Читать книгу: «Предприимчивые люди», страница 3

Приветливый Египет

Любим мы отдыхать в Египте.

В октябре все сезонные работы в огороде заканчиваются и в отпуск. Замечательная пора, замечательное место. В это время там самый настоящий бархатный сезон, температура воды и воздуха почти одинаковая.

Уже в аэропорту при выходе с самолёта погружаешься в блаженное тепло, которое сопровождает тебя повсюду. От этого расслабляешься, и всё кажется чудесным, волшебным, добрым и приветливым. Море Красное с кораллами и огромным многообразием подводного мира. Акваланг не нужен, и так есть, что посмотреть просто с маской.

Очень много плюсов для поездки именно туда, один часовой пояс, адаптация не нужна, да и лёту всего ничего, чуть больше четырёх часов, пока устроился, поел, попил, вот и приехали!

В тот раз начиналось всё, как всегда.

Месяц выбирали отель. Все устраивало. Месяц советовались со своим туроператором, она всё выясняла, что там да как, читали отзывы. Всё хорошо. Поехали.

В аэропорту тоже, как обычно: в автобус с гидом, и по отелям.

Слегка насторожило, что проезжаем наш отель. Вот же он! Название во всю ширину дороги! Почему не высадить? Нет. Едем дальше. Я пробираюсь по проходу к гиду:

– В чём дело? Вот наш отель! Вы говорили, что нас первых расселят? Что случилось?

– Всё нормально, всё по плану. Не волнуйтесь, скоро приедем.

– Да как, приедем? Мы мимо проезжаем.

– Садитесь на место и не волнуйтесь, я отвечаю за всё.

Через час с четвертью, когда оставались лишь мы и ещё две пары, гид останавливает автобус где-то посреди дороги, вокруг полный мрак, не видно ни одного огонька, а надо сказать, что время уже за полночь, и говорит:

– Так вот. В отеле, куда вы ехали, произошёл пожар, сгорело несколько номеров, селить некуда, мы посовещались и решили поселить вас в другом, не хуже. Сейчас мы туда поедем, так что соблюдайте спокойствие.

Какое там спокойствие? Сто причин не ехать в другой, и главная, что в этом отеле уже отдыхают наши друзья, выехавшие несколько раньше. Чуть ранее мы с ними общались, и ни о каком пожаре речи не было. Может, только что? И ещё: мы же выбирали, и выбирали тщательно.

– Хорошо, – говорю, – едем, куда ехали, и если всё действительно так, как Вы говорите, поедем в другой.

Не только мы с женой были против насильственного переселения, те две пары, одна из которых – люди нашего возраста (предпенсионного), а вторая – совсем молоденькие, не больше двадцати пяти, возмутились не меньше. Молодой парень, Сашей звать (мы позже познакомились), высказал предположение, что гид говорит неправду.

– Поедем, куда я сказал, ничего выяснять не будем, – наш сопровождающий становился агрессивнее, – хотите выяснить, завтра можете этим заниматься сколько угодно, а сейчас едем в другой, иначе просто отвезу обратно в аэропорт. Поздно уже по отелям раскатывать и права качать.

Мы в Египте седьмой раз, местные не всегда приветливы, всякое бывает, но такого поворота событий ожидать не могли.

Володя, тот, что нашего возраста, оказался более покладистым и согласился:

– Пусть везет куда-нибудь, спать охота, давно в дороге, устали, потом разберёмся.

И мы поехали.

Едем, молчим, переживаем каждый по-своему.

Вижу, опять проезжаем наш отель:

– Мужики! А что мы теряем? Давайте выйдем здесь! Посмотрим, что будет. Мы-то, всяко правы, у нас у всех договор на размещение именно здесь.

Саша меня сразу поддержал, Володя слегка поколебался, но принял участие в наших дальнейших действиях.

Я раньше работал на автобусах, и для меня не составило труда выключить передачу и не допустить, чтобы водитель включил её вновь, Саша держал беснующегося сопровождающего, Володя ему помогал. С выключенной передачей автобус остановился сам собой, проехав мимо нашего отеля ещё с километр. Гид матерился, выворачивался, кричал, что так нам с рук это не сойдет. Самым приемлемым словом в его бранной речи было «хулиганы русс».

