Читать книгу: «Художники», страница 5

Часть 4

Глава 1

Дятлова дробь выстукивала по мозгам. Изъедая мысли… Если так долго и намеренно долбить камень, то и он не выдержит. А это всего лишь творцовы головы. Совсем птенцов. Творцы молчали, молились и отворачивались от этой дроби – зажмуривались…

Но кто в целом мире, реальном иль выдуманном, способен отвернуться от голоса, что долбит твои мозги изнутри?

Пишипишипишипишипиши.

И студенты строчили. Вязли в сюжете, строчили.

Потому что над ними огромным камнем, неприступной крепостью, черной, как ворон в ночи, стоял Вестник.

Страшный черт.

Его глаза были как у орла. И, кажется, он сочувствовал.

– Две минуты на подготовку.

После этих двух минут – старт. Короткий забег на развитие мысли. На ее свободное течение… Потом, после часового перерыва, «свое время». Но только на словах. Ты его посвятить должен пьесе, диктуемой твоим сознанием тебе.

Студенты не сопротивлялись. Работали.

Такое это счастье – работать, пока есть время.

Вентерштиль, художник из немцев, заливал с надеждой в глотку суп – надеясь, что сушняк от текста этим снимется. Не пронесло.

Веринетта, из красивых художниц, нервно закидывала глаза в сторону – она умела так делать, чтобы белки из глазниц вываливались.

Кивин, русский, боялся поймать взгляд Вестника – с соловьиной головой, а от размеров ее становилось страшнее. Поймал.

– Где Расковский? – вырвалось у перепуганного.

Остальные промолчали. Аспиранта сегодня не было. Всё.

– Может, его кто-нибудь видел?

Никто не видел. Все слишком заняты были текстами. Другие – холстами. Третьи – мелодиями. Не время думать о тех, кто здесь есть, кого нет. Мир – он приглашает к себе ненадолго. Надо момент поймать. И держать.

– За работу.

В этот раз даже не кричали. Все покорно повставали с мест. Кивин тоскливо оглянулся на Линду, у которой, от недосыпа, посинело все лицо.

Там была печать мира. Ее. Он съедал ее.

И эта не успеет.

Орел прохаживался по залу. Крылья за спиной сложил – всем чудится, что там они, крылья. Черные-серые. Должно же быть что-то хорошее.

Его взгляд внимателен. Он заглядывает в рукописи. Нет, не отвлекает. Это муза. С приставкой «анти». Или «со». Он подбодрит, одним своим видом – ты видишь ужасы, но за ними, за чернотой чужеродных мыслей – твой мир, такой прописанный, приятный. Перо протяни и пиши. Все на ладони.

Кому-то скрутило живот.

Непроницаемую тишину несколько раз нарушал этот голос.

Вестник – медленно, спешить же некуда – подошел к потерпевшему от непривычного ритма. Положил ему руку на плечо.

Рука вся в струпьях.

Такого же не было.

Кто чудит?

Мальчишка успокаивается. Все слышат, как налаживается дыхание. А вместе с ним – приходят образы. Зримые, свои. Впору испытать чистый восторг.

Вестник убирает руку и отходит от мальчишки, который, не подняв глаз, строчит теперь в бумагу. Кивину настойчиво лезут в голову собственные герои.

– Напиши-и… – молит девочка с ангельской внешностью.

Вечером, через несколько дней, в обморок упал картинщик. Вестники – черные – подняли его, встряхнули. Реакции не было.

Его увели.

Народ провожал глазами беднягу, и с тоской у каждого отзывалось сердце. Синяя Линда чихнула. Она болела первый день.

Вестник, главный, взял недописанное в руки, внимательно всмотрелся. Если приглядеться самому, то можно в зрачках его блестящих увидеть, как хороша картина. Недоделанная. Не хватило времени. Он смотрел долго.

Затем отложил ее в сторону, бережно. Но ясно было, как только последний студент покинет класс, – бросит на пол. Разобьет. Работа не доделана.

А может, поручит кому-то дорисовывать?

Творение, незавершенное, но это ведь лучше, чем ничего. Его могут дописать другие. Пусть со своим видением мира. Но ведь от этого оно станет цельным.

Почему никто их не слышит?

