Читать книгу: «Два клоуна», страница 2

Мастер

Был мастер. Он делал маски.

Делал он их талантливо.

Использовал разные краски,

Золото, бриллианты.

Делал их быстро. Мастер!

В деле весьма преуспел.

Даже делал маски для власти.

Очень скоро разбогател.

Ремеслом он своим гордился,

На себя много масок примерил,

Понимал – не зря всё ж родился,

В своей жизни был он уверен.

И вдруг, перед самым закрытием,

Она в его лавку зашла,

Всё осмотрела критически,

Ничего не купила. Ушла.

Догнал. «Купите, недорого,

Сделано профессионально».

«Всё хорошо, всё здорово,

Но я не люблю карнавалы».

Не оглянулась. Ушла

В свой дивный, чудесный лес,

Душу мастера забрала,

И за ней ускакал его бес.

Он работал всю ночь истово,

Делал лучшую маску свою,

Он из дерева её выстругал,

Шлифанул чуть, убрал смолу.

К утру маска была готова,

Примерил – сидит, как влитая.

Оглядел себя снова и снова

И решил – буду жить, не снимая.

Дерево старое серое

Отражается в зеркале,

Морщины – глубокие трещины,

Есть недоделки, но мелкие.

Запалил свою лавку с масками

И покинул тюрьму, где был узником,

Ничего не взял, пусть растаскивают,

Прошёл город весь, не был узнанным.

Вскоре народ набежал,

Минуту погоревал

И к соседу отправился.

Там маски, конечно, пожиже,

Зато цена ниже.

* * *

Как живешь теперь, мастер вольный,

Есть ли слава, есть ли успех?

Из леса слышен басок довольный

И её невесомый смех…

Океан

Океан забывает сразу.

Сразу и навсегда.

Он память с песка смывает,

Не оставляя следа.

Я помню шёпот жаркий,

Власть твоих сильных рук,

Поцелуи были подарком,

Светом – луны круг.

Шёлк простыней прохладный,

Белые тени всюду,

От волос аромат сандала

И ощущение чуда.

Я попробую… Я забуду…

Под ногами песок горячий,

Дыхание глубины,

Океан сильный, манящий,

Живой властелин тьмы.

Океан обнимает мне ноги,

Мою душу волной накрывает,

Забирает в свои чертоги

И память с песка стирает…

И забывает.

Сразу и навсегда.

* * *

Он искал. Три дня и три ночи.

Заболел. Метался в бреду.

Он любил её очень-очень,

Только ей промолчал. Почему?!

И теперь седой раненой чайкой,

Мечется над водой…

Не промолчите нечаянно.

Не забирайте любовь с собой.

Старинный парк

Старинный парк, тенистая аллея,

Возле неё толпа восторженных людей,

Она сидит, глаза поднять не смея,

Безмолвно злится неуклюжести своей.

Походкой лёгкой шла она с кувшином,

Он вдруг упал, разбился, не собрать.

И вот уж вечер – бесконечно длинный,

Она грустит, и нету силы встать.

«Мечты разбились, разлетелись черепками,

Да что теперь о прошлом горевать,

Хочу я встать, уйти отсюда с вами,

Развеять грусть, смеяться, танцевать.

Но нет, разбитому без трещин не собраться,

Вода течёт ведь из кувшина, не в кувшин,

Знать, суждено навеки с камнем обвенчаться,

И слушать шум воды и тишину вершин.

Уж скоро осень, дождь меня умоет,

Закатный луч позолотит главу,

Зима пушистым одеялом стан укроет,

И я усну, усну, усну, усну».

Старинный парк, тенистая аллея,

Она с тоской на суету глядит,

Года меняют лица перед нею,

Валун гранитный деву сторожит.

Ведьмины круги

Прошли дожди. Макушка лета.

Я в лес с корзиной – по грибы.

Цветы в росе, как в самоцветах,

Трава не смята по пути.

Душа поёт и вторит птицам,

Я солнышку шепчу: «Привет».

Зачем, зачем мне заграница,

Мне лес – и отдых, и обед.

Ба! Предо мной грибов поляна,

Собрались, как на пир лесной,

Ах, сколько вас, куда ни гляну,

Киваете мне головой.

Я аккуратно собираю,

Без спешки в кузовок кладу,

Травинки с шляпок обираю

И потихонечку бреду.

Грибов всё больше, лес высокий,

По кругу, кажется, иду,

То солнце впереди, то сбоку,

Кружусь, кружусь в грибном чаду.

