Читать книгу: «Убегать непросто», страница 14
Из дневника И. Б.
Я в него выстрелил. Зина, будь покойна теперь. И я покоен.
Глава 17. История первая
Третьи сутки Денис боролся с последствиями героизма и отчаянно кашлял сквозь сон. Спал он тоже отчаянно, узнав, каково это – отсыпаться с чистой совестью, на бамбуковых подушках и под тремя одеялами. Иногда он ощущал мамины руки, вечно пахнущие нашатырем и лаком для ногтей, бродившие по жаркому лбу. В каком-то из сновидений чудился голос папы, бурчавший: «а все ты, тоже мне, нашлась – борец с коррупцией и воровством». Сны были обрывочны и совсем не безмятежны: он видел себя на коне с саблей, или в рыцарских доспехах, а то и самым настоящим Рэмбо. Было нестрашно – верный Илья сопровождал всегда, не давая оступиться или дрогнуть рукой при выстреле. Денис счастливо улыбался, зная теперь, что без поддержки он не спасется и зная, что Илья – лучший из всех поддержек. Только вот кашель все донимал, отвлекая от спасения мира.
Илья подал руку, помогая спускаться с лошади. В этом сне они шли по зыбкой, вязкой последождивой грязи, в которой лошадь увязала. Перед ними расстилался лес, огромный, широкий, до самого горизонта, но тоскливый, скучающий по череде гор. Спустившись по тропке, они пошли рядом, и Денис, уже привыкнув к смене декораций, с интересом рассматривал Илью, который сачком пытался ухватить куропатку, что металась вокруг них. Отменно загорелый, в коротких оборванных парусиновых шортах и расстегнутой желтой рубашке, он напоминал теперь легкомысленного художника. Кудри вспотели и прилипли к голове, обнаруживая неправильную, шишковидную форму черепа. Задумавшись о том, не сменить ли ему самому прическу, Денис наткнулся на Илью, который резко остановился.
Перед ними по-прежнему рядком стояли деревья, но воздух вокруг неуловимо изменился. В него вливались звуки, еще малоразличимые, но уже назойливые. Кажется, куры. Да-да, куры. Илья, на минуту остановившийся, отбросив сачок, рванулся вперед. Денису, не успевавшему за ним, были видны только развевающиеся полы рубашки. Звуки стали громче, к ним уже примешивались запахи коровьего навоза и тушащегося, кажется, на огне, мяса. Схватив по дороге веточку пихты, Денис пошел спокойным шагом, ибо разглядел впереди наконец затерянное от всеобщих глаз поместье. Издали оно больше напоминало здание провинциального театра, только скотина да брань, наверное, слуг, выдавали истинное назначение здания. Было оно невысокое, в два этажа высотой. От главного широкого, квадратного дома вправо и влево отходили два крыла пониже. По переднему краю тянулась огромная терраса, но Денис не мог разглядеть еще, что там, потому что подходил он ко всему этому благолепию сбоку, а напротив террас тоскливо стоял Илья. Наконец добравшись до него, Денис увидел, что тот стоит, опустив подбородок и внимательно вслушивается в какофонию звуков, ожидая чего-то.
– Пойдем? – Денис потянул его за полу рубашки.
Он чувствовал, что стал смелее за последние дни, но не последнюю роль в его решительности играло и осознание того, что это сон. Илья не отозвался. Он жадно всматривался блестящими глазами в террасу, чего-то выжидая. Махнув рукой, Денис подошел поближе. На крыле, что было к ним ближе, растянулся длинным стол, покрытый ажурной кремовой скатертью. Если бы Денис подался в богачи, он явно выбрал бы именно такой завтрак: яркими пятнами разбросаны были несколько розеток с вареньем, густо-красным, зеленым, черным. В деревянной масленке таял камень желтого сливочного масла. Самовар, стиснутый с двух сторон блюдцами и чашками из расписного фарфора с позолотой, уже начинал пыхтеть от нетерпения. Блины, оладушки, миска с белоснежной густой сметаной – здесь себе не отказывали в удовольствии. Послышался шум встряхиваемой газеты, и Денис вздрогнул. Только теперь он разглядел за самоваром невысокого мужчину. Он сидел боком к Денису и Илье, но из-за желтой бумаги в руках был почти незаметен. На нем был темно-синий потрепанный халат с блеклыми узорами, по которому можно было легко догадаться, что это – глава семейства. По виду – лет пятьдесят, не меньше. Черные волосы и того же цвета усы, молодецки скрученные вверх.
