Читать книгу: «Убегать непросто», страница 5

Глава 5

– Папа, это несерьезно! Дался тебе этот пост! Отстань от Дениса, он клевый тип! – выпалил Роман скороговоркой, сбежав по лестнице в одном тапке. Щеки разрумянились, а самого его немного потряхивало от собственной смелости. Давно он не спорил с отцом.

– И кто, интересно, позволил подслушивать мои разговоры? – холодно спросил Шэнь.

Роман отступил на шаг, споткнувшись о тапок, но головы не опустил. Он уже не тот малыш, что раньше и имеет право на свое мнение! Вечерело, но гостиная освещалась лишь камином, в которой круглое лицо отца с выбивающимися из хвостика прядями выглядело высокомерным. Иван неслышно вышел из кухни и остановился за спиной Шэня.

– Иногда мне кажется, что Иван тебя чересчур балует. Или, может, я недостаточно объясняю тебе правила, которые помогут стать успешным человеком.

– Причем тут успешность? – сорвался на крик Роман, – мы о Денисе говорим. О человеке. За что ты собрался его терроризировать?

Шэнь с удивлением наблюдал новые для него эмоции. С ним сын всегда был спокоен, серьезен, весел. Не было в их отношениях столь немужского проявления чувств. Ему казалось, что сын разделяет его взгляды и нежелание учить китайский объяснял для себя незрелостью, но был уверен, что в будущем Роман станет наследником его трудов.

– Если тишина не меняется к лучшему, стоит промолчать. Этот человек задел не только мои чувства, он оскорбил целую нацию и их праздник. Ты считаешь, он не должен извиниться? Может, скажешь, что свобода слова – норма? Может быть, и норма. Но и у нормы есть границы. И в случае с юмором эти границы определяются и тем, кто шутит, и тем, кто слышит шутку. Я – не оценил. Я имею право об этом заявить. В конце концов, его аудитория – твое поколение. И поколение это должно иметь вкус и уметь разделять темы, на которые не стоит шутить.

Роман слушал, как всегда, внимательно и молча, глядя прям в глаза отцу. Но он чувствовал, как в его душе рождается доселе неизвестный ему бунт. До этого дня отец был недосягаемой высотой – той, до которой нужно ежеминутно дотягиваться. Именно поэтому гораздо проще было проводить дни с Иваном. Тот не требовал от него ничего. Не талдычил о вкусах, о воспитании, социальности, расах. Иван снисходительно относился к блужданиям по интернету, не гнушался пострелять в Асассине в два картриджа, внимательно выслушивал его школьные беды. Он признавал право на слабости. Отец же требовал от него держать подбородок выше и ежедневно работать над собой. Роман старался, уставал, прятался в раковину, затем снова старался. Образ великого человека жил в нем всегда. Папа выглядел как артистократичный китаец, в идеально белой сорочке с легким запахом магнолии, с синими Hamilton на левой руке. Дома – черные приталенные рубашки с высоким воротом, который никогда не расстегивался. Он много работал и много командовал людьми, решал все проблемы одним звонком, и до поры Роману это казалось нормальным. Но сегодня один звонок коснулся человека, который был ему приятен. По правде сказать, Ромка им восхищался. Он заходил на страницу и думал: вот вырасту и тоже буду сочинять мемы. Буду смотреть «Евангелион»¹² сутками, заедая кукурузными чипсами в кесо. Буду носить капюшоны. Он и боксом-то занялся только потому, что Денис в одном из постов упомянул об увлечении этим в детстве. Умный человек, с работой, что отец к нему прицепился! И, не дослушав отца, он рванулся в свою комнату. Бунт.

В ту же секунду Иван неслышно двинулся следом.

– Скажи ему, что мы поговорим утром, когда он будет более готов к беседе, – голос Шэня отдавал металлом.

Иван поклонился, не сказав ни слова. «Все-таки удастся воспитать в нем китайца», – мелькнуло у Шэня.

«Лакпа Шерпа поднялась на Эверест девять раз. При этом, она не является профессиональным альпинистом, а моет посуду в ресторанах. Школу посещать ей не разрешили от безденежья».