Вестник обвел взглядом студентов. Тихих. Следящих. Испуганных. Только бы он…

– На прощание с коллегой времени нет. Вы ведь понимаете?

Вздох девичьих голосов. Среди них – Линдин. Она утыкается в платок, так как болезнь сводит ее с ума, начинают глаза чесаться.

А вестник берет ее на заметку.

Сколько еще? Сколько они протянут? Дотянет ли кто-то из них до конца? А что в конце?

Им же сказали – у вас времени месяц.

Был выстрел. А потом еще два.

Засыпая со своими персонажами в обнимку, – на потолке роились сцены. Опять… новые. Совсем свежие, – Кивин думал, что это не совсем честно. У них времени всего месяц. Но возможно ли создать за этот месяц шедевр? Творение всей твоей жизни? Но… если такая постановка вопроса.

Что будет после – все знали.

– У вас осталось три недели. Вы уже продвинулись больше, чем на одну треть. Молодцы. Работайте, творцы. Впереди еще много работы.

Линда смотрела на орла соловьиными глазами. Больными.

Почему они должны умереть?

Он вернул ей взгляд.

Смерть творца, когда мечта его жизни исполнена, – не это ли самое достойное, что может он желать. Им повелели творить. Разрешили. Все, что они хотят. Создайте шедевр. У вас времени – месяц.

Чтобы вы гордились.

Работы выходили приличные. Наверное. Это все черновики. Но тех, кто задумывался о будущем, скрадывал страх – и все рушилось. Выстрел – и все. Ведь работа не писалась.

Поэтому никто не думал о будущем.

– Три недели.

Линда готова была плакать. Птица смотрела на нее в упор.

Творец кивнула. И послушно приступила к строчкам. Получалось лучше, чем обычно.

Будто рука нарисованная, проступало очертание дерева – кожа светлая, пальцы тонкие и с кружочками вместо хрящиков. Пальцы пробовали прикрепленные нити.

Глава 2

Лежа дернул мне руку и начал уводить. Господи, зачем он это делает?.. Перед глазами стояла челюсть Криса, а воображение дорисовывало остальное: труп, с обезображенным, красно-мясным лицом…

Я услышала стражников.

Олег побежал, больно потянув мою руку.

– Да поняла я!..

Он не обернулся.

Черт, что понадобилось от меня стражникам?

– С кем она убежала?

– Ты запомнил ее лицо? – Запыхавшийся наткнулся на прохожего, и женщина вскрикнула. – Что орешь?!

– Приведите хоть кого-нибудь! – гаркнул мальчишка-лейтенант, но получилось пискляво. – Кто прячется – берем. Нам нужны доказательства!

Вот придурок.

Ищем, народ.

Улицы были похожи на петли – московские, безориентированные, в них можно было запутаться и никогда не выйти. Дома разные, нависающие и строгие, как архитектор делал. Я прокляла себя за писательскую привычку рассматривать то, что мне сейчас совсем некстати. Но это отвлекало от мыслей о трупе…

На одном из поворотов Лежа бросил меня на стену серо-кирпичного дома. Я засвистела сквозь зубы, стерпела.

Он выглянул, ничего не заметил, и вбил ладонь аккурат у моего уха. И гневно уставился.

– У тебя совсем нет мозгов?!

Я раздраженно сжала зубы.

– Поднимаешь ор на всю столицу! Поймают тебя – оставят то же самое, что там!

У меня слезы брызнули из глаз.

– Да, кретин, именно это и оставят! Он моим другом был! Он, урод…

Перс зажал мне рот. Я прокусила ему ладонь, но он только поморщился.

Люди, из тех, что проходили мимо, смотрели на нас. Черт, сообщат же!..

Лежа снова запетлял по улицам.

Знает ли он эти улицы, как свои пять пальцев?

Я никогда не видела столько помоек. Столица изнутри – помойка. Причем, мне кажется, что в Москве еще тщательно работает санитарная служба…

Я запыхалась. Олег вильнул куда-то, а там баки. Он пихнул меня в этот мусор, а я удержалась на ногах.

Я опять опаздывала на пару. Собственно, я почти всегда опаздывала. До метро было рукой подать, и я почему-то думала, что эти «подать» для меня не займут больше пяти минут. Но если в эти пять минут я могла уложиться, то расписание поездов корректировать было не в моих силах.