– Ариша! Душа моя! Блины тоже срок имеют! Где дети? Где сама? – отбросив газету, закричал он неожиданно визгливым голосом.
На крыльцо тут же, словно пряталась за дверью, выскочила женщина с копной серых волос, заколотых высоко на затылке. Сквозь наглухо застегнутое шелковое платье пробивался ряд жемчужинок на шее. К низу расширяющееся, оно явно мешало быстро передвигаться, и в целом не вязалось с простотой завтрака, но мужчина, опустив газету, окинул ее одобрительным взглядом. Женщина расправила плечи и с облегчением унеслась в переднюю. Послышался нежный, но уже усталый голосок:
– Марья! Андрюшка! Сережа! Васька! Аннушка! Катрин! Зина! Быстро к столу, отец не любит ждать!
Тотчас же на крыльцо с криками высыпала веселая компания разномастных детишек разного возраста. Все они были темноволосы, отличались загорелым цветом кожи и увесистыми щеками. Денис вспомнил своих – анориных детишек и подумал, что обязательно сводит их на второго Ральфа, как обещал. С непрекращающимся спором дети расселись по местам. «Васька, тут я сижу», – стаскивала девчушка в чепчике с носом-кнопочкой своего братца со стула рядом с отцом.
– Тише, дети. Вы мешаете папа читать газету!
Вслед за строгим, как звонок на урок, голосом, появилась его обладательница. Совсем простое черное платье с поясом, сидело на ней, как на китайской принцессе, и то, талия принцессы явно проигрывала этой. Только черная шляпка не шла лицу, совсем юному и необыкновенно персиковому. Глаза смотрели с укором, но в уголках мелькала искорка того же озорства, что еще горела огнем в малышах. Под мышкой она несла толстый учебник и, несмотря на попытку сесть аккуратно, шлепнулась на стул, покачнув его. Денис заметил, что отец глянул на нее с неодобрением и непонятным разочарованием.
Илья весь подался вперед, обогнав Дениса. Было видно, что девушка ему не чужая.
– Зина, ты опять занималась, вместо того, чтобы спать? – послышался голос главы семейства. Столь явное недовольство заставило Дениса поежиться.
– Папа, если я не буду заниматься, то не смогу поступить в университет.
– И зачем тебе университет? Рожать да хозяйством водиться – тут университетов кончать не надо, у вас, женщин, это по крови передается. Или ты вознамерилась против царя выступать своими знаниями?
– Я хочу другой жизни для крестьян, папа, – дернув плечом, ответила девушка.
Малыши за столом притихли, даже Васька перестал складывать блины в четвертку, чтобы уложить в свой жадный рот. Слышалось лишь ворчание самовара да курицы ругались, как обычно. Мужчина сложил руки на столе и спросил, сведя брови:
– Другой жизни девица захотела? Так пойди и хлев почисти, корову подои, нежели шашкой математической махать. Еще не знаешь жизни, чтобы свою мысль иметь о другой. А коли тебе делать нечего, так я работу найду, хватает.
– Владимир! – запыхавшись, снова выбежала на террасу уже виденная Денисом женщина. Волосы ее растрепались и теперь оттягивали плечи, блестя серебром, но она не замечала этого, явно напуганная. – Там пришли какие-то… Требуют принять сейчас же, говорят, распоряжение!