Водитель серьёзно перепугался, и, несмотря на то что не понимал по-русски, догадался открыть багажные отсеки, где были наши чемоданы. Мы забрали вещи и пошли пешком в сторону отеля. Гид ещё долго нецензурно ругался и на водителя, за то, что тот остановил автобус и открыл багажники, и на нас, что мы такие глупцы и что будем теперь жить на улице, да и на всё, что мог вспомнить, но мы уже были далеко.

А вокруг была чудесная египетская ночь, дорога в этом месте вдоль территории отеля ярко освещена. Тротуар чистый, ровный, широкий. Небольшие пальмочки увиты гирляндами огней. На противоположной стороне сияют своими разноцветными витринами всевозможные магазинчики. Многие из которых даже и сейчас открыты. Над нами висит серп луны, лежащий на спине, мы в Египте! Мы уже отдыхаем. И настроение испортить нам практически невозможно. А то, что происходит, кажется забавным приключением, без которого просто скучно. Километра там, наверное, не было, или просто было хорошо, весело, смешно, уютно.

Охрана на территорию пропустила беспрепятственно, но удивлены были все, такого не видели, чтобы пешком с чемоданами, среди ночи, и кто был в помещении охраны, высыпали на улицу, что-то живо обсуждая по-своему, но очень приветливо улыбаясь нам.

До самого здания отеля было ещё далеко.

А вот администрация встретила крайне нелюбезно. Оказалось, что ни по-английски, ни по-русски никто не понимает. Но мы уже здесь, у каждого договор на руках, пожара, как выяснилось, никакого не было, и им надо что-то решать. Время около часа ночи. Минут сорок мы общались жестами и рисовали что-то друг другу на бумаге, демонстрировали свои документы, предлагали найти старшего, всё было бесполезно, нас отказывались понимать и предлагали связаться со своим гидом, который нас вёз, а это значит точно ехать в другой отель.

Что было делать, не ясно. Мы все уже после пережитого начали уставать, а моя жена предложила:

– А давайте расположимся здесь же, рядом со стойкой администратора. – И ещё сказала: – Пусть вызывают полицию и попробуют нас выселить, а утром во всём разберёмся.

Мы с ней привычные ко всему, да, наверное, как и многие русские люди. Раньше наш отпуск в основном был на берегу какого-нибудь лесного озера в палатке, бывало, и на снегу, а здесь шикарный отель, мягкие диваны, тепло, чего желать?

Жена Володи, Катерина, тоже сказала, но уже громче:

– Да! Пусть вызывают полицию! Будем спать здесь, не стоять же у стойки всю ночь.

Скорее всего, кто-то из работников отеля услышал что-то про полицию. Они заговорили живее, и, обращаясь к нам, уже говорили:

– Ноу полисья, ноу полисья!

Пришёл ещё один, он знал русский. Обратился к нам и сказал, что не надо никакой полиции, сейчас всё решится. И действительно, минут через десять мы были каждый в отличном номере, с видом на море, а нам с женой достался ещё и какой-то улучшенный. Там ещё комната была с диваном, столом и креслами, хотя мы такого не просили.

Отель оказался очень хорошим, и наши усилия были не напрасны ещё и потому, что, не случись этого, мы и не знали бы, что есть такой замечательный человек Володя со своей женой Катей и Саша с Вероникой, которая пока не жена, но это всё временно, главное, что они любят друг друга.

Этот отпуск нам очень понравился, но в Египет мы больше не поедем, не хочется больше.

Просто деньги

1974 год. Мне двадцать пять. Я инструктор и преподаватель автодела в обыкновенной средней школе, где в качестве уроков трудового обучения – подготовка водителей-любителей и профессионалов. Профессионалов готовит мой напарник, а я – любителей. У него машина ГАЗ-51, у меня «москвич-408». Раз в месяц ещё и вожу зарплату на весь район. Машин в районе мало, а легковая и вообще одна.

– Коля, я всё продумал. Мы же едем только с Марьей Фёдоровной, она тебя не знает. Там пролёт километров пять и поворот на старую дорогу. Перед ней я сломаюсь…

– Слышь, хватит трындеть одно и тоже, какой из тебя грабитель? Ты в зеркало глядел? Интеллигент в двадцатом поколении. Так я и поверил, что ты серьёзно.