Корзина полная, без меры,

Я оглянулся и присел,

Лес незнакомый, старый, серый,

Шар солнца закатился, сел.

И понял я: меня в чащобу

Завели́ ведьмины круги.

Я испугался, лоб потрогал,

Стемнеет скоро – и ни зги.

И я рванул через валежник,

Ломился, как медведь-шатун,

В лицо хлестали листья, ветки,

Морочил голову колдун.

Я еле выгреб на дорогу,

Домой уж затемно приполз,

Устал, ругал себя: «Ей-богу,

Куда же чёрт тебя занёс?!»

Лег спать. Заснул мгновенно.

Мне снился лес:

Он пах листвою прелой,

Кислицей, острою осокой…

Мне снилось,

Что я был высокий,

Красивый, молодой…

И мысль – беги, беги, беги.

Мне снился лес,

И ведьмины круги.

Пилигримы

Мимо ристалищ, капищ…

И. Бродский

Я видела пилигримов,

Шли они мимо баров,

Мимо витрин зеркальных,

Мимо холодных каналов.

Лица их были угрюмы,

На лоб капюшон натянут,

В глазах бесконечные думы,

И губы в улыбке вянут.

Видела их на Невском,

Видела их в метро,

Трудная жизнь – не по-детски

Спину согнула, обожгла нутро.

Не босы они, не раздеты,

Но тяжело шагают.

Дают сами себе обеты,

И сами их выполняют.

Им выпала трудная доля,

Без шор и без указаний,

Понять, где кончается воля,

Как жить, заслужив признанья.

И вот эти взрослые дети,

Выбрав дорогу странную,

За всё в этом мире в ответе,

Они, пилигримы-странники.

Я видела пилигримов,

Шли они мимо баров,

Мимо витрин зеркальных,

Мимо холодных каналов…

* * *

И слышался звон с колоколен…

А мимо заброшенных кладбищ,

Шли сильно уставшие воины,

Вдоль старых заросших капищ,

Мимо чёрного бронепоезда,

По поздне-осенней хляби,

По выцветшему серому городу,

Шли победители гордые.

Молчание

Молчание бывает неловким.

А бывает намеренным:

Это такая уловка,

Чтобы сделать тебя неуверенным.

Молчание – красноречиво:

От восхищения, от радости.

Бывает другая причина:

Чтобы не сказать гадости.

Молчание бывает убийственным:

Вы хвалили, но вы лицемерили,

Стараясь выглядеть искренним,

Вы врали, и вам не верили.

Молчание бывает печальным:

Что сказать, когда нет слов,

Обнимаешь друга в отчаянии,

Слёзы – для слабаков.

Молчание бывает каменным:

Ты прощенья просил за всё,

На могиле на маминой,

И не слышал ответа её.

Я предстану перед Всевышним,

Откупиться не хватит монет,

– Я поэт, – прошепчу еле слышно,

Что Он мне промолчит в ответ?

Падший ангел

Интересно,

Простил Он предавшего,

Бывшего, лучшего,

Падшего ангела?

А ты, предавший

И ставший демоном,

Сожалеешь о том,

Что сделано?

Или ты упиваешься

Властью,

Счастлив,

Гордишься тем,

Что под твои

Знамёна

Встало много

Таких разных,

Порою просто

Несчастных,

Но, в основном,

Всё же злых,

Коварных

И жадных людей?

Вороватых,

Душой лохматых,

Отвратительных —

Хуже зверей,

Алчных, наглых,

Самовлюблённых,

Лицемерных,

Тщеславных,

Гадких,

На предательство

Также падких,

Неужели ты

Так хотел?

Главным быть

Среди этой

Швали?

Брось! Вернись!

Упади в колени!

Ну зачем тебе

Власть над теми,

Кого ты

Презираешь сам?

Margaritas ante porcos

Всегда можно договориться,

Если этого оба хотят,

Можно не понимать, можно злиться,

Но можно договориться.

А если один против,

То ты сорвёшь голос,

Зубы сточишь до дёсен

Не убедив.

Всё просто – он договариваться

Не хочет,

И потому диалог

Превращается в монолог,

И печален итог.

Ты в отчаянии —

Договориться не смог.

Нет – это он не хотел,

А тебе урок.

Вспомни, как Он говорил

Margaritas ante porcos¹.

Жаль, не сразу мы понимаем,

Кто перед нами.

Куст смородины

Куст смородины, весь наряженный,

Жемчугами сияет чёрными,

В лесу ягоды красные, сладкие,

А мир занят своими войнами.