Забыв об уже остывших блинах, глава семьи пошел к дверям. По дороге он остановился около старшей дочери и негромко сказал:
– Вот она, твоя другая жизнь. Что не бежишь ее встречать?
Но слова его, казалось, нисколько не задели девушку. Она все также прямо сидела, глядя зелеными ведьмовскими глазами на муху, вьющуюся у малинового варенья.
– Сейчас она пойдет за папенькой и подслушает их разговор. Они будут предлагать вступить в ряды красных или дать денег красным, чтобы, значит, власть переменилась. И вообще против царя. Они разругаются, и ввечеру она вещи соберет. К товарищам.
Он не отрывал взгляда от профиля девушки, и кишела в нем жуткая смесь из нежности и огромной боли, которая передавалась Денису.
– Вот смотрю я на нее. Чего надо было? Всего вдосталь. И братья, и сестры, и еды хоть отвались, а поди ж ты, все бросила ради революции. Я, ладно, дурень банковский, поверил в сказки, она-то у меня ученая была, зачем доли такой захотела? – Он зашмыгал носом, но быстро справился с эмоциями.
– Видишь, какая была, а я и не знал. Дом свой. Блины с утра, богатая семья. И меня, дурака, полюбила. Ее когда домой принесли, с головой-то в крови, она и то просила. Илюша, мол, всегда ласково звала, Илюша, ты мне косы заплети, смой кровь, не хочу растрепухой быть. Вдруг соврали нам, что нету ничего за смертью, а я простоволосая. И померла, понимаешь, с такой улыбкой. Как будто поняла все! Сгубило меня. Что мне советская власть, если Зину свои угробили? Никому и дела не было, что за платье убили, за дурацкое платье. Ну любила она по-модному одеться, учительница же! И в тот вечер пошла, тоже надела, волнами, синее. А большевикам все одно – убивать буржуев да побольше. Так и лишился я Зины. Да и сам….
Он неслышно двинулся по траве, направляясь на задворки дома. Время во сне пролетело, и уже затихло, потемнело поместье, уложив уставших крестьян и вымотанных скукой господ, уклало Ваську, мающегося животом поле горы блинов и остальных его братьев. Не спала лишь Зина, выбравшаяся со стороны коровника с небольшим узелком. На ней было все те же платье и шляпка. Она быстро удалялась от двора и, уже забравшись к густому лесу, обернулась и, не сдержавшись, по старорусской привычке перекрестилась и покрестила дом. Забылась на мгновение тоской по всему, что оставила прежде и тому, что случится и малодушно шагнула назад. Замычала корова, и, испугавшись, исчезла Зина в чаще.
– Наказала мне, – продолжил Илья, увлажнившимися глазами проводив ее след, – разыщи Ваську, он обо мне память сохранит из всех, он один все знал, куда я из дому сбежала, хоть и малек был. Сбереги его, как сможешь, наставь на путь, как своего бы сына наставил. – Он замолчал, восстанавливая дыхание, Денис молчал в ответ, понимая, как трудно ему переживать заново те дни. – А я… Пьяный пошел по площади и давай на приставов гонять волну. Все у них дознавал, почему убийц не ловят, что мою Зину…Они меня и… – сглотнул Илья.
– Как это? За что? – не понял Денис.
Илья посмотрел на него с едкой усмешкой.
– Ну как? За агрессию к властям. Сказали, что лошадей пытался изнахратить, что орал. По делу – просто зарубили и все, в канаву бросили, дело по темну было же. Никто и разбирать не стал, я перед этим сильно…. Куролесил. Только не говори, – он предупредительно вскинул руки, – что в твоем мире этого нет. Нравы всегда одинаковые, только время разное, везде несправедливостей хватает, как и справедливостей поровну. Наверху подсчет верный ведется.