– Да при чём тут серьёзно или нет, такой случай. Подумай, едем вдвоём…

Конечно, несерьёзно, конечно трёп, но так интересно иногда помечтать. Нет, не дразнил я его, просто забавлялся. Ну и мечтал, конечно. Без денег трудно, хочется некой свободы, хоть малой независимости, а то живёшь от зарплаты до зарплаты, только и думаешь, куда и сколько потратил. А ещё и любовь. Год как женат, уже и сын есть, маленький совсем, но есть. Ну, кому не хочется побольше денег, тем более что совершенно немыслимая сумма лежит у тебя в багажнике, а охранник – женщина предпенсионного возраста. Невольно мысли полезут всякие, но несерьёзные, конечно.

– Нет, ты подумай, сколько деньжищ! На десять жизней хватит. Я вот сосчитал. В районе школ 20–30, в каждой по пятьдесят преподавателей, а если в мае, то там и зарплаты, и отпускные на три месяца. На каждого не меньше пятисот рублей. Кумекаешь?

– И что? Сможешь долбануть по голове свою Марью Фёдоровну?

– Нет. Не смогу. Но ты сможешь. Моя идея – твоя дубина.

– Да какая там идея, брехня одна. Дорогу он увидел. Что с того? Тут, если думать, основательно надо.

Ему тоже двадцать пять, он скоро женится, что мы надумать можем? Смех один.

– Да ладно, давай ещё по стопочке и поставь «Битлов», что-то мне этот «Led Zeppelin» не в кайф.

Конечно, не только о деньгах болтали, о девчонках тоже.

– Завидую тебе, – продолжил Николай, – у тебя в «любителях» такие цыпочки учатся, глазам больно, и как ты с ними ещё о чем-то думать можешь. Счастливчик. У меня на грузовик ни одну не затянуть.

– А Тома из 10-го «б»?

– Так то ж мужик в юбке, она вообще собирается стать водителем автобуса, остальные все пацаны.

– Ну да, ну да, но они ездить умеют, а мои, чуть что, руль бросит, глаза закроет и визжит. Хочешь махнёмся?

– Не, ну ладно. Как есть, так есть. Я так просто…

– Но вернёмся к нашим баранам, – я снова за своё.

– И что бараны? Надоело. Как ты это представляешь? Я, что ли, грабить буду?

– Ну да. Ты. Она же тебя не знает. Усы приклей, что ли. Я сломаюсь, остановлю тебя, чтобы помог, зацепишь – и в кусты, на ту дорогу. Суть да дело, пока цепляем-отцепляем, стукнешь несильно старушку, нас обоих свяжешь и всё.

Так проходили дни, и два года прошли, как и не было.

Но иногда, проезжая мимо того поворота, останавливался, ходил, глядел, что-то думал. Глупый, молодой.

В конце мая возвращаемся с кассиром из банка, машина верхом набита деньгами, едем молчим, мы вообще редко разговаривали. И надо так случиться, не доезжая до того поворота километра полтора, в коробке что-то хрустнуло, заскрежетало, и встала машина моя. А, надо сказать, пролет в этом месте немного дикий, лесопарк с обеих сторон, машину не бросишь. Да и как, денег столько. Фёдоровна забеспокоилась. Но недолго. Она звонит обычно, выезжая из банка, на дорогу отводится час, если что, сразу едут искать.

– Найдут, ничего, дорога одна, мы как бельмо.

А и точно – машина белая-белая, цвет такой. На дороге далеко видать.

Двигатель завожу, пока на сцеплении – работает, отпускаю – глохнет. Точно коробка, чтобы тащить, ещё и кардан откручивать надо. Недавно так было. У этих «москвичей» коробка слабое место, там удлинитель на баббитовой втулке часто барахлит, вибрирует, разбивает втулку, приходится коробку снимать, ремонтировать. Недавно так было, мы всё сделали, а масло залить забыли. Через тридцать километров она и накрылась. Аккурат, так же хрустит и не едет. Тоже кардан снимать пришлось, чтобы буксировать. На «москвиче» кардан снять трудно, поди подлезь.

Минут через двадцать останавливается машина, тоже «москвич», но предыдущая модель, 403. Взаимовыручка! У водителей так положено было. Машины ненадёжные, и у каждого хоть какие запчасти с собой, и если видишь стоит машина, как у тебя, обязательно остановишься помочь.

Два парня чуть старше меня.

– Что загораем? Сломалось чего?

Я вышел объяснить, что к чему, мол, коробка, мол, кардан, а ехать осталось всего ничего.