Посмотри, как поля все раскрашены

Васильками воздушными синими,

Колосками пшеницы тяжёлыми,

А мир занят своими минами.

Над землёю небо высокое

Режут крыльями ласточки, ястребы,

Чуть пониже порхают бабочки…

Мир захвачен военными гангстерами.

Мир – совокупность всех форм материи,

Война – конфликт интересов,

Если хочет фиалка вырасти,

Ей уступит травинка место.

Ничему нас не научили

Хиросима и Нагасаки,

Ни Хатынь, ни пустыни Сирии…

Мы не помним или забыли?

И всё шире Калинов мост,

На котором битвы идут,

На том берегу тишина и погост,

А на этом – смородины куст

Плачет чёрными жемчугами,

А мы давим его сапогами.

Не твой день

Бывает, с утра понимаешь

Сразу, что день не твой:

Проспал, опаздываешь, кошку пинаешь,

Всё не так! Боже мой!

По пути собрал все светофоры,

На заправке бензина нет,

Везде пробки, везде заторы,

Телефон вдруг сдох, пропал Интернет.

На работе – выговор сразу,

Всё срочно – ещё вчера!

Без обеда и без припасов,

К концу дня ты ни два и ни полтора.

Чуть живой, злой и голодный,

Добираешься ты домой,

На столе стоит чай холодный…

Всё не так! Боже мой!

И вдруг сквозь ночь и сквозь время

Звонок. От тебя:

«Я почувствовала и прилетела.

Встретишь?» – «Да».

Усталость рукой смахнуло,

Мчу за тобой счастливый,

Светофоры зелёным моргнули,

Провожают красным ревниво.

«Я насовсем вернулась,

Примешь?» – «Конечно, да».

Лучший день в моей жизни случился,

Вот бы всё это навсегда.

Я вёз её мокрыми улицами,

Улыбался и пел в душе́,

Фонари кланялись нам ссутулившись,

Правда – с милою рай в шалаше.

На работу теперь провожают,

К ужину ждут, встречают,

Меня любят, меня понимают

И на моём плече засыпают.

Мой худший день обведён

Фломастером красным,

Жизни путь освещён.

Я счастлив.

* * *

Много ли надо? Мало?

Нисколько и ничего.

Главное, чтобы небо послало

Тебе – Твоего.

Скучаю

Все цветы мира тебе отдам,

Не сорванные, а живые,

Которые где-то растут по лугам

И ароматы дарят хмельные.

Все звуки леса и пенье птиц,

Вкус зимний, горький калины красной,

И россыпь нежной травы кислиц,

И лилий запах волнующий, страстный.

Всё волшебство гладиолусов строгих,

На нас смотрящих сквозь призму лета,

И незнакомых цветов одиноких,

И крокусов синих – весны браслетов.

Ромашек скромных в полях стоя́щих,

Их много-много глазастых умниц,

Таких белоснежных и настоящих,

В лесу цветущих или вдоль улиц.

И розы царственные в росе

Тебе пусть дарят нежнейший цвет,

И яблонь дымку во всей красе,

И земляники лесной букет.

Все краски мира тебе, тебе

Сквозь расстояния посылаю,

Я благодарен своей судьбе,

Что ты скучаешь и я скучаю.

Плейбой

Пришла беда, без спроса.

Друг – красавец, плейбой,

Не задал ни одного вопроса,

Просто сказал: «Я с тобой».

Вместе прошли сквозь страх,

Преодолели боль, отчаяние,

Свечи ставили вместе в церквах,

Пред иконами плакали неприкаянные.

Прислонившись друг к другу,

Преодолели и победили.

Не разбежались мы, с перепугу,

А беду в любовь превратили.

Мне уютно в объятьях

Не предавшего, не сбежавшего.

За что мне такое счастье?

Спасибо Богу, его приславшего.

Я за ним и в бой, и в разведку,

За него и в огонь, и в омут.

Захочет – стану я домоседкой,

Нет – буду чудить вне дома.

Мы интересная пара: Он – блондин

Высокий. Я – маленькая брюнетка.

Прохожие вслед: «Погляди,

Он – червонец, она – монетка».

Прошли годы. Я стала выше:

Он в коляске, седой старик,

Плохо видит, почти не слышит,

Добрый, бледный мой снеговик.

Часто в парке мы с ним гуляем,

Кормим белочек, слушаем птиц.

И прохожие вслед вздыхают:

«Он – прям карлик, она – из цариц».