Только сейчас Денис заметил, что сон их снова изменился. Теперь они сидели в стеклянном кабинете, в потолок которого заглядывали сине-фиолетовые звезды. Илью уже не было видно за плащом, лицо укрыл капюшон, и голос его стал тверже. Денис увидел себя в железном кресле, против друга.
– Что теперь? Что дальше? – спросил Денис и подивился тому, как громко прозвучал вопрос в этой комнате.
– Все-таки, товарищ мой, нерасторопный ты. Медленно хватаешь. Но, – слышно было, как заулыбался Илья, но разглядеть его под капюшоном возможности не было, как ни силился Денис, – если ухватишь, размотаешь весь клубок. Пришел я счет закрыть, без которого мне с Зиной свидеться было трудно. Помочь пришел васькиному роду путь найти.
– Васькиному? Погоди. Так ты….
В мозгу вспыхнула догадка. Бабушка говорила, что отец был из богатой семьи, и они жили у Смоленска, но перед революцией перебрались в Сибирь, где спокойнее, подальше от всех событий. Она еще тогда показывала фотокарточку, на обороте которой были имя и фамилия деда, но он, дурак пятнадцатилетний, разве интересовался тогда историей семьи? Его тогда больше смерть Джексона занимала.
– Мне пора, – сказал Илья. – Меня ждут.
– Погоди, – попросил Денис, – Мне еще о многом нужно узнать! Спросить, кто они, эти партизаны в лесу. Почему ты не дал убить Шэня? Как Алиса очутилась в лесу? И вообще, не оставляй меня. Как я без тебя?
– Я все сказал, и больше меня не задержат. Ты повзрослел, и помощь тебе уже вряд ли понадобится. Если только опять не влипнешь. Прощай, товарищ Денис и знай, – серьезный тон, который Илья выдерживал все это время и так ему не шел, он сменил на шутливый, – мне очень понравились ваши Гуччи и сливочное масло под колбасой.
Полы плаща зашуршали, и Денис ощутил крепкие объятия Ильи. Дворе парней в бесконечной Вселенной, которым суждено еще не раз пересечься в иных ипостасях, в очередной раз прощаются навсегда…
– Я буду помнить тебя всегда, друг, – прошептал Денис в пустоту плаща и в следующую секунду понял, что обнимает одеяло.
Рука на голове, которую он обхватил с надеждой, оказалась маминой. Встревоженно расспрашивая сына о забытье, в котором он все звал Илью, Зину, пресловутую Алису, она беспокоилась о его легких. Выдержат ли воспаление? Не придется ли укладывать в стационар? Все остальное не стоит ее переживаний, не стоит эмоций.
Мама уже не помнила последние дни, прошедшие в криминальном бреду, где она была главной героиней. Спрашивала себя, глядя на седую щетину мужа, стоила ли ее щепетильность ужаса, что пережили они? Стоили несколько дней на даче Леки ослабевшего сердца Володи? Почему сразу не пришла к завотделением и не сложила на его голову, даже если воровать лекарства не перестали бы. Нужно пересмотреть свои взгляды, и отказаться от старшей медсестры. Вот и Дениска попал в жуткую ситуацию, а она не знала об этом, занятая своими переживаниями. Хватит брать на себя то, что не вытащить. Все теперь изменится. И она мурлыкала колыбельную своему совсем взрослому сыну, затихшему в сладкой дреме.
Глава 17. История вторая
Марина эти дни тоже не отходила от постели. Алиску поначалу отправили в больницу, но к ночи отпустили. Ни лекарства, которыми ее пичкали, ни ночь в лесу не отразились на ее здоровье. Она сказала, что у нее костер сам собой разгорелся и грел, но чего только не привидится после наркотиков…
Дома их ждал Васька, который, несмотря на ее надежды, все-таки узнал. Да и чего говорить – все соцсети завалены их фотографиями, уже и личную жизнь разбирают, маринкин благоверный продал информацию.