Ребята отличные попались, и домкрат у них, что надо, прямо под задний мост подсунуть можно. Приподняли машину, открутили кардан, трос у меня был. Поехали. Хорошо, ждать не надо. Через полтора километра сворачиваем на ту самую дорогу. Я торможу, сигналю, не туда, мол.

Останавливаются. Выходят.

– Ну что кипятишься, через тридцать метров на дорогу выйдем, завернули по нужде, сам-то не хочешь? Давно стоите, вон и дама твоя сходит в сторонку. Трос, смотри, чуть ни порвал, а крюк выгнул. Перецепи.

Я наклонился перецепить – и всё!

Очнулся. Руки гудят, в голове колокола воют. Плечи так вывернуты, что руки связаны за сиденьем сзади, сижу на своём месте – месте водителя. Рядом в таком же положении постанывает Фёдоровна.

– Эх и попали мы с тобой. Здесь кто найдет? С дороги не видно. – постанывает она.

– Попали, попали, – поддакиваю машинально.

– У меня плечо ноет – артроз, губы искусала, так больно, а про деньги и думать страшно. Ведь всё взяли. Всё, – причитает старушка.

– Как же так вышло? Вроде бы нормальные ребята, да и про деньги кто знал? В багажнике.

– Ты трос свой доставал, видели. Банковские мешки ни с чем не спутаешь.

– Трос? Может быть, может быть, – тоже соображаю я.

Сзади подъехала машина, но никто не вышел. Мы кричали, но двери заперты и у них. Подумали, что помешают и уехали назад.

Снова стало тихо.

– Светло ещё. Интересно, сколько мы здесь?

– В мае долго светло, но думаю, часов шесть, не больше. Должны бы уже и найти, – ответил я.

Милиция подъехала, как обычно, с оглушительным воем.

Это лето для нас с кассиром было самым ужасным за всю нашу жизнь. Подписка о невыезде, поначалу почти ежедневные допросы. Могли снять с уроков, отвезти на место и спрашивать, спрашивать и вместе, и порознь.

Рисовали лица с наших слов, но то я не узнаю, что она расскажет, то она сомневается в моих описаниях. Основной упор поисков был на то, что в коробке не оказалось масла. Кто слил? Когда? Машина моя обычно стоит в гараже, а тут, как на грех, затеяли представление на улице в честь окончания учебного года, а декорации удобно было сложить в моём гараже от дождя и ветра – картон. Так машина третий день ночевала на улице у дверей школы. Хотя там сторож, и он божится, что никто не подходил.

Допрашивали и Николая, но он весь день учительствовал, был на виду и даже дождался, когда меня притащили. Всё расспрашивал, что и как. Кто такие, что за машина. Номера. Номера мы помнили, и это уже хорошо.

Меня допрашивал майор. Точно, как у нас зам. по техчасти в армии. С тем тоже случай был, вспоминать не хочется.

Так вышло, что три месяца, пока подбирали водителя командиру части взамен демобилизовавшегося, я возил командира, хотя уже был замкомвзвода. Больше было некому. Как-то едем, заморгала лампочка давления масла, я по инструкции остановился, а в машине, помимо командира, и этот майор. Двигатель выключил, жду команды: «Майор – заводи!» Завел. Всё нормально, стрелка манометра ожила, лампочка контрольная погасла. Едем. Вдруг снова. И так несколько раз. Майор:

– Да езжай, видать, проводок не контачит.

Через пять километров двигатель вышел из строя, оказалось, насос масляный сломался. Так я у него всю службу в виноватых ходил.

И у этого я виноват, что коробка сломалась, а что деньги возят без охраны, не виноват никто.

Но лето прошло, денег не нашли, виноватого тоже. Времена лояльные были, теперь другие.

В сентябре мой напарник стал уговаривать ехать за грибами, но вдвоём. У нас в семье тогда был автомобиль «запорожец», я иногда на нём ездил, принадлежал он отцу жены.

Вы пробовали уехать с ночёвкой куда-нибудь на машине отца жены и без жены? Не пробуйте – невозможно. Но у меня получилось. Не знаю, что говорил, как убеждал, но уехал. И вот мы вдвоём в лесу. Костер, палатка, бутылочка «Экстры», задушевные разговоры. Хорошо! Бывает иногда хорошо. Но он всё испортил.

– Ты помнишь, как вас ограбили?

– Ха. Ещё бы. Такое не забывается.

