Читать книгу: «Два клоуна», страница 3

Вдруг не спасу

«Девушка милая, девушка стройная,

Оглянитесь, я ваш поклонник.

Я за вами хожу уже много месяцев,

Вы печальная, вам невесело.

Я готов вам составить компанию,

Вдруг мы встретились неслучайно?»

«Извините, я не готова к встречам

Случайным, разным. У меня душа покалечена,

Друга не стало совсем недавно,

Наша дружба была неравной,

Я была единственной, генералом,

И верность как должное принимала.

И сейчас я пока безутешна,

Не ходите за мной – безуспешно».

«Все же я продолжу ухаживания,

Я красивый, я сильный, отважный,

Я надеюсь, что стану вам другом,

Вы же – верной моей подругой».

«Не хотела. Теперь скажу.

Вы меня не узнали, гляжу,

Вы убили мою собаку,

Я жила с ней вон в том бараке».

«Она выла ночами, скучала,

Всей округе спать не давала».

«Это ложь.

Щенком сильно переболела,

Даже лаять она не умела,

Лишь хвостом предо мной крутила,

И тихонько-тихонько скулила.

Чем, скажите, вам помешала

Моя рыжая добрая Лара?»

«Я собак ненавижу с детства,

Меня напугала одна в малолетстве.

Я не думал, что эта ваша.

С ней гуляла ваша мамаша?

Всех извёл я в своём квартале,

Лишь её одной не хватало».

«С ней гуляла моя соседка,

К сожалению я – очень редко.

Мы не встретимся больше, надеюсь,

Не знаю, простить ли сумею,

Берегите себя, не болейте,

Не теряйтесь в лесу,

Я доктор на скорой —

Вдруг не спасу».

Лес умирал

Лес умирал. Большие ели порыжели,

Типограф-короед всё подчистую съел,

Вчера зелёным был, там птицы пели,

Вдруг вмиг оглох и потемнел.

Лес умирал… Печально, тихо,

Зимой прозрачный, невесомый стал,

Искали люди из беды той выход

И не нашли. Лес топора не избежал.

К весне весь сухостой спилили,

Всё вывезли, убрали весь валежник

И саженцами сосен засадили.

Пустырь стал оживать неспешно.

Со́сны прижились, быстро в рост пошли,

Длиннющими иголочками машут…

Там ёжики приют себе нашли,

И пауки уж паутину вяжут.

В лес молодой вернулись птицы,

Под соснами фиалки зацвели,

Попавши в паутину, муха злится,

И вскоре там запели соловьи.

А в этот год май был ну очень жарким,

Трава подсохла, долго не было дождя,

И пацаны, то ль от безделья, то ли после чарки,

Решили для веселья подпустить огня.

Пожар был виден далеко в округе,

Погибло всё, земля черна,

Сгоревшие сосёнки ветки подняли в испуге,

И всё припорошила пепла седина.

Гарь пахнет смертью и безмолвием вздыхает,

В золе клубочки ёжиков и птенчики без гнёзд,

Туман вечерний ужас весь скрывает,

И в небе плачут мириады звёзд.

Венец природы – человек. Ты человек?

Куда б ты ни ступил – после тебя пустыня,

Ты или поджигатель, или дровосек,

Природа для тебя не мать – рабыня.

Куда зверью бежать, спасаться?

Деревьям, травам где расти?

Природа начинает огрызаться

И хочет нас с Земли смести.

* * *

Июль.

На месте гари розовеет море иван-чая,

Он землю чёрную собой прикрыл,

Мне вслед он головой неодобрительно качает,

И я ему шепчу: «Прости».

Десантник

Десантник бежит, сколько может,

А потом – сколько нужно.

Он нёс его по ущелью,

Хрипел, хватался за сердце,

Себя уговаривал: «Ну же,

Ты кто, не кисель же.

Давай, ещё два шажочка,

Ещё пару глубоких вдохов,

Полежи немножко, дружочек,

Я из фляги глотну, и в дорогу».

Он тащил два дня и три ночи,

Перевал перешёл тяжёлый,

И дошёл, и донёс, мой хороший.

И теперь у меня два сына,

И опора моя, и надёжа.

Десантник идёт, сколько может,

А потом – что есть силы!

Не казаться, а быть!

Он знал: Бог есть.

Заповеди его чтил,

Старался в драки не лезть,

По воскресеньям в церковь ходил.