Однажды очень долго не было по̀езда. Я поглядывала на часы, начиная нервничать. А на циферблате, отсчитывающем отсутствие транспорта, значилось уже больше пяти минут. Меня иногда посещали мысли, как же люди ленивы. Если бы действительно хотели успевать везде и всегда, давно бы уже придумали трансгрессионное устройство. А так – только нервы себе изводишь.

Что это не решило бы проблему? Это да, но возмущения были бы уже по другому поводу.

Рядом со мной тусовался какой-то бомж. Я не очень люблю употреблять это слово, потому что мне кажется, я всегда могу ошибиться. Бывали же случаи, когда успешные люди выбирали эту жизнь, не обязывающую платить налоги, покупать шикарные вещи, еды им тоже всегда хватало – кормят, лечат бесплатно. В Японии вообще спать можно в самом метро – ночью. И единственное, чем ты расплачиваешься, – это жуткая антисанитария. Правда, тебя она тоже особо не мучает – только окружающих тебя людей.

Поэтому я, как ни отворачивалась, пыталась сдерживаться и не зажимать себе нос, мне это казалось очень неприличным.

Бомж, раз другого определения я придумать не могу, покачивался, будто пил всю ночь, в руке держал скомканной газету. По зеленому оформлению полос я узнала в ней «Metro». Сразу вспомнились странные заголовки, от которых краснеют уши. А потом представилось, что этот бомж оставляет где-то газету, а кто-то берет ее читать, бесплатную… Те, кто убирают их, хотя бы в перчатках.

Бомж стал разглядывать меня. Наверное, потому, что я все-таки зажала нос.

Поезд, будь он неладен, все-таки подъехал. Битком набитый. А народу на платформе было уже не продохнуть. И рядом был бомж.

Моим молениям небо не вняло, ибо один грех я уже замывала – опаздывала.

Бомж забился внутрь тоже, но никакое маленькое кольцо, образовавшееся вокруг него, не могло унять его запах. В душном вагоне, с опаздывающими людьми, с тускло-желтым светом лампочек… Я стояла к нему спиной, знала, что нас отделяет метр, но не могла дышать, и потихоньку начинало мутить сознание. В моей голове билась одна мысль – когда же все это закончится, когда же закончится… Кто выбирает такую жизнь? Идиоты. Не мыться столько дней. Боже, за что мне? Остальные вели себя, будто все нормально, но меня скручивало от вони – еще не хватало грохнуться прямо бомжу под ноги. Когда же закончится…

На следующей остановке было столько народу, что я не смогла выйти.

К черту все. К черту пара, я просто хочу выжить.

Я подъехала за двадцать минут до начала второй. Через десять на перемену вышли мои девушки.

– Что ты такая потрепанная? Опять опаздывала? – удивились и «догадались» они.

Я посмотрела на них немного туманным взглядом.

– Дайте отдышаться.

– Случилось что? – забеспокоилась одна.

– Нет, – я помотала головой. – Обычный день.

А в носу еще стоял запах заплесневелой жизни.

– Я не полезу туда!

Так яростно прошептала, что Олег, плюнув, завел не внутрь, а за баки. С той стороны был выход на какую-то грязную боковую, и, будем надеяться, стража не полезет пачкаться с того хода.

У меня заболели колени. Господи, надо же об этом не думать!

Мир, твою мать, творческий, что ты хочешь от меня?

Мое сердце стукнуло. Я попятилась на карачках – рядом вдруг возникли двое, с той стороны, где мы сидели, и замерли у стенки. Лежа тоже подозрительно покосился на них из сгорбленной позы. Это не были стражники, но что здесь забыли эти двое людей?

Я упорно не понимала, какого один пола. Волосы до плеч, светлые, чистые – лоснятся, – телосложение хрупкое, он меньше другого на целую голову, и я никак не могу определить, девочка это или мальчик. Я даже забыла, что мы здесь делаем.

За стенкой послышались звуки.

У меня вылезли глаза на лоб.

– Какая ты неженка, – Олег смотрел, как я прикрываю рот, желая спрятаться от этого мира. За стеной был бордель.

Господи, за что мне все это?

