то всё-таки во внимание не бросилось. Тот, столь ярко отмеченный противоестественным косоглазием, был несомненно в тех позициях, которые рассматривались при оформлявшемся разговоре, приметно интересней. И говорили, кстати, о довольно разном, хотя приметнее всего запомнился разговор о полёте американцев на Луну, был или всё-таки не было, а если был, то с чего такое избирательное счастье? Ответ оказался любопытным, что да, перелёт всё-таки был, а избирательность такая чтобы каждому нашлось чем перед другим гордиться – одни первые вышли в космос, другие первые на Луне. Не знаю, как самому следует на всё это реагировать, важнее здесь другое – что по результату всех бесед подобных, по всем признакам, похоже, парочке столь удивительной сумел понравиться и получил предложение совершить вместе с ними единовременно полное омовение. И всё подобное, как надо понимать, оказалось в результате весьма серьёзно и значимо. А вот насколько, отчего и почему, здесь ничего сказать определённо не смогу. Хотя то, что там тогда от них решил сбежать, думаю, всё-таки оказалось именно правильным решением. Те, что занялись врачеванием после тех двоих, занялись этим куда более ответственно, что же до образности, об этом прежде всего следовало именно, не пугаясь ничего, анализируя увиденное, подумать. Действительно, когда берёшься с чем-либо подобным разбираться, и есть возможность подмечать нюансы-тонкости, многое начинает смотреться, скажем так, определяюще-неоднозначно, подобным словно направляя в сторону довольно странных объяснений всякого происходящего. Между тем объяснить обычному живущему наличие подобных поселенцев, использующих человека со слабой духовной аурой как объект для пребывания в обычном бытие, такие сложности хитросплетения затей ввиду особой сложности осознаны окажутся, и в этом можно убедится сразу, только начни говорить о таком, далеко не каждым. Однако раз даровано видеть, созерцать, понимать, то видишь, созерцаешь, понимаешь, и всё подобное, чему свидетелем становишься, даже от случая к случаю озадачивает. Во всяком случае, довольно сложно вот так, сходу, и определиться в степени зависимости такого живущего объекта от качественного воздействия поселенца. Понятно, что степень влияния предельно высока, но иногда, когда такой поселенец приметно терял управление над тем оседланным живущим, или когда в теле живущего приметно меняли поселенца иногда приметно, ярко подмечаемые перемены в действиях и поведении выглядели столь разительно, что это заставляло, и серьёзно, задуматься, а что же будет если вот такого рода поселенцы в данном варианте их совместного сожительства и вовсе из используемого человеческого тела сгинут? Уж не бедою ли такое обернётся? Вообще тут много любопытных тонкостей приметно просятся на первый план, хотя самой первой и самой приметной как была в былые времена, так и остаётся неестественность поведения таких использующихся объектов – всё-таки те, кому свойственно жить в своём теле от рождения обычно себя так, как в мелочах, так в крупных проявлениях различных вариантов поведения подобным образом не ведут. Конечно, люди крайне различны личностным духовным началом, но существуют в изобилии нюансы, тонкости, которых набираешься пока растёшь и потом придерживаешься, и если эти мелочи не соблюдаются, то как бы управляющий не старался выглядеть похожим, неестественность при внимательном взгляде на происходящее тут же прослеживается. Хотя у некоторых из таких, использующихся, и с телодвижениями, и с речью без труда отслеживаются нелады, при этом когда один контроль над телом потерял, то в теле том живущий заговорил гораздо более нормально-правильно, и на тональность выше, только зачем-то, как можно было понять из уговоров больше этого не делать, съел какую-то бумажку, а потому тут именно двоякий взгляд, с одной стороны присутствие сомнений нет что облика стороннего, зато гораздо более развитого совершенного в вопросах интеллектуальных. Ещё здесь можно было бы упомянуть о том конфликтном центре, таким являвшимся пока на затейника не пожаловались – ведь суть мел свёлся всё-таки не к именно переселению, организатор перекура изменился так, что о своих заботах собирать какие-то нелепые подписи даже вспоминать перестал, полная перемена, даже в лице, что недвусмысленно свидетельствует, что содержание конфликтное элементарно поменяли на нечто гораздо более спокойное и уживчивое. Вообще организация и провокационная затея хоть чего-либо конфликтного случались всё-таки не столь уж и редко, и это может даже к лучшему, так как все действия, которые предпринимались, чтобы что-то подобное учинить, в основе своей, ввиду грубости организации, несли на себе знак того, что кому-то всё подобное требуется, при этом очень часто оставалось свидетельство, что, развивая конфликт, слишком далеко подобный конфликтующий, а зайти всё-таки не готов, и вместе с тем каждый раз оставалось яркое свидетельство того, что раз кому-то понадобилось, да ещё столь нелепо всё подобное учинить, значит процесс идёт, не стоит на месте, и дело вокруг, при всём видимом ощущении словно застыло всё, всё-таки движется в надлежащем направлении.