Он правильно жил, но безрадостно,

Трудился не там, где хотел,

Считал: «Ну какая разница,

Значит, таков мой удел».

Каждый день подводил итог,

Ставил галочку, минус, плюс,

Что-то сделал, что-то не смог,

Не жизнь – неподъёмный груз.

Не боялся он встречи с Богом,

Можно сказать, её ждал,

Подготовил отчёт убогий,

А встретился – не узнал.

На дороге был сбит машиной,

Ничего не успел. Предстал.

Весь взъерошенный, с рваной штаниной,

И под глазом огромный фингал.

«Вы доктор?» – «Можно сказать и так».

Господь над телом склонился:

«Да, жил ты, похоже, никак.

Не вовремя ты разбился».

И тут человек осознал,

Перед кем он сейчас стоит.

«Я к встрече готов. Я ждал».

И Бог начал свой аудит.

«Ты больных навещал?

Ты кого-нибудь в жизни

Утешил?

Ты друзей защищал?

Предавал?

Ты жил в счастье?

А был ли ты весел?»

«Боже, как же, я жил по заветам,

Вот отчёт – посмотри, вот – итог».

«Ты не жил, ты готовился к встрече,

А я жить и любить завещал».

«Боже мой, все они – недостойны,

Вся любовь лишь к тебе, для тебя».

«Ты предстал. Но знаешь, я волен,

И я в жизнь возвращаю тебя.

Поживи, побудь человеком.

В каждом, в каждом частичка меня,

Стань счастливым, любовью согретым,

Полюби и её, и себя.

Не спеши, подожду, подежурю,

Ну давай, начинай же дышать».

Он вернулся назад с головою понурой:

«Всё сначала! С чего начинать?»

И предстал… Очень-очень нескоро,

Сердце в хлам – за друзей и родных,

Душа – полная счастья и боли,

И мозоли с кулак на руках золотых.

«Знаю, грешен, прости, если можно

Мне такое простить. Жил, как мог.

Обижал, обижался, всё было сложно.

Но я – счастлив. Вот мой итог».

Бог простил. Пожурил для порядка

И отправил на отдых, умаялся ведь.

Жизнь до жизни – большая загадка,

Да и после неё – заметь.

* * *

Как же жить?

Просто – жить.

Не казаться, а быть!

Золотые шары

У калитки, у ворот,

При заходе в огород

Выросли цветы —

Золотые шары.

Не сеяла, не сажала,

Сами прибежали,

Или дрозд посадил,

Или ветер подарил.

Да неважно,

Кем посажено.

Стали украшением,

Дизайна завершением.

Жёлтые, яркие

Деревенские бунтарки

Розам кивают,

На дружбу намекают.

Розы отказали:

«Мы вас сюда не звали».

Шары огорчились,

К лилиям склонились.

Лилии надулись,

Тоже отвернулись.

«Ну раз все вы гордые,

Местные милорды,

С солнцем дружить будем,

С ним любовь закрутим».

И растут, и цветут,

Людям радость несут

Золотые шапки,

И деду, и бабке,

И девице, и парням,

И стрекозам, и шмелям,

И бабочкам, и жучкам,

И рукастым паучкам.

Шары золотые,

Весёлые, холостые,

С солнышком в обнимку,

К нам на вечеринку

Заходите в гости.

Милости просим.

Ева и Адам

Несравненная Ева – обманщица,

С соком яблока на губах,

Неземная моя, манящая,

С рыжим отблеском в волосах.

Приковала мой взгляд навеки

Твоя дивная нагота,

Я был сдержанным человеком,

Теперь у ног твоих в роли шута.

Нежный шёлк твоей кожи прозрачной,

Между пальцами прядь волос,

Соблазняющий взгляд кошачий

Меня в дивную негу унёс.

За тебя я изгнан из рая.

Не жалею ни разу. Ты

Волшебная, колдовская,

Мои грёзы, мои мечты.

И немедля Адам рай покинул,

И за нею, на край земли.

«Ты богиня моя, богиня» —

Он шептал, пока они шли.

* * *

Встретил я Адама намедни:

– Как Ева живет, не болеет?

– Мы расстались давно. Мы – соседи.

– Почему?

– Да готовить она не умеет.

– Может, в рай вернуться тогда?

– Да ходил я, просился, но Рая

Не пускает обратно меня.

Листопад

Мы радуемся листопаду,

Любим осени красок игру,

Звёзды клёнов неспешно падают,

И монетки осины звенят на ветру.