Вася без лишних слов усадил их за стол. На лице было написано неодобрение, но, понимая состояние девчонок, он молча разлил по тарелкам густой суп. Ощутив запах солянки, которую брат готовил почти также, как мама, разве что лимон добавляя в самом конце, Марина поняла, что вернулась в реальный мир. Алиса сидела рядом, низко наклонив голову к тарелке. Она еще не подозревала, что стала звездой. Пока ей хотелось снова очутиться в своей продавленной постели с кофейным пятном у подушки. Нежное девичье сердце вновь и вновь трепетало, вспоминая, как крепко держал ее Денис, как пахло от него потом и почему-то корицей. Вспомнив о чем-то, она не донесла ложку до рта.
– А долго меня не было?
Вася усмехнулся и, глядя на Марину, сказал:
– Больше недели, сестренка. На премьеру мою не успела.
– Черт, курсак не сдам вовремя, схвачу пересдачу, – огорчилась Алиса.
– Вы носом клюете обе, идите-ка спать. Утром поговорим, – сказал Вася.
Залив в себя стакан холодного молока, Марина шмыгнула под одеяло. Она надеялась, что сон придет на зов успокоившейся души, но нет. В голове роился миллион мыслей. Что теперь будет? Как воспримут ее на работе, ведь она толком и не объяснила свое исчезновение. Телевизионщики и прочие страждущие, без которых, может, и не испугался бы этот сумасшедший, как им всем объяснить? Вася на кухне мыл посуду, слушал негромко радио, без которого он и не спал, кажется, громко выдавливал последние капли из закончившегося «Фэйри». Оказывается, жизнь не замерла. Оказывается, все идет как и шло, только они выпали со своей безумной историей. Хлопнул холодильник, Вася ставил кастрюлю с супом. Васька… Бросил гастроли, чтобы к ним приехать. И это в нем тоже от мамы – в нужный момент оказаться рядом, несмотря на страсть к любимому делу. Как рассказать ему про Илью? Она грустно улыбнулась темноте, в которой мог бы появиться он. Кудрявый сказочный товарищ, галлюцинация их с Денисом, ее верный друг. Весь день она вздрагивала от малейшего движения в воздухе, искала глазами у высоких больничных ламп, оглядывалась без дела на заднее сиденье, высматривала на своем потолке. Увы. Его не было. Не было его и с Денисом, так она чувствовала, она знала.
Утром проснулась от собственного стона, убежав из мира теней, в которых Шэнь ловил ее в «Перьях», расставив капканы повсюду, где только падал взгляд. Она оставила под одеялом Алису, укутав ее посильнее, вытащила у Васи, уложившегося в не по росту ему кровати сестры, книгу и вышла в комнату, включив ноутбук. Пока на плите шипела гейзерная кофеварка, не спеша умылась. Заметила новую морщинку у виска, собрала волосы, выпустив несколько прядей на свободу и нанесла легкий макияж. Пусть сегодня будут розовые щечки. В спальне зашевелилась Алиса, и она плотнее прикрыла дверь. Налила молока в кофе и, вздохнув, заставила себя сесть к компьютеру. Здравствуй, мир.
Несмотря на все ожидания, мир ошеломил ее. Почта выдала счетчик три тысячи четыреста пятьдесят два письма. Наугад открыла одно из последних.
«отправитель: spasitelmirrrrra234@mail.ru.
Привет, красавица! Я рад, что все закончилось, но знаю, что у тебя все только начинается! Читал этого ублюдка, который считает, что ты много тратишь на свои волосы, нахрена он тебе? Если вдруг захочешь – пиши мне в телеграм или воццап (ниже черкнул номера), я считаю, что женщинка имеет право на любые капризы, особенно такая, как ты! Меня зовут Олег, мне тридцать семь, и у меня сеть заправок. В общем, номера знаешь, пиши».