* * *

Время меняет лица,

Спину согбенной делает,

Старушкой станет девица,

Блондин – лысым, с пробелами.

Оно не меняет душу.

Спасибо тебе, мой плейбой,

За то, что проснувшись слышу:

«Любимая, я с тобой».

Редкая бабочка

Мне даже вздохнуть больно,

Руку поднять, смахнуть слезу,

Которая катится самовольно

На синеватую бус бирюзу.

Онемело, окаменело,

Не помню, как жить-быть,

Как я могла, как посмела

Полюбить и не сметь забыть.

Кожа помнит прикосновенья,

Запах твой везде и вокруг,

Кудри съёжились без движенья,

Образуя клубки гадюк.

Я бабочка из его коллекции,

Имя мне – Алкино́й,

Редкой природной селекции,

В качестве украшения взяли меня

Домой.

Я прожила две недели в неволе,

И не стало красавицы,

Меня пришпилили булаво́й

Под стекло, маяться.

Помню, бабушка говорила:

«Раньше смертушки не помрёшь».

Ох ты горюшко, моё горе,

Не сотрёшь тебя, не сметёшь.

* * *

Повстречала, но не увиделись,

В мою книгу он заглянул,

«Смотрите бабочек на бумажном

Носителе?»

Голос твой за спиной вздохнул.

«Моя мама – анималист,

Это её работы».

«Тогда я – коллекционист,

Приглашаю к себе вас, в субботу.»

Ничего у меня не ёкнуло,

Стало страшно, что жить не хотела,

Повернулась с душой застёгнутой,

Только чуточку побледнела.

Он узнал. Суета в глазах:

«Здравствуй, а я искал,

Ты тогда так внезапно исчезла,

Закатила ненужный скандал…»

«А та бабочка, улетела?»

«Может встретимся, поговорим?»

«В этом городе мы проездом

И на поезд уже спешим,

Я давно вдова, не невеста».

* * *

Мне всё время казалось,

Что увижу и задохнусь…

Ничего, ничего не осталось.

Я жива и этим горжусь.

«Мама, кто это? Он красивый!»

«Он никто. И зовут никак.

Он просто пятак фальшивый,

И против меня – слабак».

* * *

Хорошо, что тогда я не умерла,

А ведь хотела, а ведь могла…

Ах, какая была зима

Ах, какая была зима!

Всю душу выморозила,

Виновата, видно, сама,

Что такую судьбу выпросила.

Так хотелось счастливой быть,

Вечной девочкой в платье ситцевом,

По реке жизни неспешно плыть

И по небу летать с птицами быстрыми.

Но у счастья короткий век,

Да и платье уже истлело,

Стал неспешным мой быстрый бег,

День к закату – вокруг потемнело.

«Жили долго они и счастливо

И умерли в один день,

И небо им было в алмазах».

А в жизни – тень на плетень.

Одиночество – наказание,

Тяжкий крест несу, волоку,

Одиночество – испытание

Молодому и старику.

Я прошла с ним по жизни под руку,

Скоро-скоро и мой закат,

За собой потащу, за ворот,

Там в музей сдам, как экспонат.

Чтобы ты по земле не шлялось,

Не ловило сетью добычу,

Чтобы с другими так не игралось,

Я свободу твою ограничу.

А пока садись – погорюем,

Вина выпьем, споём, станцуем,

Зиму осенью разрисуем,

Все мечты мои упакуем

И туда, вдвоём, покочуем.

ВДВ

Если родина скажет надо,

Вэдэвэшник ответит: «Есть».

Крылатая гвардия – это не стадо,

Что готово в фонтаны лезть,

Разбивать кирпичи о череп,

В пьяном угаре матом орать.

Вэдэвэшник дружбе армейской верен,

Голубые береты – армии знать.

Когда вижу поганцев – стыжусь,

Кем ты был в элитных войсках?

ВДВ – не синоним «нажрусь»,

ВДВ – седина на висках

От тяжёлой работы в небе,

От потерь друзей на войне,

Ты готов на воде и хлебе,

Ты готов по колено в дерьме,

За друзей, за чистое небо,

За сиянье любимых глаз,

Чтобы вдоволь воды и хлеба,

Ты же знаешь: «Никто, кроме нас».

Я завидую тем, кто в небе

Парашютные стропы натягивает,

Кто утюжит пыльные степи,

Кто по плацу вышагивает.

Не бывает вэдэвэшников бывших,

Мы навеки и навсегда

Голубой тельняшкой согреты,

И плевали мы на года.