Двое тоже смотрели на нас.

А потом мы услышали стражников.

Я не успела сфокусироваться – ы-ых! Эти двое – мальчик или девочка, мальчик или мальчик – да за стеной же бордель… Высокий резко выставил руку в кирпич, прижался, а другая его рука по чему-то там водила у этого бесполого. Меня скривило, Лежа на всякий случай заткнул мне рот, а сам он внимательно слушал, что происходит за баками.

Стражник шел сюда.

– Эй, вы! – я услышала, как он остановился, молчал.

Двое терлись друг о друга, и было непонятно, что они делают. Но очень противно.

За стеной снова послышался грохот и визги.

Я зажмурилась. Лежа сидел как истукан. Ну же, пусть все это пройдет.

Стражник, он, кажется, сплюнул.

– Ну, где вы? Нет, тут мимо!

Он умчался вместе с топотом других ног.

Лежа еще сидел неподвижно.

– Уф-ф, – сказали сверху, и я увидела, что те двое смотрят вперед, а теперь на нас. Это оказался мальчишка. С длинными волосами.

– Это ведь ты – кричала? – он нагнулся и с любопытством стал разглядывать меня. Как кролика в испытательной лаборатории.

– Вы зачем были стражникам нужны? – спросил второй, высокий, худой – и черноволосый в противоположность первому, а тот, светлый, на него обернулся.

А потом ухмыльнулся, потому что мы оба не отвечали.

Я обернулась за поддержкой к Олегу. Он хмуро мерил парочку глазами.

– Вы Шнуцель и Марта? – вдруг спросил он, те переглянулись. – Я вас искал.

Что, черт возьми, происходит? Эти двое стали теперь выглядеть, как будто владеют тайной Вселенной.

За стеной сделали толчок, и я отпрянула, не удержавшись на ногах. Внимание двоих было на нас поровну. Но мне все равно не нравилось, что на меня смотрят как на пустое место. Если я только снова что-нибудь не выкину.

Глава 3

От баков мы ушли куда-то в переулки. Те, что были теперь с нами, поделились одеждой: на меня накинули куртку низкого, и главное – капюшон. А Лежа теперь шел в футболке высокого, края которой пихнул в штаны, потому что она была велика. От куртки белобрысого слегка несло по̀том, но мое разгорячившееся от беготни воображение подбросило почти забытое воспоминание – и сенсорная память вызывала в горле тошниловку. Я прикрывала нос рукой, но из-за этого был близко рукав – в общем, мне было нехорошо.

Двое пока молчали. Они почему-то сразу подсуетились, не желая обсуждать «дело» с Олегом на том месте. Хоть в чем-то я была им благодарна – бордель остался там. Но теперь мы шли рядом, по сути за ними, не зная куда, и выглядело это так, что мне не нравилось. Кто они такие? Сколько я ни смотрела на Лежа, он мотал чуть головой, говоря «не сейчас». И почему я должна им довериться?

Возле какого-то кабака, позади, где было много разбитых бутылок, а по улице шныряло много людей, как пьяных, так еще и нет, Шнуцель и Марта остановились, потребовали, чтобы мы вернули им вещи. Скажите мне, пожалуйста, что Марта – это имя низкого, иначе это очень несмешная чья-то шутка.

Олег стянул с себя рубашку и получил обратно плащ, который высокий носил это время перевязкой, как пояс.

– Слушаем, – сказал высокий.

– По вашей специальности, – начал Лежа. – Мне нужно кое-куда попасть. Не пробраться – попасть.

– Это зависит от того, куда тебе нужно, – заметил высокий. У него голос немного хрипел, но все же был достаточно сильным баритоном. Низкий изучал лицо Олега.

Олег помялся. Он зачем-то посмотрел на меня.

– Во дворец.

Парни ахнули и тут же заржали.

– Эка ломанул, – сказал высокий.

– Что такое проносишь? – ухмыльнулся белобрысый. – Или ты из этих, переворотчиков?

– Не из них.

– Брат, мы так не работаем, – улыбался низкий. Теперь я перестала относить это к налетавшему ветру – у белого голос сипел, что выглядело гораздо хуже, чем у его напарника. – Или ты рассказываешь нам, или мы расходимся.