Коротко улыбнувшись «женщинкам», Марина нажала «удалить все». За мгновение корзина стала чиста, и ей стало легче. Инстаграм ее угнали, контакт посещать не хотелось по причине того, что там ее ожидало повторение почтового сумасшествия, и она решила сначала почистить фейсбук. Благодаря дурацкому мессенджеру лички, который нужно устанавливать отдельно, писем было относительно немного, и все довольно спокойного содержания со словами поддержки. Последнее пришло час назад, и начиналось оно с «Уважаемая Марина Александровна!».
Открыв его, она услышала шипение кофеварки, возвещавшее о второй утренней чашке кофе. Насыпав пару ложек сахара из старинной золотой сахарницы, которая досталась отцу по наследству от дяди -нотариуса и которая самой Марине навевала воспоминания о том, как по праздникам в ней таинственным образом появлялись конфеты, она вернулась за стол. За эти пару минут появилось еще одно сообщение от посетителя с именем «Сергей Белозеров».
«Уважаемая Марина Александровна!
Меня зовут Сергей, я ваш новый начальник. В связи с тем, что ваш телефон недоступен, я решил написать сюда. Мы уже знаем, что ваша сестра найдена, и надеемся, что вы наконец выйдете на связь, так как у вас остались некоторые списки, необходимые для отчетов. Мы ждем вас на работе в самое ближайшее время и, я надеюсь, мне не нужно писать вам о последствиях неявки».
И второе.
«Марина Александровна?»
«Какой нетерпеливый новый начальник», – улыбнулась Марина, вспоминая Аллу. Она пришла с огромным рвением, вложив все в эту работу. Вот и ее ушли, текучка кадров. Все одно и то же, жизнь продолжается.
Она еще немного почитала группы, заедая это найденным в холодильнике салатом с тунцом от Васи. Люди писали множество комментариев вроде «и где они, мы волновались!», но общее количество комментов пошло на убыль. Вновь поток ежедневных новостей стал закручивать в водовороте, и уже было некогда разбираться в причинах произошедшего. Люди только думают, что научились управлять информацией, тогда как информация полностью управляет ими. Споласкивая салатницу до прозрачности стекла, Марина думала о Владе Листьеве, смерть которого так потрясла страну. Картинка с убийством на всех каналах, прерванные телепередачи и убытки продюсеров. Не меньше года все полоскали несколько имен и неизменно с этого начинали вечера гости родителей.
Сейчас даже новость о маньяке-педофиле вызывает тупое равнодушие. Сколько их, этих смертей? Каждый день пачками умирают. Посчитав, что они побеждают смерть лекарствами и прогрессом, отдалившись от природы, люди еще никогда не были столь первобытными, принимая спокойно происходящее. Стоит ли обвинять в этом интернет? В третий раз поставив кофеварку на плиту для прошлепавшей в туалет Алисы, Марина ответила себе: нет. Мы сами сделали свой выбор – отупеть. Никто не виноват.
Алиса встала под душ, и Марина решила не дожидаться ее. Снова с нежностью посмотрела на спящего Васю и приоткрыла шкаф в поисках черного комбинезона. Рука во тьме растерянно шарила по вешалкам: джинсы, три юбки-карандаш, платье из органзы в гортензиях, летние шорты из хлопка в офис, платья-футляры для вечеринок, длинное платье для свадьбы Аллы. Слегка сжав его, она стиснула зубы, вспомнив что-то.
Алиса наливала кофе, капая туда лимон по любимой привычке. В кухне было тепло от конфорки, и она блаженно прикрыла глаза. После ночи в лесу по спине бегал легкий холодок по спине и еще там она поклялась, что на непременно купит себе кашемировое пальтишко с подкладом. Марина вышла из спальни, уже полностью одетая. На ней были штаны-дудочки из серого хлопка и длинный пиджак.
– Срочно вызвали на работу, не скучай, загляни в интернет, – быстро пробормотала она, натягивая ботинки.