Листья рады – свобода, движение,

Надоело привязанным быть,

И летят они в полном неведении,

Что упав, не случится уж взмыть.

Что свобода продлится мгновение,

А потом – земля и дожди,

И что дерево было спасением,

И зря мы спешили уйти.

Что имеем, не очень ценим,

Потерявши, ахаем, плачем,

Мы заботу считаем пленением

И рвём узы с восторгом щенячьим.

И летим, наслаждаясь свободой,

Много планов и мыслей лелея,

В осеннем солнце блестя позолотой,

Солнце скрылось, и мы пожелтели.

И упали на землю сырую

Без возможности вновь взлететь,

Осознали реальность злую —

Нам осталось сгнить иль сгореть.

Даже зная, что всё так будет,

Мы свободы хотим, мы летим,

Знаем, нас очень скоро забудут,

Мы им это простим, простим.

Мы красивыми, яркими были,

Мы украсили осень собой,

Мы собою землю укрыли,

Чтоб тепло ей было зимой.

* * *

Мы радуемся листопаду,

И листья нам под ноги падают,

Падают…

Колечко

Колечко моё

Закатилось, потерялось.

Сердечко твоё

Надо мной посмеялось.

Буду жить-горевать,

По ночам вздыхать,

Каждый прожитый день

Крестиком отмечать.

Наберу крестов

И сожгу в печи.

Полюблю врагов,

Уйду в монастырь.

Как же тяжело,

Не поднять руки,

Душу обожгло,

От тела – угольки.

Кто с душой слепой,

Шепчет: «Посмотри,

Он ушёл к другой,

А ей хоть бы хны.

Весела с утра,

Песенки поёт,

Не любила видать

Иль другого ждёт».

Если б знали вы,

Каково мне быть,

В пустоту смотреть,

С нею говорить.

То не я иду,

Это тень моя.

Закатилось колечко,

Потерялась и я.

Рябина

Мне из деревьев всех милей рябина

С её весёлой, стрельчатой листвой,

Весной невестою цветёт красиво,

А осенью манит рубиновой казной.

Казны не жалко, прилетайте, гости,

Всё забирайте, накопим ещё,

Вы не стесняйтесь, здесь всё просто,

На пир рябиновый всем допуск разрешён.

Птиц местных дважды звать не надо,

Слетелись дружно и на веточки уселись:

Две важных сойки и дроздов бригада,

Синички, мухоловки, свиристели,

И снегири к началу трапезы успели.

Клюют неспешно, выбирают покрупнее,

Наелись досыта и зашумели,

Наверно, спорят, кто моднее.

Снегирь бахвалится жилеткой,

У лучшего портного шита,

А свиристель причёской, золотой канвою-меткой,

Синичка шапкой голубой, в которую одета.

Гуляют птицы – пир горой.

Рябина с ними веселится,

Ей угощать ведь не впервой,

И терпеливо ждёт, когда всё завершится.

Ягоды съели, ветки стали легче,

Рябина собирается ко сну.

Стряхнув последние листочки,

Завернувшись в сне́ги,

Рябинка спит и ждёт весну.

Мне из деревьев всех милей рябина,

Растёт везде, в оврагах, на вершинах.

Весною в белоснежной пачке – балерина,

А осенью царица – вся в рубинах.

Щедра душой и красива́ в нарядах,

Гостеприимна, некичлива,

Любимица художников и фотоаппаратов,

Скромна, интеллигентна, молчалива.

Народный оберег. Языческая дива.

* * *

Сегодня крутые чёрные тачки

Не пропустили скорую,

И две жизни – мамы и дочки —

Оборвали. Со спокойными мордами.

Вижу, пробка, но ты, урод,

Занял третий ряд и обочину.

И заплакал седой небосвод,

И по стёклам влепил им пощёчину.

* * *

У владельцев крутых машин,

Вместо сердца – насос и бензин.

Плачет мама мамы

И папа дочки.

Нет слов… Одни точки.

«Козёл»

«Козёл»! Как много в этом слове!

Мотора звук и мат суровый.

По нашим хлябям, бездорожью,

Он едет там, где невозможно.

Своей спиной и чуть пониже,

Держась руками и ногами,

Ты ощущаешь каждый камень

И бьёшь чечёточку зубами.

Мы не застряли, мы прорвались

Там, где другие потерялись,

Форда́ спасли и тянем в гору —

Он ночевал на косогоре.