Денис прочел вслух Илье заметку из новостей, и снова глянул на открытое письмо. Мама переслала.

«Ты неправильно все делаешь.

Тупица.

Калечишь жизнь себе и другим.

Тебя стоит наказать.»

Рано утром она позвонила ему и попросила о помощи. Сказала, что ей угрожают. Денис едва не высказался на тему Леки, которая целую неделю пыталась провести расследование и через дочку проверить айпи отправителя. Потеряли столько времени, а в итоге дочка просто забыла! Почему мама не хочет сознаться отцу? И тут же сам себе ответил: а смысл? Отец только волноваться будет, скажет, иди в полицию. Нет, здесь надо действовать самим. Перечитав еще раз текст, он замер. Вдруг угрожают не маме, а ему? Он ведь тоже утром получил письмо на почту. «Мы ждем. Подсказать, где в профайле удаление постов?». Илья искудахтался, мол, удали и дело с концом, зато морда будет цела. Весь мозг пропилил. Ему не понять, что такое «дело чести»…. Сидит вон, лыбится на фотку, где Лакпа тратит одиннадцать штук на оборудование, чтоб в горы подняться. Это ему понятно, люди мечты свои воплощают, а его мечта непонятна. Нет, это письмо не может относиться к нему, публикации второй день пошел.

В дверь коротко трижды позвонили. Проигнорировав испуганный взгляд Ильи, Денис пошел к двери. У него была давняя договоренность с соседкой сбоку – чтобы не спрашивал, кто. Конечно, она. Заправленные в непременно синий платок волосы, раскосые глаза цвета жухлой травы, угольная кожа. И почему негры обижаются, когда их называют черными? Лучше уж казаться шоколадным, нежели землистым, как Анора. И в любую погоду – открытые босоножки с длинными костлявыми пальцами ног.

– У тебя как вечером с работой? – спросила она.

Глаза бегали, но ему и не требовалось в них смотреть. Слышал уже, как ругались с утра пораньше. Небось, эри ее, муж, по-узбекски, опять напился. Денис давно обратил внимание, что гостям с югов совсем мало нужно, чтоб пристраститься, будто стоп-сигнал у них размывает после первого же раза. Анора так и пострадала. Приехал на заработки, куда-то устроился, вызвал ее. Она умудрилась купить еще тут квартиру, впрочем, последнее время в их районе все вторички идут за бесценок, приехала с детьми, а он уже поплыл. Иногда месяцами не слышно их, на работу устроится, затихнет, а уж как сорвется… Пиши пропало. Правда, Анора не являлась месяца три уже с таким расстроенным видом, после того, как самого младшего на улице забыли, и он четыре часа сидел на лавке по темноте. Но, видимо, не судьба. Бабки шептались, мол, развелась бы, на одно дите меньше, но в их вере Бог его знает, как там…. Денис в эту квартиру заехал еще совсем зеленым студентом. Деньги, само собой, таяли, а у родителей не особо хотелось просить, чтоб не отчитываться, и он придумал себе подработку – гулял после универа за деньги с соседскими псами. Брал немного, поэтому без работы не сидел. К тому же, бабки, чьих псов чаще и доводилось сопровождать, жалели бледного в одних и тех же драных джинсах, и норовили сунуть чего-нибудь вкусненького. Анорины дети вечно толклись на улице и как-то, доедая пирожок очередной хозяйки пса, он подавился перед голодными глазами. Пирожки, честно говоря, были так себе – начинки мало, теста море, но дети осушили весь пакет. Через день он столкнулся с ними в другом дворе. Еды при себе не было, но дети узнали его и с удовольствием играли с собаками. Самому младшему было два, и он с удовольствием обкатал спину шестилетнего чау-чау. Как звали малчьишку? Эрлан? После него еще двое младших родилось…

– Ты не думай, если что, они сами посидят, просто если будет возможность, – торопливо говорила она, пока Денис вспоминал, как первый раз прибежала к нему просить присмотреть, чтоб хоть на работу выйти.

– Мне все равно с собакой гулять, закину, конечно же их, домой, не переживай.