Соберёмся, своих помянем

Без громких и пышных фраз,

«Синеву» непременно затянем,

Мы – Войска Дяди Васи.

«Никто кроме нас».

Старо как мир

Запутавшись по жизни,

Настрадавшись,

Отправилась я за советом

В монастырь,

Упала в ноги я к седому

Старцу:

«Отец родной, меня ты рассуди».

Всё выслушал,

Ни разу замечания не сделал,

Сухою, тёплою рукой

По голове провёл:

«Всё будет хорошо».

И жизнь мою по полочкам

Расставил.

– Не любит?

Ты сама люби,

А дальше Бог управит.

– Нет денег?

Ты умерь желанья,

И радостью наполнится

Твой дом.

– Ты говоришь: Не хороша

И не красива, —

Да нет,

Всё у тебя на месте,

Ангел мой,

И глазки зорки,

Руки споры в деле,

И ноги резвые,

И не глупа совсем.

Всё это ерунда.

Да кто тебе сказал

Об этом?

– Сама.

– Ах вот! Сама!

Сама придумала,

И маешься сама.

Начни себя менять,

Поймёшь, как это трудно,

Тогда других ты

Не захочешь изменять.

Мы говорили долго

Об обычном,

И о высоком,

И о стыдном, о плохом.

Утешил, указал он

В жизнь дорогу,

На крыльях я летела

От него.

И мысль всё не давала

Мне покоя,

Откуда знает всё,

Ведь не бывал в миру?

В обитель он пришёл

Ну очень юным

И за ворота

Редко выходил,

Все дни он проводил

В молитве,

И, кроме Бога,

Он ни с кем не говорил.

Но знает всё

И даже лучше

Про деньги, про обман

И суету.

Про нелюбовь, жестокость,

Униженье,

Про мелочи житейские,

Про ночи маяту.

Откуда понимание

Вселенское

Про всех и каждого,

Никак я не пойму?

Сказал: «Веками

Не меняются

Ни страсти, ни желанья,

Ни грехи.

Я слаб и потому

Ушёл из мира.

Ты сильная.

Живи в миру. Терпи.

Начни с себя,

И мир вокруг изменится.

А будет очень трудно —

Приходи.

Мы посидим в тиши

Под сенью лип и клёнов,

Подышим воздухом покоя,

Мы выдохнем плохое,

И снова жить,

И жизнью дорожить.

Жизнь – самое прекрасное,

Что есть,

И невозможно трудное,

Не знаешь, как унесть».

* * *

Да. Всё старо как мир.

И надо в мир из дома

Выходить

С большим запасом света

И тепла,

Чтоб не замёрзнуть

И других согреть,

И попытаться в этом мире

Не сгореть.

Пришла беда – отворяй ворота

Пришла беда – отворяй ворота́,

И окошечко, и калитку,

Будь богатым ты, будь сирота, —

Никого не щадит, бандитка.

Я открыла. Чего уж теперь,

Бежать некуда, на краю стою,

И ворота настежь, и дверь,

Заходи, садись на скамью.

И пришла. И надолго устроилась,

Да забыла ворота закрыть,

Только-только она успокоилась,

Тут друзья подоспели прибыть.

Завалились в ворота открытые

И давай беду выгонять,

Кто в открытом бою, кто с укрытия,

И пришлось ей позиции сдать.

Дом прибрали. Ворота закрыли.

Сели праздновать-пировать,

Но топор войны в огороде зарыли,

Вдруг придётся опять воевать.

* * *

Пришла беда – отворяй ворота́,

Пусть заходят помощники в них,

От беды нет надёжней щита,

Чем любовь друзей и родных.

Осина роняет медные гроши

Осина роняет медные гроши,

Возьми, сколько хочешь,

За своё предательство.

Или ты стоишь больше?

Тогда собери золотые с берёзы,

С гибких веток русоволосых.

За твоё предательство,

Ты хотел подороже?

Всё золото мира превратится в тлен.

Ты сам загнал себя в вечный плен

За предательство.

О чём теперь молишь, не вставая с колен?

Мне жаль для тебя даже листьев

С их чистой душой шелковистой,

Они не стоят твоего предательства.

Они не лгут, и они бескорыстны.

Они красоту дарили и птиц привечали,

И умирали молча, взмахнув ветвями в отчаянии,

Не понимая предательства,

За что их сломали-сгубили? Нечаянно?

Предательство – самое подлое из грехов,

Непрощаемое по прошествии сотни веков.

Удержись, не ступи в вечность

С неснимаемой цепью Иуды оков.