«Козёл» армейский краснозвёздный,

И милицейский, и колхозный.

Возил ты разных из штабов

И настоящих мужиков.

Сегодня встретилась с «Козлом»

На ретро-слёте краевом.

Там были Мерсы, Вольво, Форды,

И Шевроле, и Бентли гордый,

Копейки наши, и Победы,

И Москвичи, на Волгах де́ды,

«Козёл» таскал весь автопарк,

Инсульт два раза и инфаркт,

Но жив, бродяжка, на ходу,

Не портит, старый, борозду.

«Козёл»! Как много в этом слове…

Продать бы… И напиться с горя.

Ночь звёздная, южная

Ночь звёздная, южная,

Море вздыхает простуженно,

Волны бредут вдоль берега,

Спотыкаясь о камни серые.

Путь у них бесконечен, вечен,

Разговор меж собой скоротечен.

Добредут ли? Дойдут? Погибнут?

Докричатся до неба, охрипнут?

Всё стремятся на берег выбраться,

Но, столкнувшись с ним, гибнут все,

Становясь или пеной белою,

Или брызгами загорелыми.

И когда уж совсем отчаявшись,

В беспросветной пучине умаявшись,

Взбунтовавшись, кидаются на́ берег,

Возмущаясь тому, что их за́перли.

Вы вздымаетесь, кувыркаетесь

И от моря сбежать пытаетесь,

Но оно держит крепко-накрепко,

Повоюете и обмякнете.

И опять бесконечный путь

С неизменным желанием ускользнуть,

Через берег стремитесь перескочить,

Сбежать и скрыться в ночи.

* * *

Ночь звёздная, ночь южная,

Дорожка от луны жемчужная,

Волны ноги мои целуют,

Что-то бормочут,

Наверно колдуют.

Слова

Слова – драгоценность бесценная,

Радуга в день дождливый,

Они – молитва священная

И брань площадна́я, крикливая.

В деревне – простые, ситцевые,

В столице – лживые, криводушные,

Сказанные ответственными лицами

С безответственным равнодушием.

Колыбельная чаду любимому

И внушение взрослому отпрыску,

Утешение всеми гонимому

И солнца закатного отблески.

Слова учителя, бредни пьяного,

И пророка – жемчужины мудрости,

Присяги слова чеканные

И влюблённых волшебные глупости.

Не готовы – не говорите.

Вдруг Ты назначен предтечей,

Нет любви – не пишите, молчите,

Бойтесь плюнуть словами в вечность.

Что сыграно на арфе

Что сыграно на арфе,

Иначе звучит на флейте.

Что позволено Марфе,

Нельзя Джульетте.

В доме, где живёт горе,

Дождь за окном рыдает.

А если дождик на море,

Он кожу целует, ласкает.

Зов колокола на молитву

Благостно призывает,

А если зовёт на битву,

Он плачет, кричит, вздыхает.

Хорошее слово золотом

Сияет, переливается.

Иное – фальшивым оловом

Звенит, и мы покупаемся.

Слепой поведёт слепого,

Оба в яму увалятся,

Немой кричит на глухого,

Безрукий за подол хватается.

Мы делаем, что не умеем,

Бахвалимся достижением,

Награды за это имеем,

Не гнушаемся унижением.

Скрипка в руках умелых,

Что вода в роднике чистом,

Воин должен быть смелым,

А бегун – быстрым.

Человек, владеющий словом,

До краёв любовью наполнен,

Чтобы написанное «золото»,

В полночь не стало «оловом»,

Фальшивым и пустозвонным.

* * *

Что сыграно на арфе,

Иначе звучит на флейте…

Вечность – в закрытом конверте,

А там чистый лист…

Или бессмертие.

Гусиный клин

Солнце из-за горы улыбнулось,

Утру добавляя света,

Лучами от земли оттолкнулось

И на небосвод взлетело.

Рассеяло дымку утреннюю,

Плеснуло на небо синью,

Морем умылось, носик припудрило,

Глянулось в воду. Богиня!

И, утра картину раскрашивая,

Гуси летят на восток,

Белыми крыльями машут,

Толкая воздушный поток.

А ветер навстречу сильный,

Мешает лететь, буянит,

Стая построилась клином,

Вожак всех за собою тянет.

И устал, и ушёл в сторону,

Нарушив порядок немного,

Другой, без приказа и окрика,

Стал во главе, крикнув строго:

«Так, быстро все успокоились,

Нам лететь ещё очень долго».