– Храни тебя Аллах! – залепетала Анора, – вот брат мой приедет, выгонит его наконец, заживем!

Денис выдохнул. Похоже, она даже не поняла, о какой собаке речь. Ему же лучше – не оправдываться в очередной раз.

Илья наблюдал за сценой, лежа на диване. В руках у него была книжка, с которой смотрела рыжеволосая кокетка, сложившая молитвенно руки в белых перчатках. Денис предпочитал электронный формат в литературе, а потому библиотеку его составляли хозяйские книги или случайно забытые. Эту притащила со смены мама, кажется, что-то про аптекаря и его любовника. Он сильно удивлял Дениса своей образованностью. Денис, как и все молодые, времена родителей-то представлял как Мезозой, а что говорить о 1917? Поэтому он крайне удивился и тому, что Илья читает, и как жадно читает, и как легко он обучается современному сознанию. Ноут так вообще стал его любовью. Научившись кликать мимо порнухи и рекламы, Илья много и жадно читал, впитывая информацию и поражая Дениса новостями. Денис уже привык к нему и воспринимал галлюцинацию как приятного собеседника и провинциального друга, который до сих пор хлопает льющейся из крана горячей воде и не хочет признавать, что Ленин мертв.

– В тебе, оказывается, есть что-то человеческое, товарищ, – иронично сказал Илья, – осталось выяснить автора писем маме, и вообще будешь супергероем. Этим. Батманом!

– Бэтманом, – машинально поправил его Денис. Он открывал следующее письмо, адресованное ему.

«Еще немного, и мы перейдем к действиям».

К черту! К черту приставучих сук, лучше действительно выйти на улицу. Он глянул во двор. Солнце уже хотело нагревать землю, но ему пока не удавалось до конца растопить сибирский снег, и поверхность превращалась в кашу-убийцу обуви. Народ, как обычно, был от кутюр: кое-кто уже успел принарядиться в весенние короткие «прощай, почки», девчонки пытались дощеголять шубами, уже выставленными на «авито». Прошел мужик в тапочках и шортах, не подозревая, что ларек за площадкой позавчера снесли.

– Меня возьми, – услышал он голос Ильи.

– Будто ты меня спрашивать будешь, – фыркнул Денис, набрасывая черную мантию, служившую ему демисезонной курткой.

На правой половине светилось пятно от кофе, но рыться в шкафу в поисках пуховика не хотелось. Во дворе Анорины дети лепили из грязи снеговика, пытаясь поставить ему на голову дырявое ведро, видимо, с мусорки. Илья с неудовольствием рассматривал компанию парней лет девятнадцати, громко гоготавших над поскользнувшейся старушкой. Они шли по раздробленному, дырчатому асфальту, рассматривая плоды фантазии жителей, благоустраивавших двор по своему вкусу.

– Смотри, смотри, там какая-то розовая животина лежит, за слоном синим. И ваза, ваза, боже мой, с цветами! Да за такую вазу на рынке можно было кобылку сменять. А это что за морда устрашающая? С пупыркой еще какой-то? – не переставал восклицать Илья.

Услышав, что это заяц, сделанный из пластиковых бутылок с крышками, он впадал в экстаз и бежал дальше. Денис же не радовался ни желтым заборчикам, ни греющимся на окнах кошкам, ни бабкам, толкающим уж какую-то совсем раннюю и огромную клубнику. Пропустив поворот на супермаркет, он не повернулся, а решил пройти еще парочку кварталов. Мысли его были заняты работой.

Главред не просто закатил истерику. Это было бы еще полбеды. Он намекнул, что шутки становятся однообразными и пробиваемыми. Немудрено – Денис уже больше года трудится на «Шутки-радио». Вполне естественно, что у него появился собственный стиль. Его узнают, его шуток ждут. У него появилась небольшая группа поклонников. Они ждали выходов постов, писали ему и даже мастерили нечто похожее на его работы. «В наше время невозможно выехать на узнаваемости. Нужен шок, эффект, неожиданность. Вы – не Гарик Мартиросян, поэтому заезженное от вас никто не будет съедать и салфеточкой рот промакивать». Много там еще чего нацедил главред в голосовое, вспоминать неприятно. В какой-то момент было желание отправить ответное «ищи тогда свеженького, кто тебе писать будет без выходных!». Что и говорить, Денис еще был очень молод. Обидев молодого, ты наблюдаешь, как просыпается от веков сна вулкан, чтобы дать жару, изменить неизменное. Он пока не знал, что будет делать, но поминутно сжимал в кармане кулаки, надеясь, что это поможет решить проблему. И эти угрозы….