– Ты всё хорошо помнишь? – уточняет.

– А что?

– Ну странности какие были?

– Да там всё – странность. Всё, как я сам задумал, как будто кто мои мысли срисовал. Вот следователям не говорил, а сам думал. И на тебя думал, но, похоже, ты ни при чём, – немного задумчиво отвечаю.

– При чём! Очень даже при чём. Держи. Это твоё. Мы так решили. Можешь меня избить, если захочешь, я сопротивляться не буду. Здесь сто тысяч.

И подаёт мне пакет, завернутый в газету.

– Сто тысяч? – машинально повторяю я. – Сто тысяч? Это сколько?

– Сто тысяч!

Квартира стоила меньше четырёх. Машина новая столько же. Зарплата в месяц у меня была сто сорок пять рублей. Я не понимал, что такое сто тысяч. И тут я понял: он шутит. Смеётся надо мной. Мы так много об этом говорили, и это случилось, и он смеётся.

– Ты хочешь, чтобы я развернул, или оставил до утра? Как интереснее?

– Да как хочешь.

Тут начал издеваться я. Я уже точно знал, что пачка пустая, но так просто раскрыть и всё закончить не хотел. Мы же вдвоём, почему не поразвлечься. И я стал выдумывать, куда эти деньги потрачу. Он слушал молча, но не подыгрывал и не улыбался, хотя было весело.

У меня уже так было. Пару лет назад я купил лотерейный билет и почему-то уверился, что выиграю непременно машину. Месяц ходил в счастливом ожидании и, когда выиграл, но всего лишь рубль, хотя и это неплохо, не просто расстроился, а сник. Казалось, что меня обокрали. Это чувство запомнил, и теперь мало чему верю. Так лучше.

– Так что? Открыть? А если там не деньги?

– А что же? – не понял он.

– Ну, просто бумага. Что скажешь?

– Там деньги, открывай, увидишь.

– Я и так вижу, что не деньги, пакет странных размеров, денег таких нет.

– Там десять пачек сотенных, по сто штук в каждой, уложены попарно. Открывай, – уже немного раздражаясь, чеканя каждое слово, продекламировал он.

– Ай, ай, ай! Десять пачек. Ха, ха.

– У тебя есть сотня? Возьми, приложи. Увидишь, все размеры совпадут. По две пачки в ряд. Пять раз приложишь и поймешь, что там, – он явно смеялся надо мной. Откуда у меня сотня?

У меня было два рубля семьдесят четыре копейки. Я это знал точно. Послезавтра будет зарплата, и эти деньги последние на два дня. Мне стало грустно. Игра зашла слишком далеко и затронула сокровенное. Я был зависим от денег, зависим, как и мы все, в те непростые времена неудержимой гонки вооружений в противостояния с Америкой. Мы все были нищие.

– Слушай, ладно, я положу пока пакет в багажник, завтра открою, или, может, сразу бросить в костёр? – совершенно уставшим голосом промямлил я, уже точно понимая, что он издевается.

– Как хочешь. Он твой. Мне всё равно. А спать-то сможешь?

Он был прав. Уснуть, возможно, будет трудно. Не раскрывая, отнёс пакет в машину. И уже когда он крепко уснул, тихонько встал и открыл.

Там было десять пачек сотенных купюр, по сто в каждой. Денег таких не видел никогда. Раньше зарплату выдавали два раза в месяц. Сначала аванс, затем получку. Аванс мой составлял пятьдесят рублей, получка – девяносто пять. Сотенной получить не удавалось, да и не знал вообще, что они существуют, такие деньги. Но деньги выглядели настоящими. У меня в руках несметная по тем временам сумма, но в душе пустота. Почему? Мне было непонятно. Я тихонько забрался в палатку и лёг на своё место. Сна, тем более не было.

– Коля, спишь? Нет? Почему Вы так сделали? Почему меня не предупредили? Зачем деньги мне отдали?

– Ого! Сколько вопросов? Сам-то рассуди. Впутай мы тебя, ты раскололся бы на первом допросе. Теперь всё позади. А деньги – твои по праву. Ты же, по сути, организатор.

И тут меня осенило. Я был виноват в происхождении этих денег! Однако радости не получилось, не стало и свободы, ведь потратить эти деньги нельзя. Даже просто разменять сто рублей невозможно.