– Что вы хотите знать? – уточнил Олег, и я почувствовала, как он напрягся.

– Зачем во дворец? – сказал высокий.

– И почему кричали? И имеет ли это связь, – белобрысый посмотрел на меня, и мне снова стало противно. Как на рентгене.

А еще он очень напоминал девочку, и это бесило.

Олег, казалось, на секунду завис. Затем посмотрел на меня. И вытащил из-за ворота кольцо.

– Надо доставить, – показал он цепочку.

Губы белобрысого сложились в трубочку, и он протянул руку посмотреть кольцо.

– Нехило. И очень знакомо, – сказал высокий.

Белый сощурился на Олега.

– Зачем, чувак? Выгоднее самому продать. Мы даже вмешиваться не будем.

– Оно не мое, и мне не нужно.

– Знается мне, чье оно, – высокий переглянулся с белым, который кольцо не узнавал. – На твоем месте я бы радовался, удача улыбнулась.

– Мне надо от него избавиться.

– Брось, – сказал высокий. – Продай.

– Не могу так, – замялся Олег.

Я впервые задумалась над всем идиотизмом ситуации. И кто ее только придумал. Таскаться с кольцом, когда вот предлагают быстрый и удобный вариант – бросить или продать кому-нибудь. Но если бы мы сделали так – не было бы сюжета? Чтобы построить историю, нужна четкая логика и композиция, которая почти не оставляет выбора. Но выжимать завязку из пальца, чтобы только раскрутить сюжет и наворотить приключений… Хоть бы эту историю придумала не я. Я вряд ли способна на такое прямолинейное игнорирование простых вариантов.

И мне сейчас подумалось, что Олег не сказал, что я умею – и почему я кричала. Я посмотрела на Олега, а потом на кольцо, про которое я когда-то упомянула, что из-за него кто-то умрет… Все поэтому? Мне надо держать мое воображение за зубами.

И тут же, сама не понимаю как, перед мысленным взором возникли коридоры. Несколько проходов в нежных сиреневых и кремовых тонах, немного с золотом из-за солнца, и еще там приятно пахло чьими-то духами. Я вздохнула. Так мы там будем? Чертово сюжетное построение.

Шнуцель и Марта успели обсудить что-то между собой.

– Только вернуть? – уточнил белобрысый.

– Вернуть, – по тому как выдохнул Лежа, мне показалось, что он специально зацепился за фразу собеседника.

Парни чему-то прищурились.

– Ну, это не так трудно, – сказал высокий. – Цена вопроса тогда, как подумаем, как провернуть.

– Но мы за вариант полегче, – предупредил белобрысый, и Олег кивнул.

А затем белый посмотрел на меня, потому что я какое-то время, сама не заметив, в упор на него глядела.

– Что-то не устраивает, девушка? – с легким удивлением спросил он.

Я моргнула.

– Нет, – я вытянула губы и отвернулась. Черт, все слишком очевидно.

– Да правда ли?

– Ну, не устраивает, – с вызовом сказала я. – Что ты не выглядишь как парень.

У того брови полезли на лоб, а ноздри следом раздулись. Высокий справа сдавленно прыснул.

– А, ну ясно, – белый вдруг резко успокоился. – Может, тебе … показать, чтобы ты убедилась?

Я резко покраснела, а высокий заржал. Я оглянулась на Олега, но тот лишь стоял хмурый. Белый буравил меня пару секунд, наслаждаясь реакцией, а потом усмехнулся, и мотнул головой, чтобы мы вновь следовали за ними.

Мне было не по себе. И зачем у меня это вырвалось? Я с чего-то вдруг решила, что если это персонажи, то от любого моего мнения мне ничего не будет.

Когда-то, на «заре» моего творческого пути, я жутко боялась показывать кому-то свои тексты. И дико злилась, когда родители находили мои записи и говорили, что читали. Меня даже не могло убедить, если им что-то нравилось. Мне это вообще казалось странным, у нас были разные вкусы. И я охотнее верила, если бы они ругали мое творчество, чем говорили что-то хорошее. Правда, для самолюбия это заканчивалось тоже не очень хорошо.