Тут же все перестроились

И продолжили путь-дорогу.

Мы у кромки воды стояли,

Любовались гусиным клином,

Шляпы с наших голов сорвались

И за ними в полёт пустились.

Гуси-гуси, у вас учиться

Надо нам, двуногим, бескрылым,

Не ругать, что устал, с пути сбился,

А молча стать первыми – сильным.

Скрепив всех невидимой ниточкой,

Помочь кусочек пути пройти,

А потом отдохнувший вытащит,

Так и сможем к цели дойти.

Провожали гусей улыбками,

Долго-долго смотрели вслед,

Пока не стали ленточкой зыбкою

На полотне небес.

Вторя морю, вздохнули грустно,

Все свои мечты приземлив,

Подобрали панамки, осушили вёсла,

Вновь земным себя загрузив.

* * *

Солнце дальше по́ небу катится,

Море камушки пересчитывает,

За спиною скалы горбатятся,

Посредине мы – небожители.

Имя тебе – Море

Ты спокойное, равнодушное,

А я радуюсь.

Ты штормящее, оголтелое,

К ногам падающее.

Много ты забра́ло

Отчаянных,

Намеренно или

Нечаянно.

В лунном свете печальное,

Вздыхающее.

В лучах солнца сверкающее,

Блестящее.

Необъятное, непонятное,

Свои тайны веками хранящее,

Поёшь мантры свои невнятные,

Очаровывая, завораживая.

Уговариваешь, заговариваешь,

Душу лечишь,

Тешишь надеждою.

Рваные раны

Волной зализываешь,

И бисер счастья

На жизнь нанизываешь.

Ты живое, волшебное,

Сказочное

Земли неспящее око,

В вечном дозоре

Стоящее,

Имя тебе – Море!

Море…

Море такое – ма́нкое,

Бесконечное, вечное. Море.

В мыслях к тебе странствую,

И надеюсь на встречу вскоре.

Повстречались, увиделись,

Обнялись,

Обменялись поклоном,

Любезностями,

Улыбается, смотрит:

«Не местная».

«Да, не местная,

С севера – белая.

Вот приехала,

Греться, нежиться.

Просоли мои пёрышки лёгкие,

Продыши меня своим воздухом,

Убаюкай печали-горести,

Полечи сердце

Жизнью исхлёстанное».

Сижу, слушаю – шепчешь, шепчешь

Песню вечную человечеству,

И нездешним поёшь и местным,

Залечивая раны сердечные.

Ты всё слышишь, всё понимаешь,

Зовёшь, манишь своим горизонтом,

Иногда молчишь – укоряешь,

Бывает – спасаешь человека за бортом.

Время отдыха быстротечно,

Отсчитало часы-минуты,

Жизнь по графику – всё расчерчено,

Обязательства – щупальца спрута.

Уезжаю. Ты жди. Вернусь.

Я монетку для этого брошу,

Смуглой кожей волны коснусь

И вдохну тебя в свою душу.

Море такое – ма́нкое.

Бесконечное, вечное. Море…

Бумажная балерина

Я бежала за ним задыхаясь,

Догнала на горбатом мосту,

Встала пред ним запыхавшись,

Выдохнув: «Без тебя не смогу».

Ветер волосы мне растрепал,

Мелкий дождь по щекам заплакал…

Я хотела догнать, но стою́,

Провожая его только взглядом.

Не сложилось. Да он и не складывал,

Шёл по ле́су, цветы срывал,

А я собирала ягоды

И с ладони ему давала.

Я любила, любовь дарила,

Угощала, сама радовалась,

Я светилась, и жизнь мне платила

Акварелью – прозрачной, радужной.

Я смотрю ему вслед, задыхаюсь…

Я вдыхаю, вдыхаю, вдыхаю…

Выдохнуть не могу…

От боли скукоживаюсь, исчезаю,

Бумажная балерина,

Ветром подаренная огню.

Не хватило лета

Не хватило лета,

И тепла, и света,

Пролетело быстро,

Память стёрла чисто.

Было или не́ было —

Время истекло,

И уж осень рыжая

Смотрится в стекло.

Где ты, море синее?

Окна уже в инее.

Где ты, солнце жаркое,

И одёжка яркая?

Начинаю снова

Шить себе обновы.

Скоро опять лето!

Жизнь мечтой согрета.