Но Алиса успела заметить, что, закрывая за собой дверь, Марина вытерла слезы. Они еще не успели толком поговорить, и она лишь в общих чертах знала о случившемся. Что Денис стал причиной случившегося. Что они с Мариной вдвоем вели расследование. Что ее спасли. Но подробности… Есть не хотелось, и она захлопнула холодильник, сумрачно обозрев изобилие. Брат постарался. Приобрел штук шесть видов колбас, сыр, даже, кажется, французский, привез, кастрюля с солянкой и еще с пловом, салат из трав, рыба, икра кабачковая, три бутылки шампанского и «Альпен гольд» с кукурузными хлопьями. Голод все же пробился через толстую корку остальных эмоций, и она выхватила банку икры.
Припарковавшись перед офисным зданием, Марина привычно вздохнула. Она любила свою работу. Ей нравилась узкая улочка, вывернув из которой, ты попадаешь в шумный центр. Рядом прятался один из корпусов университета, и студенты курили на лавочках, выстраивая предположения о пересдачах. Здесь же стояло недорогое кафе, где в чайник можно было налить сколько угодно кипятка, и никто из официантов не стремился выгнать убыточных сидельцев. Она любила вид на железную дорогу из своего окна. Старые, проржавевшие вагоны с надписями вроде «КНП», «ЖЕЛДОРЛИН» и прочие скрипели на рельсах от тоски по высоким скоростям, а ей казалось, что они зовут ее в новое путешествие. Но здание, само здание, вызывало в ней уныние. Ну кому пришло в голову выстроить коробку из двадцати пяти этажей шириной в четыре многоэтажки? Синие стекла, в которых должно было отражаться ликующее небо, только раздражали глаз своей яркостью и всюду, куда бы ты ни повернулся, загораживали тебе солнце. И это не говоря уже о том, что аренда из-за места была непомерно высокой, от чего площадки пустовали. Самое же ужасное было в том, что в карму зданию каждый день плевали студенты еще одного университета, оставшегося позади этого здания. Полное отсутствие парковки и солнца заставляло молодежь поносить постройку каждый раз, как они проходили мимо.
Повернувшись к заднему сиденью за очками, Марина скользнула взглядом по пустоте. Пора возвращаться к реальности, в очередной раз сказала она себе и вошла в здание мимо прикорнувшего охранника. Лифт с безупречно чистым зеркалом поднял ее на четырнадцатый этаж. Не поздоровавшись с молодой секретаршей, она впорхнула в кабинет, энергично постучавшись. Начальник сидел за столом и что-то писал, но яркое солнце врывавшееся в открытое окно, не давали Марине его рассмотреть.
– Садитесь, – бархатным спокойным голосом приказал он.
Если бы не кресло под ней, наверное, пришлось бы с размаху плюхнуться на пол, чему Марина была бы не прочь, лишь бы не видеть этих карих глаз, смотревших с легкой усмешкой. Кудрей не было, но тот цвет волос она не спутала бы ни с чьим – медный, как у лесного ежика. И руки. Те же длинные, аристократичные, ненужные простому работяге пальцы. Перед нею сидела ожившая галлюцинация – Илья и не Илья. Под легким песочного цвета пиджаком угадывались более узкие плечи и явно наработанное в зале тело, но это был он!
– Что ж, наверное, я должен представиться. Сергей Валерьевич. Ваш новый начальник. Алла Андреевна характеризовала вас как ответственного и очень грамотного работника, что я и подтвердил, просмотрев ваши отчеты. Что касается вашего исчезновения…
Он говорил строго, но справедливо. Глаза смотрели тепло, но не становились жадными, не обирали тело, и Марину пробирало все сильнее. В конце концов она крепко зажмурилась до мозаики перед глазами, выдохнула и сказала:
– Будем работать, товарищ!
И, пожимая ее руку, Сергей Валерьевич вдруг задорно подмигнул.