Был один сайт, который ко времени моего прихода туда был уже достаточно популярен. Вначале я боялась, поэтому охотно читала «коллег по перу», смотря, а что же авторы пишут – не такие, как я, эти же давно на этом сайте, гуру!.. И очень любили у нас хвалебные отзывы. Если они касались персонажей, то особенно.

Была история про оборотней. Или вампиров. Что-то мистически-городское, про что воспоминания у меня остались достаточно вялые. Поглавно, как и полагает формат сайта, так как все зависело от объема, выкладывалось произведение. Глав пять.

После первой было пусто.

После второй – комментарии стремились к толпам. И все о персонажах.

«Ой, как мне он понравился! Такой смелый, весь такой холодный, но чувствую, что между ними все неспроста!»

«Эта ГГ – вот я не люблю девушек, а такая – нормальная такая! Почти как я – ну, как себе представляю…»

«А какое его любимое блюдо? А глаза зеленые ты почему ему выбрала?»

«О, эта сцена с ним голым… Ми-ми-ми-ми! Я жду, как дальше будет!»

Я немного не понимала восторгов. Может, так и надо? Когда произведение выкладывают, значит, его надо хвалить? И хотя лично мне работа казалась трижды вторичной и проработанной достаточно скудно, – ну, совсем никакой отделки и особой глубины – в конце четвертой главы я написала, что мне очень нравится, что будет интересно смотреть, а что дальше. Ну, и я получила благодарность от автора.

Но потом я выложила первое свое.

Ох, как я думала, что набежит людей читать! Волновалась, заскакивала каждую ненужную минуту. А вдруг, вот я прокомментировала, и она ко мне придет, и ей понравится!

Я даже думала участвовать в конкурсах сайта, чтобы развивать мастерство. Здесь же все этим занимаются.

На второй день мне написали комментарий. В воду опустили. Мне перехотелось писать.

Моя героиня не понравилась. Хуже, ее посчитали хамкой, и перечитывая процитированные абзацы, я начинала понимать, что так и есть. Что глава слишком длинная, что язык содержит мат (хотя по закону РФ им там и не пахло), что картонка и есть, но главное – что из-за этого невозможно читать дальше. Из-за этого бросили.

Я сдержанно поблагодарила, сказала, что исправлюсь.

Писать прекратила.

Мама несколько дней утешала меня.

– Это всего лишь один комментарий. Ну что ты? – она садилась рядом и смотрела, как я пялюсь в комп.

– Но она права, – я указывала на отзыв, показывала места, объясняла, почему та девушка права, и собственно, убеждала саму себя в своей бездарности.

На других сайтах восторгались фиками. И все всегда сводилось к выяснению, какой персонаж симпатичный, и с кем бы его свести, и за кого читающий хочет замуж (женились редко).

Я глядела на это со средней завистью. У людей была аудитория. И пусть – на мой взгляд – они тратили время впустую, их хвалили, их замечали, а значит, они чего-то да стоили.

А потом мне пришел комментарий от человека, кто прочел главу всю.

«Мне понравилось». И улыбка-скобочка.

Но разве ему можно было поверить?

К тому моменту я уже решила, что за перо не возьмусь. Слишком уж все хрупко. Я облажалась? Да. И повторять этот опыт я не хотела.

Но меня не покидала мысль, что главными в произведении считают персонажей. И создают их идеальными, на которых можно смотреть бесконечно, которых можно было бы любить, и они отвечали бы тем же.

Что со мной не так? Персонажи же должны жить собственной жизнью.

А в произведениях на молодых сайтах я видела только сублимацию.

Минут пять, как только я поняла, что это конечный пункт остановки, и в более благоприятное место нас уводить не собираются, я ходила, обнимая себя за плечи. На меня косились редкие девушки, вероятно, другие еще спали: они были безобразными и в то же время в чем-то лучше меня. Лица пока еще накрашены негусто. И мне казалось, что они так же сравнивают меня, оценивают мою одежду, фигуру и все, что может оценить девушка у другой девушки. Но я почему-то чувствовала себя самой ничтожной тварью. Удивительно, учитывая, что при их профессии я должна была чувствовать себя наоборот.

– Они издеваются? – твердым голосом прошептала я, когда Олег все-таки попал в поле зрения.

Парень провел по девушкам глазами и сразу вернул.

– Что тебе? Так на нас не выйдут стражники.