Взяв корзинку, он побрел по супермаркету. Мама терпеть не могла огромные моллы, считая их бездумной тратой денег. «Ты же там набираешь всякого ненужного. Зачем тебе каша в пакетиках? Ты ее варишь вообще?» Денис же обожал разгружать голову, прогуливаясь среди переполненных рядов. Ему нравилось рассматривать яркие упаковки зубных паст, сравнивать шрифты на порошках. Он забегал в отдел сладостей и хватал печенье в железных банках или «Ritter» с новым вкусом. Глаз еще непроснувшегося художника жаждал новизны и находил ее здесь.

– Не тявкай только, а то нас выгонят, – сказал он Илье.

Тот вертел головой во все стороны, издавая восхищенные охи. Испарился из корзины он в первом же отделе – обувном. Через секунду Денис услышал:

– Посмотри только! Охренеть!

Илья парил над землей в районе головы Дениса, и на ногах у него красовались ярко-салатовые кроссовки китайского пошива. Надеяться было не на что – Илью пронесет по всем рядам. Можно идти за своим. Денис кивнул ему и пошел в рыбный отдел. Может, приготовить сырных лепешек с лососем?

Оббежав мол дважды, Илья выдохся. В глазах мелькали тряпки для мытья посуды, горы алкогольных тар, йогурты с клубникой и ананасами, теплые пироги прям из духовки. Но первый восторг прошел, и он с удивлением почувствовал, что ему тоскливо. Среди всех этих красивых мяс, разнообразных одежд, свекольно-розовых игрушек, запотевших прохладой бутылок пива и сладкой воды ему стало одиноко. Впервые с того момента, как его сослали в этот мир, он заскучал по миру старому. Вспомнил маленькие лавчонки, украшенные тяжеловесными вывесками. «Бархат. Шелковые платья. Ткани». Недалеко от его банка, на перекрестке, где дома Гадаловых, стоял этот магазин. И каждый раз он с изумлением заглядывался на дамочек, впархивавших стремительно, чтобы стать идеальными. То было священное место, куда допускались лишь нимфы. Мужланам вход воспрещен! А тут, вот, пожалуйста, дородная толстуха, которой уже на кухне бы сидеть и не соваться никуда, примеряет юбку, не стыдясь, скрываясь лишь за шторкой. Здесь продукты тухли, давились изобилием и ненужностью, одиночеством. Им бы на базар, к бодрым торговкам, у которых выхватывали из рук. Арбуз потемнел вон, можно было и отдать мальчишкам, что вечно полуголодные ожидают подачек от продавцов. Барахлище, а не товары, решил Илья и, выбросив паштет обратно на полку, поплыл к сырам, где Денис рассматривал какой-то плешивый кусочек.

– Чем тебе свежие не глянутся? – спросил он.

Денис заметил и новую серую футболку, и домашние трико, которые Илья явно выбрал на выход, но ответить не успел. Запела Ария, и он глянул на дисплей. Номер скрыт. Значит, опять эти.

– Алло.

– Стоило ли так долго думать? Можно было не раздувать проблему, а удалить сразу. Но ты все-таки это сделал, молодец.

– Что-о? – переспросил Денис. – Что я сделал?

Он судорожно дернулся к экрану и в два клика открыл паблик. Поста про китайцев не было. Чертов главред! Он бросил гневно в трубку:

– Скорее, мне надо вас похвалить. Вы и до начальства не поленились добраться. Чем вас так оскорбила шутка – не знаю, но вряд ли вы умные люди, если юмора не понимаете.

Его собеседник громко хмыкнул и отключился. Побардовев до самого лба, злой донельзя, он бросил сразу два куска Камамбера в корзину.