Здесь, кстати, можно было бы и помянуть тот памятный образ видимой картины восприятия всего, когда производящий Свет смотрится таким сияющим куполом над всем, а под тем сиянием несчётное количество огоньков – след Света жизней тех живущих, что видят Свет, общий для всех, и тянутся к нему. Одно только в вопросе, почему на проступившем пред сознанием образе всё поле чёрное, и огоньки жизни выглядят в этой темноте точками Света, вокруг которых ещё и индивидуальный круг из Света? Казалось бы, попробуй-ка такое рассмотри, когда их там, внизу, несчётно много.

В самое время вспомнить ту образность, которая промелькнула, помогая нащупать объяснение, каким же образом меняется столь радикально весь окружающий мир – что было предложено в качестве варианта и альтернативы существовавшей неясности – такие вот поселенцы из тех, кто способен влиять, заселяют пространство вокруг и следствием этого и всё влияние оформляется в нечто куда более реализующееся и конкретное. И вот, как следствие, получаем оформляющийся и явно радующий результат. И здесь как вариант предложение написать дополнение об этих с некоторых пор плывущих физиономиях – плывут-то лица у встречных с некоторых пор как надо понимать уж точно далеко не просто так, а, скорее всего, как раз потому, что глаз обращает свое внимание на присутствие подобных экзотических дополняющих.

Ещё можно было бы написать о удивительно изменившемся отношении к возрасту – нелепо, но, с одной стороны, старение теперь воспринимается чем-то обыденным и повседневным, таким из событийности, что просто сопровождает жизнь, такое отношение и в отношении себя, и в отношении других, и с другой стороны, самого старения вроде бы словно и нет – тут немалую роль играет происходящее с телом, хотя, вот, спину застудил, и всё-таки болит, но вместе с подобным, возраст уже не маленький, а самому себе об этом зачастую приходится напоминать. Хотя само такое трудно поддающееся описанию для обычного человека, предельно безразличное отношение к смерти, как своей, так и чужой скорее всего происходит из всех этих испытаний, которые, по ходу самосовершенствования, пришлось в таком изобилии пережить. Как-то непосредственным образом учишься понимать, что человек рождается, чтобы прожить свою жизнь и умереть, смерть это естественное завершение существования, потому важнее не то, сколько там еще протянул, конец рано или поздно отыщет, важно каким окажешься, каково будет состояние духовное на момент завершения такого дозволенного от рожденья пути.

Боюсь, теперь весь текст придётся основательно переписывать.

Предсказывать будущее занятие далеко не самое лучшее, в будущим в этом самом будущем надо жить, что же до предсказаний, наверно, впору высказывать надежды, опираться на некие чаяния и предпосылки, определяющие возможные варианты, но само будущее, ему пристало становиться центром для неких истинных устремлений – жизнь так устроена что постоянно необходимо к чему-то стремиться, но утверждать что-либо замыкаясь конкретикой, мол, будет именно так и вот так? Такое даже воспринимается несколько странно – вот поживём, доберёмся по мере течения жизни и поглядим.

Частица побывала в теле жившем – энергетика потом таких частиц повыше (повыше наложившийся на них при том контакте образ – и вот теперь улучшится возможность трансляции такого и на новое при стройке в будущем).