– Но они издеваются! – упрямо прошептала я, и Олег покосился, немного морщась.

– А на тебя должны ориентироваться? Лучшего места нам сейчас не найти.

Я смотрела на него, долго-долго. Он даже захотел уже уйти.

– Пусть это будет того стоить, – сказала я, пока он совсем не отвернулся. Олег что-то затормозил, поразмыслил, а потом отвел меня в сторонку. Там оказалась свободная комната.

– Я с тобой хотел поговорить, – он почему-то мялся. – Насчет их оплаты. Не факт, что я смогу сам. Сотвори что-нибудь.

– Я должна это как приказ воспринимать?

– Ты же можешь.

– Мало, что я могу, – нахмурилась я. – Я не контейнер с идеями. Тем более, у меня ничего не получается. Тем более, – я сделала на этих словах нажим, – я, конечно, знаю, чего хотят эти товарищи!

– Это не их место. Они всего лишь одалживают его.

– И что я должна поменять в своем мнении?

Олег тоже начал злиться.

– Ты одна из тех баб? Которые устраивают истерики по каждому поводу?

– Это еще была не истерика. И я не «одна из тех». И я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Да, с тупостью твоей я уже знаком, – он сдвинул брови. – Мне надо попасть внутрь, и я сделаю все, чтобы это сделать. Не хочешь мне помогать – так катись к черту.

– И как же ты оплатишь?

– Это тебя касаться не будет уже.

– Все для себя, блин, – я отвернулась.

– Хочешь сказать, ты не такая? – подозрительно уточнил он.

– Нет.

Олег взял стул, поставил вплотную – я сидела на кровати, и теперь, когда он грубо сел, его колено уперлось в мое. Я попыталась высвободиться, но он пальцами впился в мою ногу, заставив с болью в мышцах замереть.

– Кто меня затащил к себе? – Олег был жестко хмурый.

– Не знаю, – я задергалась, и он прижал своей второй коленкой мою.

– Ты, – зловеще произнес он. Я кривилась от боли. – Лопатки мне кто подарил? Ты, Сава. Про кольцо – кто вякнул? Ты, – он следил, как я глазами пытаюсь сбежать. – Вот и плати, раз твоя работа.

Я снова безуспешно дернулась.

– Я ничего тебе не должна!

Он сощурился. И мне стало страшно.

– Кто написал меня?!

– Не я! – у меня вырвалось.

И я ахнула про себя. У меня так вырвалось. Олег смотрел, и я решила «смягчить», потому что он уже успел меня выбесить.

– Я не могла написать такого урода.

Его взгляд был тяжелым, и мне стало не по себе. Но мозг просто выедало этой борделевской обстановкой. Хотелось ругаться, как сапожник, будто я всегда так умела делать. И делала с удовольствием.

Олег встал.

– Ну, спасибо, – произнес он. А в эту минуту я думала, что наконец избавилась от его противно-острых коленок.

– Только я-то привык за свои слова отвечать. А ты, походу, нет.

Он развернулся и вышел из комнаты.

Мне на глаза попались грязный лифчик и какое-то непонятное шмотье.

Я схватилась за плечи. Да что это со мной происходит? Будто не я сама, а кто-то меня ведет, увлекая во всю эту страшную для меня обстановку. Где шлюхи – норма обихода, а мат – да вся жизнь мат. Я никогда так не разговаривала с людьми. Никогда таких слов не думала, если только не вживалась в персонажа при написании. Только тогда, бывало, чужая точка зрения становилась моей.

Кожу почему-то холодило. Я только что обнаружила, что сижу на не совсем чистом белье. Я встала, закрыла глаза и попросила, чтобы всего этого не было.

Когда на тебя смотрят в упор, не очень-то просто сосредоточиться. Взгляд Шнуцеля был немного вялым и будто бы ничего не подразумевающим. Но только ты пытался из него выбраться, отведя глаза в сторону, как по спине пробегал неприятный озноб. Не из-за страха, нет. Из-за насмешливой внимательности, с которой бог следил за своими подопечными. Все-таки этот парень что-то про меня узнал, надо было быть осторожнее.

Белый цокнул в тот момент, когда я уже собрался наброситься на него с вопросом, и отвернулся.