– Ты мне напоминаешь Терминатора. Тот тоже вечно нарывается, но только он в кино, а ты, вроде настоящий. Как дите, ей-крест, – покачал головой Илья. – Иногда я забываю, что мы ровесники, тебе вместо вейпа титька больше бы сошла.

– Да иди ты к черту. Все идите к черту! – крикнул Денис, напугав молодого мерчендайзера с кольцом в правом ухе.

Слишком много произошло в его размеренной жизни за последние дни. Температура подскочила слишком резко и вулкан взорвался. Он открыл паблик и вернул пост на место. Вопреки всем. Выключил смарт и пошел к сгущенке. Илья молча шел рядом. Он стал более прозрачными, словно бы прятался от гнева, который распространял собой Денис.

На кассе перед ними охрана забрала толстуху. Оказалось, вторую юбку она надела прямо на себя. Дорого нынче одежку покупать.

Глава 6

Сознание постепенно возвращалось, но воспоминания подкидывать еще не планировало. Было мутно, то ли в голове, то ли в желудке, и этого тело не двигалось. Алиса пошевелила кистями – перевязаны чем-то, но в кожу не впивается. Спина ощущала мягкое, но довольно крепкое пристанище. Тепло. Только глаза никак не открываются. Что же случилось?

Одно из последних воспоминаний – они с Ленкой отправились в библиотеку. Ленка, как староста, собиралась взять конспект и пару учебников к семинару на всю группу, а Алиса просто решила свинтить со старославянского, вызвавшись помочь. Растолкав первокуров у зеркала, они пробрались к гардеробщице и добыли куртки. На улице было еще морозно, но солнце светило вовсю. Как же все-таки хорошо учиться на горе!

Университет их был большим студенческим городком. Некогда оторванное от цивилизации, заброшенное в лес, здание самого престижного университета в городе, обросло за последние годы несколькими авангардного вида корпусами, высоченными общагами, библиотекой и физкортом на гектар. Алисе нравилась обособленность, сопровождавшая университет. Ей нравилось, что у них даже поликлиника была своя, и все это в отдаленном от центра месте. Там, где у них своя, бурная жизнь. Многие разделяли ее мнение, не зря ведь гордо носили сумки и пакеты с надписью «ФСУ». Иногда только Гильманова, уже шестой год борющаяся с науками, ворчала, что гораздо лучше было учиться «до всяких нововведений и уж, по крайней мере, ближе к городу тоже было бы быть неплохо».

Девочки прошлись по краснокирпичной аллейке, уставленной скамейками, фыркнули на дымящих первокуров и пошли к светофору. Библиотека располагалась напротив их корпуса и занимала три этажа. Кубическое синее здание с витиеватыми буквами на вывеске и ступенек, кажется, сто, чтобы подняться вверх, внушало пиетет. Слева стоял тот самый, главный корпус, по которому Алиса иногда вздыхала. Он покорил ее сердце на дне открытых дверей. Два отдельных серебристых высача – близнеца, соединяемые перешейком. Студенты называли их «колодцами». Алиса заглянула в длинную, как пенал, аудиторию и представила, как будет сидеть у окна с видом ЛЭП в лесу и рассматривать закорючки на стареньких лаковых партах, а внизу, в буфете, ее будет дожидаться сосиска в тесте из микроволновки. И, может быть, она пойдет в кружок чтецов и у самой крыши будет прятаться в аудиториях с железными дверьми, где, должно быть, так уютно целоваться. Старшекурсники вели их длинными коридорами, и это был Хогвгартс. Целый Хогвартс с настоящими картинами художников, чучелами лисы, репетирующими квнщиками и серьезно выцокивающими преподавателями. Серые громадины показались ей храмом, на который можно было бы молиться. Можно было бы там остаться…. Но филфак пока не заслужил права зваться настоящей наукой, и ей досталось нововыстроенное, безликое здание с красными шпилями и ступеньками разной высоты. Ладно, люби, солдат, что уставом положено….

Ленка легко вбежала по ступенькам библиотеки и уже селфилась наверху. «Умеют же некоторые быть спортсменками – комсомолками», – подумала Алиса, закидывая ногу на платформу.