В то время зарплату учителям выдали сразу, никто не пострадал, а значит, новые деньги выпущены вместо этих. Эти стали как бы фальшивыми. Я снова встал и осмотрел пакет. Так и есть. Номера всех купюр шли подряд, и номер, последний в пачке, точно продолжал первый в следующей. Эти деньги, как меченые. Я положил их в багажник, снова влез в палатку и спокойно уснул. На Николая я не сердился, ему было гораздо тяжелее, чем мне.

Сметана

Мобильник заверещал, когда мы въезжали в последнюю деревню. Жена сразу проснулась.

– Привет! Слушай, вы где? – это звонил Славик, хозяин хутора, куда мы ехали.

– В деревеньке, что на обрыве, только въехали.

– Отлично! Купи сметаны, обещали привезти. Магазин увидишь, он справа, предпоследний кирпичный дом с огромными окнами.

– Что я, ваш лабаз не знаю? Куплю. Скоро будем.

– Что там? – спросила жена.

– Сметаны просят купить. Спи.

– Какое, спи? Жара такая. Купаться очень хочется. Скоро приедем?

– Да скоро, скоро, вот в магазин зайду на минутку.

Через стекла было видно, что в магазине почти никого: три-четыре человека, не больше. Крайняя женщина предупредила, что за ней ещё какой-то парень, кучерявый: «Покурить вышел». Стояла невыносимая духота, разогреваемая через окна, завешенные жиденькими занавесками.

И что они раз год в магазин ходят? Вот эта первая, уже всё скупила, как до дома понесёт? Начинаю сердиться! Уже купались бы! Им хорошо, они на месте, только сметаны не хватает, хотел ещё что-то добавить мысленно, передумал. Ладно, скоро приедем, пять км осталось, не больше. А в деревне понятно! Здесь выход в магазин, как в театр в городе. Всех, кого по дороге встретишь, поприветствуешь не просто, а ещё и про здоровье поинтересоваться надо. А с продавщицей вообще все новости обсудить надо. Она всё знает!

– Машенька, мне ещё макаронников немного.

– Сколько немного?

– Сыпь, там сколько выйдет.

– Вы уж ей скажите конкретно, сколько, – не выдерживаю я.

Но вниманием меня не удостаивают, у них свои разговоры, деревенские. Там каждое слово значение особое имеет – неторопливое.

Парень, что занимал, успел как раз, когда женщине передо мной сдачу отсчитывали.

– Ух! Хорошо! Думал опоздаю.

И давай набирать. Ему вообще, похоже, всё понадобилось. Жена моя из машины вышла и прогуливалась, явно в нетерпении. Да и я уже устал. А он всё набирает и набирает, главное, как бы вспоминая, что ещё. Кажется, вот всё уже. Нет, ещё вспомнил. За мной человек пять собралось, и двое мужчин примостились на подоконнике у дверей.

Ну вот, всё. Сдачу получил. Не отходит, укладывает.

– Вам что? – это уже моя очередь, наконец-то.

– Сметаны килограмм. Баночку, какую найдете?

Продавщица пошла за банкой, а парень так и не отходит. Прилавок узкий, с обеих сторон стеклянные витрины, неудобно. Чего стоит?

– Чего? – спрашиваю.

– Да вот, тоже сметану забыл.

Тут уже из очереди сзади:

– Сметаны ему. Свою корову иметь надо. У нас в сельпо отродясь сметаны не было. Раньше почитай в каждом дворе корова, а то и две. А теперь? Мы старые, молодёжь ленивая, скотину не держит. Вон сметану из города возят. Стыдоба.

И тут вся очередь заговорила разом. Молчали, меж собой тихонько что-то говорили, а тут как прорвало.

– Кака корова? Зачем яму? Ён на лесоповале работает. Дёнжищи, нябось, платят немалые, а с коровы какой толк? Яму на таки часы, шо носит, коровой не заработать.

– Что вам мои часы. Да, дорогие, в деревне таких нет. Да и в городе в вашем тоже.

– Во, во! Мы раньше всё по солнышку, по солнышку, да зато лесок свой берегли, да рыбка, когда нерестится, то и бельё не полощем. А вы, молодежь, тяперя что? Приехали и круглый год тракторами сети по берегу таскали. Два года, и рыбы нет. Когда она будет? А часы у тебя есть! Их скоро кушать станешь. А ты – сметанка! Откуда возьмется, если нет коров? Из нефти вашей, что ли?