– Ну что, кольцо ее, – прохрипел Марта и кашлянул. В комнате стоял запах чего-то вишневого, похоже на кальян, но дым отсутствовал.

Я протянул руку, и Марта, не моргнув глазом, опустил в ладонь цепочку.

– Все еще хочешь туда идти? – поинтересовался он.

– Не отговаривай человека от неприятностей, – осклабился белобрысый.

Если бы не его худоба, ему можно было бы дать лет на его возраст.

Но, кажется, Марта был худее.

– Пару дней назад мы чуть не вляпались в одну историю, – сказал высокий и побрел к окну. Искал спички.

Я внутренне напрягся.

– Но в кашу на площади влезть не успели.

– И, видимо, повезло – десяток арестовали, – продолжал насмехаться надо мной Шнуцель.

Я пару секунд взвешивал кольцо в руке.

– Жаль, не всех.

У Шнуцеля при моих словах лицо вытянулось.

– Так мы не первые?

– Я искал вас, но…

– Раз он хочет, мы готовы, – Марта взял взгляд Шнуцеля. Тот поднял брови. – Давай, мне уже интересно, чем все закончится.

– На кол его возьмут, вот чем закончится, – обнадежил белый. Я и сам понимал, что моя ситуация слишком шатка.

– Я оплачу вам сполна, только проведите меня туда незаметно.

– Мы договоримся с охранниками, наши люди тоже там будут, – прищурился Шнуцель. – Но дальше ты сам. Выбираться – твоя забота.

Я недолго молчал.

– Никакие деньги это не окупят?

Шнуцель придвинулся ближе.

– Не окупят гнев государя? Пожалуй. Вольх следит за своей племяшкой, как за сейфом с золотом.

– То есть уже пытались достать.

– Ходили слухи, – Шнуцель оглянулся на Марту – тот все еще нервно шарил в поисках спичек. – Но они быстро сошли на нет. Видимо, некому их стало распространять.

Я зажал кольцо в руке. Я не боюсь. Но… действительно ли мне это надо?

– Ты еще можешь отказаться, – Шнуцель развел руками. – Мы, так уж и быть, на бабло не позаримся.

– Как будто я могу это сделать, – со вздохом сказал я.

Мне показалось – какой-то внутренний блок. А почему я не могу?

С возгласом облегчения Марта чиркнул спичкой. По комнате поплыл противный дым.

Какое-то время Олег меня упорно игнорировал. Я с этим смирилась. И внутренний голос стучал слишком тихо, чтобы я пошла и извинилась. В конце концов, кто из нас персонаж?

И хоть я его не написала.

Вообще это странное чувство… С одной стороны, я точно знаю, что часть меня в нем точно есть, пусть и не могу определить какая. Это как с приемным ребенком. Хоть и не вынашивали, но знаешь, что твой… Или же не твой. Не люблю сравнивать произведения с детьми, это как-то слишком грубо. Тем более, что этот «ребенок» по ощущениям, возможно, и старше тебя.

Когда я разговаривала с ребятами из училища, то каждый воспринимал свое произведение как детище. От которого сложно оторваться, – оторвать от души – потому что в нем столько тебя, сколько и в тебе мало – в тебе уже нет. Как смотреть в себя, в прошлое… Если у меня прошлое – это… Ни за что не поверю. Даже если во сне придумала, не поверю. Во сне вообще много какого бреда снится.

Я бродила по коридорам, пытаясь отвлечься. Не знала, сколько сейчас времени, что делать дальше. Как в чужой стране, без языка и способности к существованию – когда деньги закончились, к примеру. Девушки на меня уже не смотрели.

Одна из них, я видела, была даже младше меня. Пусть бы она просто так выглядела.

У одной стены я заметила трех девушек. Одна была высокой, в слишком пышной вуалевой юбке, вторая была… Меня передернуло. Там было не три девушки, а две. А в середине стоял белый. Опять, так похож на девчонку, что меня оторопь берет.

Как косплееры. Черт возьми, совсем как они.

В моем мире было популярно надевать на себя маску придуманного персонажа – заодно и одежду его, которую сами любители сшивали, тратили кучу денег, фотографировались специальной аппаратурой. Или шли на фесты, где в основном получалось убого.