Действительно, образ спасителя так называемого для рассуждения возьмём, и что же первое и сразу просится – когда образов таких много, то поди ещё и найди искорку для того, чтобы проложить тропу к спасению того или иного подобного образа. Психологически подобные творения, результаты жизни, продукт настолько разнонаправленного творчества, что, и уж тем более совместные одновременные потуги на подобном поприще могут привести скорей к разноголосице чем к взаимопониманию. Да и как представишь, сколько трудов должно пройти, чтобы на данном поприще хоть маленький прогресс в согласии и оказался найден.

Тут трудно будет с тем не согласиться, что пока там лежал ярко показали, что таких, которые уж названы там, выше «поселенцы» по меньшей мере не один и не два, что всех таких довольно много, и потому, если предоставить вот таким сторонним право вселяться в тех, что рождаются, теми, что смогут влиять на формирование растущего образа, то есть весомое подозрение, что желающих осуществить такое вселение может набраться много. Особенно если у таких, с преимуществом в развитии духовном возникнет при подобном вспоминающем зачатии преимущество.

Что в радикальной основе имеем: всё начинает выглядеть как самый основной ритуал – квартира и кухня суть храмовый комплекс, тело то место, где служба идёт, а всё остальное служение в храме, при этом важностью обременяется всё, и то, что видишь, и то, что делаешь, и обнажённость, и то, что моешься, и в весьма серьёзной области то, что ешь, хотя с едой, если исходить из вопроса, почему к одной пище тянет, а к другой нет, впору бы было бы более радикальным образом разобраться.

Сейчас гораздо более понятно наличие истин более значимых – первостепенность значимости прежде всего в возможности протиснуться сознанием туда, куда до этого проникнуть просто элементарно не мог. А вот как всё это будет смотреться, вопрос, надо отметить, по меньшей мере больше чем неординарный. На данном новом этапе специфика взгляда столь экзотично особенна, что буквально всё смотрится в восприятии по меньшей мере особенном, и благодаря такому почти неописуемому присовокуплению к вопросу, при этом не столь важно какому, в корне меняется сам взгляд на происходящее или же то, с чем знакомишься. И подобное состояние духа реально впечатляет! Единственное, это состояние, приходится, желая радовать себя наличием подобных чувств, стараться отыгрывать специально что-либо, чтобы смогло в чём-либо подобном помочь.

Теперь попробуй изложить хоть что-нибудь, связанное с новым восприятием осмысления происходящего, если, конечно, такое получится. Всё-таки сама схема восприятия предполагает способность – возможность подстраиваться самой схемой-схематикой понимания под специфику, особую специфику русла происходящего. Говоря более просто, в такое надо исхитриться уметь, понимая что и к чему, играть так как надо, что как будто бы с постоянством словно старается ускользнуть от сознания. Как уже подмечалось, были моменты, когда при разных взглядах смотрелось на всё и определённо по-разному, но с некоторых пор словно память просела, в некоторых из вариантов яркости отстранённости от не совсем человеческого состояния с некоторых пор не обнаруживается, хотя наверно можно признавать, что некоторая над человечность восприятия прощупаться всё ещё может, но избыточным подобное точно не назовёшь. Всё-таки вписаться сознанием в саму схему построения человеческих общественных всевозможных нюансов было важней. Тут надо ощущать некие тонкости восприятия самой схемы жизни – нельзя сказать, что подобное присутствовало с постоянством, оно скорее проскальзывало в виде словно поясняющего ощущения, но с некоторых пор этого теперь нет и такое слегка донимает – нет ясности, что делать, чтобы вернулось. Есть желание быть таким, каким хочется быть, и одновременно в плане потуг всё явно не слишком. Какие-то ощущения, нет всё-таки, а присутствуют, вопрос из доминантных, как что-то такое, а попытаться развить? И это при присутствующем относительно заметном восприятии индивидуализации особенности восприятия того, что видишь, слышишь – экзотика зачастую восприятия того, что доносят уши, зрение довольно нестандартна.