– Нефть, как я понимаю, – другая встряла, помоложе, – чтобы молоко возить, да хлеб растить, а так зачем? Ежели хлеба нет, нефть кому нужна будет? Хлеб всему голова!

– Да они сейчас живут, как саранча. Налетела бригада таких – рыбы нет. Теперь эти приехали, значит, леса не будет. А нам сажай после вас?

– Посадишь ты! – мужики с подоконника встали. – Посадишь? Ты, Галина Павловна, в лесу давно была? Там они такое творят, за тысячу лет ничего не вырастет. Там у них трактора с твой дом. Такой развернется и нет земельки. Песок голимый после него, на нём и сорняк не растёт. Ещё тысячу лет надо, чтоб такие раны зажили, это ведь как с человека кожу содрать. Я бы и рад посадить. Не выйдет!

Второй вступил:

– Теперь законы другие, теперь и зимой, и летом рубят. Раньше только зимой на тракторе, когда снег землю закроет, тогда крутись на нём, сколько хочешь. Ничего земле не будет.

– Законы вообще странные, – снова первый заговорил, – они по закону так рубят, что после пустыня остаётся, а я тут давеча с тачкой поехал, сухую сосну завалил, так еле откупился. В тюрьму, говорят, за расхитительство. Еле ноги унёс. Бдительные. Всё по закону. Надо на сушняк разрешение. А с разрешением всё можно. Молодой был, помню, за деревом идёшь, прощение у него просишь. Молитва даже была. А теперь получил разрешение, и можно бесчинствовать, вроде бы ты лично и не виноват. Дела!

Пока говорили да мне сметану отвешивали, ушёл парень, не дождался. И сметаны стало не надо. Кто-то заметил, что он не домой – к речке пошёл. Зачем? Мы ехали, его догнали потом, почти у обрыва. Нам налево, не останавливались. Жарко. А так я всегда выходил из машины. Красиво там! Нигде не видел такого. С обрыва река далеко видна, плавный поворот делает в этом месте. А на другой стороне еловый лес, да такой зелёный, что с водой реки замечательный контраст цветовой получается. Кричать от счастья охота. Не вырубили пока.

Через десять минут были на месте. Хуторок на берегу. От дома сходни прямо до воды. Купаться здесь отменно, но на этот раз не получилось. Топляка нагнало, к воде не подойти. Купаться ходили за километр, где течение, конечно, хуже, но когда жарко, всё хорошо. Отдохнули замечательно. Шашлыки, конечно, рыба копчёная. Не знаю, сметана тогда пригодилась? Сейчас не помню.

Рассказал я свой случай в магазине. Славка развспоминался:

– Понятно, набирали. Магазин два дня выходной, а рыбаков этих помню, дом наш хотели спалить, пристань сделать. Здесь место хорошее. Сначала предлагали продать за копейки. Кто согласится? Так они, сказали, сожгут. Так и сожгли бы. Мы дежурили по ночам. Каждый час – выйдешь, шмальнёшь в воздух, слышишь только шорох в кустах. Караулят. Эх! Что за люди. Ничего не жалко. С тех пор у нас рыбы поубавилось сильно.

Через пару дней домой с женой возвращались поздно. Деревню проезжали, лишь фонарь у магазина горел. На улице никого. Дома были ночью. Перед работой часа четыре поспал, не больше.

Голова на следующий день плохо соображала, поэтому и не сразу понял, что Славка сказал по телефону:

– Привет! Слышишь, парня того под обрывом нашли, то ли грунт там осыпался, то ли оступился, бывает у нас вот так. А жена его бегала, искала, ей сказали, что к обрыву пошёл, так и она вслед за ним. Так и нашли обоих уже сегодня, голова к голове лежат на камнях. Я не видел. Говорили. Хорошо, детей нет.

Теперь хожу и думаю: я к этому имею отношение? Сметана моя могла как-то повлиять? А не заедь я в магазин, изменилось бы что-то? Думаю – нет. Всё идет своим чередом, мы сами выбираем свой путь, не может человеческая жизнь зависеть от магазинных разговоров, либо случай, он случай и есть, либо сам парень уже как-то, может, и понимал, что что-то не так. Не знаю, не мне судить. А разговор в магазине мне понравился. Есть ещё люди, кто жизнь знает и любит. Может, и ещё будут такие. Жизнь очень справедлива и логична, только нам иногда кажется, что нет.