– Зарегимся и на третий. И еще хочу к Микояну подготовиться, он же по морфам¹³ рефер задавал.

Алиса вздохнула и с тоской посмотрела на пышущий здоровьем кактус на входе. Когда она поступала на филфак, представляла себе более романтично. Ей виделись девушки в пышных платьях с тончайшими кружевами, в определенный день и час ищущие вдохновения. Она думала, что после лекций они будут собираться в кружок и читать друг другу стихи собственного сочинения. На худой конец, долго, до хрипоты будут обсуждать прочитанное. Она не жаловалась, нет, но длительный разбор слова на части, теория языкознания, методы Соссюра и прочие вещи так отвлекали от дневника чтения, от того, что ее действительно интересовало! Не говоря уже о том, что в ее группе никто не писал стихов.

Довольно быстро одолев регистрацию, которую библиотекарша с неестественной улыбкой нащелкала им на компе, они отправились в зал по мягкому неслышному ковролину. Алиса уныло разглядывала народ, стараясь не шаркать кедами. Здешняя публика была в основном представлена элегантными студентами в костюмах или строгих юбках – карандаш. Они со знанием дела рылись в электронных и обычных каталогах, выписывая, фотографируя, перебирая карточки. Вот за стеклянной стеной в зале иностранной литературы парень сидит в наушниках за аудиокнигой, одновременно делая пометки в ноуте. Девушка в круглых очках просматривает толстый фолиант, кажется, один из библейских трактатов. Все они, обитающие здесь, в библиотеке, выглядели так, будто проводят здесь целые дни. И Алиса, Алиса, которая сама серьезно относилась к учебе и самоотверженно работала над заданиями, вдруг почувствовала себя неловко. Ей сдавило горло. «Я в туалет», – пробормотала она удивленной Лене, смывшись за секунду. Та посмотрела вслед побледневшей подруге, пробормотала что-то вроде «дела сердечные» и открыла учебник Бебчука.

– Тут, конечно, никого. Ученые не писают, – сказала она своему отражению и весело подмигнула.

Ей немного полегчало, и она подумала, что глупо смотреть на других. Да, она редко посещает библиотеку, но во времена Интернета не так и важно. В конце концов, что за приступ паники и самоунижительства?

– На этом, кажется, и закончились мои мысли, – кое-как ворочая языком, сказала она себе, чтобы просто услышать звук своего голоса. Тишина имеет свойство пугать, особенно, когда лежишь связанным непонятно где.

Язык работает. Можно и глаза разлеплять. Против ожиданий, это оказалось не больно и несложно. Свет не ударил в глаза. В комнате стояла кромешная темень, только из окна пробивалась тонкая полоса света. Когда глаза привыкли, Алиса оглядела себя и увидела, что лежит на огромной кровати с деревянной резной спинкой, а руки связаны шелковым поясом. Ноги были свободны, но попытка пошевелить ими закончилась тошнотой. Может, после библиотеки они поехали к экономистам, и она напилась там? Да, пожалуй, так и есть, небось, еще и курили. Нужно закрыть глаза, заставить себя уснуть, а потом все пройдет. И тошнота тоже пройдет. Завтра она задаст Славику, наверняка, его шуточки по связыванию, не зря они сразу друг другу не понравились. Все, спать. Спать.

Из темноты в Алису смотрели двое.

Илья залип в инстаграме. Денис поручил ему наблюдать за судьбой поста и периодически его возвращать, пока редактор окончательно не поменял учетку. Сам Денис валялся на кресле-мешке, впав в какой-то непонятный ему самому ступор. Слишком тяжело было осознать, что его надежды рушатся. Сначала они-таки дозакупились в супермаркете, затем погуляли с анориными детьми. Он, как всегда, привел их домой и включил фиксиков, пока пьяная лошадь храпела в соседней комнате. Старшая из девочек ушла в кухню готовить, а остальные играли с Ильей, параллельно следя за телевизорными приключениями ДимДимыча и его друзей. Наконец Анора вернулась и, спрятав у батареи промерзшие ноги, устало благодарила Дениса. Уходя, они слышали, как дети просили «завести собачку». Дома Илья включил ноутбук и пошел на кухню готовить. Денис, избегая заглядывать в паблик, позвонил отцу:

– Пап, дел много было, завтра зайду шкаф сделать, – сказал он.

Незакрытые гештальты обычно мучили его, к тому же, это был отличный повод отвлечься на несколько часов от происходящего.

– Не волнуйся, сынок. Я маме уже сказал, чтоб она представила, будто мы его не покупали, – донеслось из трубки. – Кстати, как твои успехи? Тебя уже позвали на телевидение?

Для отца пиком карьеры Дениса стал бы телевизионный маркетинг. К поводу и без, но он часто повторял свою любимую рекламу жвачки «а где же розы?». Когда Денис сообщил ему название своей будущей профессии, он не мог не расстроиться. Сказать мужикам? Смешно даже. Более-менее он успокоился, когда Денис показал ему рекламную полосу в заметке, на которой значился слоган, придуманный сыном. Иногда, не признаваясь самому себе, он гордился успехами Дениса.

– Пап, я сейчас не хочу говорить о работе, – построжел Денис.

– А что? Ручки устали рисовать картинки или мозжечок присох к спине? – захохотало в трубке.

– Папа! – раздраженно крикнул Денис, – лучше скажи, как мама себя чувствует?

Трубка удивленно помолчала.

– Что с мамой будет? Работает, в магазин ходила с Лекой сегодня, хочет завтра баранину потушить.

Наскоро попрощавшись с отцом, Денис снова обмяк. Значит, мама ничего ему не рассказала. И он, Денис, тоже не стал рассказывать о своих проблемах. Отец не поймет, не вникнет. Скажет только, мол, махни рукой, еще найдешь, где картинки малевать. Для него моя работа – чушь…

Илья держал спину прямо, брезгливо, но с тайным вниманием разглядывая фото Джей Ло с красной дорожки, параллельно помешивая гречку.

– Публичные бабенки, вот что скажу. В наше время бабы красивше были, не малевались и не ходили с пчелиными губами, – сказал он. – Ой… Денис. Денис!

Что-то в голосе Ильи заставило Дениса встряхнуться. Он уставился на товарища.

– Что?

– Группа твоя пропала, слышь. Нажимаю на нее, а на экране бело. Это что, редактор ее удалил?

Денису даже не потребовалось проверять телефон, он понял, что главред его, скорее всего, забанил. Чертово ссыкло! Даже не позвонил, не объяснил. Это же мой контент, самосочиненный. Урод! А позвони ему сейчас, пошлет куда подальше. Не твое типа дело. Дениса переполняла самая настоящая ярость, никогда еще его так не унижали, молодое «я» взбунтовалось, и ему захотелось сделать что-нибудь напоследок.

«Я подозревал, что вы трус, но не настолько. Удалить без моего ведома мне принадлежащий контент, мне ни слова не сказать, да и просто забанить – банальная трусость. Желаю вам успехов и обещаю, что будет скандал. Нужно уметь отвечать за свои поступки».

– Какое ты еще дите, – вздохнул Илья. – Грозишь кулачком, косы выдираешь, честь твою опозорили, аки девица.

– Блин, ты хочешь сказать, что за свою честь не полез бы в драку? – спросил Денис, пнув кресло-мешок.

– Стулу-то бы вряд ли рыло начистил, – усмехнулся Илья, – и писульки паскудные тоже бы исподтишка не писал, а пошел и прямо ему рожу разворотил бы.

– Щас вот взял такси и поехал, ага, по пробкам, бить ему лицо. Чтоб остаток вечера провести в отделении полиции. Приятная перспективка, – буркнул Денис. Ему очень не понравилась мысль, что Илья назвал его трусом, но ехать действительно никуда не хотелось.

– Я и говорю – на бумаге-то все смелые, -неприятно усмехнулся Илья

Он снял кастрюлю с плиты и поставил на барный столик. Свет от торшера упал ему на лицо, Денис заметил, что у Ильи отсутствует мочка правого уха.

– Подай перец, – сказал спокойно Илья, проигнорировав взгляд Дениса, – люблю поострее.

Затянувшуюся тишину, в которой было слышно лишь позвякиванье ложек да непрестанное шмыганье носом от Ильи, прервал звонок смартфона.

– Сто по сто главред, – бодрым тоном, в котором, однако, сквозила напускная храбрость, сказал Денис.

Под внимательным взглядом Ильи он нажал на кнопку, но на том конце был не картавый альт главреда. То был незнакомый, властный, с оттенком превосходства, грубоватый голос. Гласные он чуть вытягивал, как турецкое мороженое из бочки. И был абсолютно спокоен.

– Здравствуй, Денис. Как твои дела?

Илья посмотрел в потолок и растворился. Вовремя.

– Не жалуюсь, – осторожно ответил Денис. Он не знал, чего ждать от разговора, но по спине уже наперегонки неслись предательские мурашки.

Шэнь дернул бровью. Крепкий мальчишка. Зайдем с другой стороны.

– Молодец. А я к тебе, Денис. Мне не очень нравится, когда мне делают неприятно. И я стараюсь стереть это из книги судеб. Ты нанес оскорбление китайскому народу своими нелепыми шутками, и я имел право просить о том, чтобы пост был удален. Когда мне сообщили, что ты не считаешь нужным уступить моему желанию, я понял, что лампа сама себя не осветит. Необходимо было предпринять шаги, и я не стал дожидаться, когда вода потечет под камень.Твой начальник оказался более понимающим и рассудительным человеком. Я не приложил больших усилий, чтобы донести до него мысль о том, что шутки над религией не являются приятными. И, честно говоря, я шокирован твоей выходкой. Это упрямство осла! – Денис почувствовал, как поледенел голос. Ему почудился еле уловимый, как запах духов на старых страницах дневника, акцент в интонациях, но лишь на секунду. Пора вступать и ему.

– Интересно, – с ехидцей начал он, – вы считаете, что я устроил выходку из-за пустяка, а вы не варите кашу из-за пустячной картинки, о которой без вас никто завтра бы и не вспомнил?

Денис вспомнил, как в шестом классе Светка Панфилова довела его аж до директора. Она ему тогда жутко нравилась, особенно ее тонкие пальцы с овальными белоснежными ногтями, которыми она играла на пианино. Он и провожать пытался, и написывал ей вконтакте. Даже на восьмое подарил «ферреро». Но она игнорировала его, и все бегала в свою музыкалку. Венька ему тогда и насоветовал – стибрить у нее из рюкзака тетрадку по сольфеджио. Подрисовал к нотам рожки, Лерке из «Ранеток» на обложке корректором новое платье нарисовал. А на последней странице фломастером написал: «Светка, я тебя люблю!» Положил ей на парту и с чувством выполненного долга отправился в коридор. Как она рыдала! Целый урок успокоиться не могла, на биологичку с увещеваниями ее даже не смотрела, потом в туалет ушла, вернулась вся зареванная. Он и сам уже заплакать был готов, Веньке врезал в бок пару раз. Со звонком она сбежала из класса, а вернулась уже с директрисой. После того случая Светку он разлюбил. Ябеда чертова! Директриса ему долбила долго про «загубленный годовой труд», про «творчество, которое ты разрушил». Родителей не вызвала, но опозорила перед всеми. А Светка стояла и улыбалась, слезы блестели, а нос вздернула высоко, мол, козел ты, Гольдман. Так и закончилась его первая любовь. Она потом его на выпускном пригласить пыталась, но это уж извините.

– Я – один из твоих клиентов, выразивших мнение, и это мнение отрицательное. Впрочем, что толку препираться? Доберемся до сути. Я посчитал, что ты заслужил наказание. Близкий тебе человек находится у меня. Считай это моя выходка. От тебя мне уже ничего не нужно, разве что искреннее извинение. Но сейчас ты не готов к этому. Поэтому я выйду на связь чуть позже. Всего хорошего, Денис.

– Стой. Стой! – заорал в трубку Дэн.

Но с экрана на него уже смотрел Наруто с календарем в руках. Он судорожно набрал номер и выдохнул страх из легких.